Geum.ru

Жизненный и творческий путь И. А. Ильина

Вид материалаДокументы

Содержание


Путь к очевидности
О сопротивлении злу силою
Аксиомы религиозного опыта
Список использованных источников и литературы
Жизненный и творческий путь И. А. Ильина 1
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8


Протоиерей Владимир Пивоваров

(г. Новокузнецк, 2000 г., телефон 3843-371504)

РЕЛИГИОЗНО-НРАВСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ И. А. ИЛЬИНА

71504.boom.ru/Iliin.doc

Жизненный и творческий путь И. А. Ильина



Выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель и общественный деятель Иван Александрович Ильин родился в Москве 9 апреля (28 марта ст. ст.) 1883 года в дворянской семье. Отец философа – Александр Иванович Ильин – был присяжным поверенным округа Московской судебной палаты. Дед, по отцовской линии, служил начальником Кремлевского дворца. Это русская ветвь рода Ильина. Мать – Екатерина Юльевна Ильина (урожденная Швейкерт). «По матери Иван Александрович – немецкой крови; его дед – Юлиус Швейкерт – был коллежским советником (это 6-й чин в Табели о рангах, что соответствовало чину полковника)»1.

Жизнь Ивана Александровича была полна лишений и испытаний. Хотя ее начало, казалось бы, предвещало великолепную карьеру ученого, все условия для плодотворной работы и безбедную в бытовом плане жизнь.

Детские годы, духовная атмосфера семьи, оказали большое влияние на формирование личности исследователя. В тяжелые минуты жизни Ильин нередко обращался к памяти своего глубокопочитаемого деда и получал духовную поддержку. "У моего деда, — писал И. А. Ильин, — философия вырастала из сердца, питалась созерцанием и сливалась с жизнью..."2

Живым примером русского духа для Ильина был также прадед, резчик по дереву, из многодетной бедной семьи: "Это был добрый и привлекательный человек... Ему было уже 76 лет, когда Господь отозвал его в Свои селения. Он был резчиком по дереву, большой мастер; и тонкие работы удавались ему прямо удивительно: кружево да и только, и с каким вкусом! А больше всего он радовался, когда мог подарить какую-нибудь изящнейшую вещицу значительному, талантливому человеку. Тогда он приговаривал: "ведь этим я вошел в его жизнь, я помог ему найти в жизни хоть маленькую радость..." — и улыбался счастливой улыбкой. «…главное в том, — научал не раз прадед правнука, — чтобы не зависеть от своего имущества, не присягать ему. Имущество должно служить нам и повиноваться... Оно призвано служить нашему сердцу и выражать нашу любовь... Дело в том, чтобы, не отменяя имущество, победить его и стать свободным. Эта свобода не может прийти от других людей; ее нужно взять самому, освободить свою душу»3.

Таким образом, с детской поры закладывается жизненная позиция, представление об основах духовности, что духовная жизнь человека есть ключ к истинному счастью.

Ильин родился, вырос в Москве, любил этот город и в годы изгнания как сердце России, «где русский дух начал накапливать свои богатства нетленные». Учился в московских классических гимназиях легко и успешно. Школу окончил с Золотой медалью 31 мая 1901 г. 15 июля того же года он пишет прошение ректору императорского Московского университета о зачислении его на юридический факультет университета, который в 1906 году заканчивает по первой степени. В юношеские годы он интересуется сочинением Платона о идеальным государстве, пытается разобраться в философии Канта, в его взглядах на таинственную "вещь в себе".

В Московском университете Ильин был оставлен на кафедре энциклопедии права для подготовки к профессорскому званию. «За три года, как мы бы сегодня сказали аспирантуры, он написал шесть работ: "О наукоучении Фихте Старшего издания 1794 г.", "Учение Шеллинга об Абсолютном", "Идеи конкретного и абстрактного в теории познания Гегеля", "Идея общей воли у Жан Жака Руссо", "Метафизические основы учения Аристотеля о Doulos Fydei", "Проблема метода в современной юриспруденции"»4.

Первой опубликованной работой Ивана Александровича была рецензия на книгу, как могло тогда показаться, его однофамильца Вл. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм». Автором книги был вождь российской социал-демократии Ульянов, вошедший в историю под псевдонимом Ленин. Рецензия появилась в газете «Русские ведомости» 29 сентября 1909 года и была резко критической. Заканчивалась она так: «Нельзя не обратить внимание на тот удивительный тон, которым написано все сочинение; литературная развязность и некорректность доходят здесь поистине до геркулесовых столбов и иногда переходят в прямое издевательство над самыми элементарными требованиями приличия: словечки вроде «прихвостни», «безмозглый», «безбожно переврал», «лакей» попадаются буквально по несколько раз на странице, а превращение фамилий своих противников в нарицательные клички является далеко не худшим приемом в полемике г. Вл. Ильина»5.

В 1909 году И. А. Ильин сдал магистерские экзамены (на право преподавания в высших учебных заведениях), прочитал две испытательные лекции — и только после этого был утвержден в звании приват-доцента юридического факультета. Сразу после получения степени он приступил к чтению истории философии права на Высших женских юридических курсах.

По традиции высшей школы Ильин проводит два года в научой командировке за границей. В основном она прошла в университетах Германии — в Гейдельберге, Фрайбурге, Берлине и Геттингене. Побывал он и в Париже, в цитадели французского просвещения — Сорбонне.

Вернувшись в 1912 году на родину, И. А. Ильин продолжает педагогическую деятельность и не оставляет ее вплоть до своего изгнания в 1922 году. В аудиториях практически всех учебных заведений Москвы, где преподавались юридические дисциплины, выступал юрист и философ. Прежде всего это Московский университет, затем Высшие женские курсы, Московский коммерческий институт, Народный университет им. Шанявского, Высший музыкально-педагогический институт, Ритмический институт, Философский исследовательский институт.

1918 год — первый послереволюционный год - юридический факультет Московского университета еще пытался жить старыми традициями. Читались лекции, проводились семинары; преподаватели вели научную работу, писали и защищали диссертации.

Весной 1918 г. здесь «происходит публичная защита магистерской диссертации Ильина, посвященной философии Гегеля. Официальные оппоненты – профессор П. И. Новгородцев и профессор князь Е. Н. Трубецкой – отмечают необычайно высокий уровень работы, в результате диссертанту присуждается не только магистерская, но сразу и докторская степень в области государственных наук»6.

«Диспут развертывался драматически: накануне Ильин узнал, что арест грозит его оппоненту и учителю П. Новгородцеву, и предупредил его об этом. Новгородцев не ночевал дома, куда, действительно, нагрянули чекисты, устроили обыск и задержали семью. Защита была назначена на 2 часа пополудни. Факультет собрался, пришел второй оппонент князь Е. Трубецкой. В половине третьего как ни чем не бывало появился Новгородцев, извинился, защита началась. Диспут продолжался до 7 часов…»7 Официальные оппоненты — светила мировой величины. Результат защиты диссертации оказался исключительным, учитывая революционную эпоху.

Эта книга о Гегеле принесла Ильину философскую известность. Автор продемонстрировал в ней великолепное знание и глубокое понимание сложнейшего текста. Эрудиция его безупречна, а самостоятельный ход мысли оригинален и увлекателен. Ильин — не гегельянец (никогда им не был), ему видны упущения великого немца. Это панлогизм, стремление разложить все по полочкам понятийного (пусть диалектического) мышления, отсюда «абсурдность» метода, согласно которому истина постигается системой категорий. («Философ вообще не обязан выдумывать и преподавать какую-то «систему». Это чисто немецкий предрассудок, от которого давно пора освободиться»8, — скажет он впоследствии). Неприемлем гегелевский пантеизм, отождествление мира и Бога. Но плох тот философ, который видит в Гегеле одни слабости и ничему не может у него научиться. «Гневные выпады Артура Шопенгауэра против Гегеля несправедливы, ибо в действительности Гегель был прямой противоположностью того, что хотел видеть в нем желчный франкфуртский философ: перед ним, действительно, была «голова», а никакой не «шарлатан». Всю жизнь он оставался мучеником своего сверхсложного сражающегося с самим собой созерцания. Он честно старался сохранить верность своей панлогической концепции, которая открылась ему в 1800—1801 годах. Он видел, как она рушится, и не желал принять ее крушения, ибо это для него означало бы крушение Бога. Ему приходилось перестраиваться «на ходу». Перед ним вследствие этого обнаруживались новые «выси» и «глубины», он незаметно пересматривал основное свое понятие разума, переходил от «панлогизма» к «пантелеологизму» и полагал, что первоначальная его познавательная идея успешно обоснована. Кризис этой идеи и всей его системы был велик и поучителен. Может быть он ушел из жизни, не осмыслив и не высказав этого. Но нельзя сомневаться в предметности его созерцательной способности»9.

Центральная проблема всего русского философского ренессанса — смысл жизни. Гегеля эта проблема не волновала: жизнь для него - один из узлов саморазвития логической идеи. Для Ильина жизнь — смысловой центр бытия. Главная цель его жизни «именуется делом Божьим на земле», то есть делом «религиозно осмысленной культуры», свободно создаваемой людьми. Для Гегеля важно было осознание свободы, для Ильина — ее реализация в жизни индивида. Сначала «быть», потом «действовать» и только затем «философствовать».

Научный и общественный авторитет И. А. Ильина расширялся. Его избирают председателем Общества младших преподавателей Московского университета. В 1921 году он становится членом правления Московского юридического общества, а также председателем Московского психологического общества.

О том, каковы были религиозные идеалы философа в это время, можно отчасти представить по тому перечню духовных книг, которые в переписке со своей тетей Любовью Ивановной он советует прочесть ее дочери: «Феофан Затворник «Путь ко спасению», И. В. Попов «Религиозный идеал св. Афанасия Великого», его же «Мистическое оправдание аскетизма в творениях Макария Египетского», два тома «Добротолюбия», труды Экхарта, Конфуция, Бхагавад-Гита, Вл. Соловьев «Чтение о богочеловечестве», «Исповедь» Блаженного Августина и два тома Симеона Нового Богослова в пер. Феофана Затворника»10.

Трагедия крушения России усугублялась. Власть предержащие молодого социалистического государства не нуждались в таком правоведе, как Ильин. Их не устраивали не только научные воззрения философа и юриста, но неприемлемы были его идеологические взгляды и политическая позиция. В отличие, например, от его будущего идейного оппонента Н. А. Бердяева, не устававшего подчеркивать, что он всегда избегал политической деятельности и никогда не стоял в оппозиции коммунистическому правительству, И.А. Ильин был убежденным и активным противником большевиков. Шесть арестов пережил он на заре социализма. Четыре раза его арестовывали только в 1918 г. В декабре этого года предстал перед московским революционным трибуналом. Оправдан за недоказанностью обвинения в «антисоветской агитации». Наконец, 1922 год — пожизненное изгнание за "непризнание советской власти". В октябре 1922 И. А. Ильин уезжает в Берлин, где проводит первую половину жизни в эмиграции.

Жизнь русского патриота за границей складывалась трагично. Он всегда оставался патриотом России, он ни на миг не переставал любить свою Родину, верил в ее будущее и боролся за него. Русские эмигранты были больны идеями февральской революции и нравственное и политическое кредо Ильина, зиждущееся на принципах русского православия, патриотизма и монархической государственности, воспринимали как пережиток, шовинизм. Настораживала его независимость, внепартийная позиция.

Отвечая на происки, нашептывания и злобные обвинения в свой адрес, И. А. Ильин писал, определенно заявляя: "Я никогда не был масоном, ни в России, ни за границей; я никогда не был и членом какой бы то ни было подчиненной масонским ложам организации; я никогда не был и членом какой бы то ни было политической партии. Лицам, утверждающим обо мне обратное (безразлично — русским или иностранцам), я публично предлагаю отнести себя (на выбор) — к безответственным болтунам или к бесчестным людям"11.

Ни новая этническая и культурная среда, ни неустроенность быта не прервали научную деятельность. Более одиннадцати лет Ильин — профессор Русского научного института, на открытии которого в феврале 1923 года он произнес речь, изданную позже отдельной брошюрой (Ильин И. А. Проблемы современного правосознания. – Берлин, 1923). Состоя профессором при этом институте, прочел на русском и немецком языках ряд курсов: энциклопедия права, история этических учений, введение в философию, введение в эстетику, учение о правосознании и др.. Непродолжительное время (1923-24 гг.) занимал должность декана юридического факультета. Крепнет европейское признание — в 1924 году его избирают членом-корреспондентом Славянского института при Лондонском университете.

Наряду с преподаванием он множество раз выступал с публичными лекциями в самых разнообразных аудиториях Европы: Германия, Швейцария, Франция, Бельгия, Чехословакия, Австрия, Югославия, Латвия, Эстония... Основные темы лекций: энциклопедия права, история этических учений, методология юридических наук, система этики, введение в философию, введение в эстетику, история греческой философии, философия немецкого идеализма, логика, философия религии, учение о правосознании, философия Гегеля, религиозная идея восточного православия, о духовных причинах революции в России, современная русская изящная литература, сущность и судьба коммунизма, о формах государственного устройства, основы советского государства. Трудно представить, какой универсальной подготовкой, педагогическим мастерством, умением организовать свою работу должен был обладать ученый, взваливший на свои плечи такой груз.

Число слушателей иной раз превышало несколько тысяч, иногда помещения не вмещали всех желающих, и тогда выступление лектора транслировалось по радио. Ораторское искусство И. А. Ильина целиком захватывало аудиторию.

Стараясь осмыслить происшедшее с родной Россией, Ильин ищет истину не только в изучении реальных исторических процессов, но утверждает, "что кризис, приведший Россию к порабощению, унижению, мученичеству и вымиранию", был в основе своей не просто "политический и не только хозяйственный, а духовный".

С 1925 г. появляются его работы: «Родина и мы» (героическая песнь Белой армии), «Религиозный смысл философии», «О сопротивлении злу силою», «Путь духовного обновления», «Основы художества. О совершенном в искусстве», «Яд большевизма», «О России. Три речи», «Кризис безбожия», «Основы христианской культуры», «Пророческое призвание Пушкина», «Творческая идея нашего будущего. Об основах духовного характера», «Основы борьбы за национальную Россию» и др.

Особое внимание в среде русской эмиграции было уделено книге «О сопротивлении злу силою». «Проклятый» вопрос поставлен в книге перед православной совестью не лукаво, не двусмысленно и доведен до логического завершения. Но об этом позднее и подробнее.

Разнообразны, глубоки его лекции о русских писателях, о русской культуре. Книга «О тьме и просветлении» посвящена творчеству Бунина, Ремизова и Шмелева, опубликована в Мюнхене в 1959 г., лишь через два десятилетия после ее создания; в Риге 9 февраля 1937 г. прочитана лекция «Пророческое призвание Пушкина», издана вскоре в Риге же Русским академическим обществом отдельной брошюрой; статья «Пушкин в жизни» написана, по свидетельству Н. П. Полторацкого, на основе выступления И. А. Ильина в Риге 21 ноября 1937 г. «Моцарт и Сальери» Пушкина - лекция, прочитанная 7 августа 1941 г. в Цюрихе; три статьи о творчестве И. Шмелева были напечатаны в 30-х гг. в парижской газете «Возрождение»; «Творчество Мережковского» - лекция прочитана в Берлине 29 июня 1934 г. перед слушателями Русского института; «Россия в русской поэзии» - лекции, прочитанные во второй половине 30-х гг. в Берлине, Риге и Цюрихе; «Духовный смысл сказки» - из книги «Наши задачи» (Париж, 1956); статья имеет две авторские редакции, одна из них с текстами русских сказок и с послесловиями; «Что такое искусство» - цикл, состоящий из шести статей об искусстве и художественности, опубликован в газете «Возрождение» в 1932—1943 гг.; «Основы христианской культуры» - впервые отдельной брошюрой опубликовано в Женеве (1937); «Что такое искусство», «Что такое художественность», «Искусство и вкус толпы», «Талант и творческое созерцание», «Одинокий художник» и др12.

Ильин был не только правоведом и моралистом. Широкообразованный философ культуры, он не мог пройти мимо такой области духовной жизни, как художественное творчество.

Ильин — адепт реализма, непримиримый противник формалистических «художеств». «...Будущее принадлежит не модернизму, этому выродившемуся мнимо-искусству, созданному, восхваленному и распространяемому беспочвенными людьми, лишенными духа и забывшими Бога. После великого блуждания, после тяжелых мучений и лишений — человек опомнится, выздоровеет и обратится снова к настоящему, органическому и глубокому искусству; и так легко понять, что и ныне уже глубокие и чуткие натуры предчувствуют это грядущее искусство, призывают его и предвидят его торжество»13.

О позиции Ильина наглядно свидетельствуют две схемы в книге «О тьме и просветлении» (Ильин вообще охотно иллюстрирует свои взгляды схемами). На одной схеме изображена структура реалистического произведения: широко раскрытый глаз читателя, непосредственно перед ним поверхностный слой — авторский текст. За этим слоем — созданные автором образы, фабула и т. д. Далее (третий слой) — художественный предмет, из которого у автора вырастают образы и слагается фабула. Иначе выглядит «нехудожественное» произведение. Художественный предмет (если таковой есть) остается незамеченным, эстетически неосуществленным. Вместо художественной ткани возникает хаос эмбриональных образов, таков «путь модернизма», изображенный Ильиным волнистыми бесформенными линиями. На поверхности подобного опуса — «бесконечный сквозняк ненужного текста». А глаз читателя? Он закрыт — «от скуки и отвращения»; не уверяйте, что это кому-то доставляет радость!

Чуткость Ильина к содержательной стороне искусства позволила ему обнаружить философию там, где иной сноб не стал бы ее искать — в народной сказке. Сказка не раз становилась у нас предметом сухого формального анализа. Не то у Ильина. Он находит удивительно проникновенные слова для ее содержательного анализа, рассматривает ее как живое мировоззренческое целое. Вывод: «Сказка есть дорелигиозная философия народа, его жизненная философия, изложенная в свободных мифических образах и художественной форме»14.

С 1926 по 1938 гг. он выступал около 200 раз в Германии, Латвии, Швейцарии, Бельгии, Чехии, Югославии и Австрии, читая лекции на русском, немецком и французском языках. Это давало ему скромный, но независимый источник существования.

Главное же в жизни Ильина — политика и философское творчество. Он публикуется в газете «Возрождение», в «Дне русского ребенка», «Русском инвалиде», «Православной Руси», «России», «Новом времени», «Новом пути» и во многих других эмигрантских изданиях. После ухода из редакции «Возрождения», в знак протеста против вытеснения Струве как главного редактора, Ильин издает журнал «Русский колокол» (с 1927 по 1930 год вышло 9 его номеров) с характерным подзаголовком «Журнал волевой идеи» — исключительный по лаконичности и содержательности материала.

Весной 1926 года он принимает участие в работе Российского зарубежного съезда, на нем он произнес, по словам белградской газеты «Новое время», «наиболее интересную и, скажем прямо, прекрасную речь, полную глубокого содержания, о монархическом идеале и его искажении партийностью»15.За Ильиным прочно закрепилось звание вне и надпартийного идеолога белого движения. Он тесно связан с Русским общевоинским союзом (РОВС)16, участвует в работе Сент-Жюльенского съезда 1930 года, организованного Русской секцией международной лиги для борьбы с III Интернационалом (известной под названием «Лиги Обера»17).

Монархист по убеждениям, он никогда им не изменял, но считал, что народ должен «уметь иметь царя», в России сегодня, увы, «умения» нет, единственный выход — «национальная диктатура»18. «...Любовь к своему народу не есть неизбежно ненависть к другим народам; самоутверждение не есть непременно нападение; отстаивание своего совсем не означает завоевание чужого. И таким образом национализм и патриотизм становятся явлениями высокого духа, а не порывами заносчивости, самомнения и кровопролитного варварства, как пытаются изобразить это иные современные публицисты, не помнящие родства и растерявшие национальный дух»19.

Интересно отношение Ильина к фашизму и, в частности, к национал-социализму, которому он посвятил несколько своих статей: «Письма о фашизме», «О русском фашизме», «О власти и смерти», «Национал-социализм», позже «Стратегические ошибки Гитлера», в которых он показывает природу, источник и смысл фашизма как рыцарского начала и отклик человечества на развернувшуюся бездну безбожия, бесчестия и свирепой жадности, как борьбу с интернационализмом, коммунизмом и большевизмом; как естественную реакцию на организованное безволие и организованный беспорядок, когда «люди ищут волевого и государственного выхода из организованного тупика безволия». В России это было белое движение, в других странах оно приняло другие формы. Ильин считал, «что белое движение в целом — гораздо шире фашизма и по существу своему глубже фашизма. Или, если угодно: белое движение есть родовое понятие, а фашизм есть видовое понятие. …Белое движение шире фашизма потому, что оно может возникать и исторически возникло по совершенно другим поводам и протекало в иных формах, чем фашизм. Оно глубже фашизма потому, что именно в фашизме не проявляется или недостаточно действует глубочайший, религиозный мотив движения»20. Опасность фашизма состоит в том, что он не белый. «По-видимому, это будет «фашизм»,— говорит Ильин о возможной партийной его форме, — но белого в нем не будет ничего. Может быть, это будет «розовый», «желтый» или «черный» фашизм, т. е. партийное дело ради партийных целей, прикрытый патриотической словесностью»21. Таковым позже стал национал-социализм в Германии. Еще в 1936 году, по воспоминаниям Р. Редлиха, Ильин «совершенно точно описал грядущий поход Гитлера в Россию»22. Ошибочность доктрины Гитлера, по мнению Ильина, была в упоре на расовую теорию и антицерковную борьбу, последняя по пагубности превосходила масонскую идею отделения церкви от государства23.

Ильин в 30-е годы издает книгу «Большевистская великодержавная политика Планы III интернационала по революционизации мира» на немецком языке, брошюры: «Яд. Дух и дело большевизма», «Коммунизм или частная собственность?», «Против безбожия», «Что говорит мученичество Церкви в Советской России Церквам остального мира?», «Наступление на Восточную Церковь», является соавтором книг: «Развязывание преисподней. Поперечный разрез большевизации Германии» и «Мир перед пропастью. Политика, хозяйство и культура в коммунистическом государстве». «После прихода к власти Гитлера в 1933 году, — вспоминает друг Ильина А. Квартиров, — у Ивана Александровича, который был профессором при Берлинском университете, назрел конфликт с немецким министерством пропаганды. В это время Геббельс был назначен министром пропаганды и просвещения и начал сильную борьбу против евреев. Помощником Геббельса по делам Восточной Европы был назначен Эрт, который до русской революции проживал в России и блестяще говорил по-русски. Эрт, следуя общей политике немецкого правительства, потребовал от профессоров университета, чтобы они включились в антиеврейскую пропаганду и выступали в этом направлении перед студентами. Эрт обратился также и к И. А. с этим требованием, И. А. отказался следовать этим указаниям и в середине тридцатых годов был уволен из университета. Но И. А. продолжал свою философско-писательскую деятельность, а также писал в разных газетах, как явный антикоммунист. Вначале немцы были довольны его работой, но вскоре они заметили, что многое, против чего выступал И. А., также было против и национал-социализма в Германии. Тогда они стали придираться к его писательской деятельности, не разрешая печатать его труды, что очень отразилось на его материальном положении»24. В 1938 году гестапо наложило арест на его печатные труды и запретило его публичные выступления. Ильина изгоняют из Русского института. Не ограничившись этой мерой, реваншисты новой Германии запрещают ему всякие публичные выступления, не допускают издания его статей и книг, конфисковывают печатные работы. Вновь замаячила вероятность арестов, реальной угрозой стала тюрьма или концлагерь. Лишившись источника существования, Иван Александрович решил покинуть Германию и переехать в Швейцарию, где он мог бы продолжать свою работу. И хотя на его выезд был наложен запрет Главным полицейским управлением, несколько счастливых случайностей (в чем Иван Александрович, по свидетельству Квартирова, усматривал промысел Божий) помогли получить визу для него и его жены, и в июле 1938 года они официально «бежали» в Швейцарию.

Там они поселились в пригороде Цюриха Цолликоне. Здесь довелось ему провести свои последние шестнадцать лет. С помощью друзей и знакомых, в частности, С. В. Рахманинова, в третий раз стал он заново налаживать свою жизнь. Швейцарские власти, однако, запретили Ильину заниматься политической деятельностью. Насколько оказалось возможным, образовывалась лекционная деятельность. Продолжилась научная работа. Условия жизни и раньше не всегда давали возможность публиковаться под своим именем. В Швейцарии это обстоятельство сказалось еще в большей степени. Нередко работы Ильина печатаются под псевдонимами. Наиболее распространенные среди них — Юлиус Швейкерт, Старый политик, Альфред Норманн и другие25.

Он сосредоточивается на творческой работе и выступает с лекциями в протестантских общинах на разные темы, что дает ему небольшой заработок. «Владея прекрасно немецким языком,— вспоминает Е Климов,— он обладал удивительным ораторским искусством, он привлекал всегда на свои доклады многочисленных слушателей.

И здесь произошла у него замечательная встреча, когда после одного из докладов к нему подошла дама и спросила, не пишет ли он книги на те темы, о которых говорит на лекциях. Он ответил, что для издания книг у него сейчас нет материальных возможностей. Проходит некоторое время, и эта дама предлагает проф. Ильину создать условия для издательской деятельности. Она снимает ему квартиру и обеспечивает месячным пособием в размере 500 франков, а когда будут готовы рукописи, предлагает их издавать. Имя этой благородной женщины — Шарлотта Барейсс. Как подлинная меценатка, она почувствовала значение трудов проф. Ильина, и на ее средства были изданы многие его книги на немецком языке. Сама госпожа Барейсс, немка по происхождению, из австрийской аристократической семьи, не знала русского языка, но понимала трагедию России и чувствовала потребность оказать помощь русскому философу»26.

В начале 1944 года он знакомится с известным в России, а теперь и за рубежом библиографом и библиофилом Николаем Александровичем Рубакиным, обладателем огромной библиотеки в г. Лозанне, которой Иван Александрович мог пользоваться, выписывая себе в Цолликон нужные книги.

Вершиной философско-художественной прозы Ильина является трехтомная серия книг, связанных единым внутренним содержанием и замыслом, на немецком языке: 1. «Ich schaue ins Leben. Ein Buch der Besinnung» (Я всматриваюсь в жизнь. Книга раздумий), 2. «Das verschollene Herz. Ein Buch stiller Betrachtungen» (Замирающее сердце. Книга тихих созерцаний), 3. «Blick in die Ferue. Ein Buch der Einsichten und der Hoffnungen» (Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований).

«Эти три книги, — писал его ученик Р. М. Зиле, — представляют собою совершенно своеобразное литературное творчество: это как бы сборники не то философских эскизов, …не то просветительно-углубленных наблюдений на самые разнообразные темы, проникнуты одним единым творческим писательским актом – во всем видеть и показать «Божий луч»27.

Н. П. Полторацкий относил философские опыты Ильина к акту духовно-сердечной повседневности, к акту миросозерцания и к акту нового культурного творчества.

Не совсем адекватное, или совсем неадекватное, название дает Ильин русским вариантам своих книг: 1. «Огни жизни. Книга утешений», 2. «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний», 3. «О грядущей русской культуре». В 1947 году он закончил вторую из них, в 1948 году писал и готовил третью, но издателя не нашел, и «Поющее сердце» было впервые издано его женой Наталией Николаевной Ильиной после его смерти только в 1958 году. Сам Ильин об этой книге писал так: «Она посвящена не богословию, а тихому философическому Бого-хвалению. Так и называется в подзаголовке: «Книга тихих созерцаний». Это есть часть написанного мною за эти года по-немецки «книжного триптиха»: 1 «О человеческой жизни», 2 «Поющее сердце», 3 «О грядущей культуре». Этим триптихом я пытаюсь заткать ткань новой философии, насквозь христианской по духу и стилю, но совершенно свободной от псевдофилософского «богословствования» наподобие Бердяева - Булгакова — Карсавина и прочих дилетантствующих ересиархов.. Это философия — простая, тихая, доступная каждому, рожденная главным органом Православного Христианства — созерцающим сердцем, но не подчеркивающая на каждом шагу своей «школы». Евангельская совесть - вот ее источник. Кто ее почувствует и примет, тот сам пойдет в Православие. Это, если угодно, — подготовительная проповедь «на паперти».

Первый и третий томы этого триптиха еще не рождены по-русски, а писание по-русски есть совсем новое «рождение в Духе». А второй том готов»28. Далее Ильин говорит, что вложил в эту книгу «много мысли, чувства и молитвенного вдохновения…»

«Поющее сердце» для Ильина было не просто названием; он считал, что «человек по существу своему живой, личный дух», и найти начало духовности нужно в самом себе; в его многозначном описании и определении дух понимается как сила поющего сердца29. Теперь будет понятно, как он сам справляется с этой задачей — от «замирающего», «отзвучавшего», «притихшего» сердца к пробудившемуся, ожившему, поющему сердцу, что подтверждается намерениями (по замечанию католического священника из Бонна Вольфганга Офферманса, исследователя Ильина) автора: «Я, конкретно живущий здесь и теперь человек, должен поразмыслить и усмотреть, благодаря своему жизненному опыту, сущность свою: заново открыть в себе поющее на протяжении столетий сердце - средоточие моих чаяний и дум, в тихом созерцании получить представление о смысле жизни и ощутить задачи и упования свои перед Богом»30.

Если попытаться кратко выразить суть творчества, жизни и подвига Ивана Александровича, то лучшего определения, чем «Поющее сердце», к нему не подобрать — в этом весь Ильин. Не случайно замечательный русский художник Юрий Селиверстов готовился создать портрет Ильина к своей «Русской думе», опираясь на лейтмотив жизни этого мыслителя — Поющее сердце... и только преждевременная смерть художника помешала осуществлению этого замысла, близкого к образу реального Ильина.

Каким же был Ильин в частной жизни и вне своей философской и политической деятельности? Любопытно наблюдение его ученика Р. Зиле: «Настоящая культура отдыха — вот что доминирует у Ивана Александровича в часы и дни досуга. Он часто и много говорил нам о целительной необходимости отпускать напряжение и перенапряжение, полушутливо употребляя немецкое слово «Entspannung» (Энтшпаннунг: дословно - отпущенность или отпущение напряжения, разряжение), и, уже совсем шутливо, любил выговаривать это на русский лад: «Энтшпаннунгование». Далее Зиле замечает, что Ильин «никогда не допускал заполнения часов досуга пошлыми содержаниями и пошлыми развлечениями… Он любил шутки и каламбуры и был большим мастером и артистом в этой области, напоминая этим жизнерадостный облик Пушкина… Иван Александрович очень любил музыку, был большим знатоком этого искусства. Особенно любил он разбирать партитуры русских опер, любовно показывая на рояле своему собеседнику прелесть той или иной модуляции, той или иной гармонии»31. Об этом же пишет Н. Рыбинский: «В частной жизни он (Ильин) был очень интересный, высококультурный человек, большой знаток музыки, связанный личною дружбой с С. В. Рахманиновым, о котором он рассказывал много интересного. Владение духовным мечом связало его дружбой с архиепископом Иоанном Рижским, который уговаривал И. А. Ильина принять духовный сан, чтобы с церковной кафедры бороться с охватывающим мир материализмом»32. Но, пожалуй, самая верная духовная связь была у Ильина с писателем-эмигрантом Иваном Сергеевичем Шмелевым: они дружили семьями, Ильин написал фундаментальное исследование «О тьме и просветлении Книга художественной критики Бунин - Ремизов — Шмелев», Шмелеву он посвятил свою статью «Искусство и вкус толпы». А Шмелев, как и мы теперь знаем, посвятил Наталии Николаевне и Ивану Александровичу Ильиным свое дивное творение «Лето Господне». Н. П Полторацкий подготовил к изданию их переписку — «Переписка двух Иванов».

В Швейцарии, как и в Германии, для Ильина существовал запрет на политическую деятельность, но и здесь он не переставал думать и писать о России. С 1948 года регулярно направляет, правда, без подписи листки бюллетеней (всего их было 215) для единомышленников РОВСа (потом они составили двухтомник «Наши задачи»).

Как Платон и Кант, в этих бюллетенях Ильин выступает противником демократии. В принципе народовластие хорошо, но на практике неосуществимо. Правят всегда немногие, весь вопрос в том, — лучшие или худшие. «Лучших людей могут найти только те, которые... страдали, а не те, которые пытали страдальцев. Иначе Россия опять будет отдана во власть политической черни, которая из красной черни перекрасится в черную чернь, чтобы создать новый тоталитаризм...»33.

«Черная чернь», повторяя измышления «красной черни», твердит сегодня о тоталитаризме, якобы присущем русской истории. Это ложь: тоталитаризм пришел в Россию с Октябрем. Что такое тоталитаризм, задает вопрос Ильин, Его ответ: «Это есть политический строй, беспредельно расширяющий свое вмешательство в жизнь граждан, включивший всю их деятельность в объем своего управления и принудительного регулирования... Обычное правосознание исходит из предпосылки: все незапрещенное — позволено, тоталитарный режим внушает совсем иное: все непредписанное запрещено. Обычное государство говорит: у тебя есть сфера частного интереса, ты в ней свободен; тоталитарное государство заявляет: есть только государственный интерес, и ты им связан»34. Ильин испытал на себе как «левый» тоталитаризм (в советской России), так «правый» (в нацистской Германии). «Мы имели возможность изучить оба режима до дна и относимся с нескрываемым нравственным и политическим отвращением к обоим»35.

Не менее, чем тоталитаризм, опасна анархия. Именно анархией (и гражданскими войнами) чреваты все попытки расчленить Россию на «суверенные» государства. «Что сулит миру расчленение России?». Этой теме в «Наших задачах» посвящено пять выпусков. Мысль разворачивается следующим образом. Россия — не случайное нагромождение территорий, а живой организм. Расчленить организм значит убить его, останки начнут гнить. Дело закончится гражданской войной, которая превратится в мировую войну. Такое перерастание неизбежно, ибо мировые державы начнут вкладывать капиталы и отстаивать силой оружия свои интересы. Расчлененная Россия станет язвой всего мира.

Совершенно несостоятелен довод о «национальной свободе». Никогда и нигде племенное деление не совпадало с государственным. Малые народы зачастую спасались тем, что прибегали к покровительству и помощи большого народа. Русские всегда были толерантны в отношении других культур — более полутораста языков и тридцати религий насчитывает Россия. Это не Северная Америка, где туземцы были согнаны с своих земель и истреблены.

Расчленение России представляет собой задачу территориально неразрешимую. Императорская Россия не смотрела на свои племена, как на дрова, подлежащие перебросу с места на место, она никогда не гоняла их по стране произвольно (на такое мог решиться только Сталин). Расселение их в России было делом истории и свободного оседания. Взгляните на этнографическую карту страны: все обозначения на ней условны, они указывают не на исключительную, а преимущественную племенную заселенность. Все эти племена столетиями вступали в кровное смешение. Происходило и постепенное непринудительное обрусение населения, что передается южной поговоркой: «папа турок, мама грек, а я русский человек». Большевикам не удалось разумно и бесконфликтно размежевать страну на национальные вотчины. Отсюда современные кровавые столкновения на окраинах России.

«…Когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг: «народы бывшей России расчленяйтесь!», то откроются две возможности:

или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои крепкие руки «бразды правления», погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские движения в стране;

или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия»36.

Жизненный опыт, основу которого составила колоссальная духовная работа, закалял волю, укреплял веру. Все четче становилось видение пройденного пути, яснее обозначились перспективы. Выкристаллизовалось мировоззрение И. А. Ильина. Завершилось оформление философских взглядов, утвердилась нравственная позиция. К 1952 году заканчивает самое значительное свое произведение «Аксиомы религиозного опыта» — результат 33 летнего труда, изданного в Париже в двух томах в 1953 году.

Не успел он закончить главный труд своей жизни «О монархии», над которым работал 46 лет. Н. П. Полторацкий издал большую часть подготовленных глав из него в виде книги «О монархии и республике». Подготовил Ильин к изданию и «Путь к очевидности».

Частые болезни и последовавшая 21 декабря 1954 года смерть прервали жизнь Ивана Александровича Ильина. Его вдова и друзья сделали все, чтобы труды его увидели свет. Госпожа Барейсс поставила на его могиле в Цолликоне памятник с замечательной и во многом загадочной надписью:

Все прочувствовано

Немало претерпето

С любовью созерцаемо

Многому виной

И мало понято

Спасибо Тебе, вечная Доброта

Она поддерживала Наталию Николаевну, 30 марта 1963 года схоронила ее и, как бы исполнив последний долг, вскоре скончалась.

Жизнь Ивана Александровича терниста, но светла, «Его философский путь, по словам Р Редлиха, был труден Его жизненный путь, вероятно, еще труднее. И мне кажется, что верной своей спутнице Наталии Николаевне Ильиной на горький вопрос: «долго ли еще маяться?» - он мог ответить, как неистовый Аввакум: «до самой смерти, матушка!» Да, Ильин переносил удары судьбы стойко и подвижнически, сохраняя любовь, надежду и веру в свое дело — дело возрождения России37.