Избранное в 2-х томах изд. Худ лит., 1978 г
Вид материала | Документы |
СодержаниеКачество продукции Социальная грусть Медицинский случай Веселенькая история Научное явление Кошка и люди |
- На Б По изд. А. Н. Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ ред., 517.84kb.
- За чем пойдешь, то и найдешь (1861), 518.96kb.
- Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский, 1350.95kb.
- На всякого мудреца довольно простоты, 869.42kb.
- Козьма захарьич минин, сухорук (1861), 1057.57kb.
- 1. Проблема периодизации русской литературы советской эпохи, 1605.2kb.
- Чехов Антон Павлович. Избранное / Чехов Антон Павлович; предисл. М. П. Громова., 149.56kb.
- Чтение худ лит, 66.75kb.
- Оригинальное издание: Макиавелли Н. Избранные произведения. М.: Худ лит, 1045.06kb.
- Аристотель. Сочинения в 4 томах. Т м.: Мысль, 1978. 687с. (Философское наследие)., 712.08kb.
гах по улице пройтись? Господи, говорю, как история меняется, Катерина
Федоровна!
Восемнадцать целковых отдал за них, не горюя. И, конечно, за царские
сапоги эта цена очень и очень небольшая.
Выложил восемнадцать целковых и понес эти царские сапоги домой.
Действительно, обувать их было трудно Не говоря про портянку, на
простой носок и то еле лезут. "Все-таки, - думаю, - разношу".
Три дня разнашивал. На четвертый день вдруг подметка отлипла. И не то
чтобы одна подметка, а так полностью вместе с каблуком весь нижний этаж
отвалился.
Даже нога наружу вышла.
А случилось это поганое дело на улице, на бульваре Союзов, не доходя
Дворца труда. Так и попер домой на Васильевский остров без подметки.
Главное, денег было очень жалко. Все-таки восемнадцать целковых. И
жаловаться некуда. Ну, будь эти сапоги фабрики "Скороход" или какой-ни-
будь другой фабрики - другой вопрос Можно было бы дело возбудить или
красного директора с места погнать за такую техническую слабость. А тут,
извольте, царские сапоги.
Конечно, на другой день сходил в Музейный фонд. А там уже и торговать
кончили - закрыто.
Хотел в Эрмитаж смотаться или еще куда-нибудь, но после рукой махнул.
Главное, Катерина Федоровна меня остановила.
- Это, - говорит, - не только царский, любой королевский сапог может
за столько лет прогнить. Все-таки, как хотите, со дня революции десять
лет прошло. Нитки, конечно, сопреть могли за это время. Это понимать на-
до.
А действительно, братцы мои, десять лет протекло. Шутка ли! Товар и
тот распадаться начал.
И хотя Катерина Федоровна меня успокоила, но когда, между прочим,
после первой стирки у нее эти самые царские дамские сорочки полезли в
разные стороны, то она очень ужасно крыла царский режим.
А вообще, конечно, десять лет прошло, - смешно обижаться.
Время-то как быстро идет, братцы мои! Все прежнее в прах распадается.
1927
КАЧЕСТВО ПРОДУКЦИИ
У моих знакомых, у Гусевых, немец из Берлина жил. Комнату снимал.
Почти два месяца прожил.
И не какой-нибудь там чухонец или другое национальное меньшинство, а
настоящий германец из Берлина. По-русски - ни в зуб ногой. С хозяевами
изъяснялся руками и головой.
Одевался, конечно, этот немец ослепительно. Белье чистое. Штаны ров-
ные. Ничего лишнего. Ну, прямо гравюра.
А когда уезжал этот немец, то много чего оставил хозяевам. Цельный
ворох заграничного добра. Разные пузырьки, воротнички, коробочки. Кроме
того, почти две пары кальсон. И свитер почти не рваный. А мелочей разных
и не счесть - и для мужского и для дамского обихода.
Все это в кучку было свалено в углу, у рукомойника.
Хозяйка, мадам Гусева, дама честная, ничего про нее такого не ска-
жешь, намекнула немчику перед самым отъездом - дескать, битте-дритте, не
впопыхах ли изволили заграничную продукцию оставить.
Немчик головой лягнул, дескать, битте-дритте, пожалуйста, заберите,
об чем разговор, жалко, что ли.
Тут хозяева налегли на оставленную продукцию. Сам Гусев даже подроб-
ный список вещам составил. И уж, конечное дело, сразу свитер на себя на-
пялил и кальсоны взял.
После две недели ходил с кальсонами в руках. Всем показывал, невоз-
можно как гордился и хвалил немецкое качество.
А вещи, действительно, были хотя и ношеные и, вообще говоря, чуть
держались, однако, слов нет, - настоящий, заграничный товар, глядеть
приятно.
Между прочим, среди оставленных вещей была такая фляга не фляга, но
вообще такая довольно плоская банка с порошком. Порошок вообще розовый,
мелкий. И душок довольно симпатичный - не то лориган, не то роза.
После первых дней радости и ликования начали Гусевы гадать, что за
порошок. Нюхали, и зубами жевали, и на огонь сыпали, но угадать не мог-
ли.
Носили по всему дому, показывали вузовцам и разной интеллигенции, но
толку не добились.
Многие говорили, будто это пудра, а некоторые заявляли, будто это
мелкий немецкий тальк для подсыпки только что родившихся немецких ребят.
Гусев говорит:
- Мелкий немецкий тальк мне ни к чему. Только что родившихся ребят у
меня нету. Пущай это будет пудра. Пущай я буду после каждого бритья мор-
ду себе подсыпать. Надо же культурно пожить хоть раз в жизни.
Начал он бриться и пудриться. После каждого бритья ходит розовый,
цветущий и прямо благоухает.
Кругом, конечно, зависть и вопросы.
Тут Гусев, действительно, поддержал немецкое производство. Много и
горячо нахваливал немецкий товар.
- Сколько, - говорит, - лет уродовал свою личность разными русскими
отбросами и вот наконец дождался. И когда, говорит, эта пудра кончится,
то прямо и не знаю, как быть. Придется выписать еще баночку. Очень уж
чудный товар. Прямо душой отдыхаю.
Через месяц, когда пудра подходила к концу, пришел в гости к Гусеву
один знакомый интеллигент. За вечерним чаем он и прочитал банку.
Оказалось, это было немецкое средство против разведения блох.
Конечно, другой, менее жизнерадостный человек был бы сильно пришиблен
этим обстоятельством. И даже, может быть, у менее жизнерадостного чело-
века рожа покрылась бы прыщами и угрями от излишней мнительности. Но не
таков был Гусев.
- Вот это я понимаю, - сказал он. - Вот это качество продукции! Вот
это достижение. Это, действительно, не переплюнешь товар. Хочешь морду
пудри, хочешь блох посыпай! На все годится. А у нас что?
Тут Гусев, похвалив еще раз немецкое производство, сказал:
- То-то я гляжу - что такое? Целый месяц пудрюсь, и хоть бы одна бло-
ха меня укусила. Жену, мадам Гусеву, кусают. Сыновья тоже цельные дни
отчаянно чешутся. Собака Нинка тоже скребется. А я, знаете, хожу и хоть
бы что. Даром что насекомые, но чувствуют, шельмы, настоящую продукцию.
Вот это, действительно - сейчас порошок у Гусева кончился. Должно быть,
снова его кусают блохи.
1927
СОЦИАЛЬНАЯ ГРУСТЬ
Давно я, братцы мои, собирался рассказать про комсомольца Гришу Сте-
панчикова, да все как-то позабывал. А время, конечно, шло.
Может, полгода пробежало с тех пор, когда с Гришей произошла эта со-
бачья неприятность.
Конечно, уличен был парнишка во вредных обстоятельствах - мещанские
настроения и вообще подрыв социализма. Но только дозвольте всесторонне
осветить эту многоуважаемую историю.
Произошло это, кажется, что в Москве. А может, и не в Москве. Но сда-
ется нам, что в Москве. По размаху видим. Однако точно не утверждаем.
"Красная газета" в подробности не вдавалась. Только мелким полупетитом
отметила, - дескать, в Семеновской ячейке.
А было это так. В Семеновской, то есть, ячейке состоял этот самый
многострадальный Гриша Степанчиков. И выбили как-то раз этому Грише три
зуба. По какому делу выбили - опять же нам неизвестно. Может, излишки
физкультуры. А может, об дерево ударился. Или, может быть, в младенчес-
кие годы сладкого употреблял много. Только знаем, что не по пьяной ла-
вочке вынули ему зубы. Не может этого быть.
Так вот живет этот Гриша без трех зубов. Остальные все стоят на мес-
те. А этих, как на грех, нету.
А парень молодой. Всесторонний. Неинтересно ему, знаете, бывать без
трех зубов. Какая же жизнь с таким отсутствием? Свистеть нельзя. Жрать
худо. И папироску держать нечем. Опять же шипит при разговоре. И чай вы-
ливается.
Парень уже так и сяк - и воском заляпывал, и ситником дырку покрывал,
- никак.
Сколотил Гриша деньжонок. Пошел к врачу.
- Становьте, - говорит, - если на то пошло, три искусственных зуба.
А врач попался молодой, неосторожный. Не вошел он в психологию Семе-
новской ячейки. Врач этот взял и поставил Грише три золотых зуба.
Действительно, слов нет, вышло богато. Рот откроет - картинка. Загля-
денье. Ноктюрн.
Стали в ячейке на Гришу коситься. То есть как рот откроет человек -
говорит или шамает, - так все глядят. Дескать, в чем дело? Почему такое
парень обрастает?
Мелкие разговорчики пошли вокруг события. Откуда, дескать, такие нэп-
мановские замашки? Почему такое мещанское настроение? Неужели же нельзя
простому комсомольцу дыркой жевать и кушать?
И на очередном собрании подняли вопрос - допустимо ли это самое по-
добное. И вообще постановили:
"Признать имение золотых зубов явлением, ведущим к отказу от социа-
лизма и его идей, и мы, члены ВЛКСМ Семеновской ячейки, объявляем против
ихних носителей борьбу, как с явлением, разрушающим комсомольские идеи.
Зубы - отдать в фонд безработных.
В противном случае вопрос будет стоять об исключении из рядов союза".
Тут председатель от себя еще подбавил пару. Мужчина, конечно, горя-
чий, невыдержанный. Наговорил много горьких слов.
- Я, - говорит, - даром что председатель, и то, говорит, не замахива-
юсь на золотые безделушки. А у меня, говорит, давно заместо задних зубов
одни корешки торчат. И ничего - жую. А как жую - один бог знает. Пальца-
ми, может, помогаю, жевать, то есть. Но не замахиваюсь.
Всплакнул, конечно, Гриша Степанчиков. Грустно ему отдавать такие зу-
бы в фонд безработных. Начал объяснять: дескать, припаяны, выбивать
трудно.
Так и не отдал.
А поперли его из союза или нет - мы не знаем. Сведений по этому делу
больше не имели. Но, наверное, поперли.
1927
МЕДИЦИНСКИЙ СЛУЧАЙ
Можно сказать, всю свою жизнь я ругал знахарей и всяких таких лекарс-
ких помощников.
А сейчас горой заступлюсь.
Уж очень святое наглядное дело произошло.
Главное, все медики отказались лечить эту девчонку. Руками разводили,
черт ее знает, чего тут такое. Дескать, медицина в этом теряется.
А тут простой человек, без среднего образования, может, в душе сукин
сын и жулик, поглядел своими бельмами на девчонку, подумал, как и чего,
и пожалуйста, - имеете заместо тяжелого недомогания здоровую личность.
А этот случай был с девчонкой.
Такая небольшая девчонка. Тринадцати лет. Ее ребятишки испугали. Она
была вышедши во двор по своим личным делам. А ребятишки, конечно, хотели
подшутить над ней, попугать. И бросили в нее дохлой кошкой. И у нее че-
рез это дар речи прекратился. То есть она не могла слова произносить
после такого испуга. Чего-то бурчит, а полное слово произносить не бе-
рется. И кушать не просит.
А родители ее были люди, конечно, не передовые. Не в авангарде рево-
люции. Это были небогатые родители, кустари. Они шнурки к сапогам произ-
водили. И девчонка тоже чего-то им вертела. Какое-то колесо. А тут вер-
теть не может и речи не имеет.
Вот родители мотали, мотали ее по всем врачам, а после и повезли к
одному специальному человеку. Про него нельзя сказать, что он профессор
или врач тибетской медицины. Он просто лекарь-самородок.
Вот привезли они своего ребенка в Шувалове до этого специалиста.
Объявили ему, как и чего.
Лекарь говорит:
- Вот чего. У вашей малютки прекратился дар речи через сильный испуг.
И я, говорит, так мерекаю. Нуте, я ее сейчас обратно испугаю. Может,
она, сволочь такая, снова у меня заговорит. Человеческий, говорит, орга-
низм достоин всеобщего удивления. Врачи, говорит, и разная профессура
сама, говорит, затрудняется узнать, как и чего и какие факты происходят
в человеческом теле. И я, говорит, сам с ними то есть совершенно согла-
сен и, говорит, затрудняюсь вам сказать, где у кого печенка лежит и где
селезенка. У одного, говорит, тут, а у другого, может, не тут. У одного,
говорит, кишки болят, а у другого, может, дар речи прекратился, хотя,
говорит, язык болтается правильно. А только, говорит, надо на все нахо-
дить свою причину и ее выбивать поленом. И в этом, говорит, есть моя си-
ла и учение. Я, говорит, дознаюсь до причины и ее искореняю.
Конечное дело, родители забоялись и не советуют девчонку поленом уда-
рять. Медик говорит:
- Что вы, что вы! Я, говорит, ее поленом не буду ударять. А я, гово-
рит, возьму махровое или, например, вафельное полотенце, посажу, гово-
рит, вашу маленькую лахудру на это место, и пущай она сидит минуты три.
А после, говорит, я тихонько выбегу из-за дверей и как ахну ее поло-
тенцем. И, может, она протрезвится. Может, она шибко испугается, и, я
так мерекаю, может, она снова у нас разговорится.
Тогда вынимает он из-под шкапа вафельное полотенце, усаживает девчон-
ку, куда надо, и выходит.
Через пару минут он тихонько подходит до нее и как ахнет ее по заг-
ривку.
Девчонка как с перепугу завизжит, как забьется.
И, знаете, заговорила.
Говорит и говорит, прямо удержу нету. И домой просится. И за свою
мамку цепляется. Хотя взгляд у ней стал еще более беспокойный и такой
вроде безумный. Родители говорят:
- Скажите, она не станет после этого факта дурочкой?
Лекарь говорит:
- Этого я не могу вам сказать. Мое, говорит, дело сообщить ей дар ре-
чи. И это есть налицо. И, говорит, меня не так интересует ваша трешка, а
мне, говорит, забавней видеть подобные результаты.
Родители подали ему трешку и отбыли.
А девчонка действительно заговорила. Действительно, вериб, она немно-
го в уме свихнулась, немножко она такая стала придурковатая, но говорит,
как пишет.
1928
ВЕСЕЛЕНЬКАЯ ИСТОРИЯ
Лиговский поезд никогда шибко не едет. Или там путь не дозволяет, или
семафоров очень много наставлено - сверх нормы, - я этого не знаю. Но
только ход поезда удивительно медленный. Прямо даже оскорбительно ехать.
И, конечно, через такой ход в вагоне бывает ужасно как скучно. Прямо
скажем - делать нечего.
На публику глядеть, конечно, мало интереса. Обидятся еще. "Чего, -
скажут, - смотришь? Не узнал?"
А своим делом заняться тоже не всегда можно. Читать, например,
нельзя. Лампочки особо мутные. И ужасно высоко присобачены. Прямо как
угольки сверху светят, а радости никакой.
Хотя насчет лампочки это зря сказано. Эта веселенькая история прои-
зошла днем. Но оно и днем скучно ехать.
Так вот, в субботу днем в вагоне для некурящих пассажиров ехала Фек-
луша, Фекла Тимофеевна Разуваева. Она из Лигова до Ленинграда ехала за
товаром. Она яблоками и семечками торгует в Лигове на вокзале.
Так вот, эта самая Феклуша поехала себе на Щукин. На Щукин рынок. Ей
охота была приобрести ящик браку антоновки.
И присела она с Лигова у окошка и поехала. Едет и едет.
Напротив ее едет Федоров, Никита. Рядом, конечно, Анна Ивановна Блю-
дечкина - совслужащая из соцстраха. Все лиговские. На работу едут.
А вскоре после Лигова еще новый пассажир входит. Военный. Или вроде
того, одним словом, в высоких сапогах.
Он до этого времени на площадке ехал. И садится он наискось от Феклы
Тимофеевны Разуваевой. Садится он наискось и едет.
Фекла Тимофеевна, пущай ей будет полное здоровье и благополучие, раз-
вязала косынку и, развязавши, стала свободно размышлять на торговые те-
мы, мол, сколько в ящике может быть антоновки и так далее.
После поглядела она в окно. А после, от полной скуки, стала Фекла Ти-
мофеевна подремывать. То ли в теплом вагоне ее, милую, развезло или
скучные картины природы на нее подействовали, но только начала Фекла Ти-
мофеевна клевать носом. И зевнула.
Первый раз зевнула - ничего. Второй раз зевнула во всю ширь - аж все
зубы можно пересчитать. Третий раз зевнула еще послаще. А военный, кото-
рый наискось сидел, взял и добродушно сунул - ей палец в рот. Пошутил.
Ну, это часто бывает - кто-нибудь зевнет, а ему палец в рот. Но, конеч-
но, это бывает между, скажем, настоящими друзьями, заранее знакомыми или
родственниками со стороны жены. А этот совершенно незнакомый. Фекла Ти-
мофеевна в первый раз его видит.
По этой причине Фекла Тимофеевна, конечно, испугалась. И, с перепугу,
поскорей захлопнула свой чемодан. И при этом довольно сильно тяпнула во-
енного за палец зубами.
Ужасно тут закричал военный. Начал кричать и выражаться. Мол, палец
ему почти начисто оттяпали. Тем более что палец совершенно не оттяпали,
а просто немного захватили зубами. И крови-то почти не было - не больше
полстакана.
Началась легкая перебранка. Военный говорит:
- Я, говорит, ну, просто пошутил. Если бы, говорит, я вам язык отор-
вал или что другое, тогда кусайте меня, а так, говорит, я не согласен.
Я, говорит, военнослужащий и не могу дозволить пассажирам отгрызать свои
пальцы. Меня за это не похвалят.
Фекла Тимофеевна говорит:
- Ой! Если бы ты мне за язык взялся, я бы тебе полную кисть руки от-
тяпала. Я не люблю, когда меня за язык хватают.
Начала тут Фекла Тимофеевна на пол сплевывать - дескать, может, и па-
лец-то черт знает какой грязный, и черт знает за что брался, - нельзя же
такие вещи строить - не гигиенично.
Но тут ихняя дискуссия была нарушена - подъехали к Ленинграду. Фекла
Тимофеевна еще слегка полаялась со своим военным и пошла на Щукин.
1928
НАУЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ
Давеча у нас в Гавани какая интересная история развернулась.
Иду по улице. Вижу - народ собирается около пустыря.
- Что такое? - спрашиваю.
- Так что, - говорят, - странное подземное явление, товарищ. Не зем-
летрясение, нет, но какая-то подземная сила народ дергает. Нету никакой
возможности гражданам вступать на этот боевой участок, около этой лужи.
Толчки происходят.
А тут ребята дурака валяют - пихают прохожих до этого опасного участ-
ка. Меня тоже, черти, пихнули.
И всех, которые вступают, отчаянно дергает. Ну, прямо устоять нет ни-
какой возможности, до того пронизывает.
Тут один какой-то говорит:
- Скорей всего это кабель где-нибудь лопнувши - ток сквозь сырую зем-
лю проходит. Ничего удивительного в этом факте нету.
Другой тоже говорит:
- Я сам бывший электротехник. Давеча я сырой рукой за выключатель
схватился, так меня так дернуло - мое почтение. Это вполне научное явле-
ние, около лужи.
А народу собралось вокруг этого факта много.
Вдруг милиционер идет.
Публика говорит:
- Обожди, братцы. Сейчас мы его тоже втравим. Пущай его тоже дернет.
Подходит милиционер до этого злополучного участка.
- Что, - говорит, - такое? Какое такое подземное явление? А ну расхо-
дись...
И сам прет по незнанию в самый опасный промежуток. Вступает он ногами
на этот промежуток, и вдруг видим - ничего, не дергает милиционера.
Тут, прямо, в первую минуту население обалдело. Потому всех дергает,
а милицию не дергает. Что такое? Неужели наука дает такую курскую анома-
лию в своих законах?
Милиционер строгой походкой проходит сквозь весь участок и разгоняет
публику.
Тут один какой-то кричит:
- Так он, братцы, в калошах! Резина же не имеет права пропущать энер-
гию.
Ничего на это милиционер не сказал, только строго посмотрел на насе-
ление, скинул свои калоши и подошел к луже. Тут у лужи его и дернуло!
После этого народ стал спокойно расходиться. А вскоре прибыл электро-
техник и начал ковырять землю.
А милиционер еще раз, когда народ разошелся, подошел без калош до
этого участка, но его снова дернуло.
Тогда он покачал головой - дескать, научное явление, и пошел стоять
на свой перекресток.
1928
КОШКА И ЛЮДИ
Печка у меня очень плохая. Вся моя семья завсегда угорает через нее.
А чертов жакт починку производить отказывается. Экономит. Для очередной
растраты.
Давеча осматривали эту мою печку. Вьюшки глядели. Ныряли туда вов-