Жизненный и творческий путь И. А. Ильина

Вид материалаДокументы

Содержание


Аксиомы религиозного опыта
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Аксиомы религиозного опыта


Обсуждение проблем моральной философии было продолжено Ильиным в других исследованиях, из которых на первом плане, быть может, стоят "Аксиомы религиозного опыта». Эта книга — результат длительнейшей работы ученого, в 1953 году она в двух томах была издана в Париже.

Нам еще предстоит осуществить целостный анализ творчества И. А. Ильина. Одно из важных и, без преувеличения, первоочередных направлений его исследований — философия религии. Даже в многочисленном ряду трактатов по философии религии, доминирующих в мировой философской литературе, религиозные исследования И. А. Ильина привлекают внимание своей неординарностью и самобытностью. Не вдаваясь в детали и специфику религиозно-философской традиции, необходимо отметить в первую очередь их национальный характер и последовательную линию на осмысление и развитие идеи православия.

И. А. Ильин глубоко усвоил не только канонические традиции мировой философской мысли, но верно оценил место и значение в этом процессе русской религиозной философии. Он был убежден, что отечественная религиозная философия должна пересмотреть свое призвание, уточнить свой предмет и метод в свете "всех пережитых блужданий и крушений", добиваясь "ясности, честности и жизненности".

По его мнению, русская религиозная философия должна отойти от подражания западным образцам. Ей более пристало — не выдумывать и копировать, а обратиться к глубинам национального духовного опыта, стать "убедительным и драгоценным иссследованием духа и духовности". Обновление и расцвет русской религиозной философии И. А. Ильин связывал с отказом от праздного умствования и соблазнительного абстрактного, а фактически умозрительного, конструирования. Только на этом пути философская мысль сможет дать русскому народу, человечеству в целом "что-нибудь значительное, верное и глубокое". В ином случае она "окажется мертвым и ненужным грузом в истории русской культуры".

Знакомство с религиозно-философскими взглядами И. А. Ильина неоспоримо свидетельствует об их оригинальном характере. Посвятив немало времени изучению истории богословия и религиоведения, классической немецкой философии, освоив наследие отечественной философской мысли, он развил свое учение об очевидности применительно к конкретной реальности русского православия, в чем позволяет удостовериться именно его работа "Аксиомы религиозного опыта".

Работа над ней продолжалась более тридцати лет. А началась она в 1919 году, когда философ поставил перед собой задачу, исходя из того, что "цельность веры есть аксиома подлинного религиозного опыта", попытаться обнаружить наличие других подобных аксиом и выявить, в чем они состоят. Книга сразу получила высокую оценку. Современники увидели в ней результат глубочайшей вдумчивости автора, его поразительную эрудицию. Александр Билимович писал: "Это вовсе не история религий и не догматическое, литургическое или каноническое богословие, это даже не религиозная психология в обычном смысле, а очень глубокий анализ основ (аксиом) личного духовного состояния верующего, т.е. основных переживаний, созерцаций, устремлений и заданий верующей души и сердца, воспринимающего божественное. Вместе с тем эта книга об извращениях религиозности, о трагических проблемах последней и о злоупотреблениях ею, приобщении к божественному свету и отпадении от него"86.

И. А. Ильин всецело отдавал отчет в масштабности, широкоохватности, сложности и глубине поставленных проблем, соразмерял принимаемую ответственность с объективными трудностями и личными возможностями на пути осмысления непреходящих вопросов человеческого существования. С целью их успешного решения он прежде всего вырабатывает свой метод, выбирает собственный путь и с удивительной настойчивостью преодолевает его.

"Я с самого начала, — пишет он, — убедился в «том, что я не могу и не должен идти индуктивным путем, т.е. изучать все те явления, которые в житейском обиходе, а подчас и в литературе называются "религиозными": нет надобности собирать бесконечную галерею таких явлений с тем, чтобы исчерпать их неисчерпаемый объем и извлечь из них возможные "обобщения"87.

И. А. Ильин отказывается от анализа нескончаемого, по сути, ряда человеческих предрассудков, страхов и суеверий, блужданий и заблуждений. Он обращается к духовно-здоровому, сущему и подлинному религиозному опыту.

Нередко за духовность принимают образованность (не лишнюю, разумеется), начитанность, умение идти в ногу с эпохой и т.п. вещи, свидетельствующие хотя бы о минимальном приобщении к культуре. Бывает, что духовность не отделяют от патриотических проявлений национальных устремлений. Встречаются и те, кто духовность связывают с религиозностью. И хотя последние ближе к истине, но и они правы лишь в том случае, если речь идет о религиях духовных.

Рассуждая о "духе", "духовности", "духовной религиозности", И. А. Ильин имеет в виду не какие-либо метафизические теории, не Дух Божий, а именно человеческую духовность — ту внутреннюю направленность и соответствующую ей жизнь, которая придает человеческой душе и всей человеческой культуре высшее измерение, высшее значение и ценность.

«Аксиомы религиозного опыта" состоят из двух частей, включающих 27 основных глав. В них развернуто излагается многообразный замысел И.А. Ильина. Текст книги не содержит почти никаких цитат и ссылок. Однако к каждой главе даются специальные литературные добавления, в которых приводятся достопримечательные суждения по существу затрагиваемых вопросов, отмечаются поучительные исторические явления и события, сопровождаемые пояснительными и полемическими заметками автора. Эта книга наряду с ее научной ценностью свидетельствует о художественном таланте писателя, что придает ей особую духовную силу и неотразимую убежденность88.

К аксиомам религиозного опыта Ильина можно отнести:

«Субъективность» земного человека, и, соответственно этому, субъективность его существования, его телесных, душевных и духовных состояний»89.

«Религиозный опыт родится из свободной любви к Совершенству; в основе каждой духовной религии лежит благоговение перед Священным, живое чувство ответственности и свободное приятие предметно-верного ранга»90.

«Религия есть свободное цветение личного духа. Это есть невынужденное, добровольное обращение к Богу. Самое драгоценное в этом обращении состоит в живой цельной потребности индивидуального человека – убедиться в бытии Божием, узреть Бога и предаться Ему»91. «Невозможно подвигать людей к Богу угрозами и принуждением»92.

«Религиозное откровение должно быть воспринято сердцем и сердечным созерцанием»93.

«В религии чрезвычайно важно отличать переживаемое человеком содержание – от самого Предмета. Именно поэтому в религии необходимо работать над своим религиозным актом и предметно освещать свои религиозные содержания»94.

«Культура религии не исчерпывается культурой догмата, обряда, священства и прихода; культура религии есть, прежде всего, культура религиозного акта, - его верного строения, его искренности и цельности, его духовной чистоты и его жизненной силы»95.

«Религиозное состояние есть особого рода глубокая и таинственная связь, которая может быть описана сразу – как «ухождение» человека в Бога и как «присутствие» Бога в человеке… молитва есть непосредственное единение с Богом»96.

«Вопрос верного пути, ведущего к Богу, есть основной, существенный и драгоценный. Религия, не могущая научить «методу», не умеющая сказать и показать людям, что же им надо сделать, чтобы верно узреть Бога и вступить с Ним в единение, - не может повести людей к свободному Богосозерцанию, а потому или ограничивается малыми общинами «случайнопредрасположенных» к ее учению людей, или же обратится к насилию и лжи…»97

«Тайна Божества хранится не людьми, а Богом, она и открывается Богом и при том каждому из нас по его силам и достоинству»98.

«Религиозный человек отдает свое внимание… такому Предмету, который перерождает его душу, остается в ней и не покидает ее даже и тогда, когда приходит неизбежная волна «экстенсивности»… уходя от своего Предмета, он уносит Его в себе и с собой; изменяя свою «интенцию», он не изменяет Богу; живя земным, он видит в нем Божии лучи и сам, не зная того, излучает их в мир…»99

«Религиозное сомнение не разрешается умствованием и отвлеченными доказательствами; оно разрешается только реальным опытом… созерцающего сердца. …Религиозное сомнение есть путь предметного удостоверения»100.

«Пошлость проистекает из человеческой слепоты к божественному; она порождает отсутствие благоговения к священному, в различнах проявлениях, - начиная с тупого безразличия и кончая лицемерием и кощунством»101.

«Обновиться должна жизненная интенция человека, та основная направленность, которую аскеты восточного православия выражают словом «вожделение», т. е. сильное, устойчивое и страстное хотение. Эта интенция должна стать духовной»102.

«Человеческая душа, раз испытавшая и увидевшая духовно-священную глубину там, где ей дотоле казалось все плоским, недуховным и несвященным, и воспринявшая в себя эту глубину через посредство художественного искусства, оказывается реально введенной в новый, духовный план бытия: она уже приобщилась новым содержаниям и ритмам жизни, которые неизбежно осветят ей ее прежние содержания, акты, ритмы, тяготения и вкусы, и побудят в ней жажду высшего и лучшего; и более того, - это новое засвидетельствует ей сразу и достижимость высшего и состоявшееся уже начало осуществления»103.

«Сердце человека должно все простить и запеть от сочувствования, сорадования и сострадания; а совесть человека должна приобрести свою христиански-первоначальную силу и дать человеку упоение добротой. А для этого необходимо «богомолье», идущее по «огням жизни».

Только этот путь и может привести человека к религиозной цельности»104.

«Пастырь призван быть живым источником и живой школой молитвы»105.

«Нельзя отделять сердце от ума и созерцания, и созерцание от ума и от сердца»106.

«Неискренняя молитва есть несостоявшаяся молитва. Неискренно совершенный обряд есть пустая форма обряда… неискренняя церковь лишена Благодати: она мертва, она есть трагическая видимость церкви»107.

«Дым лжи выедает духовные глаза и отравляет в душах предметное дыхание»108.

«Страдание есть соль жизни; и в то же время – ее стремящая сила; учитель меры и веры. Оно есть как бы ангел-хранитель человека, спасающий его от пошлости и очищающий его от греха.

Страдая, человек вступает на путь духовного очищения и возвращения в Божий луч»109.

«Человек может думать о чем угодно, вершить свои жизненные дела, есть пить, спать, напряженно работать и предаваться отдыху, а внутренний свет Купины не покидает его: он будет мерой вспыхивать и очищать его душу; освещать в жизни добро и зло, давая всегда силу, и волю, и умение выбрать благое; и лишать человека возможности совершать злые, черствые, низкие и пошлые поступки…

Таково действие сокровенной и постоянной, «неумолкающей», безмолвной молитвы. Она есть уже начало единения с Богом»110.

«Дух не отвергает ни плоть, ни душу, но одухотворяет их, «протенцирует» и устрояет на высшем уровне религиозного единения»111.

«Человеку, совершающему свое религиозное очищение, необходимо не только смирение, но и трезвение; - и трезвение не только в созерцании, но и в богословском мышлении»112.

«Смерть должна быть духовным увенчанием жизни. Она должна явиться таким «концом», в котором уже сияло бы начало нового восхождения… Тогда она становится и последним земным приобщением человека к Свету»113.

«У «религиозно-одержимого» человека возникает то свойство духовной прозрачности, которое придает ему совершенно исключительное обаяние…

Одно единое дыхание Духа пронизывает весь состав его существа, того Духа, которому он цельно и до глубины предался и который его всежизненно и пожизненно «одержит» Своей благодатной властью»114.

«Сопротивляться злу силой надлежит с сознанием, что средство это есть единственно-оставшееся, крайнее и несправедливое; что это средство не «оправданное» и не «освященное», а принятое в порядке духовного компромисса; и что в силу этого оно должно быть при первой же возможности оставлено и заменено другими, более духовными, достойными и любовными средствами. Там, где действует слово, не нужен меч… Ибо дух человека преобразуется любовью, свободой, убеждением, примером и воспитанием, а не силой. Сила не строит дух, а только пресекает нападающую противодуховность»115.

Даже к чтению святоотеческой литературы православное догматическое сознание подходит критически: где соборная мысль Церкви, а где частное мнение? Тем более не стоит переоценивать «Аксиомы», как и другие произведения Ильина, касающиеся духовной жизни. Это не унижение авторитета философа и бесспорного культурного достоинства произведения. Эта книга может привести ученого человека к вере. Но она вряд ли полезна как руководство в духовном делании православного аскета.

В «Аксиомах» безусловное предпочтение православной духовной традиции. Но исходные посылки экуменические: изучение внеконфессиональных «истин» духовного опыта. Нередки выражения типа: «молитвенная медитация». Возможно, это выражение наполнено особым содержанием, но текст этого никак не выражает. Даже для философского мышления (не говоря уже о богословском) не позволительно смешение таких понятий, как безрассудочное повторение магического слова, заклинания и разумной беседы с Богом.

На лицо создание своего духовного языка. Достаточно много выражений прямо соблазнительных. Например, выражение «религиозно-одержимый» человек неизбежно воспринимается, как человек претерпевший насилие от духовной сущности, но ни как проявление «синергии».

Не смотря на утверждение необходимости смирения для совершения истинного религиозного духовного акта, на протяжении всей книги ощущается больший акцент в сторону самости, самоутверждения, чем смирения.

Одним словом, «религиозное сомнение» и «трезвение» необходимы не только в отношении «религиозного опыта», но по отношению к содержанию книги «Аксиомы религиозного опыта». В отличие от книги «О сопротивлении злу силою» «Аксиомы» почти не анализировались не только на богословском, но и на публицистическом уровне. Необходимость богословского православно-догматического анализа «Аксиом» несомненна, учитывая возрастающую популярность творчества Ивана Ильина. Дать адекватный анализ книги, являющейся духовным плодом всей жизни и завещанием великого философа, наряду с другими произведениями в такой небольшой работе невозможно. «Аксиомам» необходимо посвятить отдельное серьезное исследование. Остается надеяться, что это будет исполнено в недалеком будущем.


Для нас осталось богатое духовное наследие И. Ильина. Созданное им предназначалось не на потребу времени — с мыслью о возрождении России, с надеждой, что ее будущие восстановители обратятся к его опыту, писалась каждая строка, выводилось каждое слово. «Теперь, —писал И. А. Ильин, — мне 65 лет, я подвожу итоги и пишу книгу за книгой. Часть их я напечатал уже по-немецки, но с тем, чтобы претворить написанное по-русски. Ныне пишу только по-русски. Пишу и откладываю — одну книгу за другой и даю их читать моим друзьям и единомышленникам. Эмиграция этими исканиями не интересуется, а русских издателей у меня нет. И мое единственное утешение вот в чем: если мои книги нужны России, то Господь убережет их от гибели; а если они не нужны ни Богу, ни России, то они не нужны и мне самому. Ибо я живу только для России"116.