Александр Акулов СКВАЖИНА
| Вид материала | Документы |
- Акулов О. А. Информатика: базовый курс : [учеб для вузов, бакалавров и магистров], 567.79kb.
- Книга хитрого потребителя, 16626.27kb.
- Буквы философии, 11253.77kb.
- Месторождение андреевское, 41.99kb.
- Исследование системы «пласт-скважина» методом высокочастотных фильтрационных волн давления, 150.73kb.
- Уп «Полимерконструкция» Республика Беларусь, 210017, г. Витебск, ул. Гагарина,, 26.95kb.
- Исследование фазового состояния газоконденсатной смеси в системе «скважина-пласт», 88.41kb.
- «Гидродинамический расчет совместной работы пласта и скважины», 22.46kb.
- Борис башилов александр первый и его время масонство в царствование александра, 1185.4kb.
- Реферат дипломный проект содержит 83 страницы, 47 рисунков, 38 таблиц, 18 источников., 7.98kb.
нулевая страница
Александр Акулов
СКВАЖИНА
Статьи
по литературной критике, культурологии,
философии
Библиотека журнала
"Невский альманах"
Санкт-Петербург
2009
УДК 82.09+101
ББК Ш4+Ю(2+8)
А 32
Александр Акулов. Скважина. Статьи по литературной критике, культурологии, философии. СПб., 2009.
© Александр Акулов. Скважина. Статьи по литературной критике, культурологии, философии. 2004.
© Акулов А. С. Дополнения к предыдущему. 2008.
НППЛ "Родные просторы"
ISBN 978-5-902741-73-2
Главный редактор: Борис Останин
Ответственный редактор: Е. М. Шенина
Корректор: И. Е. Холодова
Под одним переплетом здесь размещены эссе и статьи по литературной критике, культурологии, публицистике, философии… С чем подобное связано? Главный труд автора — книга "Буквы философии" — не по зубам и многим профессорам. Поэтому говорить о ее новом издании еще рано. Однако читателю можно предложить статьи, которые могли бы послужить введениями в нее, явиться компактными вариантами некоторых ее разделов.
А эссе и статьи по литературной критике, культурологии? Благодаря этим произведениям способ мышления автора окажется доступным читателю, далекому от гносеологических хитросплетений. А специалисты-словесники увидят много интересного в предлагаемых автором возможностях анализа художественного текста.
ххххх
хххххх
хххххх
Формат 60 х 84/16. Усл. печ. л. 26,9.
хххххх
ххххх.
хххххх
| СОДЕРЖАНИЕ | Стр. |
| Вуаль психеи (О рассказе Г. Толмачевой "Зеленый старик") | 5 |
| ...UBI VULT (О трех рассказах В. Алексеева) | 11 |
| РОМАН "РОМАН" (О тексте В. Сорокина) | 24 |
| ЭРОТИЧЕСКАЯ ПРОЗА А. НЕКЛЮДОВА | 27 |
| СПИЧИ: | |
| 1. Смерть поэзии (манифест) | 31 |
| 2.Проза опять в интересном положении, увы, перманентном | 34 |
| 3. Проза Виктора Пелевина | 35 |
| 4. Борхес и другие | 43 |
| 5. Тайны Милорада Павича | 45 |
| Проза новой России | 47 |
| ЧАкры ЧЕХОВА | 51 |
| ПОД МЕРТВЫМ СОЗВЕЗДИЕМ | 55 |
| ДУПЛЕТ (Об альманахе и журнале) | 60 |
| КАМЕНЬ ОТ ВХОДА (О текстах Х. Мураками) | 66 |
| ЭКСПРОМТЫ: | |
| Ф. М. и F. M. (О творчестве Достоевского) | 93 |
| ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ | 98 |
| ЕЩЕ ЭКСПРОМТЫ: 1. О практической философии | 102 |
| 2. Тайны образования | 103 |
| 3. Как превратить университет в университет? (Миниатюра) | 109 |
| ЗАПРЕТНЫЙ ГОРОД (Футурологический очерк) | 110 |
| Северная утопия (Гиперборея) | 122 |
| Мессия, или Карлсон, который живет на крыше | 172 |
| О НАШИХ ВЕРВОЛЬФАХ | 196 |
| Альтернативная цивилизация | 197 |
| ПРЕДДВЕРИЯ ФИЛОСОФИИ | 200 |
| ФРАГМЕНТЫ СЛОВАРЯ | 230 |
| СЕмиотика АНТИИНФОРМАЦИИ | 277 |
| Об эстетическом | 293 |
| Статьи из книги "СЮР" | |
| А. Почему философия не должна быть наукой? | 297 |
| Б. Идеально ли сознание? | 300 |
| В. Возможна ли метафизика без спекуляций? | 304 |
| Г. В чем состоит сюрреалистичность последовательного философского мышления? | 305 |
| Д. О "прямом" или "бытовом" доступе к метафизическому | 306 |
| Представление книги | 307 |
| Тени МЫЛЬНЫХ ПУЗЫРЕЙ | 315 |
| ФилоСОФОВЕДЫ и ПУСТОта | 319 |
| Феномен профессиональной философии | 327 |
| О ВОЗМОЖНОСТЯХ УМОЗРЕНИЯ ПЕРСПЕКТИВ В ФИЛОСОФИИ | 331 |
| ПРОГУЛКА ПО ДЕТСКОМУ САДУ (К отрицанию онтологий) | 337 |
| РАЗВЕРНУТАЯ АННОТАЦИЯ книги "Буквы философии" | 341 |
| НАЧАЛА МЕНТАЛЬНОЙ ЛОГИКИ (Проект) | 357 |
ВУАЛЬ ПСИХЕИ1
(эссе)
Через сновидения открывается неожиданный мир даже тогда, когда их смысл пытаются разгадать без опоры на ортодоксальный психоанализ и многочисленные «сонники», — путем несколько более пристального их рассмотрения, сравнения с фольклором, вовлечения в поиск лингвистических, антропологических, этнологических ассоциаций.
Так, необычно проясняются мотивы, касающиеся движения человеческой души, ее сновиденческих метаморфоз при чтении между строк документально-фантасмагорического рассказа Г. Толмачевой "Зеленый старик" ("Русский мир", № 4. СПб., 1996). Автор легально почерпнула материал для рассказа у различных сновидцев, но толкование этого материала бросает свет на сферы довольно интимные. С более подробной, чем здесь, картиной анализа рассказа я ознакомил Г. Толмачеву ранее.
Даже и формально главное в рассказе — тема сновидения-символа. Фоновые темы связаны с Петербургом-Ленинградом, мечтаниями и невзгодами приезжей девушки. Внешней движущей силой повествования, как и следовало ожидать, является разность потенциалов между неадаптированностью человека, загнанного в казенные стены общежития, и миражами-обманами греховодника-города.
Трафаретные ассоциации экспозиции: Петербург — болото; общежитие — тараканы; женское общежитие — "парубки", карабкающиеся ночью к окнам по водосточным трубам, — пресекаются. Повышенно витальная интонация не меняется, стиль остается прежним, но вдруг оказывается, что действие происходит одновременно в нескольких смежных зонах. Я бы не стал называть их излюбленным для прессы и околонаучных статей термином "параллельные миры". Видения и сновидения, которые даются героине рассказа, нельзя считать полностью фантастичными, случайными.
Возникающий перед ней образ "прореженного", "разбавленного" Петербурга, то есть Ленинграда, перемешанного с некой дикой местностью, вполне типичен. У коренных жителей район, где они живут, часто смешивается в пространстве сновидений с дачной местностью. У приезжих смешиваются или накладываются друг на друга различные города. При этом особый монстр возникает, когда сливаются в одно несколько мегаполисов. У человека сохраняются "таксисы", "тропизмы", последовательности локомоций, идущие даже из раннего детства. Однако формально рассказчица рефлексирует это по-своему, апеллирует к дикой чухонской местности допетербуржья (Ижоре). Это наложение Ижоры и города образует аномальную зону, по которой впору ходить только сталкерам: повсюду незримые болота, невидимые плавающие кочки, некая "зыбучая почва" — и всё это среди асфальта и застроек. Как и где прошёл — такое настроение и образ мыслей получил.
Сновидения героини являются как бы сообщающимися сосудами. Особняком стоит только сновидейный образ зелёного старика, названного в конце рассказа домовым...
Зелёный домовой — странность. Зелёный цвет — скорее признак водяного. Скрещённость водяного с домовым — не отличие ли болотного города Петербурга? Домовой видится чаще белым, жёлтым или коричневатым стариком, ростом с гнома. Является он чаще девушкам и выступает в роли охранника девственности. Его пост — спинка кровати. Остальные функции домового в современном городском мире редуцированы.
Другое сновидение героини гораздо более гармонично, представляет собой ничем не замутненный шедевр внутри рассказа. Этот шедевр начинается со слов: "Снился незнакомый город..."
Тематика рассказа такова, что художественные достоинства для него без документализма — автор соединяет в одно похожие сновидения нескольких девушек — оказываются невозможными. Толмачева нашла здесь верную ноту и тем самым стала причастной к когорте анонимных авторов сказок, былин, мифов. Отказ от самой себя, "самобытности", "оригинальности", "своего стиля" абсолютно необходим, поскольку речь идет об описании палеоядра человеческой ментальности. Индивидуальность, индивидуумность здесь уничтожены, а секреты таких выдумок, как искусство и религия, даются в чистом виде.
Главное сновидение героини — одновременно и художественное и патографическое описание ненашего-нашего мира. Героиня, одетая в домашний халатик и стоптанные домашние туфли2, движется вверх по холму к недостроенному зданию с куполом, опирающимся на колонны. Это символизирует еще не саму благодать, но намек на нее, стремление и движение к ней. Героиня поднялась вверх, но вдруг все акценты, связанные с куполообразным зданием, снялись. Была только общая экспозиция, экспозиция-предвиденье, витальный план чего-то предстоящего... Одно сновидение начинает толковать другое сновидение, они взаимоперетекают. Героиня видит двух огромных ящеров. Один ящер — деревянный, другой — каменный. Деревянный ящер быстро оживает под лучами солнца. Каменный остается застывшим, как бы замороженным. Нет никакого сомнения, что каменный ящер — alter ego героини и сама героиня, замороженная чужим нелюбезным городом и общежитием-застенком (вот в чем одна из причин недостроенности фаллосоподобного здания); деревянный, быстро оживающий ящер, конечно же, — милый друг.
Расшевелить каменного ящера3 непросто. Но вот... ветер несет промасленную бумажку. Каменный ящер... вдруг глотает ее и оживает так же. Ясно, что промасленная бумажка, вопреки коитусной психоаналитической легенде, может быть переведена толкованием как деньги. Это в узком смысле, а в широком — как благополучие вообще. Семантика такого толкования восходит к большей упроченности промасленного, а еще более — к сходству между пятнами масла на бумаге и водяными знаками на купюрах. Кроме того, масло — обычный фольклорный показатель достатка: "на хлеб с маслом хватает", "как сыр в масле катается". "Бумажки" — это и просторечные обозначения денег. Итак, каменный ящер готов к заигрыванию. Описание подъема на холм уже предвещало нечто подобное в более широком смысле. Не хватало только некоего спускового крючка. "Бумажка" сыграла его роль с успехом.
Героиня спускается с холма. Это оказывается для нее чем-то вроде лёгкого морального падения. Героиня с ужасом думает, что на неё с осуждением будут смотреть люди, но сновидийно объясняет это тем, что на нее надет неуместный для улицы старый домашний халатик. Малые муки совести наивно выступают как замена гораздо больших мучений. Героиня спустилась с холма. Всё отлично, всё хорошо! Здесь-то её и хватает зелёный старик, кричит благим матом, дерется, отбирает поясок. Поясок исчезает и в сновидении, и во внешней жизни.
В указанном контексте поясок может означать только девственность. Взбешенный старик здесь — не охранник, а божество-совесть. После акта глотания бумажки девственность и была потеряна на холме (в сновидении, естественно, об этом ни слова не говорится, если подразумевать буквальный смысл), а снятие пояска стариком — процедура разжалования, подобная процедуре срывания погон у военнослужащего. Допускать иные толкования — противоречить логике и последовательности сновидения героини. В отличие от других литературных случаев, семантическая полифония в толковании рассказа неуместна. Итак, означенное пояском может быть у девушки только один раз в жизни. В свое время Ахматова назвала это белой птицей:
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как Божее солнце меня он любил.
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил...
В стихотворении есть и такие весьма откровенные строки:
И я закопала весёлую птицу
За круглым колодцем у старой ольхи...
В немалой степени подразумевается и духовный аспект девичества.
На фоне остальных описанных в рассказе сновидений центральное сновидение не выглядит исключительно апелляцией к материальному благополучию и биологическому удовлетворению. Через сновидения мы открываем гигантский волшебный мир, спрятанный за тонкой пленкой обычного мира. Образная и чувственная многоэтажность, грандиозность мира сновидений выдвигают его на первое место, заставляют думать, что он вовсе не кривое зеркало, поднимают вопрос: "А не кривое ли зеркало НАШ мир?" Однако мы зацементированы сознанием именно в НАШЕМ мире, а потому волшебство сновидений и представляется флёром, вуалью блуждающей среди многочисленных запутанных табу души.