Geum.ru

Ахиезер А. С., Гольц Г. А., Давыдов А. П., Кондаков И. В, Туркатенко Е. В., Яковенко И. А., Яковенко И. Гр

Вид материалаСеминар
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   21

принадлежность лишь определенного переходного этапа

модернизации, то по прошествии этого этапа необходимо

резко ограничить все виды государственного вмешательства

в жизнь гражданского общества, оставив за ним лишь

безусловно необходимые функции. В Западной Европе

развитие промышленности, торговли, банковского дела

поддерживалось усилиями множества предпринимателей-

одиночек, их инициативой, конкурентной борьбой на рынке,

возвышением или гибелью, в опpеделенном смысле это

развитие было естественным, спонтанным процессом.

В России идея спонтанного pазвития пpомышленности

трудно понималась. Здесь издавна укоpенилось

госудаpственное покpовительство pазвитию пpомышленности в

сочетании со слабым интеpесом к такому pазвитию "снизу",

со стоpоны частного пpедпpинимательства. Это тоже было

следствием догоняющего развития, которое не могло ждать

до тех пор, пока в стране созреют собственные

экономические предпосылки спонтанной индустриализации.

Витте находился под впечатлением промышленных успехов

бисмарковской Германии, которая сама была догоняющим

обществом. В этом смысле заимствование немецкого опыта

было полезно России, хотя вместе с тем не

свидетельствовало о национальном своеобразии ее

государственного покровительства развитию промышленности.

Государственные подпорки были нужны отечественной

промышленности и позднее, но как временная мера. В

советской России, однако, на это смотрели по-иному. Можно

только удивляться, как мог Ленин принять леса,

возведенные в Германии государством вокруг строящегося

здания немецкой промышленности, за само здание, объявить

эту временную конструкцию высшей формой капитализма, чуть

ли не переходящего в социализм, завещать эту оценку своим

преемникам и способствовать тем самым увековечению того,

что надо было пережить и забыть, как это и сделали в

Германии.

Я полагаю, что сегодняшняя Россия по многим ключевым

характеристикам - развитию промышленности, доле

городского населения, уровню его образования,

мобильности, образу жизни, потребностям, многим чертам

массового поведения и т.п. - качественно не отличается от

усредненных западных стандартов, что и подтверждает

гипотезу движения по общему пути. Конечно, сохранились и

отличия - в социальном составе, в психологии, складе

мышления, правосознании, мере успешности деятельности

людей, да и во многом другом. Но ведь не всякое отличие -

доказательство самобытности. С моей точки зрения,

сегодняшние низкая производительность труда, отсутствие

частной собственности на землю или слабость

парламентаризма в России говорят не о каких-то глубинных,

неустранимых чертах национального своеобразия, а лишь о

некоторой задержке развития, которая завтра будет

преодолена. Своеобразие России - это своеобразие ее

движения по общему для всех стран и народов пути.

Начиная, по крайней мере, с Петра I, развитие России

было догоняющим. Сравнение России с другими догоняющими

странами также не позволяет сделать вывод о ее

самобытности. Во всех этих странах, начиная с Германии

XIX века и кончая современными африканскими, мы найдем то

же соотношение между общим и частным. Мы повсюду

наблюдаем культурные и технологические заимствования,

развитие, ту же опережающую инструментальную

модернизацию, вступающую в конфликт с традиционной

системой ценностей; тот же модернизирующий

государственный протекционизм, по необходимости

опирающийся на многие звенья холистской средневековой

архаики и имеющий склонность скатываться к тоталитаризму;

ту же слабость либерализма и ту же агрессивность

антилиберальных идеологий - "марксистских" или

"патриотических" с присущей им мессианской верой в свою

эсхатологическую особость.

Игорь Ионов. Существует ли российская цивилизация?

С представлением о существовании российской

(славянской, православной, восточнохристианской и т.п.)

цивилизации связано становление теории локальных

цивилизаций в трудах Ш.Рюккерта, Н.Данилевского,

О.Шпенглера, А.Тойнби. За этим стоит рождение российского

цивилизационного самосознания в XIX веке. До краха СССР

наличие значимых социокультурных предпосылок единства

империи казалось не подлежащим сомнению.

События 1991 - 1992 годов обнаружили социокультурную

несостоятельность империи, да и по телу самой России

пошли опасные трещины, разделяющие ее православные,

мусульманские и буддийские регионы. На этом фоне

естественно было сделать вывод и наличии той или иной

формы социокультурной расколотости России (стадиальной,

между традиционной и либеральной суперцивилизациями -

А.С.Ахиезер, или конфессиональной, между православной,

мусульманской и буддийской цивилизациями - Ю.М.Кобищанов,

Л.И.Семенникова, С.Хантингтон). Российское государство

выглядит при этом политической скрепой, если не сказать

протезом, соединяющим эти не обладающие органическим

единством части (об этом см. у Б.С.Ерасова). В самом

худшем случае России в принципе отказывают в

цивилизационном статусе, считая ее субцивилизацией

(Л.С.Васильев), "цивилизацией поневоле" (И.Г.Яковенко),

что влечет за собой призыв к социокультурной

трансформации, "смене цивилизации", к замене местного

социокультурного проекта на западный как "универсальный".

Но это возможно лишь при размытости,

неструктурированности местного цивилизационного

субстрата, или же при ясно обозначенной "открытости"

России навстречу Западу (в чем концепция А.С.Ахиезера

заставляет сомневаться). Предпосылкой отрицания

цивилизационной целостности России часто является

внутренний протест против русификации неправославных

культур, стремление к сохранению социокультурного

многообразия как духовного богатства страны

(Е.Б.Рашковский).

Цивилизационная целостность России возможна через

суперэтнический, надкультурный, цивилизационный характер

институтов и форм самосознания. Вопрос в том, сумели ли

представители этой цивилизации выработать общий язык

межкультурного общения, единый дискурс, делающий

возможным обмен символами разных культур без утраты их

ценностного содержания? Возможно ли взаимопорождение

традиции и инновации, их взаимопереход? Положительно

ответить на эти вопросы - значит показать, что общий

цивилизационный проект для России не утерян окончательно

(хотя его реализация, несомненно, под вопросом). В связи

с этим хотелось бы вслед за А.С.Ахиезером обратиться к

понятию "инверсия" в смысле логически неоправданного

перехода одного в другое. Именно так в российской

культуре традиционалистская реакция (старообрядчество

беспоповского толка) порождает ценностные и

организационные формы модернизации промышленности,

купеческие династии (П.Г.Рындзюнский). Напротив,

становление внесословной, разночинской интеллигенции

приводит к воспроизводству в мире "подпольной России"

архаических, даже в деревне забытых форм отношения к

жизни и особенно к смерти (М.Б.Могильнер). Всё это

утверждает цивилизационный статус России, особый тип

социокультурной целостности и свой путь модернизации.

Слабость межконфессиональных перегородок в России

связана с неразвитостью самих конфессий. Во всех трех

основных конфессиях мировые религии тесно переплетены с

язычеством, а через него - и между собой. Конкретно

такого рода синкретическое социальное единство

проявлялось в жизни донского казачества, которое,

оставаясь православным рыцарством, включало в свои ряды

католиков и иудеев, большие группы калмыков вместе с их

молельными кибитками, а над казачьими станицами

возвышались не только церкви, но и мечети. Три

господствующие в стране конфессии несут в себе

определенные основы цивилизационной общности. Они

апофатичны, связаны с идеей непознаваемости Бога. Однако

ни одна из трех конфессий в ее периферийной форме не

удовлетворяется трансцендентностью Бога. Каждая из них

разрабатывает стратегию сближения с божеством

(коллективную или групповую) посредством принадлежности к

стране (Святая Русь), покорности учителю (мюридизм и

ламаизм). Коллективисткие ориентации стратегии спасения

усиливают общий этический аспект культуры, ориентацию на

внутреннее, а не внешнее, должное, а не сущее. Отсюда

одновременно - внутренняя душевность и теплота общения

при отсутствии внешнего порядка в селениях и широком

распространении торговой этики типа: "не обманешь - не

продашь".

Российскую цивилизацию хоронить рано. Но ее будущее

зависит от эффективности использования народом и властью

интеграционного потенциала сосуществующих в ее рамках

культур.

Алексей Давыдов. Специфика либеральной альтернативы в

русской культуре

В России полюса традиционной нравственности - это

устремленность к "божьей правде" и к "народной правде".

Они инверсионно переходят друг друга. Работы Н.Бердяева и

особенно А.Ахиезера дают возможность определить

содержание этих полюсов. Полюс "божьей правды" - это

обожествление непостижимости, устремленность к

потусторонним, раеподобным и утопичным мистическим

ценностям царства небесного, коммунистического завтра,

власти недостижимого бога, царя, генсека, начальника, и

отсюда к соборности и вождизму; в основе этого императива

лежит страх не отпасть от всемогущества верховной власти,

авторитарного вождя. Полюс "народной правды" - это

обожествление природного человека, устремленность к

мистической соборности как образу жизни, к диктату

коллективных ценностей, подавляющих личность и частную

инициативу, и отсюда опять к соборности и вождизму; в

основе этого императива лежит страх не отпасть от

всемогущества верховной власти соборного коллектива.

Однако начиная с реформ Петра I можно проследить в

элитарной культуре развитие иной интерпретации народной

почвы, которую можно рассматривать как либеральную. В

противоположность указанной выше интерпретации в русской

классической литературе создавался образ агрессивной

простаковско-скотининской мертвой души, образ насильника,

лжеца, жулика, идиота, демагога и безбожника, активного

носителя греха, устремленного к соборным ценностям

"народной правды". Создавался также образ жертвы этой

агрессивности - маленького, забитого и серого человека

Достоевского и Чехова, полностью расписавшегося в

безволии и беспомощности в борьбе с грехом в себе

(глубоко чувствующего, но не рефлексирующего),

устремленного к потустороннему идеалу "божьей правды", и

до сих пор любимого персонажа современного российского

читателя и зрителя. Ценностям двух правд, как крайностей,

эта интерпретация противопоставила идеал "середины" как

воплощение прорыва человека к своему нравственному

пределу, где предел идентифицируется с Глубиной, Полнотой

и Основой жизни. В этом идеале, вызревшем в основном в

литературе, сегодня можно выделить шесть основных черт:

1.Идеал богатства. Одним из первых именем Бога осудил

нищету Фонвизин. 2.Идеал эффективности. Гоголь увидел в

рациональности красоту и благодать, нисходящую свыше. Он

именем Бога оправдал утилитаризм в созданных образах

мультимиллионеров - купцов, ростовщиков и промышленников.

3. Идеал высшего профессионального мастерства. В русской

традиции мирская профессия никогда не была признаком

близости человека к Богу. Но у Гоголя и Гончарова человек

может спастись только творчеством. 4. Осуждение

невежества и оправдание примата разума. В освящение этого

идеала основной вклад внесли многочисленные просветители

XVIII века, в литературе особенно Крылов, Радищев,

Фонвизин. 5. Идеал свободы выбора и свободы слова.

Свободное слово на Руси всегда преследовалось сильными

мира сего, но впервые право на свободное слово защитил

Гоголь. 6. Идеал примата любви. Основной вклад в развитие

этого идеала внесли Пушкин, Лермонтов, Гончаров,

Тургенев. Их альтернативность отвергла традиционную

интерпретацию любви как греховной и преступной и создала

новый для России тип высшей нравственности - свободной

любви между мужчиной и женщиной.

С середины XIX века альтернативный нравственный идеал,

создававшийся Крыловым, Радищевым, Фонвизиным, Пушкиным,

Лермонтовым, Грибоедовым, Гоголем, Гончаровым, Салтыковым-

Щедриным, Островским под объединенным напором обоих правд

начал угасать. Это видно из творчества Толстого,

Достоевского. И тем не менее прерывание традиции, готовое

вот-вот произойти, не произошло: как феникс из пепла

возродилась смеховая культура Зощенко, Аверченко, Ильфа и

Петрова, Райкина, Жванецкого, беспощадно уничтожающая всю

мерзость соборного человека; другим направлением стала

гражданская лирика Н.Гумилева, Ахматовой, Цветаевой,

Пастернака, Высоцкого, Окуджавы, спускающая высшую

нравственность из потустороности на землю и призывающая

человека, говоря словами Окуджавы, "поверить в

очарованность свою без всякого небесного знаменья".

Специфика России в наличии двух несовместимых

интерпретаций почвы. Чтобы преодолеть раскол между ними,

надо увидеть не только почву простонародья, но и

интерпретацию почвы культурной элитой, сделать элитарно-

почвенную альтернативность достоянием массового сознания

таким образом, чтобы между ними установился диалог и

внутреннее взаимопроникновение. Этот путь нащупывал Иван

Бунин в "Снах Чанга".

Наша культура сегодня находится в раскоряченном

состоянии: с одной стороны, мы проводим внешне

демократические реформы, с другой - наполняем их

традиционным, то есть соборным и авторитарным,

содержанием. "Срединный" либеральный идеал богатства,

эффективности, профессии, разума, свободы и любви - это

та альтернативность, которая со времен Петра является

предметом напряженной разработки культурной элиты России.

Она противостоит идеалу соборности и авторитарности как

сектантским ценностям идолов двух правд. Мы сегодня

должны выявить эту забытую радикальной интеллигенцией

альтернативную линию в культуре. Став подлинным

достоянием массового сознания, почвенный либерализм

превратится в мост, который поможет наладить диалог между

разными версиями прошлого, настоящего и будущего

содержания русской культуры, преодолеть специфический

раскол культуры.

Ефрем Майминас. К постановке проблемы специфики России

В России бросается в глаза амбивалентность многих

ведущих характеристик: Европа и Азия, Лес и Степь, что

порождает различия в хозяйствовании, быте, ментальности

людей. Континентальность и огромная морская линия на

Северном Ледовитом и Тихом океанах. Вековое подчинение

власти и отторжение от нее, понимаемой не как "мы", а как

"они". Чувство державного величия и гордости за державу и

чувство индивидуальной приниженности и зависимости.

Подчиненность, долготерпение и бунтарство. Авторитаризм и

соборный идеал. Централизованное иерархическое

государство наверху и общинность внизу. Подобная

амбивалентность неразрывно связана с амбивалентностью

всего пути развития России. Она предстает как важнейшее

звено между Востоком и Западом, понимаемыми не только в

географическом, но и в цивилизационном смысле - как

звено, подверженное воздействиям и воздействующее на обе

эти стороны, само приближающееся то к одной, то к другой

из них. В динамике России можно проследить некоторые

исторически сложившиеся вековые доминанты, проходящие

главным образом сквозь все противоречия и переплетения

разных периодов. К ним правомерно отнести державность и

общинность. Так, например, державность многие не мыслят

без большой и мощной армии. Общинность связана не только

с соборностью, но и с уравнительностью и очень часто с

иждивенческой ориентацией на опеку и помощь государства.

Сейчас Россия находится на очередном и очень сложном

историческом перепутье. Обычно она проскакивала

исторические развилки, которые могли привести к большей

демократии и децентрализации власти, неизменно продолжая

авторитарные и централизованные варианты развития. Вновь

сошлось многое - в данном случае и технологическое

отставание на фазе перехода в постиндустриальное

общество, и национальная ущемленность с распадом

советской империи, и необходимость коренного

преобразования общественно-экономического строя жизни на

рыночных началах, в небывалых в России прежде рамках

гражданского общества, правового государства. Привычное

стремление решить все проблемы одним рывком вместо

последовательной, пусть и умело подталкиваемой эволюции

еще одна характерная черта российского государственного

менталитета, которая дает о себе знать и сегодня.

Соответственно те или иные стороны внутренне единого

процесса отстают и тормозят общее развитие, другие,

забегая вперед, отрываются от него и порой хиреют и

гибнут. Так обстоит дело с задержкой в формировании

массового мелкого производства в городе и деревне -

естественной питательной среды и хозяйственной базы

рыночной экономики в целом. В то же время искусственно

стимулируется создание финансово-промышленных групп.

Прогноз затруднен или вообще невозможен. Слишком много

неопределенных внутренних и внешних факторов. Важный

вопрос в том, будут ли поиски державности продолжаться на

прежних путях угроз, военной силы или она

трансформируется в стремлении добиваться мирового

признания величия державы на путях технологического,

экономического и культурного прогресса. Россия еще не

сделала свой выбор, чего нельзя сказать о Германии и

Японии.

В дальнейшем вполне вероятно сохранение и даже

укрепление каких-то коллективистских, артельных форм

хозяйствования, причем далеко не всегда эффективность

будет единственным критерием их выбора. Сумеем ли мы

найти и здесь свой путь, покажет будущее.

Борис Ерасов. Основные принципы цивилизационного

устроения России

Цивилизация представляет собой социокультурный

механизм, способный к саморегуляции, подчиняющий себе

властные проявления политических систем, которые

складываются в рамках каждой из цивилизаций на протяжении

тысячелетий. Цивилизационный механизм обеспечивает также

и взаимодействие между регионами и этносами, относящимися

к разным социокультурным комплексам.

Цивилизационный механизм - основа крупномасштабного

плюрализма мирового сообщества, никогда не сводившегося к

единой миросистеме. Этот механизм сохранит свое значение

и в будущем, каковы бы ни были трансформации

постиндустриального общества. И Россия, постоянно

занимающая как бы промежуточное место между Западом и

восточными цивилизациями, остается представителем и

воплощением этого разнообразия.

Рассмотрение всякой зрелой и устойчивой цивилизации

убеждает в том, что при всей дифференцированности и

внутренней противоречивости их духовным системам был

присущ либо некоторый формативный принцип, как в исламе,

либо устойчивое структурное распределение ценностей по

сферам бытия , как в Китае, или по социокультурным

компонентам - кастам, как в Индии. Цивилизация утверждает

некоторую соразмерность, формирует системность и

нормативную срединность, а тем самым выполняет и

интегрирующую функцию, соединяя воедино различные