A. A. Залевская введение в психолингвистику рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве учебник
| Вид материала | Учебник |
- A. A. Залевская введение в психолингвистику рекомендовано Министерством образования, 6545.16kb.
- А. А. Реформaтcкий введение в языковедение рекомендовано Министерством образования, 6949.97kb.
- Е. А. Климов введение в психологию труда рекомендовано Министерством общего и профессионального, 4594.17kb.
- В. В. Макарова П. И. Сидоров А. В. Парняков введение в клиническую психологию рекомендовано, 6254.51kb.
- С. П. Карпова рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 4269.97kb.
- С. П. Карпова Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации в качестве, 5927.01kb.
- Г. В. Плеханова И. Н. Смирнов, В. Ф. Титов философия издание 2-е, исправленное и дополненное, 4810.28kb.
- К. Э. Фабри Основы зоопсихологии 3-е издание Рекомендовано Министерством общего и профессионального, 5154.41kb.
- Н. Ф. Самсонова Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования, 6152.94kb.
- В. И. Рудой классическая буддийская философия рекомендовано Министерством, общего, 6771.74kb.
Вопросы для ознакомления
/. Что может пониматься под ментальным лексиконом при разных подходах к этой проблеме?
2. Какова динамика решения вопроса о соотношении между грамматикой и лексиконом?
3. На каких вопросах акцентируется внимание исследователей лексикона в последние годы?
4. На каких основаниях должна строиться психолингвистическая теория лексикона как достояния индивида?
5. Каковы основные принципы организации лексикона с позиций разных подходов?
6. В чем состоит специфика единиц ядра лексикона человека?
5.1. Различные подходы к трактовке лексикона
Динамика подходов к трактовке лексикона индивида в значительной мере соотносится с общими тенденциями развития ПЛ и других наук о человеке. Отношение к этой проблеме развивалось по пути от попыток прямого перенесения в ПЛ тех или иных лингвистических или психологических представлений и теорий через накопление результатов наблюдений и экспериментов к осознанию необходимости разработки подлинно ПЛ теории лексикона как достояния индивида; вполне естественно при этом наличие "остаточных явлений" в виде сохранения тех или иных устаревших определений и утверждений в некоторых современных работах. Подробное рассмотрение истории этого вопроса содержится в [Залевская 1990а], поэтому представляется достаточным назвать здесь только отдельные особенности более ранних подходов к лексикону и акцентировать внимание на публикациях последнего десятилетия.
В ПЛ работах 50-60 гг. на развитие представлений о лексиконе основное влияние оказывали, с одной стороны, популярные в то время лингвистические концепции, а с другой — формировавшееся под воздействием идей Ч. Осгуда и Дж. Диза стремление обнаружить внутреннюю (категориальную) структуру лексикона и выявить особенности ее становления у детей. Публикуются результаты экспериментальных исследований с акцентированием внимания на коннотативном значении слова и на лежащей за словом единой вербально-когнитивной структуре [Pollio 1966]; на том, что слова являются средством организации опыта, чтобы сделать его доступным для осмысления, а набор
136
ассоциируемых со словом признаков репрезентирует большую часть его значения [Anglin 1970]; на множественности оснований для организации единиц лексикона и на необходимости учета специфики организации субъективного лексикона при разработке семантической теории [Fillenbaum & Rapoport 1971]. Исследования такого рода в значительной мере подготовили то, что позже стало квалифицироваться как когнитивный подход к проблеме ментального лексикона. Как бы то ни было, главы или хотя бы параграфы о ментальном лексиконе появляются в руководствах по ПЛ уже в середине 70-х гг. (см., например, [Glucksberg & Danks 1975; Clark & Glark, 1977]).
По мере развития идей трансформационной порождающей грамматики Н. Хомского лексикон стал рассматриваться частью исследователей как компонент порождающей модели языка, выполняющий подсобную роль по отношению к грамматике. В качестве примера можно назвать подготовленное в русле этого подхода (под руководством Морриса Халле) диссертационное исследование Рошели Либер [Lieber 1981], где ставилась цель разработать с позиций порождающей грамматики теорию словообразования, способную дать единое объяснение разнообразным случаям словообразования и словоизменения через описание формальных механизмов соответствующих процессов. При этом за основу было взято определение слова как значимой единицы, которую можно выделить в синтаксической цепочке, при трактовке лексикона как перечня всех не поддающихся дальнейшему членению конечных элементов, к которым применяются морфолексические правила.
Следует отметить, что первоначально в теории Н.Хомского такой компонент вообще не выделялся. Включение лексикона в общую структуру базового компонента порождающей грамматики имело место в книге [Chomsky 1965]. Можно также согласиться с мнением А. Вежбицкой относительно того, что хотя в последних версиях хомскианской лингвистики не запрещается упоминать о значении, это не меняет её фундаментальной антисемантической ориентации [Wierzbicka 1996: 7]. А. Вежбицкая приводит также ссылку на публикацию [Matthews 1993: 245], где после обсуждения вопроса о месте значения в работах Н. Хомского делается вывод, что тот все равно остается прежде всего приверженцем синтаксиса, или "грамматики" в прежнем смысле, из чего следует ожидать, что, как всегда, дело ограничится программными заявлениями и попутными замечаниями. Аналогично этому в [Tomasello 1996: 275] указывается, что более трех десятилетий порождающая грамматика была основным препятствием для исследования психологических аспектов языковой компетенции человека, поскольку сторонники этого направления утверждали, а многие психологи верили, что единственным заслуживающим внимания аспектом языка является синтаксис, а синтаксическая структура якобы полностью сводима к алгоритмам и независима от значения, коммуникативных намерений и других психических процессов; однако с возникновением когнитивной лингвистики и входящей в нее функциональной лингвистики положение изменилось — новая научная парадигма акцентирует внимание на описании и исследовании языковой компетенции человека с позиций фундаментальных психических и социальных процессов.
Определение лексикона как словаря значимых элементов языка, входящего в базовый компонент грамматики [Slobin 1971], или как компонента грамматики, включающего всю фонологическую, морфологическую, семантическую и синтаксическую информацию, т.е. все, что
137
говорящие знают об отдельных словах и морфемах [Emmorey & From-kin 1988], оказалось очень устойчивым и фигурирует во многих публикациях даже в условиях отхода от идей Н. Хомского.
Весьма симптоматичным для изменения трактовки роли лексикона и его соотношения с грамматикой представляется появление работы Ч. Осгуда [Osgood 1980], которую он назвал "Абстрактной грамматикой употребления языка" (Abstract Performance Grammar)1, хотя лексикону в ней уделяется особое внимание. Подчеркнув неправомерность отождествления лингвистических научных построений ("грамматик компетенции") с "глубинной ментальной грамматикой", Ч. Осгуд оперирует понятием глубинной когнитивной системы, которая трактуется как высокоструктурированная система переработки семантической информации, семантическая по своей природе и вовлекающая синтаксис лишь при переходах между этой структурированной семантической системой и поверхностными формами продуцируемых и получаемых предложений. При этом подчеркивается, что наиболее "естественные" когнитивные структуры складываются в до-языковом познании, поэтому легче перерабатываются предложения, соответствующие таким структурам; глубинная когнитивная система является общей для переработки языковой и неязыковой (перцептивной) информации при взаимодействии обоих каналов не только у детей, но и у взрослых; познание и (как следствие) коммуникация направляются не столько логическими (денотативными), сколько психологическими (аффективными) основополагающими движущими силами; понимание и продуцирование предложений в обычной коммуникации всегда зависят от контекста и испытывают вероятностное воздействие языковых и неязыковых факторов, а для экстрагирования того, что является универсальным в коммуникативном поведении людей, необходимо использовать межъязыковые и межкультурные сопоставления.
Лексикон рассматривается Ч. Осгудом как один из важнейших механизмов когнитивной переработки информации, связанный с уровнем репрезентации и отвечающий за перекодирование в двух направлениях: от воспринимаемых единиц — перцептов (перцептивных и языковых знаков) к значениям и от интенций к программе деятельности (языковой или иной). Уточняется, что лексикон — это скорее процесс, чем память хранения. То, что хранится в лексиконе, это очень большой набор связей между знаками (перцептами) и кодами семантических признаков. Понятие признаков является важнейшим и для других связанных с лексиконом механизмов: оператора (процесса кратковременной памяти), буфера (механизма временного удержания информации) и памяти (механизма долговременного хранения семантической информации). Семантические признаки трактуются Ч. Осгудом как медиационные
1 Возможно, более точно в этом случае говорить об абстрактной грамматике речепроизводства (см.: [Баранов, Добровольский 1996: 438]).
138
(т.е. опосредствующие) компоненты, биполярные по своей природе и в общем случае имеющие переменную величину интенсивности между нулем (нейтральность, отсутствие некоторого признака в кодовой цепочке) и максимальным показателем на том или ином полюсе. При этом подчеркивается происхождение семантических признаков из опыта, их формирование в качестве наиболее обобщенного вида знания о мире и обязательность эмоционально-оценочного отношения к носителям признаков (последнее выражается через биполярность признаков).
Многие из высказанных Ч. Осгудом положений удивительно созвучны тому, что стало популярным в последние годы, но увязывается с другими именами и подается как достижения когнитивной лингвистики или когнитивной психологии2. По-видимому, его концепция осталась незамеченной из-за сделанного им самим в "Заключении" книги уточнения, что в трактовке кодирующих и декодирующих функций лексикона предлагается современный вариант бихевиоризма. Вспомним, что после появления работ Н. Хомского и его учеников стало популярным (и даже обязательным) "открещиваться" от бихевиоризма (в этом судьба работы, которую Ч. Осгуд определяет как свой magnum opus, сходна с тем, что произошло с книгой [Deese 1965]). Это общая тенденция, которую можно, наверное, проследить во всех странах: вместо того, чтобы внимательно разобраться в том, что вносится нового, легче и удобнее в лучшем случае "не заметить" появление свежего взгляда. Печальнее, когда на ту или иную работу навешивается "ярлык", благодаря которому ее либо избегают рассматривать, либо огульно ругают, зачастую в одних и тех же стереотипных выражениях (последнее может свидетельствовать о том, что ругаемое попросту не было прочитано). Это замечание обращено к новому поколению психолингвистов, которому настоятельно рекомендуется избегать конъюнктурного конформизма и с самого начала формировать у себя солидную профессиональную грамотность, чтобы можно было самостоятельно судить о прочитанных и обдуманных, работах, с учетом современного для некоторого автора научного "контекста" и общей динамики развития науки (нередко со "взаимопереводом" разновременных терминов, соотносимых со специфическими "системами координат").
Предположение, что многие синтаксические генерализации проистекают из значения слов, т.е. синтаксис проецируется из лексикона, стали всё более настойчиво высказываться в 80-е гг. На это указывают [Kittay & Lehrer 1992: 1], ссылаясь на работы [Bresnan 1982; Carter 1988; Levin 1985].
Необходимость пересмотра трактовки соотношения между грамматикой и лексиконом оказалась осознанной исследователями в разных областях науки. Как указывается во введении к книге "Relational models of the lexicon" [Evens 1988: 1-2], лингвисты обнаружили, что полноценный анализ и синтаксиса, и семантики требует наличия некоторой модели лексикона; антропологи не могут описывать ту или иную культуру без рассмотрения словаря, используемого носителями этой куль-
2 Например, тот факт, что Ч. Осгуд фактически говорит о сетевой модели лексикона, вообще не упоминается в обзорах по проблеме лексикона или в связи с ней; то же касается несомненного приоритета Ч. Осгуда в акцентировании внимания на обязательности эмоционально-оценочного отношения в составе значения или того, что в выделенных Ч. Осгудом через факторный анализ трех основных параметров значения фактически "свернуты" результаты шкалирования слов по множеству признаков (ср. с "параметрами/признаками" у Л. Барсалоу).
139
туры; исследующие становление и использование языка психологи пришли к выводу, что организация лексикона составляет важнейшую часть рассматриваемого объекта; в то же время для разработки компьютерных систем, способных взаимодействовать с людьми, оказались необходимыми обширные лексиконы. Короче говоря, лингвистам, которые долгое время занимались синтаксисом и трактовали лексикон как попросту "удобное место" для хранения исключений из синтаксических правил3, пришлось в конце концов признать ведущую роль лексикона и подчиненную роль синтаксиса: "language resides in the lexicon and ... the function of syntax is to provide a place to record lexical regularities" [Op. cit.: 1]. Это обусловило разработку новых теоретических подходов к языку ("лексических грамматик", в том числе лексической функциональной грамматики), акцентирующих внимание на лексиконе, на характере отношений (связей) между его единицами, на репрезентации знаний в семантических сетях.
Пути таких подходов оказались разными, но в качестве двух генеральных направлений исследований лексикона представляется возможным выделить, с одной стороны, более формализованное и теоретизи-рованное направление, нацеленное на постулирование глубинных когнитивных структур с опорой на компьютерную метафору (даже если это не эксплицировано), а с другой — направление, ориентированное на выявление специфичных для человека когнитивных структур (преимущественно через обращение к носителям языка) и механизмов функционирования таких структур (с переходом от компьютерной метафоры к учету особенностей устройства мозга человека, включенности индивида в социальное и коммуникативное взаимодействие).
Некоторые особенности первого из названных направлений прослеживаются в книге [Evens 1988], объединяющей авторов разной профессиональной ориентации (в том числе лингвистов, психологов, культурологов, разработчиков компьютерных баз данных, специалистов по машинному переводу). В фокусе внимания исследователей находятся отношения между единицами, которые подразделяются на отношения между словами (лексические отношения) и отношения между концептами (концептуальные или семантические отношения); поскольку слова и концепты трактуются как изначально переплетающиеся друг с другом, нередко используется термин "лексические семантические отношения". Разработка широкого круга вопросов, связанных с этим подходом к лексикону, ведется с разными целями: чтобы заполнить "провал" или проложить "мостик" между лексикографией и теоретической лингвистикой (в главе, написанной И.А. Мельчуком и А.К. Жолковским), построить обширную базу данных, объединяющую словарь и тезаурус (на материале итальянского языка в главе, подготовленной Николеттой Каль-цолари), представить с помощью графов семантические отношения в лексиконе (Дж. Сова), построить лексико-семантические сети для моделирования культуры, для машинного перевода и т.д. Несмотря на то, что в ряде работ декларируется стремление построить систему переработки естественного языка, книга в целом остается в русле весьма формализованного подхода, ориентированного прежде всего на машинное моделирование
3 Согласно тому, что было воспринято исследователями из работы [Chomsky & Halle 1968], лексикон нужен для хранения той информации, которую невозможно вычислить на основе синтаксических или фонологических правил.
140
отношений между единицами лексикона при отсутствии единого понимания специфики такой единицы.
Второе из названных выше генеральных направлений исследований всё более явно прослеживается в ПЛ и когнитивной психологии. Проблема ментального лексикона человека широко освещается в отдельных специально выполненных монографиях (например, [Aitchison 1987; Dunbar 1991]), главах учебников по когнитивной психологии или ПЛ [Carroll 1994; Garman 1990], в публикациях докладов на конференциях или тематических симпозиумах. Так, обсуждение новых подходов к проблемам организации лексики имело место на конференции в г. Таксон, штат Аризона (см. [Lehrer & Kittay 1992]). В материалах Дуйс-бургского симпозиума "Современные подходы к лексикону" [Dirven & Vanparys 1995] нашли отражение мнения ученых из Австралии, Бельгии, Великобритании, Германии, Греции, Италии, Новой Зеландии, Польши, США по вопросам структуры лексикона и ментальных репрезентаций, результатам описания лексикона, подходов к лексикону с позиций машинного моделирования, соотношения между лексикографией и лексиконом, педагогических подходов к лексикону. Программа первой международной конференции по проблеме ментального лексикона, проходившей в г. Эдмонтон (Канада) в сентябре 1998 г., характеризуется большим разнообразием обсуждавшихся вопросов с участием представителей разных областей науки из многих стран. В Internet имеется также информация о том, что организована международная исследовательская группа для межъязыкового изучения структуры ментального лексикона, объединяющая представителей разных наук; ставится задача проведения научных изысканий, связанных с ментальными репрезентациями и доступом к ним; предполагается привлечение разнообразных теоретических подходов и экспериментальных процедур на базе различных языков и категорий испытуемых.
При широком использовании термина "лексикон" в публикациях последних лет тем не менее фактически отсутствует единое толкование содержания соответствующего понятия. Употребляющие его авторы далеко не всегда конкретизируют свою трактовку лексикона. В случаях, когда это делается, чаще всего под лексиконом понимают индивидуальный словарный запас [Баранов, Добровольский 1996: 343], репрезентации слов в долговременной памяти человека [Carroll 1994: 102] или хранилище слов в памяти человека, память слов и т.п. без расшифровки того, что именно представляет собой слово в языковом/речевом механизме индивида. Нередко за использованием этого изначально психолингвистического термина скрывается традиционное толкование слова как единицы лексико-семантической системы языка, т.е. имеет место то, что Л.В. Щерба называл недопустимой подменой понятий (см. главу 2). Иначе говоря, ментальный лексикон (явно или по умолчанию) приравнивается к известной индивиду части общенационального словарного запаса, хранимой в памяти в таком же (или
141
близком к этому) виде, в каком слова описываются в печатных словарях и лексикологических исследованиях.
Имеет также место явно связанная с исследованиями в области искусственного интеллекта тенденция приравнивать ментальный лексикон к семантической памяти.
Так, в книге [Carroll 1994] структура внутреннего лексикона (его организация) рассматривается с точки зрения динамики моделей семантической памяти. Сетевые модели исходят из того, что наша память формирует систему взаимосвязанных элементов. Сеть носит характер иерархии, если некоторые элементы сети находятся выше или ниже других элементов сети, что отвечает принципу когнитивной экономии, поскольку признается, что информация "записывается" для хранения только один раз. Модели семантических признаков репрезентируют слова как наборы семантических признаков с разграничением определительных и характерных признаков. Модели распространяющейся активации признают, что слова репрезентированы в лексиконе через сеть отношений, но эта организация не является строго иерархичной. В противоположность этому, она ближе к сети взаимосвязанных узлов, а расстояние между узлами детерминируется и структурными характеристиками (категориальными отношениями), и функциональными соображениями (типичностью и степенью ассоциативной близости различных концептов). Таким образом эта модель инкорпорирует некоторые аспекты предшествующих моделей: остается идея хранения концептов в их взаимосвязях, но представление о равнозначности таких связей пересмотрено в сторону признания того, что некоторые узлы более доступны, чем другие, и что степень доступности узлов в сети определяется такими факторами, как частотность использования и типичность. Модифицирован и принцип когнитивной экономии: согласно сильной версии, информация записывается в памяти только один раз; слабая версия говорит только то, что информация не хранится во всех местах, где она может быть приложима. Пересмотрен и характер процесса извлечения семантической информации: речь идет о распространяющейся активации, которая начинается с одного узла и распространяется далее параллельно по цепи, при этом скорее активируются узлы, более тесно связанные с исходным, чем отдаленные. Д. Кэрролл делает вывод, что более ранние подходы имели тенденцию фокусироваться на информации о принадлежности к категории, а более поздние модели признают необходимость учета типичности информации, чтобы обеспечить психологически реалистичный подход к лексикону.
С моделями семантической памяти можно подробно ознакомиться по [Солсо 1996: 213-239], где приводится необходимая информация о соответствующих публикациях.
В ПЛ, когнитивной психологии, когнитивной лингвистике, исследованиях в области искусственного интеллекта и машинного моделирования познавательных процессов обострение интереса к слову сделало актуальным обсуждение различных аспектов того, что понимается под ментальным лексиконом, а это потребовало формулирования общего определения понятия "лексикон". Такие определения являются более или менее полными в зависимости от того, для какой цели они предназначаются и какие аспекты ментального лексикона при этом учитываются.
Попытка отобразить наиболее общее толкование ментального лексикона с позиций когнитивного подхода сделана в [Кубрякова и др. 1996: 97-99]: речь идет о системе, отражающей в языковой способности знания о словах, и эквивалентных им единицах и выполняющей сложные функции, связанные как со словами, так и со стоящими за ними структурами репрезентации энциклопедических знаний. Это опреде-
142
ление может по-разному пониматься в зависимости от того, как решается ряд непосредственно связанных с проблемой лексикона вопросов, к числу которых прежде всего относятся следующие: а) что понимается под "знанием о словах" (см. главу 4); б) какие именно функции выполняет слово как единица лексикона; в) как соотносятся знание о словах и энциклопедическое знание; г) как организован ментальный лексикон; д) каким образом осуществляется доступ к единицам лексикона и т.д. Подобные вопросы находятся в центре внимания многих исследователей, рассматривающих их с разных позиций.