Темы диссертаций по экономике » Экономика и управление народным хозяйством: теория управления экономическими системами; макроэкономика; экономика, организация и управление предприятиями, отраслями, комплексами; управление инновациями; региональная экономика; логистика; экономика труда

Экономическое развитие в условиях лимитированной окружающей среды тема диссертации по экономике, полный текст автореферата

Автореферат

Ученая степень	доктор экономических наук
Автор	Щукина, Ала Яковлевна
Место защиты	Москва
Год	2006
Шифр ВАК РФ	08.00.05

Диссертация

Автореферат диссертации по теме "Экономическое развитие в условиях лимитированной окружающей среды"

На правах рукописи

ТАТАРИНОВ Алексей Викторович

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕКСТЫ О ЕВАНГЕЛЬСКИХ СОБЫТИЯХ: ЖАНРОВАЯ ПРИРОДА, НРАВСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПРОБЛЕМЫ РЕЦЕПЦИИ

10.01.01 Ч Русская литература 10.01.03 Ч Литература народов стран зарубежья (Америки и Европы)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Краснодар - 2006

" Работа выпонена на кафедре зарубежной литературы Кубанского государственного университета

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

A.И. Смирнова (МГПУ, Москва); доктор филологических наук

B.И. Солодовник (МГОУ, Москва); доктор филологических наук

Л.А. Степанов (КубГУ, Краснодар).

Ведущая организация Армавирский государственный

педагогический университет

гЧ' /уу

Защита состоится л^ ^^С^Я^_2006 г. в часов на

заседании диссертационного совета Д 212.101.04 в Кубанском государственном университете по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета

Автореферат разослан 2006 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

Н.И. Щербакова

Общая характеристика работы

Объект научного исследования и варианты его терминологического определения. Диссертационное исследование Художественные тексты о евангельских событиях: жанровая природа, нравственная философия и проблемы рецепции посвящено изучению литературных произведений, в которых новозаветная история, следуя законам художественного повествования, предстает сюжетом рассказа, повести или романа. В текстах, рассматриваемых в этой работе, присутствует Иисус, его ученики, противники и собеседники. Евангельские имена, герои, события и речи формируют сюжетное пространство - его взаимодействие с архетипическими для христианства образами и мотивами сомнению не подлежит. Одна авторская версия священных событий следует за другой. Нет ограничений ни в языках, на которых говорят персонажи с новозаветными именами, ни в новых литературных гипотезах канонической истории. Такие произведения мы называем художественными текстами о евангельских событиях. В качестве синонимичных терминов есть смысл использовать литературные апокрифы и апокрифы стилизованные, подчеркивая жанровую связь произведений о событиях Священной истории с текстами, ставшими классической альтернативой (иногда - сюжетным развитием) книгам Ветхого и Нового Заветов. Русскую традицию представляют Иуда Искариот Л. Андреева, Братья Аримафейские М. Арцыбашева, Иисус Неизвестный Д. Мережковского, Мастер и Маргарита М. Бугакова, Покушение на миражи В. Тендрякова, Путь Христа Ю. Кузнецова. Среди самых значительных текстов, соответствующих специальности 10.01.03, сразу отметим Царя Иисуса Р. Грейвза, Три версии предательства Иуды Х.Л. Борхеса, Последнее искушение Н. Казандзакиса, Человека из Назарета Э. Берджесса. Евангелие от Иисуса Ж. Сарамаго, Евангелие от Сына Божия Н, Мейлера, Евангелие от Пилата Э.-Э. Шмитта. Разумеется, что названными произведениями ни русская, ни зарубежная традиции не ограничиваются.

Художественная проза занимает в работе центральную позицию. Помимо собственно литературных эпических произведений, мы исследуем тексты, в которых происходит синтез художественных и публицистических методов, как в "Жизни Иисуса" Ф. Мориака, "Иисусе Неизвестном" Д. Мережковского или в "Евангелии от Афрания" К. Еськова. Исключение составляют пьеса У.Б. Йейтсг.

"Гогофа", чей повествовательный динамизм заставил забыть о том, что к эпосу она не относится; стихотворение Х.Л. Борхеса Христос на кресте, в котором" лирический сюжет вырастает в самостоятельную и весьма показательную историю о другом Христе; и две последние поэмы Ю. Кузнецова (Путь Христа и Сошествие в ад), очень важные для решения задачи, поставленной в последней главе. Значимость проблемы рецепции литературных апокрифов в современной критике предопределила присутствие в диссертации романа Л. Леонова Пирамида. Исследование посвящено сложным отношениям художественной словесности и христианства в XX веке. Но XX век - не только календарное, но и мировоззренческое понятие, масштабом своих культурных экспериментов напоминающее эпохи средневековья и Ренессанса, не имеющих, как известно, ни года рождения, ни года смерти. Художественная проза Г. Флобера, А. Франса, Т. Гедберга, рассматриваемая в этой работе, создавалась в XIX столетии, но это не делает ее архаичным явлением, не соответствующим тем стратегиям, которые были избраны Л. Андреевым или Н. Мейлером.

Предмет научного исследования. Жанровое своеобразие, нравственная философия и проблема рецепции художественных текстов о евангельских событиях составляют единый предмет диссертационного исследования. Особое теоретическое значение имеет вопрос о структурном единстве изучаемых текстов. Произведения, сюжетно обращенные к евангельским событиям, рассматриваются в работе как относительно стабильная жанровая система.

Считая литературу самостоятельной эстетической реальностью, концептуально свободной от серьезных и обязательных задач религиозной словесности, мы не можем поностью изолировать от теологии и нравственного богословия художественные тексты о Христе и новозаветных событиях. Евангелие ставит и решает задачи спасения, требуя' от человека изменения жизни согласно логике Писания. Стилизованные апокрифы, оставаясь в пространстве литературы, не могут и не дожны становиться учением, но в них всегда сохраняется дидактический потенциал, поддерживаемый художественным присутствием Иисуса, произносящего речи, которые трудно не сравнивать с речами в канонических Евангелиях. Стремясь ответить на вопрос, чему учат (подчас совершенно не желая учить) литературные апокрифы, на какого имплицитного читателя делают

ставку, в качестве одного из предметов научного исследования мы рассматриваем не только дидактику содержания, но и дидактику формы, определяемую самим фактом существования литературных текстов, которые повествуют о священных для многих личностях. Кризисное, конфликтное обсуждение в современном литературоведении ершалаимских глав романа Бугакова Мастер и Маргарита, поэм Кузнецова Путь Христа и Сошествие в ад, романа-наваждения Леонова Пирамида и самой проблемы религия и художественная культура требуют специального обращения к вопросам рецепции стилизованных апокрифов, которые одни критики, философы и богословы склонны считать явлением необходимой свободы творчества, трудными путями приводящего к Богу, а другие определяют как непозволительное кощунство, за которое авторам (не исключено, что и читателям) придется ответить и на этом, и на том свете.

Степень изученности темы. Как сюжетно-жанровая группа, трансформирующая евангельскую историю в литературное событие, стилизованные апокрифы изучались не слишком часто. Число текстов, как и число языков, на которых они были созданы, требуют колективного усилия заинтересованных авторов, способных быть в христианстве (иначе общение с Новым Заветом будет учено-формальным) и одновременно не быть в нем (необходима дистанция, чтобы оценить литературные апокрифы).

Отмечаем статьи А. Меня (В поисках подлинного Христа), А. Зверева (Ты видишь, ход веков подобен притче...), С. Семеновой (Всю ночь читал я Твой Завет...: Образ Христа в современном . романе). Важной вехой в деле освоения поэтики, жанровой природы и нравственной философии литературных апокрифов стал выход тематического номера журнала "Иностранная литература" (Библия: канон, и интерпретация, 1998, № 5). Эффективно работает украинский литературовед А.Е. Нямцу. Его главный труд (Идеи и образы Нового Завета в мировой литературе. Черновцы, 1999) -единственная в советской, постсоветской и российской традициях целостная, объемная работа, посвященная художественным текстам о евангельских событиях. Из работ, вышедших на Западе, следует отметить книгу В. Казака "Изображения Христа в русской литературе: от древности до конца XX века". Особое внимание мы уделили диссертации американского исследователя A.C. Брауна "Модернистские апокрифы: Контексты евангельского сюжета в

русском модернизме" (University of California, Berkeley. Fall, 1998). Научным объектом здесь стали произведения Л. Тостого ("Краткое изложение Евангелия"), J1. Андреева ("Иуда Искариот"), М. Арцыбашева ("Братья Аримафейские"), А. Ремизова (""Страсти Господни", "Иуда предатель" и другие), Н. Минского ("Гефсиманская ночь"), И. Наживина ("Евангелие от Фомы"), Д. Бедного ("Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна"), М. Бугакова ("Мастер и Маргарита"). А.С. Браун, в отличие от многих специалистов, не забывает о том, что как бы ни были самостоятельны художественные произведения об Иисусе и о событиях, с ним связанных, они не могут поностью потерять связь с сюжетным первоисточником и оказываются зоной свободного богословия, в которой американский ученый больше всего внимания уделяет гностической парадигме литературных апокрифов. "Те, кто пишет модернистские апокрифы, не столько решают исторические проблемы, сколько делают личный выбор, продвигая те или иные еретические концепции. (...) Модернистские апокрифы становятся артефактом теологической истории", - пишет А.С. Браун. Х

Актуальность исследования. 1) Изучение художественных текстов о евангельских событиях проводится в контексте проблемы религия и литература - одного из самых востребованных проектов современных гуманитарных наук. 2) В отечественной.науке интерес к литературным апокрифам был стабильным благодаря рассказу Л. Андреева Иуда Искариот и роману М. Бугакова Мастер и Маргарита; в последние годы он заметно вырос после публикации романа Л. Леонова Пирамида и поэм Ю. Кузнецова Путь Христа и Сошествие в ад. 3) В теоретическом литературоведении все чаще ставится вопрос о неканонических жанровых формах, к которым мы относим художественные тексты о евангельских событиях. 4) Проблемы неомифологизма, демифологизации, трансформации архетипических сюжетов и новых кодов восприятия активно решаются в современном литературоведении, заинтересованном в изучении креативного прочтения классических и сакральных историй как актуальных историй наших дней.

Новизна исследования. 1) Впервые русские литературные апокрифы (рассказы Андреева и Арцыбашева, роман Бугакова, поэмы Кузнецова) изучаются в контексте всемирной традиции художественной трансформации евангельского сюжета. 2) Проблема

художественных текстов о евангельских событиях ставится как теоретическая проблема литературоведения, предусматривающая разделы классический и литературный апокрифы, литературный апокриф и мифологическое сознание, Евангелие и роман о евангельских событиях, литературный апокриф как постмодернистская сюжетика и риторика. 3) Предлагается систематизация и жанровая классификация литературных апокрифов по доминанте сюжетного взаимодействия с новозаветным повествованием. 4) Ставится вопрос о теологическом пространстве художественного произведения и обозначаются пути его решения в традициях апофатической и катафатической методологии. 5) Основные традиции рецепции и истокования литературных апокрифов, проявившие себя в отечественном литературоведении, изучаются как достаточно устойчивые мировоззренческие системы.

Цель диссертационного исследования - изучение литературных текстов о евангельских событиях: 1) как сюжетно-жанровой группы, относительная устойчивость которой поддерживается

взаимодействием художественных событий со Священной историей Нового Завета; 2) как нравственной философии, контактирующей с евангельской дидактикой или трансформирующей ее в иные представления о жизни и судьбе человека; 3) как феномена рецепции и интерпретации в традициях а) доверия к литературе и б) отрицания ее самостоятельной эстетической роли в том случае, когда художественный текст использует религиозный сюжет.

Поставленная цель предполагает решение следующих научных задач:

- систематизацию научных знаний о канонических Евангелиях как особой жанровой форме, обладающей стабильностью на основных структурных уровнях (повествование Ч повествователь Ч событие Ч имя Ч герой Ч конфликт - учительная речь - время и пространство);

воссоздание и научное объяснение терминологического пол?: исследования (апокриф Ч стилизованный апокриф Ч художественный текст о евангельских событиях Ч теологическое пространство Ч апофатическая поэтика Ч катафатическая поэтика Ч концептуализация сюжетной периферии);

- определение сюжетных, жанровых и нравственно-философски?; стратегий художественных текстов о евангельских событиях я

контакте с каноническими Евангелиями, с классическими апокрифами, с мифами, в контексте традиционного христианства, гностицизма, постмодернизма;

- изучение повестовательных моделей, принципов трансформации евангельского сюжета в литературных апокрифах и классификация изучаемых произведений по основным признакам сюжетной структуры;

- исследование христологических аспектов литературных апокрифов и постановка проблемы теологии художественных текстов в традициях апофатического и катафатического мышления;

решение проблемы литературного освоения периферии евангельского сюжета и концептуализации так называемых второстепенных героев: вохвов, Лазаря, Понтия Пилата;

рассмотрение многочисленных примеров художественной реабилитации Иуды Искариота в стилизованных апокрифах, оформление научной концепции, учитывающей особую роль Иуды, его постоянное взаимодействие с Иисусом в амбивалентом деле предательства-спасения;

- изучение романа М. Бугакова Мастер и Маргарита, романа Л. Леонова Пирамида и поэм Ю. Кузнецова Путь Христа и Сошествие в ад как значительных объектов современной рецепции (теологической и литературоведческой), позволяющей поставить вопрос о двух основных традициях истокования художественных текстов о евангельских событиях.

Методология исследования. 1) Методы сравнительно-типологического литературоведения: сопоставительное изучение текстов, восходящих к единому сюжетному первоисточнику, но относящихся к разным жанрам, историческим эпохам и литературным стилям. 2) Методы теоретической и исторической поэтики: исследование основных повестовательных моделей, определение философии сюжетно-жанровой группы литературных апокрифов, их становления в разных временных и национальных контекстах. 3) Методы современного богословия (в его светском, культурологическом варианте) и религиоведения, позволяющие говорить об апофатической и катафатической поэтике изучаемых текстов, о теологическом уровне сюжета, о религиозно-нравственных > интенциях повествовательных форм. 4) Методы современной литературной критики, актуализизирующей восприятие художественных текстов о евангельских событиях в контексте

проблемы религия и литература. 5) Методы классического и постмодернистского анализа художественных текстов, авторский метод реконструкции управляющей формы, который позволяет оценить литературный апокриф как маргинальный вариант литературно-исторического становления евангельского сюжета.

Апробация работы. 1) Обсуждение в ИМЛИ РАН (Москва, 1997, 1998) разделов, посвященных Леониду Андрееву, в рамках реализации проекта Русская литература рубежа веков (1890-е Ч начало 1920-х годов). 2) Обсуждение на кафедре зарубежной литературы КубГУ монографии Жанровая природа и нравственная философия художественных текстов о евангельских событиях, учебного пособия Библейский сюжет и его становление в литературе средневековья и Ренессанса, колективной монографии Античность и Библия в литературном процессе XX века и сборника статей Дидактика художественного текста. 3) Очное и заочное участие в международных, всероссийских и региональных конференциях (Москва, Краснодар, Великий Новгород, Ставрополь, Соликамск, Армавир, Майкоп). 4) Чтение соответствующих лекционно-практических курсов в КубГУ на протяжении 14 лет. 5) Авторские курсы Библия и литература для учителей средних школ.

Научно-практическая значимость исследования. 1)

Определенный интерес представляет междисциплинарный статус работы, в которой художественные тексты изучаются в их взаимодействии с религией. 2) Главы и разделы, посвященные изучению литературных апокрифов Андреева, Арцыбашева, Мережковского, Бугакова, Тендрякова, Леонова, Шарова, Кузнецова, помогают в решении актуальной научной проблемы Христианство и русская литература. 3) Методология анализа и систематизации изучаемых текстов, размышления о проблеме современного жанрообразования могут быть востребованы в исторической и теоретической поэтике художественной литературы. 4) Сюжет и выводы научного исследования имеют шанс быть включенными в вузовские курсы по истории русской и зарубежной литературы. 5) Концептуализация научных и нравственных позиций в оценке литературных апокрифов может помочь в разрешении современного спора о степени духовной ответственности Андреева, Бугакова, Леонова, Кузнецова и других писателей, дерзнувших сделать священный сюжет основой литературного произведения.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и библиографического списка. Общий объем диссертационного текста Ч 648 страниц.

Основы научной стратегии в области контакта литературы и религии. Наше исследование посвящено литературным произведениям, затрагивающим теологические интересы. Представим положения, призванные прояснить отношение к этим сложным и противоречивым контактам.

Художественные тексты о евангельских событиях, используя архетипические для христианской культуры имена (Бог, Иисус или Мария), фабульные знаки (крещение, искушение в пустыне или распятие), речи (Нагорная проповедь или полемика с фарисеями), остаются в пространстве вымысла, где читатель встречается не с Богом Писания и Церкви, а с богом текстов Берджесса или Сарамаго и независимо от авторской стратегии (писатель может желать превращения рассказа или романа в в нечто большее, чем рассказ или роман) пребывает в литературе, а не в религиозной словесности.

Стилизованные апокрифы мы рассматриваем как художественную форму становления евангельского сюжета, его исторической и литературной конкретизации в маргинальных для христианства областях, в которых проблемы спасения и погибели, греха и святости могут быть поставлены, но не могут быть окончательно решены. Если классический апокриф - творчество веры, следовательно, к нему может быть отнесено понятие ереси, то стилизованный апокриф, не представляющий исповедания общины, не фиксирующий акт веры, находится вне интересов реального богословия.

Качество литературных апокрифов - не в формальной верности сюжету Писания и не в добросовестном воспроизведении евангельских речей Иисуса. Внешне благопристойный жест может быть рекламным трюком (не будем забывать, что такие тексты хорошо продаются!), признаком отсутствия таланта или следствием ритуального страха, что, впрочем, не предполагает непременного требования читателем кощунственной риторики. Так как стилизованные апокрифы Ч литература, мы вправе ожидать интенсивной, динамичной поэтики, поэтики художественного отстранения от магических форм стабилизации евангельского сюжета.

Основные положения, выносимые на защиту

1. Характер взаимодействия художественных текстов о евангельских событиях с сюжетным первоисточником позволяет говорить о литературной стилизации классических апокрифов. Создавались апокрифические евангелия как свидетельства об истинном Христе, как тексты, определявшие веру той или иной общины. На классических апокрифах - печать религиозной серьезности и духовной значимости. Иначе обстоит дело со стилизованными

1 апокрифами. Мир художественной литературы -пространство вымысла, субъективной авторской игры, в данном случае, игры в апокриф, литературной стилизации неизвестной ранее правды о Христе. Стилистика апокрифических евангелий соответствует художественным принципам религиозной словесности, в частности, практически поностью отсутствуют описания, уступая место повествованию (чаще в иудео-христианских апокрифах) и проповеди (апокрифы гностического . стиля). В художественных текстах о евангельских событиях описания, психологические расширения сцен, разнообразные периферийные речи оказываются на первом плане, отделяя литературу от религиозной словесности. Классический апокриф всегда сохраняет Христа в центре, апокриф принципиально христоцентричен; стилизованный апокриф расширяет геройную сферу, уделяет большое внимание контексту основных событий. В апокрифических евангелиях условный автор всегда ощущает себя смиренным повествователем, слушающим Христа; в художественных текстах о евангельских событиях автор стремится управлять героем, которым является литературный Иисус.

2. Евангелие становится литературным повествованием, соответствующим поэтике художественной модальности. Циклический сюжет с характерным для него переходом границы между мирами (рождение Бога на земле людей, смерть Богочеловека на кресте, его воскресение и вознесение) уступает место менее очевидному сюжетному образованию (например, отсутствие события воскресения в большинстве художественных текстов об Иисусе). Сакральные сцены теряют значение кульминационных точек

судьбы и растворяются в потоке речи. Повествователь утрачивает веру и эпистемологическую дистанцию евангелистов канона, приступает к созданию пространства относительных слов и поступков. Экстенсивное развитие сюжета (введение новых событий и оценок) позволяет трансформировать модель евангельского жития в модель психологического эпоса.

Выделение доминантных признаков повествовательной организации делает возможной следующую классификацию изучаемых текстов: а) целостные парафразы евангельской истории, литературные жизнеописания Христа (например, Последнее искушение Н. Казандзакиса или Евангелие от Сына Божия Н. Мейлера); б) произведения, организованные по сюжетно-композиционной модели текст в тексте (Мастер и Маргарита М. Бугакова и Покушение на миражи В. Тендрякова); в) художественно-публицистические тексты на границе литературы и эссеистики (Жизнь Иисуса Ф. Мориака и Иисус Неизвестный Д. Мережковск ого); г) произведения, концептуализирующие судьбу героев из окружения Христа (Иуда Искарит Л. Андреева и Братья Аримафейские М. Арцыбашева); д) притчи, актуализирующие новозаветный сюжет (Смерть Агасфера П.Ф. Лагерквиста и Воскрешение Лазаря В. Шарова).

Покидая религиозно-мифологическое пространство (концепция спасающего Богочеловека), принимая законы литературного повествования, образ Иисуса исчезает из текста как Лицо, требующее покаяния и принимающее исповедь. Этическое напряжение канонических Евангелий, обусловленное духовным характером событий, исчезает. В большинстве изучаемых нами произведений Иисус предстает тем, кто исповедуется. Читатель получает роль, предусматривающую заинтересованное прослушивание исповеди. Многие художественные тексты о евангельских событиях отличаются слабостью и невыразительностью речей литературного Иисуса, которые а) повторяют (пересказывают) поучения новозаветного Богочеловека; б) оказываются догими рассуждениями о второстепенных предметах; в) представляют собой радикальную инверсию евангельских слов. Если Христос Евангелия и классических

апокрифов интересен и нов в своем учительном слове, то в большинстве стилизованных апокрифов речь Иисуса не способна стать нравственно-поэтическим центром текста.

5. Художественное богословие литературных текстов о евангельских событиях восходит к апофатическим и катафатическим принципам. Поэтика катафатического изображения Бога и небесных сфер, придающая антропоморфный, конкретно речевой облик религиозным сущностям, в стилизованных апокрифах к особым успехам не приводит. Как только образ Бога начинает реализовываться в ясном слове, в характере, теологическое пространство текста сразу же становится местом для иронических игр и саркастических суждений о божественном. Признаком апофатического метода следует назвать отсутствие Бога-героя, авторское нежелание насыщать трансцендентальную сферу сюжета конкретными образами религиозной власти. Бог остается проблемой повествования, темой романных речей, но не может стать персонажем с биографией, характером и личными страстями. Апофатический метод художественного изображения теологических проблем не позволяет читателю превратить сверхчеловеческий мир в пространство ясного, хорошо заучиваемого слова, которое обеспечит набор несложных знаков для исчерпывающего обсуждения духовных проблем. Читатель оказывается в ситуации эпистемологической неуверенности, не зная, с чем он имеет дело Ч с атеистическим отчуждением от теологических предметов, с восточным успокоением в мысли о тщетности всякой предметности, с апофатическим христианством, оберегающим Бога от диктатуры упрощающего суждения, или с циничным равнодушием, затейливой литературной игрой, свободной от - любого мировоззрения.

6. Часто происходит трансформация евангельской сюжетной модели: образ Иисуса покидает сюжетный центр, уступая место героям, совершившим в Новом Завете касание Христа. Персонаж евангельской периферии (Лазарь, Пилат или Варавва), вытесняя Иисуса из повествования, не только выдвигается в сюжетный центр, но подчас и замещает Христа, получает право на учительное . слово или на реализацию архетипических действий,. которые определяют

канонический образ Спасителя. Художественное освоение евангельской периферии приводит в действие центробежные силы: утрата священного центра канонической истории оборачивается ее десакрализацией. Перед автором открывается перспектива использования

трансформированной евангельской формы для утверждения новых дидактических принципов.

Литературное оправдание Иуды Искариота становится одним из самых заметных сюжетных ходов в художественных текстах о евангельских событиях. Авторы стилизованных апокрифов больше не хотят проклинать евангельского предателя. Причины разные: динамизация сюжета в инверсии классических смыслов, доведение до логического предела этики прощения, сближение образов учеников с образами фарисеев, возросшее уважение к гностическому мышлению, которое возвышает образ тайной жертвы. Изменения, происходящие в литературных апокрифах с Искариотом, -следствие новой модели мира, в которой оказываются священные события. Отца, посылающего Сына к человеку, здесь нет. Во многих текстах Иуда наделяется функциями Отца - волевым усилием, координацией пути, жертвоприношения й даже посмертной памяти. Происходит сближение литературного Иисуса с литературным Иудой, иногда завершающееся утверждением : единой художественной личности.

Нравственное восприятие, теологическое истокование и литературоведческая интерпретация русских апокрифов (в центре изучения Ч Мастер и Маргарита М. Бугакова, Пирамида Л. Леонова и поэмы Ю. Кузнецова) совершаются в двух основных традициях: а) религиозно-критической, стремящейся выявить духовное несоответствие художественных текстов о евангельских событиях основам христианского мировоззрения и оценивающей литературное произведение как дидактическое слово, которое обслуживает те или иные еретические учения; б) философско-апологетической, отстаивающей самостоятельное значение литературного творчества как особой зоны неизбежного риска, в которой идеи и образы всегда отличаются художественным (а не религиозным) статусом, избавляющим их от догматического осуждения.

9. Несовпадение сюжетов стилизованных апокрифов с сюжетом канонических Евангелий, особая активность авторов в создании нового литературного мифа, смещение ракурса художественного восприятия священных событий, как и напряженный конфликт в области рецепции литературных апокрифов, актуализирущий в читательском сознании и давно написанный роман Бугакова, и появившиеся в новом веке поэмы Кузнецова, могут быть оценены позитивно. Читатель, чья вера ослабла в расслабляющем потоке обыденности, получает шанс еще раз оказаться в экзистенциальной ситуации (в относительно безопасной ее форме) и оценить свое отношение к Евангелию, превосходящему сюжет любого литературного текста о нем (мотив творческой провокации). Реальные исторические контексты трансформации евангельского сюжета в литературных текстах позволяют оценить судьбу евангельских образов и идей в разных культурных традициях . и стилях сознания, будь то модернизм, соцреализм, неохристианство, современный атеизм или постмодернизм.

Содержание работы

В первой главе (Художественный текст о евангельских событиях как теоретическая проблема), посвященной изучению литературных апокрифов как сюжетно-жанровой структуры, соотносимой с событийным первоисточником - Новым Заветом, пять разделов. В первом разделе (Евангелие как сюжетно-жапровая система) предпринимается попытка оценить канонический источник изучаемых в диссертации текстов с точки зрения литературоведения. Повествование и поучение, биография и проповедь - основные жанровые признаки Евангелия, которые неизменно отражаются в терминологических исканиях, подробно освещенных в разделе. Эпос, лирика и даже элементы драмы находятся в благовестии в органическом единстве; формы древней словесности пребывают в таком синтезе, что стоит признать за Евангелием самобытную и неповторимую жанровую структуру, не нуждающуюся в ином словесном оформлении.

Сюжетно-жанровая система Евангелия осложнена: а) высоким статусом речей Иисуса Христа, создающих внутреннее пространство, и объемным характером евангельской дидактики, возвышающей

благодать (духовная свобода в деле спасения) над законом (подчинение юридическому авторитету); б) разнотекстовым оформлением истории боговоплощения, взаимодействием синоптиков и евангелиста Иоанна, в котором полемический аспект не менее очевиден, чем аспект контактно-согласительный; в) стремлением евангелистов поставить повествование о Христе в центр всей библейской традиции (Евангелие - способ адаптации сюжета от Книги Бытия до Откровения Иоанна Богослова) и самого исторического процесса (от сотворения мира до воскресения всех мертвых и нисхождения небесного Иерусалима). Для формирования сюжетно-жанровой системы Евангелия большое значение имеет апофатический принцип Ч сюжетная (но не фабульная) незаконченность, постоянная центростремительность главного новозаветного текста, обусловленные творческим характером речей Христа, сложным синтезом четырех повествований в пределах единого Евангелия и его претензиями на структурообразующую роль как в словесности, так и в истории. Своеобразие евангельского сюжета - в положительной агрессии, которой подвергается историческое время, обреченное искать себя в Новом Завете и открывать Новый Завет в себе. Психологическая убедительность речи Иисуса Христа, трагическая глубина фабулы, воплощающей судьбу праведника в мире фарисеев, влияет на те события, которые могут быть признаны фантастикой (насыщение хлебами, искушение в пустыне, воскрешения и воскресение) и распространяет на них понятие возможного и реального. Вместо схемы, системы магических знаков Евангелие предлагает жизнь. Сюжет раскрывается навстречу любому тексту, времени и сознанию. Завершая раздел, мы определяем основные уровни сюжетно-жанровой системы Евангелия, с которыми придется работать при изучении стилизованных апокрифов: повествователь, повествование, событие, имя, герой, конфликт, Учительная речь, время - пространство. Каждый уровень раскрыт в своем структурном содержании. Например, уровень имя: Иисус (Бог Спаситель) Христос (Помазанник, Избранник Божий) в проповедях, диалогах и речах, обращенных к нему, предстает как Сын Человеческий, Сын Божий, Пастырь, Агнец, Хлеб, Царь, Слово; большинство имен образуют антиномичные пары (Бог Ч 'Человек, Пастырь - Агнец), расширяющие границы идеального характера; совершая метафорический перенос, имя вводит образ Христа в различные контексты,настаивая на художественности как на важном принципе восприятия Евангелия.

Второй раздел (Маргинальные области христианского сюжета: апокриф и стилизованный апокриф) посвящен становлению евагельской истории в иных Ч не канонических -контекстах. Исследования, проведенные в этом разделе, нашли отражение в пункте 1 Основных положений, выносимых на защиту. К сказанному добавим следующее. Апокрифические евангелия всегда религиозно оптимистичны, они сообщают о состоявшемся спасении, которое теперь может стать личным уделом каждого читателя, приобщающегося к учению. Независимо от стилистической ориентации (иудео-христианские или гностические апокрифы), эти тексты всегда обладают теологическим уровнем, на котором разрешаются проблемы жизни и смерти. Именно этот уровень наиболее проблематичен в художественных текстах о евангельских событиях. Бог часто оказывается иронической, саркастической или отсутствующей фигурой. Смерть Христа практически всегда очевиднее воскресения, которое часто отсутствует вовсе, свидетельствуя о модели мира, в котором концепция пустоты воспринимается лучше, чем концепция закономерного возвращения к жизни после принесенной жертвы. Нельзя не отметить провокационный характер существования как классических апокрифов, так и апокрифов стилизованных. Канон испытывает постоянную агрессию со стороны риторических форм, использующих евангельские имена, события и речи. Христианин древности проверял свою веру в стокновении с правдой апокрифических евангелий, христианин наших-дней дожен еще раз сознательно пережить евангельские события, читая рассказ Андреева, романы Панаса или Сарамаго.

В третьем (Психологические аспекты демифологизации в художественных текстах о евангельских событиях), четвертом (Современный роман о евангельских событиях: к проблеме жанровой трансформации новозаветного канона) и пятом (Стилизованный апокриф в постмодернистском дискурсе) разделах представлена теоретическая модель

демифологизации/авторского мифотворчества, отличающая процесс жанровой адаптации евангельских событий в художественных текстах. Романный жанр, наиболее точно выражающий философию литературы нового времени, рассматривается как эталонная форма современных апокрифических поисков.

Утверждая соединение в личности Христа двух природ (Сын Божий и Сын Человеческий), Евангелие исключает возможность.

рассмотрения сюжета как постепенного достижения человеком Иисусом статуса Бога Христа. Не развитию характера посвящен текст, а реализации изначальной сущности. Роман, как известно, жанр, представляющий становление характера, следовательно, романный Иисус - меняющийся герой, чья кризисная человечность оказывается на первом плане. Романистов, пишущих о новозаветной истории, интересует сюжет становления, поэтому акцент сделан на сценах, эпатирующих читателя стилем деконструкции иконописных представлений о Христе.

Трансформируется событийный ряд: к парафразам канонической фабулы, поддерживающей контакт с Евангелием, добавляются иные события, создающие эффект новой информации об известной истории. Экстенсивное развитие сюжета позволяет трансформировать модель евангельского жития в модель психологического эпоса. Читатель наблюдает за стремительно расширяющимся миром, одна из задач автора, погружающего в романное многообразие частных эпизодов Ч показать жизнь, подвластную адаптации текстом или мифом, но всегда превосходящую любое повествование (в том числе, . и священное) объемом смыслов, вариациями канонизируемой текстом реальности.

Второстепенные (эпизодические) герои Евангелия по закону художественной детализации освобождаются от абсолютной зависимости от геройного центра (Иисуса) и часто приобретают свою литературную судьбу, отдельную биографию. Эпизодический герой может получить роль повествователя и обеспечить новую точку . зрения на новозаветную историю. Роман пытается реализовать сюжетные потенции Евангелия, прочитать ту или иную евангельскую сцену (например, освобождение разбойника в романе П. Лагерквиста Варавва, суд Пилата в Мастере и Маргарите М. Бугакова или в Евангелии от Пилата Э.-Э. Шмитта) как отдельную историю.

Жанровое уплотнение евангельского повествования до системы заповедей (подвижной, но все же стремящейся к оформлению) оборачивается в литературных апокрифах дидактической вопросителыюстью и неопределенностью; дидактическим центром оказывается не речь Иисуса, а непосредственно весь текст в сложном взаимодействии повествовательных инстанций. Романная нравственность не схематична, и в этом есть определенное соответствие евангельской дидактике. Если создать цепь текстов-заповедей магический текст Ч ветхозаветный Закон Ч Евангелие Ч роман, то увидим схематическую историю учительного слова от

неконвенционального признания слова телом и делом до многозначной романной риторики, отдаляющейся от классического сюжета беседа Учителя с учеником.

Уровни евангельской конфликтологии (Иисус - ученики, Иисус -фарисеи, Иисус - Пилат, Иисус - дьявол) образуют цельное религиозно-эпическое противостояние Богочеловека с миром. В литературных текстах о евангельских событиях мистериальный характер конфликта уступает место психологической двойственности; на первый план выходят внутренние противоречия в самом Иисусе. Житийный конфликт (в Евангелии один из его архетипов) предусматривает единство точек зрения на героя, соборное прославление побеждающей жертвы, будь то Алексей Божий человек или Роланд из старофранцузского эпоса. Романный конфликт, даже обращаясь к схеме циклического сюжета смерть Ч воскресение, повышает значение мотивов вины или ошибки. Так происходит в классических романах-трагедиях (Страдания юного Вертера Гете и Красное и черное Стендаля). Благородный, но все же ошибающийся, несчастный Иисус - в романах Р. Грейвза (Царь Иисус), Н. Казандзакиса (Последнее искушение), Г. Панаса (Евангелие от Иуды), Ж. Сарамаго (Евангелие от Иисуса).

Мотивно-тематическое пространство литературы XX века, как правило, свободно от религиозных ситуаций и насыщено образами становления личности в многообразии мирских, чисто человеческих контекстов. То, что представляется евангелистам опасной нравственной периферией (жизнь страстей), требующей религиозно-этической концептуализации в системе грех-святость, романистам необходимо для сближения современного читателя с миром новозаветной истории. Иисус испытывает сомнения, искушения (не ограниченные сценой трех искушений в пустыне), его эротическое движение к женщине (романы Казандзакиса, Берджесса, Сарамаго) часто оказывается на первом плане.

Канонический образ Иисуса Христа свободен от меховой культуры. Религиозно-эпическая дистанция, делающая евангелистов учениками, спасающимися в слове и деле Богочеловека, допускает трагические мотивы, исключая мотивы комедийные. Для романного слова смех и сопутствующие ему реакции настолько органичны, что представить жанр без этой стихии достаточно сложно. В Мастере и Маргарите лершалаимские главы Ч в контексте саркастического, цинично-смехового суда над советской Москвой. В романе Э. Берджесса Человек из Назарета становится необходимым смех

вместе с Иисусом, в романе Ж. Сарамаго актуален смех над риторикой, узаконившей христианство. Практически во всех текстах легкая ирония дожна стать формой единства читателя и повествователя.

Роман о евангельских событиях отнюдь не всегда можно назвать христианским романом. Начиная с раннесредневековой словесности (отмечаем, прежде всего, агиографический жанр), текст представлял новозаветную историю на уровне архетипического подтекста, обнаруживая явные и скрытые смыслы личности Иисуса Христа в герое, который жил в своем времени и представлял закономерные с точки зрения истории конфликты. Стилизованные апокрифы воспроизводят новозаветную фабулу, часто становятся пересказом (пересказом-инверсией) библейских событий, но утрачивают признаки христианской литературы, не видят целей риторического процесса в обновлении жизни словом и делом Богочеловека.

Роман стремится к созданию собственного сюжета, который не может быть целостно прочитан и истокован в рамках существующих традиций. В тяготении романа к современной жизни - сложность контакта с классическими сюжетными схемами. Роман о евангельских событиях оказывается в трудном положении: чтобы быть романом, он дожен предлагать персональное событие именно этого произведения; чтобы быть евангельским, роман обязан соотноситься с достаточно жесткой схемой христианского сюжета. В итоге тексты, связывающие имя Христа с вымышленными автором событиями (например, Евангелие от Иисуса Ж. Сарамаго), испытывают на себе гнев читателей-традиционалистов и обвинения в сознательном кощунстве, а тексты, сохраняющие верность фабульной организации Евангелия, тяготеют к иным, не романным жанровым формам (например, Сын Человеческий А. Меня или Жизнь Иисуса Ф. Мориака). Евангельский сюжет, становясь романным повествованием, подчиняется жанровой воле и располагается именно в зоне максимального контакта с современностью (М.М. Бахтин). Но, даже став литературой, библейская словесность ставит перед читателем вопрос о другой открытости и незаконченности - о сюжете жизни, который для любого читателя важнее самого значительного романа.

Так как мир устойчивых смыслов оказывается в концептуальной для многих авторов пустоте, проблема реальности сближается с проблемой языка, который воспринимается как активизированная словесная память. Смысл ее работы Ч не в сохранении бывшего, а в использовании следа реальности для поддержания творческого

процесса, для жизни языка, демонстрирующего свою силу, способность к развитию в апокрифических инверсиях. Многоязычие Ч уже не лингвистический опыт, а состояние души, умение пребывать в разных стилях-языках, сочетать библейскую фразу с научными терминами, психологически емкое слово с ненормативной лексикой (например, Евангелие от Митьков). Выдвижение версий -структурная необходимость для стилизованного апокрифа.

В современных романах и рассказах о Христе догматическому опыту противостоит поэтическое мышление.. Авторы помнят, что сложное евангельское повествование Ч высокохудожественный стиль, требующий от слушателя и читателя не магического заучивания, а творческого ответа на религиозно-эстетический призыв к спасению души. Помнят они и о том, что в историческом христианстве были прецеденты рационализации стиля, превращения художественного слова в слово катехизическое, подчиненное интересам прямой и ясной дидактики. Стилизованный апокриф . - знак подчеркнутой литературности, риторической многозначности обращения к священному сюжету. Здесь не только власть подтекстов и версий, но и возвышение поэтического слова как разоблачителя тоталитарных идеологий, которые в постмодернизме всегда воспринимаются как реальное зло. '

Высоко оценивая неопределенное, многозначное, бесконечное, постмодернизм активно взаимодействует (и не только в игровой форме) с апофатическими (познание Бога, истины через отрицание их частных атрибутов; апофатический Бог пребывает во тьме пробуждающего неведения) концепциями разных религий и философских систем, будь то христианство Дионисия Ареопагита или буддизм в китайском . и японском вариантах. Борьба Христа с фарисеями в стилизованных апокрифах часто трактуется символически - как призыв к деконструкции магических знаков и повышению динамики в отношениях означающего и означаемого. Иногда создается впечатление, что автор литературного апокрифа видит себя Иисусом, раскрывающим жизнь души, многогранность слова и обличающим фарисеев - всех потенциальных оппонентов, кто готов упрекнуть современного евангелиста в кощунстве.

Вторая глава (Повествовательные модели и принципы художественной траснформации канона) состоит из четырех разделов, в которых рассматриваются концептуальные и частные

особенности становления евангельской истории как литературного сюжета.

Первый раздел (Функции заголовка) посвящен управляющей роли первого текстового знака, занимающего в повествовании сильную позицию. Основное внимание уделяется экспрессивным заголовкам, посылающим немедленный сигнал о характере произошедших превращений, заставляющих читателя принять условия авторской игры: часто сохраняется ключевое новозаветное слово (евангелие), вызывающее прямые ассоциации с каноном и повышающее внехудожественный статус текста (Фрагменты апокрифического Евангелия (Борхес), Евангелие от Иуды (Панас), Евангелие от Иисуса (Сарамаго), Евангелие от Сына Божия (Мейлер), Евангелие от митьков (Штильман); Евангелие от Афрания (Еськов), Евангелие от Пилата (Шмитт); функция повествователя отнята у смиренных наблюдателей (Матфей, Марк, Лука и даже Иоанн, участвовавший в событиях) и отдана героям кульминации (Иисус, Иуда, Пилат); Иуда Искариот становится центром притяжения авторских усилий и указывает на значительную инверсию канонического сюжета, не позволявшего злу . иметь самостоятельное, обособленное слово; в образе Иисуса Христа акцентированно выделяется аспект, продожающий евангельский сюжет и обещающий новое знание ("Иисус Неизвестный" (Мережковский), "Царь Иисус" (Грейвз), "Последнее искушение" (Казандзакис); все названия могут быть истокованы как знаки стилизованного апокрифа Ч текста, подражающего традиции классических апокрифов, паралельных и конфронтационных канону.

Второй раздел (Функции эпиграфа) посвящен еще одному знаку, занимающему в тексте сильную позицию. Эпиграф есть в произведениях Мережковского, Добрачиньского, Эрдега, Сарамаго, Бугакова, Грейвза, Борхеса, Панаса. В первых трех случаях тексты освящаются цитатами из канонических Евангелий. В книге Дмитрия Мережковского Иисус Неизвестный эпиграф находится в поной гармонии с названием и оправдывает его смысловым единством с Евангелием от Иоанна: И мир Его не узнал. Более сложный контакт новозаветного эпиграфа и текста в романе Сарамаго Евангелие от Иисуса Христа: соединяются первые четыре стиха первой главы Евангелия от Луки и слова Пилата Что я написал, то написал.

Венгерский писатель С. Эрдег помещает свою повесть Безымянная могила под стихом 30 главы 13 Евангелия от Иоанна (Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь), который

актуализирует мотивы тайного единства двух видимых антагонистов и ночного, непроницаемого пространства, навсегда сокрывшего истину события и оставившего человека наедине с многочисленными версиями. Иуда и Христос, единые в ночи - ключевой образ повести. В романе Г. Панаса эпиграф - цитаты из богословских сочинений Иринея и Феодорита, сообщающих об Иуде Искариоте и способствующих созданию атмосферы тайного, подпольного знания. И в романе Роберта Грейвза Царь Иисус эпиграф представляет собой единство двух цитат. Сначала приводится небольшой отрывок из Евангелия от египтян в передаче Климента Александрийского, затем следует цитата из тамудического словаря Абанарбель. Если в эпиграфе к роману Сарамаго встретились Лука и Пилат, то Грейвз устраивает встречу египтян и иудеев. С первыми связаны гностические традиции преодоления власти материи и родовой жизни. Со вторыми Ч идеал ветхозаветного мессианства, установление божественного царства на земле под властью Яхве и его избранника. Эпиграф указывает на основные темы романа: проповедь Иисусом духовного братства, которое противостоит родовому эгоизму; и становление Иисуса как законного израильского царя, открытого всему миру.

В третьем {Формы авторского присутствия и позиция повествователей) и четвертом {Типы художественной трансформации евангельских событий в современных контекстах) разделах рассматриваются варианты авторской позиции и типы активности повествовательных инстанций. Иногда авторы Ч например, Мориак, Грейвз, Казандзакис - лично присутствуют в тексте, в авторском предисловии или послесловии. Мориак, стремясь встретиться с живым и страдающим Человеком, с воплощенным Словом, создает не литературную версию евангельского текста. Он как христианин размышляет о сюжетных основах веры, о личности реального Спасителя. У Роберта Грейвза цель иная, авторское послесловие к роману Царь Иисус он назвал Исторический комментарий. Грейвз пишет исторический роман, используя восстановительный метод (авторское определение). Никое Казандзакис в Последнем искушении решает свою личную проблему. Он настойчиво подчеркивает, что для него Иисус Христос -живая личность, приносящая избавление от бед. В повести Эрдега Безымянная могила под эпиграфом располагается выделенный курсивом текст, который отделен от основного повествования и может быть признан авторским. Венгерский писатель размышляет о смерти и

могиле. Чудом, противопоставленным угасанию в могиле, оказывается слово, произнесенное над черным покоем небытия и вечной, чистой тайной. И в заголовке, и в общей концепции Иисуса Неизвестного Мережковский полемизирует с церковным христианством, предлагая освободить Христа из плена церковных риз. Несомненно, что он повышает статус апокрифов, многие из них считает не узнанным священным писанием. Границы его Евангелия шире границ канонического Четвероевангелия. И все-таки в Иисусе Неизвестном Мережковский, прежде всего, предстает экзегетом, работающим с текстами Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Он -читатель, знающий, что сюжет жизни и слова Христа объемнее сюжета Нового Завета, но сохраняется и познается именно благодаря усилиям канонических писателей, спасших образ Иисуса от распыления во множестве апокрифических писаний.

Большинство писателей, художественно воплощающих образ Христа, - не читатели, вскрывающие подтексты первоисточника в процессе его постижения, а свободные философы, размышляющие по поводу события. В такой ситуации опровержение устойчивой формы канона и обвинение евангелистов в недобросовестности или непонимании становится общим местом (романы Тендрякова, Панаса, Мейлера). Об Иисусе Христе пишут не христиане Ч такой подход следует признать характерным для прозы 20 века. Проблема художественного метода оказывается в тесном контакте с проблемой мировоззрения. Не стоит поностью отождествлять автора и повествователя, нарушая естественную многоуровневость произведения, но для многих изучаемых текстов будет верным признание единого мировоззренческого круга, объединяющего писателя с тем (теми), кому он поручает вести рассказ.

Рассказ Леонида Андреева Иуда Искариот - концентрация отчаяния, частый в андреевском творчестве знак ужаса перед стеной, бездной, тьмой,(названия рассказов) в социальной и метафизической сферах. Несмотря на мрачный характер такой поэтики, она -несомненный плюс, особенно на фоне более поздних текстов о евангельских событиях, в которых личное переживание подавлено той или иной идеологемой. Не размышление, а созерцание отличает текст рассказа. Андреев, очень далекий от сознательного принятия той или иной мировоззренческой доктрины, часто подчеркивавший свою удаленность от колективных идеологий, видит евангельские события, ощущает себя участником мистерии, которой нет конца. Он Ч внутри сюжета. Это чувственное присутствие на месте

предательства и распятия обеспечивает экспрессию стиля, особый род духовного потрясения, которое отличает автора даже больше, чем повествователя. В Иуде Искариоте почти нет художественного пересказа евангельских событий, который позже станет одним из главных методов литературного продожения канонического повествования о Христе. Практически поностью отсутствуют учительные речи Иисуса, нет стокновений с фарисеями, от новозаветной фабулы остася лишь след: имена, структура характеров, сцена распятия. Главным становится трагическое взаимодействие двух личностей, двух реакций на действия непросветленного мира. Любовь и прощение, получившие лицо в образе Иисуса, встречаются с ненавистью и проклятием, персонифицированными в образе Иуды.

Мир, из которого обращается к своим читателям Борхес (Три версии предательства Иуды), чужд любых форм экзальтации. Леонид Андреев болеет безумием своих героев; аргентинский писатель, придумывая и рассматривая любые модели поведения, интелектуальной и духовной деятельности, остается в риторическом пространстве выдвигаемых версий. Научно-религиозный дискурс в пределах художественного текста придает рассказу характер стилизации, способной заворожить читателя правдоподобием темного мышления Нильса Рунеберга. Разумеется, что сам Хорхе Луис Борхес не верит ни в Иуду, ни в Христа, сохраняя к ним своеобразную холодную любовь как к неизбежным спутникам в становлении и старении человечества.

В основном тексте диссертации - подробный анализ позиции всезнающего. евангелиста в романе Ж. Сарамаго Евангелие от Иисуса. Этот текст выделяется на фоне многих современных романов и повестей о Христе художественной свободой, запрограммированным кощунством и высоким уровнем провокации, заставляющей читателя самоопределяться в предлагаемом мифе -слове о тирании Творца, заставляющего все живое превращаться в жертву. Особое внимание уделяется Вступлению, сообщающему о графической народной иконе, изображающей сцену распятия. Сцена Ч введение в авторский стиль. Главная его черта - многословие, неуемная ботливость повествователя. Канонические евангелисты смиренно пребывают в мире, о котором сообщают, максимально отсутствуя, скрываясь за совершенным для них образом Христа. Повествователь Евангелия от Иисуса - гиперактивное лицо, здесь уже сами события служат способом его становления в сознании

читателя. Текст романа перенасыщен знаками современной социальности, лексически оформленными нашими днями, которые открывают в рассказчике человека XX века, не стремящегося к исторической реконструкции. Это важно для понимания авторского метода. Его суть Ч в правомерности и поной оправданности речи о минувшем с позиции, нарастающего информационного времени. Не Иисусу посвящает свой роман Жозе Сарамаго, а многовековой памяти человечества, в которой были рождены и утверждены самые разные иконы Христа.

Важен анализ форм художественной трансформации евангельских событий в современных контекстах. Здесь речь идет о повести Безымянная могила С. Эрдега, о романе В. Тендрякова Покушение на миражи, о романе М. Бугакова Мастер и Маргарита, о романе Н. Казандзакиса Последнее искушение, о рассказах Х.Л. Борхеса, о романе Н. Мейлера Евангелие от Сына Божия. Подробно, по главам, рассматривается повествовательная структура Безымянной могилы. Обращается внимание на лексический круг повести, который конкретизирует мысль о политическом и даже бюрократическом коде, примененном Эрдегом: тайный агент Ч кадровый вопрос Ч партийный интерес Ч прирожденный руководитель ~ деловые партнеры Ч прокураторская канцелярия Ч секретный архив Ч специальное задание Ч особая комиссия Ч повестка дня. Кафкианское начало хорошо ощущается в Безымянной могиле: мистическое стало канцелярским, сохранив особый инфернальный колорит в мире, где пустота - онтологическая категория.

Отдельно представлены повествовательные методы Д. Мережковского в Иисусе Неизвестном. На фоне многих авторов литературных апокрифов он выглядит христианином, достаточно спокойным экзегетом, всю жизнь посвятившим Иисусу Христу. Историзм и мистериальность отличают его метод и противопоставляются мифомании - мнимонаучной форме религиозной ко Христу и христианству ненависти. Как и Франсуа Мориак, Мережковский хорошо понимает, что читатель канонических книг обречен стать их создателем в субъективном мире, но русский писатель, более конфронтационный к традиции, свободен от сомнений: Кто читает Евангелие, как следует, тот невольно пишет в сердце своем Апокриф, не в новом смысле ложного, а в древнем - лутаенного Евангелия. Кто читает Ч тот пишет. Этот простой тезис Ч один из главных мировоззренческих стопов Иисуса Неизвестного. Мережковский не только признает

новые повороты в интерпретации евангельских подтекстов, но и приходит к выводу, что реальный сюжет неизбежно шире текста даже в том случае, когда речь идет о новом Завете. Ставя Иисуса в один ряд с героями-архетипами (Эдип, Гамлет, Фауст), Мережковский пишет, что мы знаем о них только необыкновенное; повседневное остается неизвестным. Следовательно, Евангелие, оставаясь величайшей из книг, священным Писанием, - все-таки бледная тень Христа. Диктатуру канонического слова (авторитет властных интерпретаторов) русский писатель пытается заменить свободным общением с текстом, личной экзегезой, обязательной для человека духовного опыта. Две крайности находит Мережковский в истоковании Евангелия: критический подход, при котором новозаветная история представляется мифом, скрывшим правду, и апологетику, защищающую букву Писания от любой, даже благочестивой версии. Третий путь, который, как нам кажется, предлагается в Иисусе Неизвестном, - художественная реконструкция сюжета на основе субъективного, но мотивированного прочтения, с привлечением тех источников, которые игнорируется Церковью. Мережковский предлагает альтернативное художественное богословие.

Пятый раздел - Сленговые парафразы сакрального сюжета. Корректирующая ирония, ставшая в постмодернизме надежным средством освобождения читателя от власти метаисторий, активно присутствует в литературных опытах пересказа священных, религиозно значимых событий на современном языке, открытом для неформального обозначения всех новых смыслов. Этот живой и весьма активный язык придает маргинальной лексике особый статус. Молодежная речь, уголовный жаргон, лингвистические эксперименты различных социальных и профессиональных кланов создают риторическое пространство, вызывающее у традиционалистов . шоковые ощущения. Рискованный, удаляющийся от церковного стиля пересказ событий, имеющих отношение к Священному Писанию и Преданию, - не только филологическая проблема. У нее есть богословский аспект, и вряд ли его можно ограничить предостережениями об опасности кощунственного отношения к библейскому сюжету. Есть и аспект психологический: не только в наши дни рассуждает человек о святом, используя грешные слова. В основном тексте. диссертации мы сопоставляем (без излишнего сближения) современные сленговые парафразы священного сюжета с

классическим феноменом юродства, с поэзией вагантов, с романом Ф. Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль.

Мы остановились на двух текстах. В романе В. Пелевина "Чапаев и Пустота" фантасмагорические образы стандартных представлений о России времен Гражданской войны и 90-х годов XX века проносятся в сознании, которое приобщается к дзэн-буддийской мысли о тотальной пустотности бытия. Стилизация индо-китайского жанра беседы учителя с учениками превращает роман в цепь постмодернистских коанов. В тексте М. Штильмана "Евангелие от митьков" сленг и лубочная мифология питерской группы художников-неформалов использован для пересказа центрального христианского сюжета. Человека в "Евангелии от митьков" нет, есть его сленговые симулякры: чуваки, тусовые герлы, сестренки, братушки, лохи, мажоры, сынки, чухи, подруги, дуршки картонные, есть также пипл. Какие действия совершают эти илюзорные субъекты? Они не желают напрягаться, хотят оттянуться в полный рост, пустить все побоку, опасаются фраернуться, всегда готовы заквасить, могут замочить, устроить гнилой базар с крутым разворотом. Заканчивая путь, им приходится склеить коньки, и перед тем, как втыкнуть, остается лишь успеть помечтать о том, как слинять га гроба. В "Евангелии от митьков" и "Чапаеве и Пустоте" Ч буйство синонимов. Если отнестись к текстам М. Штильмана и В. Пелевина серьезно, увидеть в их литературной игре нечто большее, чем хулиганство слишком веселых неформалов, то можно обнаружить тщательно спланированную провокацию ради самоопределения читателя: способен ли он, преодолев власть магической риторики, принять смелую, рискованную речь, не осудить тех, кто выглядит искусителем.

В "Евангелии от митьков" и в романе "Чапаев и Пустота" ( беседа бандита-интелектуала Володина с братками Шуриком и Коляном о природе вечного кайфа и о путях его достижения) рождается зона фамильярности, столь популярная в культуре последних десятилетий. Мы считаем, что именно здесь место концентрации парадоксальных катарсических эффектов, поддерживающих читателя в его увлечении текстом. Христианство, независимо от своего конфессионального выражения, заставляет человека быть собранным, помнить о том, что жизнь земная - приготовление к жизни вечной. Смешение стилей, сопровождающий его безудержный смех позволяют пережить приступ бесстрашия. Ритуальная дистанция снимается, перестает быть явлением сакральной серьезности, и читатель получает тот кайф, о

котором так часто пишут Штильман и Пелевин. Он усиливается, когда приходит мысль о способности и праве человека управлять священным, о его владении сюжетом, о присутствии в нем со всем грузом своих, совсем не богоугодных, речей.

Главную цель создания рассматриваемых текстов мы видим в агрессии трансформированного языка, проверяющего границы своих возможностей и убеждающегося, что сейчас эти возможности велики. Бандит, вкушающий галюциногенные грибы ("Чапаев и Пустота"), митек, которому все до фени ("Евангелие от митьков") вальяжно, с верой в собственную основательность рассуждают о Боге и человеке, и даже смех эту вальяжность не отменяет. Сленг стремится к канонизации. Тексты Штильмана и Пелевина этому способствуют. Пелевин - не философствующий Колян, Штильман - не митек, но выход из монотеизма они совершают вместе. Буддийские мотивы, образующие в "Чапаеве и Пустоте" духовный центр, придают этому выходу конкретность. Можно, конечно, разглядеть в этих произведениях поэтику юродства. Ее элементы в "Евангелии" и "Чапаеве" действительно есть. Но постмодернистское юродство, как и апофатические тенденции этой культуры, от христианской святости далеки.

В: итоговых замечаниях предлагается систематизация и классификация текстов, представленная в пункте 3 Основных положений, выносимых на защиту. Стихотворение Борхеса (Христос на кресте - последний рассматриваемый текст во второй главе), тонко чувствующего время и современную судьбу древнего сюжета, позволяет оценить принципы литературной адаптации Евангелия в XX веке: автор удаляется от религиозного созерцания, он не видит Христа, пытаясь компенсировать утрату интелектуальным поиском, предельным напряжением фантазии; образ единого Христа новозаветного Писания и церковного Предания, .разделяется на реального страдальца и художественно-идеологический, образ, созданный за века исторического прочтения Евангелия; Исус Христос - не Бог, а человек: Логос не стал плотью, не .преобразил земную природу, не избавил от смерти, которая осталась в своей очевидности (позет по неподвижной плоти муха); . этический ...аспект новозаветной проповеди сохраняется, но в речи Иисуса, основное внимание привлекает поэтический комплекс, парадоксальное расширение слова,- дивный круг метафор, позволяющий современным авторам продожать игры с каноническим сюжетом; искупление объявляется- незавершенным или - несовершившимся

делом: Какая польза мне, что он страдал, - когда я, как страдал, так и страдаю?

Третья глава (Теологическое пространство и христологические аспекты сюжета) посвящена изучению уровней сюжета, без которых немыслимы канонические Евангелия и которые всегда двойственны и не до конца прояснены в стилизованных апокрифах. Для художественных текстов о евангельских событиях богословие - драматическая проблема. Налицо контуры сюжета, определяемого религиозными концептами греха и святости, погибели и воскресения, но за контурами весьма часто открывается отсутствие того мира, вне которого учение Христа, его смерть на кресте, судьба учеников и предательство Иуды Ч звенья сюжета, пытающегося стать вольной историей, никак не связанной с Богом. Даже тогда, когда автора отличает христианское настроение, художественный текст о евангельских событиях не позволяет укрыться за оптимистическим признанием: Писатель принимает богословие Нового Завета, следует его теологической модели. Для художественной литературы богословие Ч не формальная исходная мысль, некое базовое мировоззрение, а непосредственная данность текста, кризисный сюжет вхождения тем религиозной словесности в новое для них пространство. Как возвышенное, сверхчеловеческое имя, вбирающие в себя смыслы власти, бессмертия и милосердия, Бог присутствует в тексте, лаконично обозначая уровень архетипов и свидетельствуя о возможности религиозной картины мира. Как предмет разговора, как часть людской речи, теология, независимо от качества монолога или диалога, легко вписывается в художественный текст, становясь популярной темой, интересной деятельностью ума. Попадая на страницы книги, Бог (как имя, управляемое автором) принимает условия всеобщей литературности, отличающей любое произведение. Он погружается в мир текста, у которого есть автор Ч стратег и своеобразный господь сюжетом и композицией зафиксированной жизни. Он пребывает в густонаселенном пространстве, насыщенном героями, подчас далекими от любого религиозного движения. Бог оказывается пленником бесконечных букв, из которых слагаются слова, спутником многих образов, претендующих на первенство, на особую яркость и значимость воплощения. В шумном доме произведения, особенно если это художественный текст, не решающий религиозно-дидактических задач, Бог, управляемый автором, оцениваемый героями, рассматриваемый читателями, всегда

рискует лишиться святого статуса и оказаться в профанной речи, стать участником критически настроенного круглого стола, за которым первое слово будет принадлежать не Богу. Поэтому, обсуждая художественные тексты, мы дожны помнить о том, что говорим о Боге данного текста, попадаем в апокрифический мир, который не только может не совпадать со священным первоисточником, но всегда не совпадает с ним. Рассматривая отдельные произведения, представляющие здесь литературные апокрифы, мы будем вести речь о боге Сарамаго или "Казандзакиса (точнее, о боге в романах Сарамаго и Казандзакиса), а не о Творце и Спасителе, от которого зависит жизнь и смерть человека.

Первый раздел (Художественная христология литературных апокрифов). Раздел состоит из шести параграфов, в которых подробно рассматриваются романы Я. Добрачиньского (Письма Никодима), Н. Казандзакиса (Последнее искушение), Э. Берджесса (Человек из Назарета), Ж. Сарамаго (Евангелие от Иисуса), Н. Мейлера (Евангелие от Сына Божия), Э.-Э. Шмитта (Евангелие от Пилата), Шесть художественных концепций заметно отличаются друг от друга: физически сильный, уверенный в себе герой Берджесса не похож на сомневающегося, вечно рефлексирующегося мейлеровского Иисуса, чей образ растворяется в обыденной, подчеркнуто профанной речи; Христос Добрачиньского познается повествователем в постепенно пробуждающейся вере, которая абсолютна невозможна в романе Сарамаго; спокойные, обстоятельные воспоминания героя Шмитта выглядят очевидным снижением сюжетного напряжения на фоне постоянной внутренней борьбы Христа Никоса Казандзакиса. Но есть и важная общая черта Ч усиление антропоцентрических тенденций в образе романного Иисуса.

Второй раздел (Апофатическая поэтика стилизованных апокрифов). В этом разделе три параграфа. В одном рассматриваются романы шведских писателей П. Лагерквиста (трилогия Пилигрим, романы Варавва, Сивила, Мариамна, Палач) и Т. Линдгрена (Вирсавия), в другом - романы польского писателя Г. Панаса (Евангелие от Иуды) и австрийца А. Лернета-Холеньи (Пилат), Третий посвящен двум текстам Х.Л. Борхеса (Три версии предательства Иуды и Фрагменты апокрифического Евангелия), Основы апофатического метода познания, осторожно переносимого нами из богословия и философии в науку о литературе, находим в мистических трудах (Псевдо)Дионисия Ареопагита в

восточной традиции Дао, в чань и дзэн-буддизме, в гностическом Апокрифе Иоанна, в философии деконструкции Ж. Дерриды, говорившего о неисчерпаемой исчерпаемости негативной теологии, в учении У. Эко об Отсутствующей Структуре, в современных филологических дискурсах, посвященных рациональной невыразимости эстетического объекта и рациональной непостижимости объекта религиозного (В.И. Тюпа).

Третий раздел (Катафатическая поэтика стилизованных апокрифов) главы построен на материалах изучения одного произведения Ч романа Ж. Сарамаго Евангелие отг Иисуса. Основной принцип катафатической поэтики - особый характер утверждающих речей, антропоморфно воссоздающих образ сакральной сферы, и превращение Божества в героя литературного произведения, стилистическое преодоление всех иррациональных дистанций, поддерживающих таинственный, мистический контакт разноуровневых миров. Герои романа будут вести многословные разговоры на теологические темы, имя Бога станет обязательным подтекстом ключевых эпизодов, Господь, ставший по воле автора героем романа, получит право на прямую речь. Налицо антиномическая структура Евангелия от Иисуса: Бог и многословный герой, и отсутствующая фигура. Художественное воссоздание явного, шумного, слишком1 ангажированного бытия, многочисленных контекстов реализации трансцендентального не мешает Сарамаго вещать о пустоте небес, приобретающих и сохраняющих жизнь лишь в метафорических играх. За образной речью скрываются ничто и человечество, пишущее многовековой роман. Его цель Ч предстать истиной и превратить небывшее в бывшее, в вечно сильное и метафизически цельное.

Формат автореферата не позволяет включить детальный анализ всех задействованных в диссертации текстов, поэтому особое значение приобретают итоговые замечания. Основной принцип евангельской теологической модели - познание Бога в образе совершенного Человека Ч становится испытанием для писателей. В стилизованных апокрифах авторы часто возлагают ответственность'на повествователей, которые готовы сообщать о Боге,' рассказывать о разных формах веры, оставаясь за пределами теологической сферы. В Евангелиях повествователи знают5 то, что им открыто, понотой знания обладает Христос. В художественных текстах о евангельских событиях определяющей является другая модель: Иисус сомневается, переживает собственное несовершенство, а рассказчики претендуют

на исчерпывающее знание о нем, на статус внешних наблюдателей с объективным взглядом на события.

Тот, кто был Богочеловеком Ч стратегическим центром управления сюжетом через евангелистов-посредников - становится управляемым героем, причем эта зависимость очевидна даже тогда, когда текст Ч прямая речь Иисуса, как в романах Н. Мейлера и Э.-Э. Шмитта. В этом случае героем управляет его рефлексия, сомнения в поноте и завершенности дела. В романах Р. Грейвза, Г. Панаса, Э. Берджесса, Ж. Сарамаго, К. Еськова герой не может вырваться из-под власти повествователя, который полон сочувствия, интереса, но рассказывает историю так, что теология остается (и то не всегда) лишь внутренним (но подконтрольным повествователю) сознанием Иисуса. Это сознание часто оценивается рассказчиком и читателями как возвышенная ошибка, весьма способствующая интенсивности сюжетного действия.

Художественные тексты о евангельских событиях утрачивают потенциал учительного слова, открывающего Бога в нравственной деятельности. Речь Иисуса никак не может стать сюжетным центром. Когда притчи и поучения звучат в согласии с новозаветными образцами, они воспринимаются читателем как знакомые слова, значения которых давно известны. В романах Казандзакиса, Берджесса, Мейлера проповедь Иисуса представлена достаточно поно, но активность восприятия речей главного героя повышается лишь тогда, когда он говорит слова, отсутствующие в Евангелиях. В Человеке из Назарета размышления о Боге, призывающем к игре, запоминаются лучше, чем повторы канонических тезисов о любви и преодолении фарисейства. В Евангелии от Сына Божия образ Иисуса (в этот момент, совсем не Божьего Сына!) интереснее в рефлексии, в сомнениях и пРизнаниях в страстности, чем в правильном пересказе евангельских сцсн и речей, когда перед .читателем предстает официальный Сын Божий.

Мысль о мессианском статусе поучений героя может появиться, но для этого автор дожен сознательно использовать рискованный ход -сохранить контур священной речи, привычную сюжетную форму, напонив ее новыми смыслами. Как правило, авторы стилизованных апокрифов не боятся обвинений в фамильярном отношении к Писанию,, но по-настоящему значительных инверсий мессианской риторики все-таки мало. Один из примеров Ч Фрагменты апокрифического Евангелия Х.Л. Борхеса. Использование двух жанровых форм христианской словесности (Нагорной проповеди и

апокрифа) приводит к тому, что лаконичный текст становится литературным экспериментом: современный Христос, пребывающий в светской, философской культуре, трансформирует классический сюжет, озвучивая свои заповеди. Во Фрагментах нет ни одного внешнего действия, нет очевидных диалогов, отсутствует фабула. Но Христос этого текста, ни разу не названный по имени, оставляет свой интелектуальный портрет и требует больших читательских усилий, чем герои многих романов, непосредственно посвященных жизни Иисуса. Мы встречаемся с новым учением героя, похожего на Христа. Требовать от литературного образа Иисуса соответствия оросу Хакидонского Собора, провозгласившему неслитное,

непревращенное, неразделимое, неразлучимое взаимоотношение божественной и человеческой природ, вряд ли имеет смысл. В большинстве текстов, посвященных евангельским событиям, Иисус совсем не Бог. Поэтика катафатического изображения Бога и небесных сфер, придающая антропоморфный, конкретно речевой облик религиозным сущностям, в стилизованных апокрифах к особым успехам не приводит. Как только Бог начинает реализовываться в ясном слове, в характере, теологическое пространство текста сразу же становится местом для иронических игр и саркастических суждений о божественном. Опыт Ж. Сарамаго показывает: чтобы придать произведению атеистическую направленность, надо не только размышлять о Божестве, но и превратить его в героя, наделить мыслями и желаниями, ввести Божество в условно политеистическую модель мира, где оно будет бороться за сферы влияния, сохраняя признаки христианского архетипа. Как только в романе Н. Мейлера начинает говорить Бог - обращаться к Иисусу и комментировать события - Иисус превращается в пасынка, обреченного быть на периферии религиозных пространств. В Человеке из Назарета Э. Берджесса Бог заговорил лишь однажды, но и этого оказалось достаточно, чтобы оценить игровой образ Отца, который рекомендует Иисусу избавиться от страданий о погибшей жене в чтении Книги Иова. Значительно чаще художественный текст о евангельских событиях, как, впрочем, и вся современная литература, обращается к апофатическим принципам. Особо отметим авторское желание сохранить просторный мир евангельского сюжета, избавившись от строгой фабулы, заставляющей возвращаться к каноническим событиям. Рядом с текстами, предлагающими пересказ священной истории, располагается множество текстов, в которых след евангельских событий или новозаветное имя служат отправной точкой

для развития самостоятельного сюжета. Апофатический метод освобождения от диктатуры устойчивых знаков Ч не только в сюжетном расширении, по-разному проявляющем себя в романах Бугакова или Лагерквиста, но и в самом обращении литературы к Евангелию, в создании художественного мира, где Христос дожен принять законы литературного повествования. Самой своей принадлежностью к литературе художественные тексты о евангельских событиях призывают не осуждать, не искать проповеднических интонаций, не считать автора ответственным за историю, которая кем-то будет названа кощунственной и нравственно-ущербной. Так что апофатическое ослабление дидактического напряжения - одна из основ стилизованных апокрифов. Простым признаком апофатического метода стоит назвать авторское нежелание насыщать трансцендентальную . сферу конкретными образами религиозной власти. Бог остается проблемой сюжета, темой романных речей, но не стремится предстать героем с биографией, характером и личными страстями. Апофатический метод художественного изображения теологических проблем не позволяет читателю превратить сверхчеловеческий мир в пространство ясного, хорошо заучиваемого слова, которое обеспечит набор несложных знаков для исчерпывающего обсуждения духовных проблем. Апофазис постоянно напоминает об относительном значении слов и речью созданных образов в процессе теологического становления личности, даже тогда, когда подразумевается литературная теология. В апофатическом дискурсе у Бога всегда есть шанс сохранить нечто непознаваемое, то, что уходит из-под власти лексико-семантических классификаций. Наивно было бы предполагать, что апофатические стремления наших авторов всегда восходят к негативной теологии Дионисия Ареопагита. Основная цель негативной теологии в ее христианском варианте - открыть Бога как продуктивную тайну, показать, что его бытие превосходит все мыслимые и чувственные представления тварного мира. В большинстве случаев апофатический метод близок авторам своим философским потенциалом, освобождением от тяжкой для многих повинности произнести ясное и четкое слово о Боге и религиозном мироустройстве. Литературный апофазис способен придать атеистическим концепциям поэтический вид мудрых представлений о пустотности бытия, восходящих к восточному типу мышления. Апофатическая поэтика, чуждая пафосу классических молитв и теологических утверждений, позволяет избрать популярную ныне маску юродства для рискованных, наглых,

а иногда просто ненормативных суждений о том, что вне литературы для многих свято. Религиозная стабильность и уверенность в правильности особого стиля духовной жизни юродивому (точнее, литературному субъекту игрового юродства) представляется фарисейством, катафатическим упрощением духа в той или иной знаковой системе. Отрицание, которое часто маскируется в поэтической фигуре умочания, ускоряет деконструкцию привычных религиозных представлений. Читателю приходится размышлять о том, с чем он имеет дело при чтении стилизованных апокрифов: с атеистическим отчуждением от теологических предметов, с восточным успокоением в мысли о тщетности всякой предметности, с апофатическим христианством, оберегающим Бога от диктатуры упрощающего суждения, или с циничным равнодушием, затейливой литературной игрой, свободной от любого мировоззрения?

Четвертая глава (Литературное освоение периферии евангельского сюжета и концептуализация второстепенного героя) посвящена художественной судьбе новозаветных персонажей, пребывающих рядом с Иисусом.

В художественных текстах о евангельских событиях религиозно-историческая личность, обладающая сакральной реалистичностью, становится героем и начинает соответствовать законам художественного повествования. Понтий Пилат и Лазарь, Варавва и Мария Магдалина, не покидая сжатую, экономичную фабулу канона, приобретают или развернутую биографию романного типа, или расширенное пространство родного эпизода, завоевывающего новые позиции в структуре сюжета. Литературное внимание к второстенным героям впоне оправдано меньшей, значительно сниженной провокационностью повествования, которое не так тесно соприкасается с Писанием, как тексты, сохраняющие в центре образ Иисуса Христа.

В первом разделе (Периферия евангельского сюжета во французской прозе второй половины XIX века) рассматривается повествовательная модель, состоявшаяся в рассказе Г. Флобера Иродиада (1876) и в рассказах А. Франса Ватасар (1886), Лета Ацилия (1887) и Прокуратор Иудеи (1891). Отсутствие Христа в сюжетном действии - знак отказа от религиозной централизации художественного события. Флобер и Франс отказываются от мифологического груза, неизбежно размывающего границы реалистического повествования.

Второй раздел {Вохвы в романе М. Турнье Каспар, Мельхиор и Еальтазар) представляет один из современных опытов литературного становления образов новозаветных героев. Евангельский сюжет (первые 16 стихов 1 главы Евангелия от Матфея), очевидно присутствуя лишь в Постскриптуме, остается главным подтекстовым знаком, который концептуально стягивает все повествование в точке Рождества Христова. Французского писателя интересует духовный путь, нравственное становление героев, которые начинают движение' с разочарования в земной любви (Каспар), с утраты красоты и веры в человечность (Бальтазар), с потери власти (Мельхиор).

В третьем разделе (Лазарь в литературных апокрифах) рассматривается литературное становление XI главы Евангелия от Иоанна. С литературной точки зрения потенциал этого сюжета значителен. Одно дело - размышление о бессмертии, о будущем воскресении, которое всегда удалено от настоящего, прочно защищено своей идеальностью, обращенностью к апокалиптическим временам. И другое дело - реальность в данный момент происходящей победы над смертью, которая не только подвергается риторической атаке, но и физически проигрывает, дает обратный ход, уступая место жизни. Даже в книгах Мориака (Жизнь Иисуса) и Мережковского (Иисус Неизвестный), сохраняющих христианские позиции, очевиден образ физиологического присутствия смерти. Значительно чаще в стилизованных апокрифах образ Лазаря никак не связан с идеей преображения и подлинного воскрешения. В большинстве текстов об освобождении' речь не идет: в ответ на преображающее действие (воскрешение или исцеление) Иисуса Лазарь уходит обратно в смерть. Ряд смертей несчастного Лазаря впечатляет: его убивают камнем (Эрдег), ножом (Берджесс), зилотским мечом (Казандзакис), он просто умирает (Сарамаго), остается с памятью о разговорчивых червях (Мейлер), предстает удачной провокацией женщины, за которую Иисус заплатит жизнью (Грейвз) или оказывается ряженым, раскрашенным здоровяком, изображающим умершего (Еськов). Этот ряд показывает, что в реальном преодолении смерти литературному Иисусу отказано. Создается ощущение, что многие писатели находят в одиннадцатой главе Евангелия от Иоанна нечто неприличное - настолько реальное, агрессивно воплощенное в факте победы над смертью, что литература, готовая к любым причудливым поворотам сознания, здесь видит претензию на поворот самой жизни и поэтому испытывает

своеобразный шок. Литература презирает Лазаря за его пассивную роль в сюжете, за безсубъектность, которая, как представляется многим, делает его присутствие лишь функциональным. Длинная сцена унижения и уничтожения Лазаря в романе Н. Казандзакиса Последнее искушение рассматривается в диссертации отдельно. В основном текста исследования подробно анализируется рассказ Леонида Андреева Елеазар и те произведения русской литературы, в которых событие XI главы Евангелия от Иоанна становится организующим событием подтекста: Котлован и Чевенгур А. Платонова, Воскрешение Лазаря В. Шарова. И здесь чуда благого воскрешения Лазаря не происходит. Но встреча литературы с сакраментальной мыслью о подчиненности человека законам смерти позволяет ей еще раз осознать художественный поиск как риторическую борьбу с небытием, будь то экзистенциальный гуманизм (Л. Андреев), воскрешающая память, заботливо собирающая все следы жизни (А. Платонов), или парадоксальный интелектуальный карнавал, соединяющий русскую философию с русской революцией (В. Шаров).

Четвертый раздел (Понтий Пилат в литературных апокрифах) посвящен образу прокуратора в художественных текстах о евангельских событиях. Вслед за кратким рассмотрением пяти произведений, в которых Понтий Пилат не является сюжетообразующим лицом (романы Грейвза, Казандзакиса, Берджесса, Сарамаго и Мейлера), мы останавливаемся на рассказе М. Арцыбашева Братья Аримафейские. Здесь римский прокуратор получает статус спонтанного евангелиста, сообщающего мнение обыкновенного человека, чуждого вере, об Иисусе Христе. Происходит парадоксальная смена субъекта информативной речи: последователи Иисуса смиренно слушают прокуратора, рассказывающего им о философском величии казненного Галилеянина. В кульминационном диалоге рассказа Пилат вырастает в обвинителя, который еще раз утверждает близкую Арцыбашеву ницшеанскую мысль о том, что Христос - единственный христианин. В повести Р. Кайюа (Понтий Пилат), в романах А. Лернет-Холеньи (Пилат) и Э.Э. Шмитта (Евангелие от Пилата), написанных на Западе в относительно спокойную эпоху, о конкретной исторической актуализации говорить сложно. Пилат постреволюционного мира (Братья Аримафейские) и Пилат рациональной государственности (Мастер и Маргарита) здесь не появляются. Даже из краткого представления телеологического поля

образа Пилата в рассматриваемых текстах становится ясным, что прокуратор из канонических Евангелий занимает в литературном сюжете активную позицию, становится субъектом действия, прежде всего, действия нравственного и мировоззренческого. В этом субъектном начале Понтий Пилат сближается с Иудой Искариотом. Если Искариот необходим писателям для того, чтобы состоялось поноценное жертвоприношение и воплотилась в художественной форме мысль об амбивалентности распинающей любви, то Пилат -центр деритуализаци'и, мысль о несогласии с тем, что можно на крови праведника построить культуру массового спасения. Идея необходимости реального, физического спасения Христа от креста, независимо от всех пророчеств и религиозной целесообразности, так или иначе близка и Арцыбашеву, и Бугакову, и Кайюа, и Лернет-Холеньи, и Шмитту. Не менее значительны моменты, которые делают шансы Иуды и Пилата на центральные позиции в сюжете стилизованных апокрифах равными. Можно сказать, что литературный Пилат Ч это Иуда, но в компромиссной, в смягченной форме. Проблема виновен - невиновен, столь значительная для художественной судьбы Искариота, напрямую касается Понтия Пилата, еще одного отрицательного героя канонических Евангелий, меняющего свой характерологический знак в литературных текстах, посвященных евангельским событиям. Оба героя не сводимы - в отличие, скажем, от учеников - к типу. Они остаются одинокими и даже чужими тому миру, который распинает Христа. Вряд ли это верно для Иуды Евангелия, но для Иуды стилизованных апокрифов, далекому как от позиции апостолов, так и от позиции фарисеев, эта чуждость в большинстве случаев Ч закон. Как Пилат, так и Искариот - в равных отношениях с Иисусом, они ведут с ним диалог, далекий от подчинения и растворения в слове Мессии. Самоубийство Иуды (факт евангельской истории) и самоубийство Пилата (данные истории и Предания) также сближают героев, самостоятельно решающих свою судьбу.

Завершается глава итоговыми замечаниями. Художественное освоение сюжетной периферии канонических Евангелий становится значимым расширением пространства слова, которое спасает от беспамятства или от повествовательной зависимости героев эпизодов, наделяя их собственной, независимой от сакрального центра судьбой. Происходит трансформация евангельской сюжетной модели: образ Иисуса Христа покидает повествовательный центр, уступая место героям, совершившим в евангельском тексте касание Христа. Но

благодаря именной и событийной типологии модель сохраняет управляющие позиции, следовательно, личность Иисуса остается ключевым или одним из ключевых образов, создаваемых в художественном тексте. Герой евангельской периферии, вытесняя Иисуса из повествования, не только выдвигается в сюжетный центр, но подчас и замещает Христа, получает право на учительное слово или на реализацию архетипических действий, которые определяют канонический образ Спасителя. Художественное освоение евангельской периферии приводит в движение центробежные силы: утрата священного центра канонического сюжета оборачивается его десакрализацией, утратой ясного теологического уровня. Перед автором открывается новая перспектива использования евангельской формы для утверждения новых дидактических принципов.

Пятая глава (Иуда Искариот в сюжетном пространстве стилизованных апокрифов) рассказывает о причинах и смысле литературной реабилитации евангельского предателя. Литературный апокриф предполагает усложнение образа Искариота. Часто читателю представляют героя, которого не следует презирать и осуждать за то, что он поставил серебренники выше Сына Человеческого. Безнадежно низкие мотивы покидают текст. Фабульное действие и знаковое имя скрывают Иуду как протагониста иной трагедии. У него в стилизованных апокрифах своя игра. Художественная концептуализация Иуды как самостоятельного героя, покинувшего классический контекст проклятого корыстолюбия, позволяет авторам евангельской прозы обнаружить новую точку зрения на священные события. Официально погибший герой возвращается как свободный голос, как независимая идея восприятия и описания жизни Христа. Это и есть апокрифическая логика в наиболее ярком выражении -представить Искариота таинственным незнакомцем, наделить его альтернативной судьбой и дать возможность читателю оценить события в другом ракурсе.

В первом разделе (Иуда Искариот между исторической реальностью, религиозной мистерией и литературным вымыслом) рассматриваются эссе Д. Муретова (Иуда предатель), С. Михайлова (Оправдание Иуды, или Двенадцатое колесо мировой колесницы), - роман К. Еськова (Евангелие от Афрания), соответствующие главы книги Д. Мережковского Иисус Неизвестный. Все эти тексты (их подробный анализ Ч в основном тексте диссертации) ставят вопрос о жанровом характере речи,

посвященной Иуде, об особом риторическом пространстве, для которого характерна принципиальная неопределенность: литература пользуется поддержкой истории, а художественный текст (здесь особая роль у рассказа Борхеса Три версии предательства Иуды) становится основой для богословских суждений.

Второй раздел (Литературные вариации классического образа Иуды) - обращение к текстам, сохраняющим образ Иуды-корыстолюбца. В романе Мастер и Маргарита, в романе Яна Добрачиньского Письма Никодима, в рассказе Владимира Вокоффа Несчастнейший из ангелов мотив вожделенных денег так или иначе присутствует, поддерживая связь образа с евангельским архетипом. В этих произведениях Искариот остается предателем. Благородных целей, поностью свободных от корысти, у него нет.

Третий раздел {Иуда в агрессивном сюжете авторского мифа) занимает в пятой главе центральное место, В шести параграфах этого раздела подробно рассматриваются романы Т. Гедберга (Иуда. История одного страдания), Н. Казандзакиса (Последнее искушение), Г. Панаса (Евангелие от Иуды), повесть С. Эрдега (Безымянная могила), рассказы Л. Андреева (Иуда Искариот) и Х.Л. Борхеса (Три версии предательства Иуды),

Четвертый раздел (Инверсия образа Иуды в апокрифах Гебгардта, Грейвза, Йейтса, Лагерквиста, Берджесса, Мейлера, Шмита) завершает практическое исследование лиудоцентризма в литературном процессе XX века.

В итоговых замечаниях - результаты практических исследований, проведенных в трех разделах главы. Религиозная словесность, управляющая штампами светской риторики, онтологизизирует имя, поддерживает присутствие в нем постоянных смыслов. Литература знает и другой путь: художественное спасение имени от навеки прозвучавшего приговора, освобождение архетипического героя из риторического ада. Литература - не Христос, но есть нечто религиозное в стремлении писателей обязательно простить Иуду, показать его невиновным, несчастным мучеником, жертвой садистских комплексов человечества, которое всегда находит себе дьявола для нескучной борьбы. Ненавидеть Иуду писатели не хотят. Инверсия - актуализирующий ход, но одним желанием получить известность и попасть во всем известный сюжет вряд ли можно объяснить литературное утверждение оправданного Иуды. Имеет значение и милосердие, жалость к падшему герою, ставшему символом духовной смерти. В этом милосердии присутствует, на наш

взгляд, и впоне понятное психологическое желание оправдать самих себя, включить себя - прощающих - в общий круг божественного и человеческого милосердия. Иуда выходит из ада, с его уходом очищается последний круг бездны. Ад пустеет и исчезает. Там больше нет самого главного преступника. Значит, нет там человека вовсе.

Ненависть к Иуде в литературных апокрифах стремительно уменьшается. Воссоздание фарисейского комплекса Ч основной прием самозащиты. Логика восприятия образа Искариота - Не каждый проклинающий достойного проклятия добр Ч определяет круг востребованного милосердия, В литературных апокрифах трагедия Иуды часто значительнее трагедии Христа. Одного примет вечная память, церковный народ и просторы обожествления. Другой проклят навсегда, обращен в раба людского негативизма, сделан мифологическим объектом для нашего праведного гнева, санкционированных проклятий. Трагизм там, где воля и сознание, способные его вместить. Таков Иуда в рассказе Андреева. Иисус здесь почти эфемерный дух, растворенный в грубых и слепых душах учеников, в сознательной деятельности Искариота, который любит Агнца, но твердой рукой ведет его на крест. Любя и зная о близкой смерти, скорбя о человеке и готовя его страшное разоблачение, Иуда движется к гибели. Но это не падение в ад, а нисхождение в глубины человеческого эгоизма для его воссоздания в образе, который будет виден всем. У Андреева кенозис, юродивое погружение в злую человеческую плоть, в смердящее тело мыслящего тростника, отвратительного своим согласием с любым направлением ветра, - дело Иуды Искариота. Иисус страдальчески и любовно смотрит на мир, иногда лаская взглядом несовершенных людей. Дело делает Иуда.

В рассказе Борхеса Иуда Рунеберга скрывает в себе Божество, навеки ушедшее от человека в образе непрощенного преступника. И пока Иисус вновь говорит о милосердном Отце, сам Господь выдерживает презрительные взгляды людей, ненавидящих Искариота. Такой Бог - творец подполья и создатель царства подтекстов -воскресать не хочет. Он упивается трагическим одиночеством. Оптимизм соединения ему чужд. Чужд он и герою пьесы Иейтса, который сознательно отказывается от спасения и вечной жизни. Он не желает принять Бога как очевидность закона, как новую власть, вне которой нет жизни. Это трагедия отчуждения от сакральной сферы, где вместо естественного покоя птиц и тихого угасания в закономерной смерти Ч шум вечной жизни, бытие, из которого нет выхода.

В романе Казандзакиса есть трагедия Христа. Он противится божественному призыву стать избранным мучеником, хочет остаться в повседневности, любить и жить, как подобает простому человеку. И все же становится учителем трудной, приносящей страдания любви, идет к необходимой смерти, переживает искушение семейным счастьем и, наконец, обнаруживает себя распятым на кресте. Выбирая между смирением и бунтом, успокоением в личной жизни и крестной дорогой, Иисус состояся как герой трагического выбора. Но так же состояся и Иуда, подчинивший зелотский романтизм, свое иудейское мессианство Христовой любви. Иисус, начавший роман с предательства (он делал кресты для распятия героев священной войны), предательством продоживший путь (он пережил семейную радость как спасение души), завершил его спасением на кресте. Читатель уносит с собой образ Христа, радостно признавшего героическую смерть. Иуда, живший лишь одной мыслью Ч о спасении Израиля, дожен проделать путь, противоположный Христову. Его судьба Ч стать предателем, быть сильным, и поэтому взять самый тяжелый груз. Один победил самого себя и показал человеку пример бескомпромиссной борьбы. Другой тоже победил самого себя, помог Христу победить искушения и приобрел смерть. В Последнем искушении автор, знающий об этой смерти, пытается спасти от нее героя.

Изменения, которые происходят с образом Иуды, - следствие новой модели мира, в котором оказываются священные события. Отца, посылающего Сына к человеку, здесь нет. Отец - это стратегия и управление, это распинающая Любовь, знающая о цене спасения. Присутствие Отца оформляет религиозный хронотоп, актуализирует теологический уровень. Отец Ч это функция власти и высшего знания, образ направляющей воли, который определяет поступок и в том мире, в котором совершенно нет теологии.

Мотив сыновства Иисуса, если понимать под ним взаимодействие с сильной личностью, поиск любви и авторитетной поддержки, в стилизованных апокрифах усиливается. Отцом становится Иуда. В художественных текстах о евангельских событиях Христос Ч не Богочеловек. Если божественность и фиксируется текстом, концентрируется в антропоморфном образе, как в романах Сарамаго или Берджесса, то авторская ирония сразу же корректирует читательское отношение, способствует отторжению от религиозных смыслов. Здесь Иисус - человек, который остается в фабульных границах Писания, он лечит и воскрешает, говорит новозаветными

словами, идет на крест, но все эти действия лишены особой энергии, в них нет причастности иному уровню бытия. Если для евангелистов канона Отец и Сын - одно, в словах и действиях Иисуса - Господь, то в художественных текстах о Христе на первом плане оказывается сиротство человека, может, гениального, но бесконечно одинокого. У авторов стилизованных апокрифов нет задачи сделать чудо, будь то изгнание бесов или насыщение хлебами*, событием, вызывающим безусловное доверие. Исцеления и другие сверхъестественные события происходят как бы автоматически. Онтологическая глубина отсутствует. Читатель, который пожелает сравнить канонического Христа с героем евангельской прозы, убедится, что литературный Иисус лишен главного Ч образа истины в нем. Поэтому воскресший Лазарь вызывает ужас и отвращение, но только не радость возвращенной жизни. Да и сам Иисус недоумевает, что сделал он с усопшим товарищем, как и зачем поднял его из гроба.

Иуда может предавать и убивать, саркастически высмеивать апостолов. Он может злиться, гордиться собой, впадать в уныние. Иногда его настигает тщеславие, но особенно ревностно авторы настаивают на другом: Иуда любит Иисуса, он свободен .от самых низких страстей (чревоугодия, блуда, сребролюбия), союз с дьяволом Ч не его судьба. Можно говорить о том, что в литературных апокрифах XX века оформляется один из главных архетипов модернистской цивилизации - Иуда-Христос, соединяющий двух евангельских героев, разведенных по разным полюсам священного сюжета, в одну художественную личность. Евангельский Христос -Богочеловек, в Священном Предании эта интуиция новозаветных авторов была оформлена как богословская идея. . В литературных апокрифах фигурой масштабного синтеза, Богочеловеком становится Иисус совместно с Иудой. Это не значит, что в рассказе Андреева, в повести Эрдега, в романах Гедберга или Казандзакиса Иисус показан как Бог, просто он нуждается в опоре, ему нужна мирская сила -записанное, зафиксированное слово, запланированное распятие, созданная структура, которой предстоит хранить и преумножать Христа в мире. Мысль о высшей рациональности, помогающей слову стать делом, часто воплощается в Иуде. Его присутствие гарантирует, что христианский сюжет не исчезнет.

В романах Грейвза и Берджесса читатель встречается с неудавшимся спасителем, который стремися избавить Иисуса от им запланированной смерти. Умным наставником, истокователем и испонителем пророчеств оказывается Иуда в Евангелии от Пилата

французского прозаика Шмитта. В романе Тора Гедберга Искариот, ревниво любящий Учителя, находит кульминацию своего чувства в предательстве Иисуса, в его крестной смерти. Совершив эти деяния, герой Гедберга становится истинным апостолом, понее других познавшим сущность христианской любви, преображающей мир. В рассказе Леонида Андреева Иуда, отправив на крест самого человечного человека, предстает судьей, приговаривающим мир к. духовному самоотрицанию, и создателем креста, который вскоре станет основным символом убежавших от Гогофы учеников. В Последнем искушении Никоса Казандзакиса Христа повсюду сопровождает честный зелот, ожидающий прихода Мессии. Именно он, благодаря своей страстной силе, становится верным учеником и соратником, взявшим на себя самые тяжелые обязанности. Другом Иисуса, его сподвижником и продожателем является Иуда в повести Сильвестера Эрдега Безымянная могила. Подготовив страдальческую кончину и тайно похоронив друга, Иуда обнаруживает себя как создатель Церкви, стратег побеждающего христианства. Врага богачей и защитника бедняков встречает читатель в романе Нормана Мейлера. Влюбленным философом и религиозно мыслящим дельцом, умудренным писателем, сохраняющим жизнь по личной просьбе Иисуса, видит себя Иуда в романе Генрика Панаса. В знаменитом рассказе Хорхе Луиса Борхеса Иуда - это Господь, скрывшийся в негативном образе, тайное имя Бога, укрывшегося от людских славословий, просьб и благодарностей.

Шестая глава (Русские литературные апокрифы как религиозно-философская проблема современной критики)

состоит из трех разделов. Первый раздел (Роман М.А. Бугакова Мастер и Маргарита) посвящен одному из самых популярных произведений русской литературной традиции. Анализ критических текстов Н. Гаврюшина, М. Дунаева, Б. Агеева, В. Колотаева, о. М. Ардова, О. Савельевой, И. Карпова, К. Икрамова позволяет нам представить негативное отношение к Роману о Пилате как достаточно продуманную систему, обобщенную нами в 9 тезисах. Ее центральная идея: Иешуа Ч псевдо-Христос в ланти-Евангелии; идеология Бугаковского романа близка не христианству, а гностицизму Ч линтелектуальному сатанизму; дидактический потенциал романа, посвященного, прежде всего, Воланду, опасен.

Альтернативная точка зрения представлена в диссертации работами дьякона Михаила Першина, священника Георгия Кочеткова,

священника Пафнутия Жукова, Е. Яблокова, И. Сухих, М. Бродского, А. Баркова, И. Бэзы, Ю. Минералова и обобщена в 6 тезисах. Роман Бугакова Ч не проповедь, обманно представшая литературой, а самостоятельная художественная реальность, соответствующая своей Ч не теологической - логике становления. Для оценки этического потенциала произведения, для объективной реакции на события лершалаимских глав требуется историко-контекстуальный подход.: Бугаковский Иешуа не может быть отождествлен с евангельским Иисусом (поэтому тенденциозны определения Га-Ноцри как недо-Христа или вроде-бы-Христа) , но не является он и Антихристом. Мастер и Маргарита способствовал обращению значительной части советской интелигенции к Новому Завету; оценивая его дидактическое пространство и нравственное содержание, нельзя останавливаться на роли Воланда или на несовпадении образа Иешуа с образом Христа; следует комплексно и не догматически оценивать нравственный уровень текста, в котором осуждаются подлость, безверие, мелочная страстность, трусость и предательство.

Ставшие классическими работы Б.М. Гаспарова (Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Бугакова Мастер и Маргарита, Новый Завет в произведениях М.А. Бугакова) и недавно вышедшая книга дьякона Андрея Кураева (Мастер и Маргарита: за Христа или против?) показывают возможность двух компромиссных подходов к истокованию ершалаимских глав Ч собственно научного, исключающего любые формы религиозного отношения к художественному тексту (Б.М. Гаспаров); и религиозно-литературоведческого, отделяющего позицию автора от позиции повествователя (Мастера), который вместе с Воландом и дожен нести ответственность за кощунственное псевдоевангелие (о. А. Кураев).

Завершается раздел систематизацией наших собственных взглядов на роман М. Бугакова. Бугаковский Иешуа Ч это не евангельский Иисус, не канонический Христос, соответствующий оросу Хакидонского собора, а художественное явление проблемы Иисуса Христа, прецедент особого полемического пространства, где разные суждения возможны. Это значит, что Иешуа Ч не антихрист, не недо-Христос (Савельева). Он - не дверь спасения, а дв;ерь обсуждения, возможно, провокации Ч но художественной, не переносимой в сферы реального христианства. Если бы вместо Воланда в романе оказася некий Ангел справедливости, а на месте лершалаимских глав - православные парафразы Евангелия, то текст

Мастера и Маргариты утратил бы свою литературность, став дидактическим сочинением о наказании страны, отступившей от чистоты священного первоисточника. Необходим зазор между Евангелием и литературным текстом. Перед читателем - не сатана, не Иисус, Пилат или Иуда Искариот, ежедневно присутствующие в богослужебных словах и действиях, а герои сознания, безответственные образы, призванные показать внутреннюю работу субъекта(ов), и эта работа никак не может считаться знаком абсолюта. Даже' если реальность ершалаимских событий подтверждается Мастером и Воландом, она все равно остается реальностью этого текста, никак не посягающей на церковного Христа. Если Воланд Ч тень по отношению к Иешуа, то лершалаимские главы - тень евангельской истории: для Бугакова не существует безальтернативный, абсолютный свет, и слова Воланда Левию - видимо, авторская философия. Можно сказать и так: для каждого канона есть свой лапокриф.. Пожалуй, это не лигра, не только литературная позиция, а особая нравственная идея. Нельзя резко и ультимативно исключать роман из контекста времени его написания, превращая литературный текст во вневременной феномен, ответственный за некое учение. Скорее, это текст против учения (речи Берлиоза и Бездомного, слово москвичей Ч его явление), и нужно учитывать негативный момент идеологического становления произведения. В тексте нет подмены плохого (версия Берлиоза) худшим (версия Воланда), а происходит явление образа, доступного и соответствующего именно этому времени. Судить о романе антихристианской эпохи из христианского времени надо осторожно, спрашивая себя: кем бы ты Ч читатель - был в бугаковскую эпоху? Не Латунским ли? Не Берлиозом? Мастер и Маргарита - роман о поражении. Но мысль о поражении человека, не заслужившего смерти, входит в модель трагического конфликта. Происходит нарастание трагических тенденций внутри евангельского сюжета, ставшего основой ершалаимских глав: Иешуа, преданный и распятый, не воскресает; христианство, как таковое, не возникает; гибнет вместе с Маргаритой Мастер. Отчаяние (как знак современной Бугакову жизни) Ч в пределах изменяющегося сюжета Христа. В эпоху социалистического строительства увидеть сюжет нравственной катастрофы и связать этот сюжет с историей Христа -это признак духовного, социально не ангажированного взгляда, позиции над историческим моментом. Дьявол - литературная фигура, он значительно более антропоморфен, чем силы добра. Бог Ч не

литературный герой, в Мастере и Маргарите его присутствие Ч в общей закономерности сюжетного разрешения, в милосердии, которое находит место в итоге отдельных судеб. Профанация сатаны - в его героином Х- присутствии, в его пространственно-временной проявленности. Бог лосвобожден Бугаковым от антропоморфного явления. Может быть, поэтому он более есть в тексте, нежели дьявол. Не о дьяволе с удовольствием читают любящие Мастера, а о Боге-справедливости и Боге-милосердии, которого непосредственно в сюжете нет. Фабула романа Бога, в отличие от дьявола, не вмещает.

Во втором разделе {Роман JI.M. Леонова Пирамида) анализируются позиции оппонентов писателя (среди них A.M. Любомудров, А. Варламов, С.Л. Слободнюк, О.В. Станкевич), не согласных с духовной природой романа, и его защитников (A.A. Дырдина, Г.Н. Ионина, O.A. Овчаренко, А. Казинцева, B.C. Федорова и других), считающих, что леоновский эпос и православие впоне совместимы. Не остаются без рассмотрения работы А.И. Павловского и В.И. Хрулева, чьи позиции нет смысла жестко соотносить с одним из двух основных направлений истокования Пирамиды.

Последовательным неприятием духовного пространства Пирамиды и авторского мировоззрения отличается позиция A.M. Любомудрова, которая представлена в диссертации в системном виде. Суд на Богом - центральный мотив леоновского эпоса, а у большинства героев - демоническая природа, - считает A.M. Любомудров. Оправданию Леонова в контексте православной традиции особое внимание уделяет A.A. Дырдин, рассматривающий Пирамиду в контексте христианской мысли.

Роман Леонова мы оцениваем как собрание, художественную энциклопедию опасных феноменов духа, присущих XX веку, и, наверное, читателю надо быть благодарным Леонову за то, все искушения здесь названы своими именами. Атеизм показан в Пирамиде как первый - и достаточно примитивный - шаг на пути к иной системе, к превращению простого и пустого безверия в неистовую веру непреклонной вражды. Как борьба с фарисейством может привести к неприятию любого, даже самого необходимого стабильного обряда, так и слишком страстная эксплуатация образа Иова способна породить самые причудливые формы ереси и бунта. На наш взгляд, Леонид Леонов прослеживает инверсионные пути развития ветхозаветного архетипа: у нового Иова, как и многих героев Достоевского, представление о страданиях страшнее самих страданий, а обращение к Всевышнему приводит к появлению новых мыслей о

Нем, к сближению нравственных антагонистов, поспоривших о человеке в двух первых главах Книги Иова. Отступничество становится одним из центральных мотивов романа, создавая картину тотального предательства духовной традиции - действия, которого мало кому удалось избежать. Следует напомнить, что Пирамида посвящена не житийным героям и святости, а реальным падениям, совершающимся в конкретном историческом времени. Русская тема в романных диалогах тесно связана с подпольным богословием, связавшим практически всех героев. Никаким обаянием коммунистический мир в романе не отличается. В Пирамиде очищение от искушений и страданий есть и в самом сюжете (планы Шатаницкого и Сталина не осуществились, Дымков не был завербован, о. Матвей начинает возвращение в Церковь, от которой, впрочем, никогда далеко и не отходил), но главное для Леонова -катарсическое очищение мысли, испытавшей апокалипсис как диалог, который дожен исчерпать себя в тексте и не состояться в жизни. Предупреждение о конце мира и его магическое призывание Ч разные духовные ситуации. Основные движения героев всегда остаются под нравственным контролем автора, не скрывающего своих этических оценок. Об апокалипсисе говорят все персонажи, но это не значит, что они едины во всех своих мыслях и поступках. Концепция Книги Еноха в Пирамиде заметно отличается от известных редакций этого древнего памятника, убеждая, что роман - это не только литературный апокриф в пристрастном сравнении с каноном. Он оказывается оригинальным текстом и по отношению к любому известному апокрифу, отстаивая свободный смысл авторского письма.

В третьем разделе {Поэмы Ю.П. Кузнецова Путь Христа и Сошествие в ад) рассматриваются последние тексты одного из самых значимых русских поэтов второй половины XX века. Публикация Пути Христа (2001) и Сошествия в ад (2002) сразу же показала, что одна из главных тенденций современных гуманитарных наук Ч проверка художественного текста на соответствие национальной духовной традиции, подчас понимаемой слишком рационально. В. Хатюшин, К. Анкундинов, А. Шорохов, Н. Переяслов упрекают поэта в непомерной гордыне и кощунстве, в материалистическом мышлении и латентном постмодернизме. Но не меньше и тех, кто считает апокрифы Кузнецова знаком истинно христианской позиции. В. Кожинов, В. Бондаренко, В. Личутин, И. Тюленев говорят о борьбе поэта с фарисеями и саддукеями, о его пути к византийскому православию, об авторском согласии с

догматом о богочеловечестве Иисуса, о приближении к живому Христу.

Повествователь в Пути Христа, герой, сошедший в ад в другом апокрифе, сам Кузнецов - христиане, которые веруют в Бога Отца, Сына и Святого Духа, зная, что никакая мифология, литература и авторский произвол не ограничат Его присутствия. Аргументы, подтверждающие поэтическое христианство Кузнецова, присутствие в его последних поэмах религиозной модели мира, представляются нам значительными. Иисус Ч Богочеловек, духовный и эстетический центр: его рождение, крестный путь, смерть и воскресение очевидны в Пути Христа и в Сошествии в ад. Инверсии сюжета, перетасовки образов, речей и понятий, столь частой в современных апокрифах, не происходит. Нравственные оценки, поставленные евангелистами, сохраняются. Безусловно сохраняется теологический образ мира: здесь есть Бог и вечная жизнь, происходит прощение и спасение достойных, есть ад для падших. Основные христианские концепции -грехопадение, искупление, Страшный суд - присутствуют. Лазарь воскресает, бесноватый исцеляется, искушения в пустыне преодолеваются.

Эти произведения можно упрекнуть в суровом характере этики и моральной категоричности, но никак не в размытости нравственного поля текста. Кузнецов не скрывал своей оценки современной культуры как явления опасного кризиса, который грозит России уничтожением национальной самостоятельности. Литературное обращение к Христу - поиск, обнаружение и утверждение лабсолютного центра, стержня нравственного мира, основополагающего мифа, способного объяснить трагический ход истории. Позиция евангелиста, рассказывающего о Богочеловеке (пусть в литературной форме), дает возможность подняться над относительностью литературы, над ограниченностью сегодняшнего воздействия художественного текста и присоединиться к сакральной точке зрения. Поэт в этом случае становится кем-то большим, чем поэт. Эсхатологическая концепция, присутствие которой ощутимо в обеих поэмах, - знак преодолеваемого пессимизма: пусть история приближается к катастрофе, пусть оскудение добра идет страшными темпами, так было и в момент земной жизни Христа.

Рассматривая основные парадоксы поэм (например, поэт практически всю литературу определяет в ад) и упреки Кузнецову в создании сцен, отсутствующих в Евангелии (проклятие легионера, например), мы подчеркиваем значение Пути Христа и Сошествия в

ад: Юрий Кузнецов - самый экзистенциальный поэт русского консерватизма Ч завершает свой путь не экспериментами в неомифологическом стиле, не модным теперь буддизмом, а обращением к христианскому сюжету. В Пути Христа и Сошествии в ад мы видим не новый, самый страшный виток мифологизма (как считают Н. Переяслов и К. Анкундинов), а попытку его разрешения. В последних поэмах Кузнецова есть переклички со стоической философией: о Христе пишет человек, которого с раннего детства коснулась великая война, а русская история приучила слышать трагический гул забвения и славы. Есть интерес к Востоку, неслучайно в кузнецовский рай входит Лао-цзы. Но не русский человек растворяется в индо-китайской интуиции, прозревая, что пустота и понота, тьма и свет Ч илюзорные маски асболюта, а традиция Даодэцзина получает оправдание в учении Христа. Встреча культур происходит, но не на территории дзэн-сознания. Определяющим остается новозаветный сюжет, и этот факт недооценивать нельзя. Трагизм космической пустотности не исчезает, но одно дело - череп Йорика, присутствие которого весьма ощутимо во многих текстах Кузнецова, и совсем другое дело Ч череп Гогофы, глядящий на звезду Вифлеема. Путь движения от Гамлета к Христу позитивен - как эстетически, так и нравственно.

Завершая главу о рецепции литературных апокрифов в современной критике, следует сказать о двух основных логиках, в ней представленных. В статьях, посвященных разоблачению Мастера, Пирамиды, Пути Христа, Сошествия в ад, предпринимается спасение читателя от опасного текста, который может сильно повредить душе, доверяющей художественной реальности. В работах, посвященных защите романов и поэм от богословского осуждения, решается задача спасения самого текста от обвинений ортодоксальных критиков и от падений, имплицитно присутствующих в самом произведении. Сторонники первой традиции уверены, что произведение не отражает и обозначает, а приближает неблагополучие, объективирует мрак в образе, который заряжается магической энергией и подвергает читателя духовной опасности. Сторонники второй традиции знают, что художественный текст, принадлежащий прежде всего своему времени, свидетельствует об исторической реальности, обозначает проблему зла, но не призывает дьявола, даже превращая его в сложного, двойственного героя.

В Заключении подводятся итоги исследования и высказывается ряд суждений о возможном взаимодействии логики литературы и религиозной позиции потенциальног о читателя.

Материалы и результаты исследования были представлены в следующих научных публикациях.

Х 1. Жанровая природа и нравственная философия художественных текстов о евангельских событиях: Монография. Краснодар: КубГУ, 2005. 263 с.

2. Литературные апокрифы как религиозно-философская проблема современной критики: Учебное пособие. Краснодар: ОИПЦ Перспективы образования, 2006. 164 с.

3. Библейский сюжет и его становление в литературном процессе (средние века и Возрождение). Краснодар: изд-во Крайбибколектор, 2000. 168 с.

4. Леонид Андреев // Русская литература рубежа веков (1890-е -начало 1920-х годов). Книга 2. ИМЛИ РАН. М., Наследие, 2001. С. 286-340

5. Современный роман о евангельский событиях: к проблеме жанровой трансформации новозаветного сюжета // Экологический вестник научных центров Черноморского экономического сотрудничества / Экология языка как прагматическая сущность. Краснодар: КубГУ, 2004. С.223-228.

6. Художественная централизация периферии евангельского сюжета: Понтий Пилат стилизованных апокрифов // Известия высшей школы. Ученые записки. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск: Филология, 2005. С. 115121.

7. Художественный текст о евангельских событиях как теоретическая проблема И Культурная жизнь юга России: региональный научный журнал. Краснодар, 2005, № 3 (13). С. 45-46.

8. Репрессивная и апологетическая традиции истокования лершалаимских глав романа М;А. Бугакова Мастер и Маргарита // Экологический вестник научных центров Черноморского экономического сотрудничества / Дискурсивные пространства: эволюция и интерпретации. Краснодар: КубГУ, 2006. С. 220-228.

9. Русские литературные апокрифы в современной критике // Культурная жизнь юга России: региональный научный журнал. Краснодар, 2006, № 1 (15). С. 61-63.

10. Контуры реальности в постсоветской прозе И Русская литература XX века: актуальные проблемы развития: Монография. Краснодар: КубГУ, 1999. С. 83-107.

11. Художественная деконструкция канонического знака (Иуда Предатель) в стилизованных апокрифах XX века // Русская литература и русская цивилизация: в поисках эстетической цельности. Краснодар, 2000. С. 34-44.

12. Легенда о Великом Инквизиторе в контексте евангельской прозы XX века // Достоевский и современность (к 180-летию со дня рождения писателя): Материалы региональной научно-практической конференции. Армавир: ИЦ АГПИ, 2001. С. .168-174.

13. Повествовательные модели и методы трансформации канона в ,Х современной евангельской прозе // Античность и Библия в . литературном процессе XX века: Колективная монография.

Краснодар, 2001. С. 156-211.

14. Евангельская проза как сюжетно-жанровая группа // Духовные начала русского искусства и образования: Материалы Всероссийской научной конференции. Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2002. С. 212-214.

15. Авторская модель мира в пространстве евангельского сюжета // Материалы международной научной конференции 21-23 мая 2002 г. Проблемы концептуализации действительности и моделирование языковой картины мира. Архангельск: Поморский государственный университет, 2002. С. 144-145.

16. В.В. Кожинов и религиозно-философские аспекты теории сюжета // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии: Материалы Международной научно-практической конференции. Ч. II. Армавир, 2002. С. 77-86.

17. Стилизованный апокриф: литературоведческое обоснование термина // Художественно-историческая интеграция литературного процесса. Материалы региональной научной конференции. Майкоп, 2003. С. 20-22.

18. Суждения В.В. Кожинова о трагедии и трагическом в контексте его исторических и литературоведческих взглядов // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики,

литературоведения, истории, философии: Материалы 2-й Международной научно-практической конференции. Ч. II. Армавир, 2003. С. 77-86.

19. Апофазис и постмодерн в теологическом пространстве художественной прозы XX века // Сфера языка и прагматика речевого общения: Международный сборник научных трудов. Краснодар: КубГУ, 2003. С. 168-176.

20. Взаимодействие и синтез этических полюсов в стилизованных апокрифах XX века // Антропоцентрическая парадигма в филологии: Материалы Международной научной конференции. Ч. I. Литературоведение. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. С. 392-398.

21. Стилизованный апокриф в постмодернистском дискурсе // Текст и дискурс: Полифония языков и культур. Международный сборник научных трудов. Краснодар -ЫароН, КубГУ, 2004. С. 161-166.

22. Логика становления византийского агиографического сюжета // Золотая строфа: Сборник научных трудов. Краснодар: КубГУ, 2004. С. 94-100.

23. Принципы интерпретации романов о евангельских событиях // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи: Сборник статей Всероссийской, (с. международным участием) научной конференции..Том 1. Соликамск, 2004. С. 225-228.

24. Проблема интерпретации события (история/литература/ритуал) стилизованных новозаветных апокрифов // На стыке исторических эпох (Литературно-публицистический процесс конца XIX - начала XXI в.): Сб. Науч. тр. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2004. С. 119-141.

25. Религиозная позиция и логика литературы: об отношении христианина к художественным текстам о евангельских событиях И Духовные начала русского искусства и образования: Материалы IV Всероссийской научной конференции с международным участием. Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. С. 294-300.

26. Воскрешение Лазаря в теоретическом пространстве стилизованных апокрифов и практическом опыте русской прозы XX века // Национальное и общечеловеческое в русской художественной и философской мысли в условиях

глобализации. Матер. Науч.-практ. Конф. 156 № 5-901-930-541. Краснодар: КубГУ, 2005. С. 83-89.

27. Литературное оправдание Иуды Искариота как дидактический жест // Дидактика художественного текста: Сборник научных статей. Краснодар: КубГУ, 2005. С. 71-83.

28. Сленговые парафразы сакрального сюжета // Личность в пространстве языка и культуры: Юбилейный сборник. М., Краснодар: Кубанский гос. у-т, 2005. С. 108-115.

29. Последние поэмы Юрия Кузнецова: постмодернистское кощунство или божественный риск? // Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии в изменяющейся России: Материалы 4-й Международной научно-практической конференции. Часть П. Армавир, 2005. С. 146-162.

Кубанский государственный университет 350040 г. Краснодар, ул. Ставропольская № 149. Типография КубГУ 350023 г. Краснодар ул. Октябрьская № 25 Заказ № 23 Тираж 120

Диссертация: содержание автор диссертационного исследования: доктор экономических наук , Щукина, Ала Яковлевна

Введение.

Глава 1. Эколого-экономическая система в условиях лимитированной окружающей среды.

1.1.Устойчивое развитие и пути его реализации.

1.2.Тенденции устойчивого развития.

1.3.Самоорганизация, саморегулирование и самоуправление в эколого-экономических системах.

1.4.Концепцир-взаимодействия общества и природы.

Глава 2. Методологические подходы к исследованию устойчивости системы "природа-общество".

2.1.Теоретические основы экономического природопользования.

2.2.Эколого-экономическая оценка устойчивости системы природа-общество".

2.3.Направления развития исследований по устойчивости системы "природа-общество".

2.4.Законы термодинамики.

2.5.Эколого-экономические функции полезности и антиполезности.

2.6.Системный анализ в устойчивости экосферы.

Глава 3. Природопользование и анализ экологических проблем.

ЗЛ.Индексы устойчивости системы "природа-общество".

3.2.Критерии устойчивости системы.

3.3.Количественные индексы устойчивости.

3.4.Экономический анализ с использованием функции полезности.

3.5.Модель экологизированного рынка.

3.6.Моледь Солоу и функция полезности.

3.7.Анализ работы предприятий.

Глава 4.Рыночный механизм охраны природы и его экономическая модель.

4.1.Экономический механизм охраны природы.

4.2.0сновные принципы природопользования.

4.3.Ассимиляционный потенциал природы.

4.4.Рыночный механизм в охране природных объектов.

4.5.Реализация рыночного механизма.

4.6.Экофондовый рынок ценных бумаг и его математическая модель.

Глава 5. Глобализация и устойчивость эколого-экономической системы.

5.1.Глобализация: достоинства, недостатки и последствия.

5.2.Экологическая и социальная безопасность.

5.3.Глобализация и устойчивое развитие.

5.4.Прогнозы развития цивилизации.

5.5.0бщая математическая модель биосферы в условиях глобализации.

Глава 6. Эколого-экономическая устойчивость системы природа-город" (на примере г.Тольятти).

6.1.Общие вопросы устойчивости природы городов.

6.2.Системы управления устойчивостью природы городов.

6.3.Анализ тенденций изменения экологического состояния г. Тольятти (1965-2005г.г.).

6.4.Расчеты ассимиляционного потенциала и функции антиполезности сбросов предприятий.

6.5.0боснование фактических нормативов платы за выбросы загрязняющих компонентов.

6.6.Стадии проведения эксперимента по рыночным принципам охраны атмосферного воздуха.

7.Вывод ы.

8.Литератур а.

Диссертация: введение по экономике, на тему "Экономическое развитие в условиях лимитированной окружающей среды"

Проблема деградации окружающей природной среды затрагивает весь комплекс социально-экономических, культурных, политических отношений мирового сообщества, интересы различных социальных групп, политических течений и партий, государств и их региональных объединений. Сфера экологии стала полем теоретической, экономической и идеологической полемики. Защитники природы борются против гонки вооружения, против наукоемких, но опасных технологий, за остановку процесса деградации природы и спозания к тотальной экологической катастрофе.

Все перечисленные проблемы имеют прямое отношение к экономике, и от их оптимального решения зависит развитие экономической науки и экономики в целом на ближайшую и догосрочную перспективу, так как по утверждению многих ученых, лимитирующим фактором развития экономики 21-го века будет экология.

Люди не могут жить сами по себе, по одиночке. Они объединяются в определенный социум, живущий по своим законам, согласно которым устанавливаются формы взаимодействия общества и природы. Поэтому, при анализе отношений в системе природа - общество социальный аспект играет определяющую роль.

В поном объеме взаимосвязь между экономическим и социальным развитием человеческого общества и проблемами окружающей среды была осознана мировым сообществом в семидесятых годах прошлого века, когда была принята Декларация первой Международной Конференции ООН по окружающей среде (Стокгольм 1972 г.). По признанию ученых, конференция остро поставила вопрос об экологии и необходимости охраны природы, показала, что использование экономических инструментов в экологической политике и практике охраны окружающей природной среды, включая платежи за пользование природными ресурсами и за загрязнение природы, позволяет эффективнее решать задачи охраны природы, по сравнению с административно-контрольными методами регулирования.

Прошедшие 20 лет до следующей конференции были признаны годами экологизации общественного сознания и сопровождались появлением целого ряда работ Римского клуба в области эколого-экономического анализа, известного доклада Г.Х. Брунтланд Наше общее будущее и теоретических работ, инициированных Российскими учеными Н.П. Федоренко, Т.С. Хачатуровым, К.Г. Гофманом, H.H. Моисеевым и рядом других. 1992 год ознаменован очередной конференцией ООН РИО-92 и принятием важнейшего документа Повестка дня на 21-й век, сконцентрировавшего в себе все, что сделано в области внедрения экономических методов охраны окружающей среды за 20 последних лет. Мир перешел к новому этапу развития взаимоотношений в системе природа - общество - от экологизации сознания к новому экологическому мировоззрению, включающему экологизацию духовного мира человека, экологизацию промышленности, экономики, рынка. H.H. Моисеев назвал данный этап как обозначение стратегии переходного периода с возникновением режима совместного развития системы "природа - общество", названного коэволюцией.

В преамбуле документа Повестка дня на 21-й век, подписанного 179 странами мира, отмечается: "Человечество переживает решающий момент своей истории. Мир стокнуся с проблемами усугубляющейся нищеты, голода, болезней, неграмотности и продожающейся деградации экологических систем, от которых зависит наше благосостояние". Эти сложности во взаимоотношениях с природой вызвали объективную необходимость, проявляющуюся в реализации концепции Курс устойчивого развития. Прошедшие затем Международные саммиты ООН под рубрикой "РИО+5" (1997г.) и "РИО+Ю" (2002г.) с сожалением отметили, что кроме общих декларативных документов в большинстве стран ничего не сделано по реализации концепции устойчивого развития [205]. На Саммите тысячелетия

Нью-Йорк, 2000 год) Генеральный секретарь ООН отметил, что международное сообщество пока не смогло обеспечить будущие поколения возможностью свободно удовлетворять свои потребности. Вместо этого человечество расхищает ресурсы наших детей, чтобы расплатиться за практику неустойчивого природопользования в настоящем. В докладе Программы развития ООН констатируется, что на одну пятую всего населения Земли, живущую в странах с наибольшими доходами, приходится 86 процентов мирового ВНП, 82 процента экспортных рынков, 68 процентов прямых иностранных инвестиций и 74 процента телефонных линий. На одну пятую населения, проживающую в наибеднейших странах, приходится менее 1 процента по каждой из вышеперечисленных категорий. Эти данные порождают чрезвычайно высокий индекс социально-экономической дисгармонии общества.

Россия кардинально изменила свой политический, социальный, экономический и экологический портрет. Страна проделала путь от командно-административной к рыночно-ориентированной экономике. Базовыми принципами политики государства при переходе России к устойчивому развитию были и остаются федерализм, демократические преобразования и становление гражданского общества, экономический рост на основе развития рыночных отношений, сохранение природных систем и поддержание качества окружающей среды, развитие потенциала исторического и культурного наследия.

Комплексный показатель вклада России в сохранение устойчивости биосферы в планетарном масштабе составляет 10%, (для сравнения - 7% Бразилия, 5% США и 5% Канада[83]). Россия обладает огромным природно-ресурсным потенциалом. Ненарушенными остаются 13 мн.кв.км. (65% территории России) природных экосистем, что позволяет эффективно поддерживать и сохранять глобальное биоразнообразие, сохранять в наименее загрязненном виде арктические экосистемы и самые крупные в мире массивы нетронутых лесов (19% от мировых запасов) и пресных вод (22%), обеспечивать сохранение объекта Всемирного наследия - озера Байкал. В приведенных положениях настораживает отсутствие повышенной заботы об улучшении экологического состояния в России и сырьевая ориентация Российского экспорта. В приоритетных направлениях первым назван экономический рост и только на четвертом месте - сохранение природы, хотя состояние окружающей природной среды продожает ухудшаться [92].

Великий русский ученый В.И. Вернадский в начале 20-го столетия предсказывал наступление такого времени, когда всю ответственность за состояние природы человек вынужден, будет принять силой своего Разума на свои колективные плечи, и биосфера перейдет в ноосферу. H.H. Моисеев о жизни общества в 21 -м веке сказал, что лэто будет медленный и мучительный процесс выработки новых принципов согласования своих действий с состоянием природы, новой нравственности, коренной перестройки бытия, смены стандартов и идеалов, разработки принципов самоограничения и так далее. Как отмечает H.H. Лукьянчиков, переход человечества на путь ноосферного развития потребует создания нового мирового порядка управления окружающей природной средой и природными ресурсами. В его основе дожны быть три основополагающих принципа: Колективный Разум, Колективная Воля, Колективное Воздействие, реализовать которые может колективный надгосударственный орган - измененная не по форме, а по содержанию Организация Объединенных Наций Ноосферного Развития (ООННР). Общество все больше погружается в ситуацию, когда сознание человека будет определять, как выжить обществу в условиях лимитированной окружающей природной среды и нарастающей демографической перегрузки планеты. В интегрированном виде проблему сохранения окружающей природной среды с позиций эколого-экономического анализа можно декларировать в виде четырех положений:

-совершенствование механизма функционирования экономики, обязывающего предпринимателей наиболее целесообразно и экономично использовать природные ресурсы;

-совершенствование законодательной базы и разработка новых экономических, как наиболее эффективных, методов охраны окружающей природной среды;

- оптимизация взаимодействия в системе "природа-общество" с расчетом равновесных состояний, обоюдно выгодных для экономики и экологии, природы и общества;

- разработкой наукоемких техноциклов (аналогов биоциклам), решающих проблему загрязнения природы экономическими методами, отраженными в высказывании Д.И. Менделеева, что грязь и отходы - это ценные вещества в ненужном месте.

Общество еще не осознало этого и не руководствуется в своей деятельности главными экологическими законами. Нет реальных идей о концепции экономического развития общества в условиях лимитированной окружающей природной среды, нет механизма количественной эколого-экономической оценки реализации провозглашенного курса устойчивого развития, концепции гармоничного развития экономики и экологии, природы и общества. Недостаточно конкретных методов учета в экономике внешнего ущерба от загрязнения окружающей природной среды.

Особый интерес выбранная тема представляет в свете перспективного направления науки, выдвинутого Т.А. Акимовой, о совместном исследовании техносферы, социосферы и биосферы [3]. На арену исследований выступает новая эколого-экономическая система, обобщающая перечисленные сферы в сферу более высокого уровня - экосферу. Эти вопросы имеют не только теоретическое, но и большое практическое значение, так как исследование характера взаимоотношений между обществом с его экономикой и природой непосредственно включает вопросы реализации курса устойчивого развития цивилизации на земле. Надежды, что экономика и ее рынок через механизм саморегулирования взаимоотношений в системе "природа-общество" сможет восстановить в поном объеме окружающую природную среду, вызывают сильное сомнение, а реализация путей прямого участия экономического рынка в охране природной среды, видимо, не может дать положительных результатов, так как цели, ставящиеся рынком в виде получения максимальной прибыли, не всегда совместимы и даже противоположны целям охраны природы. Парадигма преимущественного развития экономики, основанная на получении максимальной прибыли, решить проблемы гармоничного развития экологии и экономики не в состоянии.

В рыночных условиях возникает и целый ряд новых, слабо изученных эколого-экономических проблем, порождаемых лимитированной окружающей средой и требующих дальнейшей научной разработки.

Актуальность темы исследования. Теоретические положения экономики, обоснованные в 19-м и 20-м веках, разработаны к условиям, когда окружающая природная среда не подвергалась столь сильному антропогенному и социальному воздействию, и природные объекты не потреблялись в виде природных ресурсов в таком большом количестве. Ситуация еще больше осложнилась в связи с демографической перегрузкой планеты, когда потребление биоресурсов превысило 1% от ее возможностей, то есть порога, выше которого теряется способность биосферы к саморегенерации и самовосстановлению (в среднем до 15%). В экономической сфере получение максимальной прибыли доминирует над потребностью общества в чистой и здоровой окружающей среде. В то же время полный учет негативного воздействия промышленности на природу в себестоимости выпускаемой продукции, необходимый для сохранения самовосстанавливающих свойств природных объектов, может разрушить рынок.

Потребление и загрязнение природной среды достигло такого уровня, когда общественная полезность товара, равная его ценности, образующейся при вычитании из величины рыночной его цены общественных расходов на ликвидацию ущерба от загрязнения природы, может быть не только значительно меньше рыночной цены, но и величиной отрицательной.

На протяжении последних тридцати лет международное сообщество предприняло огромные усилия по развитию и поддержке экологических инициатив и по пропаганде нового мировоззрения устойчивого развития. Начиная со Стокгольмской конференции, международные институты проводят серьезную работу, пытаясь сменить курс развития человечества, но при этом никто не пытается сменить сам объект управления. Призыв М. Стронга в 1972г. на Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде и развитию к переходу от экономической системы к эколого-экономической так и остася не услышанным.

Меры, направленные на предотвращение экологической катастрофы и переход к устойчивому развитию, будь то технологические, экономические или экологические, будут обречены на неудачу, пока не произойдет смена старой парадигмы экономики, при которой главным объектом управления и организации является экономическая система. Требования экологически обоснованного развития связаны со сменой объекта управления: экономическая система дожна быть заменена эколого-экономической системой. Чем больше фактов, которые не могут быть объяснены в рамках существующей парадигмы, тем острее кризис научной теории. Среди признаков кризиса современной парадигмы развития экономики можно обозначить главный - это неспособность решить новые задачи, встающие на пути развития человеческого хозяйства в пределах биосферы. Например, парадигма рыночных отношений в экономике не способна решить проблемы, связанные с сохранением среды обитания человека и природных систем. Приписываемые рынку эффекты саморегулирования и самоорганизации экономических систем опровергнуты современной практикой.

Ученые отмечают, что оценка максимальной выгоды, определяющей эффективность частного предпринимательства, как более рациональной структуры производства по использованию ресурсов - сплошная илюзия. Ценность предельного общественного чистого продукта меньше ценности предельного частного чистого продукта, так как предприниматель заботится исключительно об уровне своих частных издержек и величине частного чистого продукта. Актуальность исследований определяется тем, что экономическая теория даже не пыталась исследовать механизмы согласования экономики природы и экономики человеческого хозяйства, не предпринимала попытку включить труд природы в систему экономических отношений и оплачивать его как труд человека. В действительности, стоимость как ценность представляет собой итог синтеза результатов и затрат, выражающий единство всех воспроизводимых и невоспроизводимых ресурсов. Не существует никакой стоимости, которая не содержит экологической сущности, как и не существует труда вне его биологической природы и экологической обусловленности.

Кризис экономической теории обусловливается тем, что создавшиеся условия вызывают объективную необходимость смены парадигмы развития, ведут к модификации модели устройства экономики. Налицо объективная необходимость смены хозяйственных механизмов. Именно практика вызывает к жизни новый хозяйственный механизм, главным принципом которого является - жить на дивиденды природы. Пришло время выделить новый объект управления - эколого-экономическую систему, переход к которой позволит перейти на новые отношения доминирования и подчинения между этими двумя сущностями.

В условиях лимитированной окружающей природной среды и демографической перегрузки планеты цивилизованное общество не может позволить себе удовлетворение потребностей посредством любых затрат. Поэтому в основе эколого-экономической системы лежит необходимость соизмерения затрат и результатов, которая реализуется посредством особых и отношений, основанных на взаимозависимости, соподчиненности и эквивалентом взаимодействии экономики и экологии. Это значит, что определенное соотношение между ними устанавливается не волей отдельных личностей, а общественным способом, через обмен. Складывающиеся отношения в эколого-экономической системе дожны обеспечивать общественное соизмерение затрат природы и результатов производства. И в этом взаимодействии макроэкономика человеческого общества дожна быть вписана, включена в экономику природы Земли. Экономика человеческого хозяйства дожна подчиняться законам экономики природы. Отсюда объект управления дожен соответствовать современным требованиям экологически обоснованного развития. Смена парадигмы развития человечества затрагивает смену главных целей развития системы. Если объект управления -экономическая система, то и цели - это эффективность с позиций роста ВВП, роста общественного производства, доходов на душу населения. Если объект управления - природа, то цели регулятивные - поддержание жизни биосферы, регулирование состава атмосферы, чистоты водоемов, структуры и состава почвы и недр планеты. Если объектом управления становится эколого-экономическая система, то ее целями становятся соразмерность, уравновешенность, сбалансированность двух ее главных подсистем -экономики и природы.

Вышеизложенное вызывает необходимость проведения исследований по дальнейшей разработке механизма управления народным хозяйством в экологически осложненных условиях и принципов функционирования рыночной экономики в условиях лимитированной окружающей природной среды и демографической перегрузки планеты.

В этой связи разработка методологии количественной характеристики устойчивого развития взаимоотношений экономики и экологии, необходимой для принятия обоснованных управленческих решений, поиск путей гармоничного развития эколого-экономических систем в создавшихся условиях является актуальной задачей.

Цель работы - формирование научно-методологических основ повышения эффективности систем управления эколого-экономической деятельностью в единых территориальных комплексах, позволяющих с позиций системного подхода обеспечить функционирование эколого-экономических систем в условиях лимитированной окружающей среды.

Для достижения поставленной цели обозначены следующие задачи:

1. Обобщить и систематизировать современные взгляды и концепции экономического развития и обосновать парадигму развития общества в условиях лимитированной окружающей природной среды.

2. Исследовать факторы, определяющие устойчивость эколого-экономической системы, разработать методологию расчета и анализа ее равновесных состояний с позиций системного подхода и фундаментальных законов естествознания.

3. Разработать агоритм расчета функций полезности и антиполезности, как двух встречных параметров оценки текущего состояния эколого-экономической системы.

4. Адаптировать функцию полезности для широкого круга прогностических и управленческих задач, связанных с анализом экономических ситуаций и принятием управленческих решений.

5. Предложить агоритм расчета количественного критерия оценки равновесных состояний экосферы в виде интегрального индекса ее устойчивости.

6. Обосновать имущественную ценность ассимиляционного потенциала природного комплекса и разработать механизм его вовлечения в хозяйственный оборот.

7. Создать для имущественного использования ассимиляционного потенциала агоритм формирования экофондового рынка, его структуру, правовую основу и механизм функционирования.

8. Провести детальный анализ правового поля охраны окружающей природной среды, формируемое властью, выявить недостатки существующего правового экономического механизма и наметить пути повышения его эффективности.

Объект исследования. В качестве объекта исследования выступают эколого-экономические системы разного уровня иерархии: от предприятия до природно-хозяйственного комплекса страны.

Предметом исследования являются управленческие отношения, возникающие в процессе формирования эколого-экономических систем и рыночных механизмов в условиях лимитированной окружающей природной среды.

Базовые методологические научные работы. Теоретической и методологической основой исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых по проблемам теоретической экономики, рациональному природопользованию, оптимальному управлению и устойчивому развитию.

Выпонение данных исследований опиралось на научное наследие ученых, которые сформировали эколого-экономическое направление в науке сегодняшнего дня: Н.П. Федоренко, Т.С. Хачатуров, М.Я. Лемешев, К.Г. Гофман, H.H. Моисеев, Н.Ф. Реймерс, П.Г. Одак, Т.А. Акимова. В разработке экономического механизма природопользования большое участие принимали ученые A.A. Гусев, С.Н. Бобылев, H.H. Лукьянчиков, И.П. Глазырина, A.A. Голуб, Э.В. Гирусов, Н.В. Чепурных, В.Ф. Протасов, Н.В. Пахомова, И.М. Потравный. Большой вклад в разработку необходимых при этом качественных и количественных критериев устойчивости системы "природа-общество" внесли В.Г. Горшков, В.И. Данилов-Данильян, К.С. Лосев, К.С. Кондратьев, А.П. Назаретян, А.Федоров, А.Д. Урсул, В.В. Хаскин.

Из числа зарубежных ученых использованы работы Д.Х. Медоуза, Д.К. Гебрейта, Г.Канна, Э.Д.Мишена, Г.Шермана, А.Пигу, Д. Форрестера и других ученых. В анализе вопросов развития интегрированной науки - экологической экономики использованы работы Р. Костанзы, Н.Е. Дейли, Г.Г. Кобба и ряда других ученых.

При написании работы использованы такие источники информации, как материалы Международной организации по стандартизации, Международной комиссии по окружающей среде и развитию, отчеты 1ЖЕР-\\^СМС, 2000; ГЭП-3, 2004, Государственные доклады "О состоянии окружающей природной среды Российской Федерации" за прошедшие десятилетия, стратегия устойчивого развития РФ, Федеральная целевая программа Экология и природные ресурсы России, Экологическая Доктрина РФ. Кроме того, в исследовании использованы законодательные акты РФ, нормативные и методологические материалы правительственных органов, директивы Европейского Союза, программа экологической реабилитации территории РФ на 2003-2010 годы, законы и кодексы об охране конкретных природных объектов, материалы специализированных научных журналов и периодической печати по проблемам взаимодействия экономики и экологии. Для практической апробации результатов исследования проанализирован обширный материал по загрязнению природных объектов г. Тольятти за период 1965-2005 годы.

Избранные методы исследования. Основными методами исследования, помимо чисто экономических, статистических, сравнительного анализа, графических изображений, экспертных оценок, являются системный анализ, математическое моделирование и прогнозирование процессов функционирования эколого-экономических систем с использованием современных программных продуктов.

Научные положения, выносимые на защиту. На защиту выносятся результаты совместного исследования сущностей эколого-экономической системы, вынужденной функционировать в условиях лимитированной окружающей природной среды, требующих обоснования и смены парадигмы развития цивилизации.

1. Обоснована возможная структура экосферы, как обобщения более высокого уровня, включающего биосферу, социосферу и техносферу, возможные взаимодействия ее подсистем, их устойчивость, критерии количественной оценки и новый экономический механизм охраны природы с его правовым обеспечением.

2. Исследованы факторы, определяющие устойчивость экосферы, разработана методология расчета параметров функционирования системы, опирающаяся на системный анализ и фундаментальные законы естествознания. Осуществлена дифференциация и систематизация природного капитала, экономическая оценка его составных частей с введением понятия капитала устойчивого развития.

3. На базе фундаментальных законов развития естественных наук усовершенствована функция полезности в экономике, позволяющая осуществлять прогноз покупки и производства товаров по заданной располагаемой сумме, рассчитывать равновесные состояния рынка, более обоснованно конструировать цены. Разработана функция антиполезности в экологии, позволяющая определять экономический минимум по загрязнениям окружающей природной среды, что может существенно повысить эффективность функционирования экономики и положительно сказаться на состоянии природы.

4. На основании объединенного уравнения 1-го и 2-го законов термодинамики предложен агоритм расчета интегрального индекса устойчивости экосферы и количественно показано, что цивилизация в своем развитии все далее уходит от равновесного состояния с природой.

5. Предложены рыночные принципы охраны окружающей природной среды, основанные на придании ассимиляционным возможностям природы имущественной ценности, вовлекаемой в хозяйственный оборот через создание экофондового рынка ценных бумаг (акций), обладающих разрешительными и рыночными свойствами купли - продажи.

6. Обоснован вариант реализации рыночного механизма охраны природы через создание акционерного общества Природа, действующего на основании законов о рынке ценных бумаг, об акционерных обществах и Гражданского кодекса РФ. Разработано положение о проведении эксперимента по внедрению рыночных принципов охраны природы на примере Самарского региона и г. Тольятти.

7. Проведена апробация предложенных результатов исследования с использованием базы данных по загрязнениям г. Тольятти за период 1965-2005 годы, позволяющая оценить перспективы его развития в гармонии с окружающей природной средой. Обобщенный вариант исследований, оформленный в виде 2-х методических пособий и проекта закона "О плате за негативное воздействие на окружающую среду в условиях рынка" составляет основу экспертной системы анализа экологической устойчивости городов.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в формировании научно-методологических положений повышения эффективности системы управления эколого-экономической деятельностью в единых территориальных комплексах, позволяющих с позиций системного подхода обеспечить функционирование эколого-экономических систем в условиях лимитированной окружающей природной среды. Разработан механизм управления, планирования, развития эколого-экономических систем и их правовое обеспечение.

Наиболее существенными результатами работы являются следующие:

1. Обобщены и систематизированы современные взгляды и концепции экономического развития общества в осложненных условиях, обоснована необходимость комплексного анализа биосферы, социосферы и техносферы, объединенных в экосферу в виде единой эколого-экономической системы. Выявлены основные макроэкономические и макроэкологические тенденции и предложены пути реализации устойчивого развития системы "природа-общество".

2. Адаптирована функция полезности для широкого круга прогностических и управленческих задач, связанных с анализом экономических и рыночных ситуаций для принятия обоснованных управленческих решений, эффективных с экономической точки зрения и оптимально сохраняющих окружающую природную среду.

3. Исследована возможность использования фундаментальных законов естествознания к расчету и анализу равновесных состояний в эколого-экономической системе, и на их основе разработана методология управления и комплексного функционирования данной системы.

4. Разработаны на основе фундаментальных законов развития естественных наук: агоритм расчета функций полезности и антиполезности как двух встречных параметров оценки текущего состояния эколого-экономической системы;

- количественные критерии и индексы устойчивого развития системы природа - общество. Показано, что отрицательное значение интегрального индекса устойчивости системы продожает возрастать, количественно подтверждая качественный прогноз ученых о дальнейшем отходе общества от равновесного состояния с природой.

5. Разработана теоретико-методологическая база формирования экофондового рынка:

- обоснована имущественная ценность ассимиляционного потенциала природного комплекса;

- разработан механизм его вовлечения в хозяйственный оборот;

- создан агоритм формирования экофондового рынка, его структура, правовая основа и механизм функционирования.

6. На основе баз данных г. Тольятти проведены расчеты функции антиполезности предприятий и устойчивости природы города в целом, обоснованы предложения, позволяющие создать систему управления состоянием природы городов.

Обоснованность и достоверность научных положений, выводов и рекомендаций подтверждается анализом значительного числа отечественных и зарубежных публикаций по исследуемой проблеме, изучением и использованием представительного массива статистической отчетности в виде отчетов международного и российского уровней, подтверждающих продожающуюся деградацию природы в результате нарастания антропогенной и демографической нагрузки, собственным моделированием и расчетом протекающих процессов взаимодействия в эколого-экономических системах, прямой проверкой их адекватности реальным результатам (муниципальный уровень г. Тольятти), внедрением результатов исследования в практику работы предприятий, учебный процесс Высшей школы по экономической теории, менеджменту, экономике природопользования и ценообразованию в Тольяттинском государственном университете, Вожском университете им. В.Н. Татищева.

Практическая значимость работы заключается в следующем:

- обоснован и рассчитан интегральный индекс устойчивости системы природа-общество, отражающий влияние антропогенного и социально-экономического факторов, позволяющий количественно характеризовать степень отхода от равновесного состояния с природой;

- разработан новый экономический механизм охраны окружающей природной среды, опирающийся на придание ассимиляционным способностям природы имущественной ценности и вовлечения их в хозяйственный оборот;

- предложены линые экономические принципы платы за загрязнение природы в виде независимого рыночного регулятора, устанавливающего плату за сбросы и выбросы токсичных компонентов исходя из складывающегося на рынке соотношения спроса и предложения на ценные бумаги - лицензии, отражающие имущественную ценность ассимиляционных возможностей природы. Предложенный механизм более эффективно реализует принцип Загрязнитель платит, так как экономически ставит его перед выбором: покупать акции-лицензии на право загрязнения природы по цене, сложившейся в конкурентных условиях, либо на эти средства приобретать и устанавливать очистное оборудование;

- по базе данных загрязнения природных объектов г. Тольятти (1965-2005 г.г.) проведен анализ изменения основных определяющих параметров жизнедеятельности города. Показано, что сохранить природу можно путем введения ассимиляционных ограничений в пределы потребления природных объектов города и внедрения рыночных принципов их охраны с созданием экофондового рынка ценных бумаг. Предлагаемый механизм может стать основой создания экспертной эколого-экономической системы управления состоянием окружающей природной среды городов.

В 2001-2002 г.г. работа выпонялась по гранту Министерства образования и науки РФ за номером Е 00 - 12.0 - 112.

Внедрение и апробация результатов диссертационного исследования. Основные результаты диссертационного исследования внедрены и апробированы различными организациями, а именно:

Казанское авиационное производственное объединение С.П.Горбунова (ФГУП) - методика экономического планирования и прогнозирования работы организаций, пакет документов для организации баз инвентаризации и нормирования выбросов, компьютерная программа БоШа;

Мэрия городского округа Тольятти - критерии количественной оценки загрязнения города (функция антиполезности), планируется апробация нового экономического механизма охраны природы;

ЗАО "Тольяттикаучук" - оценка показателей экологического характера для широкого круга прогностических и управленческих задач регулирования бизнес-процессов в химической промышленности;

Казанский филиал КБ ОАО "Туполев" - компьютерная программа БоШа планирования и расчета работы предприятия и прогноз оптимального производства, продажи и покупки товаров по располагаемой сумме;

ОАНО Вожский университет им. В.Н. Татищева - учебно-методические разработки по курсам экономической теории, менеджменту, ценам и ценообразованию и экономике природопользования;

Управление технического и экологического надзора республики Татарстан

- методика расчета интегрального индекса устойчивости системы "природа-город" и ее применение для расчета устойчивости природы г. Казани; - новый рыночный экономический механизм охраны природы и его использование применительно к охране атмосферного воздуха и водных объектов г. Казани;

- принципы расчета величины ассимиляционного потенциала для атмосферного воздуха и водных объектов территориально-промышленного комплекса г. Казани с целью его последующего вовлечения в хозяйственный оборот.

Основные положения диссертации и результаты исследований, опубликованы в периодических журналах и сборниках, докладывались на 1-й -4-й, 6-й - 8-й Международных конференциях Экономика, экология и общество России в 21-м столетии Санкт-Петербургского государственного политехнического университета (1999-2006г.г.), на Международных конгрессах Вода: Экология и технология, Экватэк-1998, Экватэк-2000 и Экватэк-2004 г. Москва, на 3-й - 10-й Международных конференциях Окружающая среда для нас и будущих поколений" г. Самара (1999-2005г.г.), на Международной научно-практической конференции Менеджмент и экономика в системе высшего профессионального образования Санкт - Петербург 1998, на Международной конференции Информационные технологии в производственных, социальных и экономических процессах Инфотех-99, г. Череповец, на 3-й и 4-й Международных научно-практических конференциях

Экология и жизнь Пенза - 2000,2001г., на 3-й и 4-й Международных научно-практических конференциях Экономика природопользования и природоохраны Пенза-2000,2001, на 6-й Международной научно-технической конференции Математические методы и информационные технологии в экономике Пенза -2000, на 3-й Международной конференции Циклы Северокавказского государственного технического университета Ставрополь-Кисловодск - 2001, на научно-практической конференции, посвященной 80-летию УГТУ-УПИ, Екатеринбург-2000, на 1-й и 2-й Международных конференциях Экология и безопасность жизнедеятельности промышленно-транспортных комплексов "ЕЬР1Т - 2003 " и "ЕЬР1Т - 2005 " г. Тольятти, на Международных научно-практических конференциях Татищевские чтения: Актуальные проблемы науки и практики Тольятти, ВУиТ - 2004, 2005, на Всероссийских и региональных конференциях, приведенных в списке публикаций. Результаты исследований использованы в организациях г. Казани, г. Тольятти для анализа, прогноза и оптимизации работы, в учебном процессе на лекционных и практических занятиях для студентов. Изданы в виде книги Функциональная экономика и монографии Теоретические основы устойчивого развития.

Публикации результатов исследования. По теме диссертации опубликовано 109 работ, общим объемом 81,3 п.л., написанных лично автором и в соавторстве (из них лично автором - 69,76 п.л.), в том числе книга Функциональная экономика, монография Теоретические основы устойчивого развития и 2 методических пособия по теме исследования. В ведущих рецензируемых журналах и сборниках опубликовано 9 статей (6.3 п.л.).

Структура и объем диссертации. Диссертационная работа состоит из введения и 6 глав. Общий объем работы составляет 410 страниц, включая 34 рисунка, 19 таблиц, 7 приложений и список литературы, составляющий 321 наименование.

Диссертация: заключение по теме "Экономика и управление народным хозяйством: теория управления экономическими системами; макроэкономика; экономика, организация и управление предприятиями, отраслями, комплексами; управление инновациями; региональная экономика; логистика; экономика труда", Щукина, Ала Яковлевна

7. Выводы

1. Решена крупная народно-хозяйственная задача по формированию научно-методологических основ повышения эффективности систем управления эколого-экономической деятельностью в единых территориальных комплексах, позволяющих с позиции системного подхода обеспечить функционирование эколого-экономических систем в условиях лимитированной окружающей природной среды.

2. Обоснована необходимость смены парадигмы развития человечества, со сменой главных целей развития системы. Если объект управления -экономическая система, то и цели - это эффективность с позиции роста ВВП, роста общественного производства, доходов на душу населения. Если объект управления - природа, то цели регулятивные - поддержание жизни биосферы, регулирование состава атмосферы, чистоты водоемов, структуры и состава почвы и недр планеты. Если объектом управления определяется эколого-экономическая система, то ее целями будут - соразмерность, уравновешенность, сбалансированность двух ее главных подсистем -экономики и природы.

3. Обобщены и систематизированы современные системы взглядов и концепций экономического развития общества в осложненных условиях, обоснована необходимость комплексного анализа биосферы, социосферы и техносферы, объединенных в экосферу в виде единой эколого-экономической системы. Процессы, протекающие в экосфере и ее подсистемах, рассмотрены с позиций законов автоматии, то есть самоорганизации, саморегулирования и самоуправления с целью самосохранения и дальнейшего саморазвития. На основании этого выявлены основные концепции возможных путей развития цивилизации.

4. Исследована возможность использования фундаментальных законов развития естествознания к расчету и анализу равновесных состояний в эколого-экономической системе и на их основе разработана методология управления и комплексного функционирования данной системы.

5. Адаптирована функция полезности для широкого круга прогностических и управленческих задач, связанных с анализом экономических и рыночных ситуаций для принятия обоснованных управленческих решений.

6. Разработаны на основе фундаментальных законов развития естественных наук:

- агоритм расчета функции полезности и антиполезности, как двух встречных параметров оценки текущего состояния эколого-экономической системы, с учетом которого возможна реализация механизма согласованного их взаимодействия, обеспечивающего с одной стороны, повышение эффективности управления промышленными комплексами (в плоть до предотвращения банкротства одного или ряда предприятий), с другой -определением экономического минимума по загрязнениям окружающей природной среды, что существенно повысит эффективность функционирования экономики в гармонии с природой;

- количественные критерии и индексы устойчивого развития системы природа-общество показали, что отрицательное значение интегрального индекса устойчивости системы продожает возрастать, количественно подтверждая качественный прогноз ученых о дальнейшем отходе общества от равновесного состояния с природой.

7. Разработана теоретико-методологическая база формирования экофондового рынка:

- обоснована имущественная ценность ассимиляционного потенциала природного комплекса;

- разработан механизм его вовлечения в хозяйственный оборот;

-создан агоритм формирования экофондового рынка, его структура, правовая основа и механизм функционирования.

8. На основе баз данных г. Тольятти проведены расчеты устойчивости природы города и обоснованы предложения, позволяющие создать систему управления состоянием природы городов.

9. На основании расчетов для г. Тольятти разработано техническое обоснование на проведение эксперимента по рыночному лицензированию права загрязнения природы городов и методическое пособие расчета предложенных функций полезности, антиполезности, эквивалентных цен, эквивалентных масс и эквивалентных сумм, необходимых для функционирования акционерного общества "Природа".

10. Эффективность разработанных механизмов согласованного взаимодействия сущностей эколого-экономической системы обоснована на примере промышленных комплексов, разработаны рекомендации по их внедрению.

Полученные в исследовании результаты использованы для оперативной и перспективной работы Управлением технического и экологического надзора республики Татарстан, при разработке планов стратегического и оперативного управления на ЗАО Тольяттикаучук, НПО им. Горбунова и КБ ОАО л Туполев г. Казань, Мэрией городского округа г. Тольятти и ряде других предприятий.

Диссертация: библиография по экономике, доктор экономических наук , Щукина, Ала Яковлевна, Москва

1. Акимова Т.А. Теоретические основы организации эколого-экономических систем./ Экономика природопользования: обзорная информация.-М.: изд-во ВИНИТИ, 2003, № 4, с.2.

2. Акимова Т.А., Хаскин В.В. Экология. Учебник, 3-е издание.-М.: изд-во ЮНИТИ, 2006, 496 с. Основы экоразвития. Учебное пособие. -М.: изд-во Рос. Экон. Акад., 1994,312 с.

3. Акимова Т.А., Хаскин В.В., Сидоренко С.Н., Зыков В.Н. Макроэкология и основы экоразвития: Учебное пособие.-М.: изд-во РУДН, 2005,367 с.

4. Акимова Т.А. Государственная экологическая политика РФ и практика ее реализации// Экология и жизнь, 2006, №2, с 18-23.

5. Акимова Т.А., Хаскин В.В. Экономика природы и человека. М.: изд-во "Экономика", 2006,280 с.

6. Акимова Т.А., Хаскин В.В. Экология. Человек экономика - биота - среда: Учебник для Вузов. - 2-е изд. - М.: изд-во ЮНИТИ-ДАНА, 2000, 566 с.

7. Akimova Т.А. The reasons of tolerance of the economic theory to ecjljgical crisis./ Globalisation, new economy and the environment.-St. Peterburg, 2005.

8. Барановский С.И., Богачев В.Ф., Шевчук Ю.С. Управление будущим. СПб., 1997, с.25.

9. Baumol W., Oats W. /Economies, Environmental Policy and Quality of Life. -N. Jersey, 1979, p.3.

10. Белов A.A., Минина E.JI. Глобальные изменения природной среды и климата и мировой океан./Вестник РАН, 1999, т. 69, № 9, с. 834 838.

11. Белов А.Ф. Метал: Улучшение качества путь к экономии. Сборник наука и человечество. - М.: изд-во Знание, 1982, с. 251.

12. Берталанфи JI. Общая теория систем. Критический обзор. / Исследование по общей теории систем. М.: изд-во Прогресс, 1968,125 с.

13. Bennett R.J., Chorley R.J. Environmental systems: Philosophy, analisis and control. London: Methuen & Со Ltd., 1978, 624 p.

14. Бобылев C.H. Макеенко П.A. Индикаторы устойчивого развития России.- M.: изд-во ЦПРП, 2001,234 с.

15. Бобылев С.Н. Основные понятия экономики биоразнообразия./ Экономика сохранения биоразнообразия.-М.:изд-во Минприроды России, 1995, 204 с.

16. Бобылев С.Н., Голуб А.А., Плетникова И.П., Струкова Е.Б. Измерение эффекта от сохранения биоразнообразия через косвенную стоимость использования./Экономика сохранения биоразнообразия.-М.: изд-во Минприроды России, 1995,341 с.

17. Бобылев С.Н., Ходжаев А.Ш. Экономика природопользования: Учебник.-М.: изд-во ИНФРА-М, 2004,236 с.

18. Богомолов О.Т. Вызов мировому порядку.-М.: изд-во Независ, газета. 2000,98 с.

19. Болонкин А. 21-й век начало бессмертия людей./ Вестник международной академии. -СПб.: изд-во МАИСУ, 1999, с. 28.

20. Болонкин А. Мы предпоследнее поколение землян. Опасность, которую не избежать. /Огонек. 1997, № 42, с. 26.

21. Будыко М.И. Глобальная экология. -М.: изд-во Мысль, 1977,327 с.

22. Будыко М.И. Эволюция биосферы.-Л.: изд-во Гидрометеоиздат, 1991,271 с.

23. Василенко В.А. Экология и экономика. Проблемы и поиск путей Устойчивого развития./Аналитический обзор.- Новосибирск: изд-во ЭКО, 1995, с. 123.

24. Вебер А.Б. Устойчивое развитие как социальная проблема. -М.: изд-во Ин-т социологии РАН, 1999,122 с.

25. Вернадский В.И. Химическое строение биосферы и ее окружения. М.: изд-во Наука, 1987, 337 с. (М.: Наука, 1965).

26. Вебер А.Б. Устойчивое развитие как социальная проблема.-М.: изд-во Институт социологии РАН, 1999,122 с.

27. Вернадский В.И. О ноосфере./Биосфера и ноосфера.-М.: изд-во Наука, 1989, с. 12.

28. Вернадский В.И. Автотрофность человечества./Живое вещество и биосфера. -М.: изд-во Наука, 1994, с. 296-308.

29. Вернадский В.И. Живое вещество./Живое вещество и биосфера. М.: изд-во Наука, 1994, с. 19-26.

30. Вернадский В.И. Научная мысль как планетарное явление./Труды по философии естествознания. М.: изд-во Наука, 2000, с. 316 Ч 451.

31. Винокуров A.A. Природно-ресурсная и экологическая политика, экономические механизмы ее осуществления в России. "Вестник ФА". -М., 2004, №1,2. Ссыка на домен более не работаетp>

32. Влавианос-Арванитис А., Олескин А. Биополитика. Биоокружение. Биосилабус. 1993, 180 с.

33. Вокова И.И. О некоторых аспектах разработки и содержания проекта Федерального закона О плате за негативное воздействие на окружающую среду Законопроект В.А. Грачева. Изд-во Экос-информ, 2003, №3, с. 15.

34. Вокова И.И. Заменить ФЭФ РФ может только экологическое агентство при президенте./Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2001, № 5, с.48.

35. Воронцов H.H. Развитие эволюционных идей в биологии. М.: изд-во ОНЦ ДО МГУ, Прогресс - Традиция, АБФ, 1990, 640 с.

36. Воронцов H.H. Экологические кризисы в истории человечества.- М.: изд-во СОЖ, 1999, №10, с. 2-10.

37. Гирусов Э.В., Бобылев С.Н., Новоселов A.J1., Чепурных Н.В. Экология и экономика природопользования. М.:Закон и право, изд-во ЮНИТИ, 1998, 346 с.

38. Гирусов Э.В. Основы социальной экологии. М.: изд-во Наука, 1998,211 с.

39. Глазырипа И.П. Природный капитал в экономике переходного периода.-М.: изд-во НИА-Природа, РЭФИА, 2001,204 с.

40. Гладышев Г.П. Движущая сила биологической эволюции./Вестник РАН, 1994, т. 64, № 3, с. 221 -228.

41. Глобальные тенденции развития человечества до 2015 года.-Екатеринбург: изд-во " ООО У-Фактория", 2002,120 с.

42. Глобальная экологическая перспектива 3 (ГЕО-3). - М.: изд-во ИнтерДиалект +, 2004, 504 с.

43. Глухов В.В. Экономические основы экологии.-Санкт-Петербург: изд-во СПбГТУ, Спец.лит., 1995,256 с.

44. Глухов В.В., Лисочкина Т.В., Некрасова Т.П. Экономические основы экологии. Санкт-Петербург:изд-во СПбГТУ: Спец. лит., 1997,304 с.

45. Глухов В.В. Экономические основы экологии.- Санкт-Петербург: изд-во СПбГТУ, Спец.лит.,1995,256 с.

46. Голуб А.А., Струкова Е.Б. Экономика природопользования. М: изд-во Аспект Пресс, 1995,188 с.51 .Голуб А.А., Струкова Е.Б. Экономика природопользования. М.: изд-во Аспект Пресс, 1999,320 с.

47. Голуб А.А., Струкова Е.Б. Экономика природных ресурсов. Учебное пособие для ВУЗов. -М.: изд-во Аспект Пресс, 1999,319 с.

48. Голодяев А.В. Многоэтапная многоцелевая стохастическая модель приятия Экономических решений/Груды 3й Международной научно-практической конференции Экономика, экология и общество России в 21м столетии. JL: изд-во СПбГТУ, 2001, с.220.

49. Горшков В.Г. Структура биосферных потоков энергии. /Ботанический журнал. 1980. 6; № 11, с. 1579-1590.

50. Горшков В.Г. Пределы устойчивости окружающей среды.-М.: изд-во ДАН, 1988, Т. 301, №4, с. 1015-1019.

51. Горшков В.Г. Физические и биологические основы устойчивости жизни. М.: изд-во ВИНИТИ, 1995, XXVIII, 472 с.

52. Горшков В.Г., Кондратьев К.Я., Данилов-Данильяи В.И., Лосев К.С. Окружающая среда: от новых технологий к новому мышлению-М.: изд-во Наука, 1994,27 с.

53. Горшков В.Г., Кондратьев К.Я., Лосев К.С. Глобальная экодинамика и устойчивое развитие: естественнонаучные аспекты и человеческое измерение./ Экология, 1998, № 3, с. 163- 170.

54. Горшков В.Г., Кондратьев К.Я. Принцип Ле-Шателье в приложении к биосфере./Экология. 1990, №1, с.7.

55. Гофман К.Г. Гусев А.А. Охрана окружающей среды. Модели управления чистотой природной среды.-М.: изд-во Экономика, 1977,231 с.

56. Горшков В.Г. Энергетика биосферы и устойчивость состояния окружающей среды.// Итоги науки и техники. Теоретические и общие вопросы географии.-М.: изд-во ВИНИТИ, 1990, i.l, 236 с.

57. ГоршковВ.Г.Единственная стратегия выживания./3еленыймир,1995,№ 25.

58. Гофман К.Г. Экономика природопользования (из научного наследия). -М.: изд-во Эдиториал УРСС, 1998, 231 с.

59. Гусев А.А., Гусева И.Г. Об экономическом механизме экологически устойчивого развития экономико-математические методы. 1996, т.32, вып.2, с.236.

60. Гусев А.А. Ассимиляционный потенциал окружающей среды в системе прав собственности на природные ресурсы экономика и математические методы. 1997, т.32, вып.З, с. 501.

61. Гусев А.А. Современные экономические проблемы природопользования. М.: изд-во Международные отношения, 2004,204 с.

62. Graaf de H.J., Musters C.J.M., Keurster W.J. Sustainable development: looking for new strategies./Ecological economics, 1996, vol. 16, No 3.

63. Гэбрейт Дж. К. Экономические теории и цели общества. -М., 1976, 365 с.

64. Горшков В.Г. Физические и биологические основы устойчивого развития жизни. М.: изд-во ВИНИТИ, 1995,470 с.

65. Данилов-Данильян В.И., Горшков В.Г., Арский Ю.М., Лосев К.С. Окружающая среда между прошлым и будущим: мир и Россия (опыт эколого-экономического анализа)./ЗМ, №2, 1999, с.12-14.

66. Данилов-Данильян В.Н. Устойчивое развитие (теорико-методологический анализ)./Экономика и математические методы. 2003, Т.39, вып.2, с. 51.

67. Данилов-Данильян В.И. О плате за негативное воздействие на окружающую среду в Российской Федерации и законопроектах, инициированных для решения этой проблемы.-М.: изд-во Экос-информ, 2003, № 3, с.20.

68. Данилов-Даиильян В.И., Горшков В.Г., Арский Ю.М., Лосев К.С. Окружающая среда между прошлым и будущим: мир и Россия (опыт эколого-экономического анализа)./ЗМ. №2, 1999, с.12.

69. Данилов-Данильян В.И. Возможна ли коэволюция природы и общества./ Вопр. Философии, 1998, № 8, с. 15 25.

70. Данилов-Данильян В.И. Глобальные климатические изменения и Киотский протокол./ Зеленый мир, 2003, № 21-22, с. 18-22.

71. Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устойчивое развитие.-М.: изд-во Прогресс-традиция, 2000,416 с.

72. Данилов-Данильян В.И. Бегство к рынку: десять лет спустя. -М.: изд-во МНЭПУ, 2001, 317с.

73. Данилов-Данильян В.И., Голубев Г.Н., Гаврилов И.Т., Ревякин B.C. Гракович В.Ф. Проблемы экологии России. -М.: изд-во ВИНИТИ, 1993,350 с.

74. Daly Н.Е. Steady-state economy: The economy of biophysical equilibrium and moral growth. -San Francisco, 1977.

75. Daly H. Fostering environmental sustanable development: four parting suggestions for the World Bank./ Ecological Economics, 1994, v.10, No 3, p. 183.

76. Daily G. Nature's Services Societal Dependence on Natural Ecosystems. Island, Washington, DC, 1997.

77. Декларация по проблеме перехода в Третье тысячелетие.- М.: изд-во Экос-информ, 1997, № 1-2, с.99.

78. Доклад Кофи Аннана на Всемирном саммите по устойчивому развитию Йоханнесбург, 2002. Сайты: mailto:economi@gov.ru; mailto:mid@gov.ru; mailto:mpr@gov.ru.

79. Дриккер A.C. Человечество: информационный идеал./Человек, 2000, №1, с. 28.

80. Дэвинс Д. Энергия: Пер. с англ. М.: изд-во Энергоатомиздат, 1985, 360 с.

81. Дэвис П. Суперсила: Поиски единой теории природы: Пер. с англ. М.: изд-во Мир, 1989,197с.

82. Дювиньо П., Таит М. Биосфера и место в ней человека. Экологические системы и биосфера. М.: изд-во Прогресс, 1973.

83. Есенин С. Письмо к женщине. Избранное.- М.: изд-во Просвещение, 1986, с.162.

84. Зубаков В.А. XXI век. Сценарии будущего: Анализ последствий глобального экологического кризиса. Санкт-Петербург: изд-во СПбГТУ, 1995, 86 с.

85. Зубаков В.А. Взгляд ЮНЕП в будущее. Прозорлив ли он?/Зеленый мир, 2002, № 23-24.

86. Зубаков В.А. 21й век. Сценарии будущего./Зеленый мир, 1996, № 9; 1999, №16; 17.

87. Зубаков В.А. Куда идем: к экокатастрофе или к экореволюции? / Философия и общество, 1998, № 1; № 6.

88. Зубаков В.А. Куда идем: философия выбора будущего./Зеленый мир, 1999, №17; с. 27.

89. Зубаков В.А. Экологический кризис и будущее человечества.-М.: изд-во ВГО, 1990, т. 122, №2, с. 143.

90. Зубаков В.А. Эволюция и человечество. Эволюция геологических процессов в истории земли.- М.: изд-во Наука, 1993, с.226.

91. Зубаков В.А. XXI век. Сценарии будущего: Анализ последствий глобального экологического кризиса. Санкт-Петербург: изд-во СПбГТУ, 1995, 86 с.

92. Зубаков В.А. Прошлое и будущее человечества./Общественные науки и современность. 1997, № 3, с.114.

93. Зубаков В.А. 21-й век. Сценарий будущего. -СПб., 1995, 87 с.

94. Игнатов В.Г., Кокин A.B. Экология и экономика природопользования. Ростов н/Д: изд-во Феникс, 2003, 512 с.

95. Изменение климата. Комплект информационных материалов по изменению климата. -М.: изд-во ЦЭНЭФ, 2003,60 с.

96. Израэль Ю.А. Экология и контроль состояния природной среды. М.: Гидрометеоиздат, 1984, 560 с.

97. Израэль Ю.А. Радиоактивное загрязнение земной поверхности./ Вестник РАН, 1998, т. 68, №10, с. 19.

98. Indicators of Sustainable Development: Framework and Methodology. N.Y.: United Nations, 1996,428 p.

99. Кайзер К. Глобализация как проблема демократизации./ Intern.Politic Bonn. 1998, № 4, с.5.

100. Капица С.П. Модель роста населения Земли./ Успехи физич. наук. 1995, Т. 26, с. 6.

101. Капица С.П. Общая теория роста человечества: сколько людей жило, живет и будет жить на земле. М.: изд-во Наука, 1999,190 с.

102. Kapp К. Y. The Social Costs of Private Enterprise.Bombai;N.Y.,L.,1963, p.272.

103. Kahn H. The Next 200 Years./A.Scenario for America and the World.N.Y. 1976, p. 136.

104. Kahn H., Bruce Briggs В. Things to Come./ Thinking about the Seventies and Eighties. N.Y., 1972, p.214.

105. Кедров А.П. Тайны вселенной и модель мироздания. /Труды 3-й научно-практической конференции Экономика, экология и общество России в 21-м столетии. -Санкт-Петербург: изд-во СПбГТУ, 2001, с.60.

106. Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. М.: изд-во Прогресс, 1993, 187 с.

107. Clark J.S., Carpenter S.R., Barber M. et al. Ecological forecast: An emerging imperative./ Science, 2001, No. 293, P.657 660.

108. Козлова М.С. Эволюционная судьба Homo sapiens./ Человек, 2000, № 1, с. 27.

109. Коммонер Б. Замыкающийся круг: Пер. с англ.-Jl.: изд-во Гидрометеоиздат, 1974,272 с.

110. Кондратьев К.Я. Глобальные изменения на рубеже тысячелетий./ Вестник РАН, 2000, т. 70, №9.

111. Кондратьев К.Я., Донченко В.К., Лосев К.С., Фролов А.К. Экология-экономика-политика. Санкт-Петербург: изд-во Научный Центр РАН, 1996, 827 с.

112. Кондратьев К.Я., Донченко В.К., Лосев К.С. Экология, экономика, политика./ЗМ. №27,1995, с. 10, №31,1995, с.10.

113. Кондратьев К.Я., Донченко В.К., Лосев К.С. Экология, экономика, политика./ЗМ., №2,1996, с. 12, №5,1996, с.12.

114. Кондратьев К.Я. Экология и политика. Сообщение 1,2.- М.: изд-во РГО, 1993, Т.63, вып. 1.

115. Кондратьев К.Я. Ключевые аспекты экологической политики.- М.: изд-во РГО, 1994, вып.З; вып.4,4.1,2.

116. Кобин В.В., Окунцева С.И., Гридина И.К. Стохастическое доминирование и ожидаемая полезность./Труды 3й Международной научно-практической конференции Экономика, экология и общество России в 21м столетии. Л.: изд-во СПбГТУ, 2001, с.235.

117. Колемаев В.А.Математич-ая Экономика.- М.:изд-во ЮНИТИ, 1998,240 с.

118. Costanza R. What is Ecological Economics? /Ecological Economics, 1989, v.l

119. Costanza R., Daly P. Natural capital and sustainable development./ Conservation Biologi, 1992, v.6, p. 37-46.

120. Costanza R., Daly H.E., Bartholomew J. A., Goals, Agenda and Policy Recommendation for Ecological Economics. /In: Costanza, ed. Ecological Economics: The Science and Management of Sustainability.- New York: Columbia University Press, 1991, p. 284.

121. Costanza R.,d'Agre R.,d'Groot R.,Farber S.,Grasso M.,Hannon B.,Lim,urg K., Naeem S.,O'Neill R.V.,Paruelo J.,Raskin R.G.,Sutton P.,van del Belt V.The value of the world's ecosistem services and natural capital./Nature,1977,v.387,p. 253.

122. Косариков А. Экологическое право: время перемен. Зачем загрязнитель платит.-М.: изд-во Экос-информ, 2002, №3, с.З.

123. Косых П.Г. Этико-экологические аспекты управления антропогенным воздействием на биосферу.-М.: изд-во МНЭПУ, 2001,192 с.

124. Косолапов В.В., Гончаренко А.Н. 20-й век в зеркале футурологии. М.: изд-во Мысль, 1989.

125. Курс экономики./под ред. Б.А. Ройсберга.-М.:изд-во Инфра-М.,1997, 714с.

126. Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию./ Зеленый мир, 1996, №12.

127. МЗ.Коптюг В.А., Матросов В.М., Левашов В.К., Демянко Ю.Г. Устойчивое развитие цивилизации и место в ней России. М.: изд-во Новосиб, 1996, 76 с.

128. Котляков В.М. Сохранение биосферы-основа устойчивого развития общества./ Вестник РАН, 1994, т. 64, №3.

129. Кречетов Л.И. Проблемы экологической среды и природных ресурсов.-М.: изд-во Наука, 1990,193 с.

130. Кряквина А.А. Экологическая безопасность.- М.: изд-во Экос-информ, 1997, № 6, с.35.

131. Кудрин А. Заключение по проекту Федерального закона № 216152-3 О плате за негативное воздействие на окружающую среду, (В.А. Грачев).- М.: изд-во Экос-информ, 2003, №4.

132. Кузнецов О.Л. Кузнецов П.Г., Большаков Б.Е. Система природа-общество-человек: Устойчивое развитие.- М.: изд-во Международный университет природы, общества и человека "Дубна", 2000,392 с.

133. Кузнецов В.И. Что такое глобализация? /Мировая экономика и международные отношения. 1998, № 2, с. 12.

134. Кузнецов В.И. Космический оптимизм человечества./Техника молодежи. 1976, № 6, с.ЗО.

135. Куклин И., Новиков 3. Мировая экономика и Международные отношения. 1980, № 9, с.58.

136. Кутырев В.А. Естественное и искусственное: борьба миров. Н-Новгород, 1994,200 с.

137. Леонидов В. Власть и экологическое движение./Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2001, № 1, с.ЗЗ.

138. Лемешев М.Я. Экономика и экология: проблемы интеграции и управления.М.:Наука.1986, 85с. Пока не поздно. Размышления экономиста-эколога.- М.: изд-во Молодая Гвардия, 1991,237 с.

139. Лосев К.С. Экологические проблемы и перспективы устойчивого развития в России в XXI веке. -М.: изд-во Космосинформ, 2001,400 с.

140. Лосев К.С., Горшков В.Г., Кондратьев К.Я., Котляков K.M., Залиханов М.Ч., Данилов-Данильян В.И., Гаврилов И.Т., Голубев Г.Н., Ревякин B.C., Гракович В.Ф. Проблемы экологии России.-М.: изд-во Федеральный экологический фонд, 1993, 348 с.

141. Лосев К. По законам биосферы./ Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2001, № 5, с.27.

142. Лукинский B.C., Цвиринько И.А. К вопросу о классификации моделей в логистических системах./Труды 3й Международной научно-практической конференции Экономика, экология и общество России в 21м столетии. Л.: изд-во СПбГТУ, 2001, с.233.

143. Лукъянчиков Н. Ноосфера, как понятие практическое, или 10 условий выживания,- М.: изд-во Экое информ, 1998, № 4, с.58.

144. Лукьянчиков H.H., Потравный И.М. Экономика и организация природопользования. Учебник для Вузов.-2-e изд., -М.: изд-во ЮНИТИ-ДАНА, 2002,452 с.

145. Львов Д.С. Экономика развития. М.: изд-во "Экзамен",2002, 512 с.

146. Мазур И.И., Модаванов О.И. Шанс на выживание. Экология и научно-технический прогресс. М.: изд-во Наука, 1992,160 с.

147. Макарьева A.M., Горшков В.Г. Парниковый эффект и проблема устойчивости среднеглобальной температуры земной поверхности./ Доклады РАН, 2001, с. 376.

148. Максименко Ю.Л., Чернова C.B., Горкина И.Д. Стратегическая экологическая оценка как механизм обеспечения устойчивого развития. Санкт-Петербург: Научный центр РАН, 2005.

149. Максименко Ю.Л. Экологизация системы подготовки и принятия решений хозяйственного развития. М.: изд-во МГУ,1999,241 с.

150. Маленков А.Г. Дорога жизни 21-й век./Наука и религия. 1997, № 9, с. 17.

151. Мамин Р.Г. Безопасность природопользования и экология здоровья. -М.: изд-во ЮНИТИ-ДАНА, 2003, 238 с.

152. Мартинец X. Экологическая экономика. Энергия, окружающая среда и общество: Пер. с англ. М.: изд-во Прогресс, 1994,210 с.

153. Матковская И. Вопросы экономической ответственности за экологические доги перед будущими поколениями.- М.: изд-во Экос-информ, 2002, №5, с.49.

154. Матросов В.М. Задачи построения модели устойчивого развития./ Проблемы устойчивого развития России. М., 1997, 124 с.

155. Meadows D.H., Meadows D.L., Randers J., Behrens W.W. III. The limiting to growth. -N.Y.: Potomac. 1972,207 p.

156. Медоуз Д.Л. Системное поведение, "мания"-структура и загрязнение окружающей среды./ Зеленый мир, № 11-12, 1992.

157. Медоуз Д.Х., Медоуз Д. Л., Рандерс И. За пределами роста. -М.: изд-во Прогресс, 1994,304 с.

158. Мельник Л.Г. Фундаментальные основы Университетская книга, 2003,288с.

159. Мельник Л.Г. Экологическая экономика: Университетская книга, 2001,350 с.

160. Мельник Л.Г. Экономика устойчивого развития: Учебник.- Сумы: изд-во Университетская книга, 2001, 300 с.

161. Мельник Л.Г. Фундаментальные основы развития.- Сумы: изд-во ИТД Университетская книга, 2003,288с.

162. Mesorovic V., Pestel Е. Manking at the Turning Point. N.-Y.: Dutton. 1974,210 p.

163. Мехонцева Д.М. Универсальная теория самоуправления и управления, изд. 2-е. -Красноярск: изд-во Универс, ПСК Союз, 2001,416 с.

164. Miller S.L. Production of some organic compounds under possible primitive earth conditions./ J. Am. hem. Soc., 1955, V. 77.

165. Милер Т. Жизнь в окружающей среде. В 3-х т. Пер. с англ.//под ред. Ягодина Г.А.- М.: издат. группа "Прогрес", "Пангея", 1993-1995.

166. Мирзоян Э.Н. Экология и учение о биосфере: итоги междисциплинарного синтеза./ Институт истории естествознания и техники им. С.И.Вавилова. Годичная научная конференция, 2004. М.: изд-во Диполь-Т, 2004, с. 84 - 90.

167. Mishan Е. The Costs of Economic Growth. N.Y. -Wash., 1967,231 p.

168. Моисеев H.H. Человек и ноосфера. M.: изд-во Молодая гвардия, 1990,351 с.

169. Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм./Вопросы Философии, 1991, № 3.

170. Моисеев Н.Н. Устойчивое развитие или стратегия переходного периода./Зеленый мир, 1995, №14, с.З.

171. Моисеев Н.Н. Планетарная экология./Зеленый мир, 1998, № 3, с. 5.

172. Моисеев Н.Н. Планетарная экология./Зеленый мир, 1998, № 21, с. 10.

173. Моисеев Н.Н. Быть или ие быть человечеству? -М.: изд-во МНЭПУ, 2000,184 с.

174. Моисеев Н.Н. Универсум, информация, общество. -М.: изд-во Устойчивый мир, 2001, 200 с.

175. Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М.: изд-во МГВП КОКС, 1995,323 с.

176. Моисеев Н.Н. Современный антропогенез и цивилизационные разломы.- М.: изд-во МНЭПУ, 1998,247 с.

177. Моисеев Н.Н. Агония России. М.: изд-во Экопресс, 1996, 194 с.

178. Моисеев Н.Н. Восхождение к разуму. М.: изд-во Молодая гвардия, 1993, 248 с.

179. Моисеев Н.Н. Историческое развитие и экологическое образование.-М.: изд-во МНЭПУЛ, 1995,54 с.

180. Моисеенкова Т.А. Эколого-экономическая сбалансированность промышленных узлов. Изд-во Саратовского гос. университета, 1989,216 с.

181. Monopoly Power and Economic Performance. / Ed by E. Mansfield. N.Y., 1974, p.74.

182. Мудрецов M., Провалинская С. Экономико-правовые проблемы природопользования. -М.: изд-во Экос-информ, 2001, №10, с.29.

183. Мюлер И. Деградация природы. Экономические и социально-политические аспекты. В кн.: Экологические очерки о природе и человеке./под ред. Б.Гржимека. М.: изд-во Прогресс, 1988, с. 5.

184. Медоуз Д.Х., Медоуз Д. Л., Рандерс И. За пределами роста.- М.: изд-во Прогресс, 1994. 304 с.

185. Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. М.: изд-во Наследие, 1996, 155 с.

186. Назаретян А.П., Лисица И.А. Критический гуманизм VERSYS биоцентризм . -М.: изд-во Зеленый мир, 1998, № 9.

187. Назаретян А.П., Новотный У. Русский космизм и современная прогностика./ Вестник РАН, 1998, т. 68, № 5, с. 427 436.

188. Наймарк Т.Б., Пономаренко А.Г., Раутиан A.C., Розанов А.Ю. Экосистемные перестройки и эволюция биосферы./ Глобальные изменения природной среды и климата.//под ред. Н.П.Лаверова. -М., 1997,380 с.

189. Наше общее будущее: Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию. -М.: изд-во Прогресс, 1989, 73 с.

190. Небел Б. Наука об окружающей среде: Как устроен мир: Пер. с англ. В 2-х т. М.: изд-во Мир, 1993.

191. Нельсон Р., Уинтер С. Эволюционная теория экономических изменений. М.: изд-во Дело, 2002,349 с.

192. Николис Г., Пригожин И. Познание сложного: Пер.с англ- М.: изд-во Мир, 1990, 320 с.

193. Одум 10. Экология:в 2-х т. Пер. с англ.- М.: изд-во Мир, 1986, Т.1,328 е.; Т.2,376 с.

194. Оленьев В., Федоров А. Что может предложить Россия человечеству в начале 21 го века? /Федеральный вестник экологического права Экос-информ. М., 2002, № 3, с. 10.

195. Олескин A.B. Политический потенциал современной биологии./ Вестник РАН, 1999, т. 69, № 1, с. 35-41.

196. Осипов В.И. История природных катастроф на Земле./Вестник РАН, 2004, т.74, №11,с.998.

197. Pearce D., Turner К. Economics of Natural Resources and the Environment. N.Y., Harvester Wheatsheaf, 1990.

198. Панарин A.C. Искушение глобализмом. M.: Русский национальный фонд, 2000.416 с.

199. Перелет P.A. Концепция устойчивого развития и экономика. Зеленая книга России, 1994,4.2, кн.З. Нац.Форум Экология России.-М.,1994, с.27.

200. Петров Г.Н., Ясаманов H.A. Новейшие технологии путь к ноосфере или природной катастрофе./ Вестник РАН, 1998, т. 68, № 2, с. 132 - 135.

201. Печчеи А. Человеческие качества. М.: изд-во Прогресс, 1980.

202. Pigon A. Wealth and Welfare. L., 1912.

203. Pigon A. Study in Public Finance., L., 1928, p. 307.

204. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. 3-е изд.: Пер. с англ. М.: изд-во Эдиториал УРСС, 2001,312 с.

205. План действий "Устойчивые Нидерланды". Перевод с английского./ Зеленый мир, 1995, № 14, с.7.

206. Протасов В.Ф. Экология: Законы, кодексы, Экологическая доктрина, Киотский протокол, нормативы, платежи, термины и понятия, экологическое право. Учебное пособие. -2-е издание, М.: изд-во "Финансы и статистика", 2006.

207. Протасов В.Ф. Экология, здоровье и охрана окружающей среды в России.- М.: изд-во "Финансы и статистика", 2001.

208. Protecting the Tropical Forests: a High Priority Task. Bonn: Bonner Universitaet; Buchdruckerei. 1990,968 p.

209. Программа действий. Повестка дня на 21-й век и другие документы конференции РИО-92. -Женева: изд-во Центр За наше общее будущее, 1993.

210. Программа действий. Повестка дня на 21 век и другие документы конференции в Рио-де-Жанейро. -Женева: Публикация центра "За наше общее будущее", 1993, 70 с.

211. Прыкин Б.В. Новейшая теоретическая экономика. Гиперэкопомика (концепции философии и естествознания в экономике). Учебник. М.: Банки и биржи, изд-во ЮНИТИ, 1998,445 с.

212. Прытков В.П. Оправдание синергетики. Техносфера как искусственная реальность. // Вопросы Философии, 2001, № 4, с. 27.

213. Ревель П., Ревель Ч. Среда нашего обитания: В 4-х кн. Пер. с англ.- М.: изд-во Мир, 1994.

214. Редакционная статья От парламентских слушаний к широкой общественной гласности./Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2000, № 10-12, с.З.

215. Реймерс Н.Ф. Надежды на выживание человечества./Концептуальпая экология. М.: изд-во Россия молодая, 1992,367 с.

216. Реймерс Н.Ф. Экология, (теория, законы, правила, принципы и гипотезы).-М., 1994.

217. Реймерс Н.Ф. Экологический манифест./ ЗМ, 1995, №13, с.4.

218. Риклефс Р.Основы общей экологии:Пер.с англ.-М.: изд-во Мир, 1979,424 с.

219. Ровинский P.E. Самоорганизация как фактор направленного развития./ Вопросы философии, 2002, № 5, с. 67-77.

220. Розенберг Г.С., Краснощеков Г.П., Крылов Ю.М. и др. Устойчивое развитие: мифы и реальность. Тольятти: изд-во ИЭВБ РАН, 1998,191 с.

221. Рюмина Е.В. Экологическая версия предназначения природно-ресурсной ренты //Экономическая наука современной России,2001,№2, c.l 1.

222. Саган К. Космос: Эволюция Вселенной, жизни и цивилизации: Пер. с англ. СПб: изд-во Амфора, 2004, 525 с.

223. Самсонов A.A. На пути к ноосфере.// Вопросы философии, 2000, № 7, с. 27.

224. Samuelson P. Economies ,10 Ed Tokyo, 1976, р.810.

225. Seiden Т.М., Song d. Environmental quality and development: is there Kuznets curve for air pollution?/J.Environ. Econ.Environ Manage, 1994,v.27,p. 147.

226. Сивуха Д.Г., Сивкина E.C., Суворова M.A. Многокритериальные модели принятия решений с неопределенпостыо./Труды 3й Международной научно-практическойконференции Экономика, Экология и общество России в 21м столетии. Л.: изд-во СПбГТУ, 2001, с.216.

227. Симоненко О.Д. Сотворение техносферы: проблемное осмысление истории техники. -М.: изд-во SvR Аргус, 1994,112 с.

228. Suri V., Chapman D. Economic growth, trade and the environment: fn econometric evaluation of the Kuznets curve./ In: Proceedings of the 4 th Biennial Conference of the International Society for Ecological Economics. Boston MA: Boston University, 1996.

229. Скиннер Б. Хватит ли человечеству земных ресурсов?: Пер. с англ. М.: изд-во Мир, 1989,264 с.

230. Sherman Н. Radical Political Economy / N.Y.; L., 1972, p.74.

231. Тараканов A.C., Манило И.И., Мамонтов Ю.И., Усманов В.В. Использование ассимиляционного потенциала региона./ Ссыка на домен более не работаетp>

232. Тейяр-де-Шарден П. Феномен человека. М.: изд-во Наука, 1987,240 с.

233. Тимофеев-Ресовский Н.В. Биосфера и человечество./ Научн. труды Обнинского отд. Географ, об-ва СССР, 1968, с. 3.

234. The World Environment 1792-1992,- London: Chapman and Hall. 1992, 884p.

235. Урсул А.Д., Уледов B.A., Мамедов H.M. и др. Введение в социальную экологию. Ч 1,2. -М.: изд-во Луч, 1993-1994.

236. Урсул А.Д. Перспективы перехода Российского государства на модель устойчивого развития. Учебное пособие.-М.: изд-во РАГС, 1995, 94 с.

237. Урсул А.Д. Ноосферная стратегия. Переход России к устойчивому развитию.-М.: изд-во Ноосфера, 1998,211 с.

238. Урсул А.Д. Путь в Ноосферу. М.: изд-во Луч, 1993,93 с.

239. Уткин Н.Д, Щукина А.Я. Система экологической устойчивости городов./ Труды 7-й Международной конференции Окружающая среда для нас и будущих поколений. -Самара: изд-во СГТУ, 2002, с.8.

240. Уткин Н.Д., Щукина А.Я. Ассимиляционная устойчивость природных систем. / Труды 7-й Международной конференции Окружающая среда для нас и будущих поколений. -Самара: изд-во СГТУ, 2002, с.7.

241. Уткин Н.Д., Щукина А.Я. Эколого-экономическая оценка загрязнения атмосферы г. Тольятти./ Труды 8-й Международной конференции Окружающая среда для нас и будущих поколений. Самара: изд-во СамГТУ, 2003, с.19.

242. Weitzsacker Е. von, Lovins А.В., Lovins L.M. Factor four Doubling Wealth halving resource use. A Report to the Club of Rome. London. Earthscan, 322p.

243. Wackernagel M. An evaluation of the ecological footprints ./Ecological Economics, 1999, v. 31, No 3,p. 317.

244. Федотов А.П. Реальный мир: динамика, пределы, реконструкция./ Зеленый мир, 2003, № 5-6, с. 8-9.

245. Федоренко Н.П. Природопользование в системе социалистическогог воспроизводства. М.: Знание, 1979.- 70 с. Медоуз Д.Х., Медоуз Д. Л., Рандерс И. За пределами роста. М.: Прогресс. 1994.304 с.

246. Фейгенберг И,М., Ровинский Р.Е. Информационная модель будущего как программа развития./ Вопр.философии, 2000, № 5, с. 76 87.

247. Forrester F.W. World dynamics. Cambridge (Mass.), 1971, 142 p. Goldsmith E. Thermodynamics or ecodynamics? / Ecologist, 1981, V. 11,14.

248. Форрестер Дж. Мировая динамика: Пер. с англ. М.: изд-во Наука, 1978,167 с.

249. Фоули Р. Еще один неповторимый вид: Экологические аспекты эволюции человека: Пер. с англ. М.: изд-во Мир, 1990, 367 с.

250. Хайек Т.А. Пагубная самонадеянность.Ошибка социализма.-М.: изд-во Мир, 1992,171 с.

251. Хайтун С.Д. Эволюция Вселенной./ Вопросы философии, 2004, № 10, с. 38.

252. Хаскин В.В. Верификация ноосферы./ Вестник Владимирского гос. пед. унив-та, 2003, вып. 8, с. 38.

253. Хаскин В.В. Торжество и кризис антропоцентризма./Вестник Владимирского гос. пед. унив-та, 2004, вып. 9, с. 27.

254. Хаскин В.В. Уязвимость рода человеческого./Состояние биосферы и здоровье людей./ Сборник материалов IV Междунар. научно-практической конференции. Пенза, 2004, с. 5.

255. Хефлипг Г. Тревога в 2000 году: Бомбы замедленного действия па нашей планете: Пер. с нем. М.: изд-во Мысль, 1990,270 с.

256. Хлебопрос Р. Человек и природа не антагонисты./Федеральпый вестник экологического права Экос-информ. 2000, № 10, с.30.

257. Хокинг С. Краткая история времени: от большого взрыва до черных дыр: Пер. с апгл. -СПб.: изд-во Амфора, 2003,268 с.

258. Чаплыгин Н. Экологии дожно быть столько, сколько экономики./ ЗМ, №2-4,1999.

259. Черный Г.П. Биофизическая модель устойчивого развития цивилизаций./ Общественные науки и современность, №3,1998, с. 143.

260. Черепащук A.M., Чернин А.Д. Вселенная, жизнь, черные дыры. Фрязино: изд-во Век 2, 2003,320 с.

261. Чепурпых Н.В., Новоселов A.JI., Дунаевский JI.B. Экономика природопользования. -М.: изд-во Наука, 1998,279 с.

262. Чепурных Н.В., Новоселов A.JL, Экономика и экология: развитие, катастрофы.- М.: изд-во Наука, 1996,234 с.

263. Чешков М.А. Сб. Глобальное видение и новая наука. М., 1998, с. 21.

264. Шварц С.С. Экологические закономерности эволюции. М., 1980,235 с.

265. Шишков В.Н., ЛоскутовВ.К. Эколого-экономические критерии эффективности природопользования./ Инженерная экология, №1,1997, с.35.

266. Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум М.: изд-во Наука, 1976, 368 с.

267. Шопхоев. Емкость биосферы не безграничпа./Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2000, № 10-12, с.7.

268. Шувчук Ю.С. О будущем в "зеленых тонах" / Евразия. 1995, №2, с. 19.

269. Щукина А.Я., Ляхов В.К., Щукин В.П. Функциональная экономика. Тольятти: изд-во ТГУ, 2003, 182 с.

270. Щукина А.Я., Щукин В.П. Рынок ценных бумаг на право загрязнения природы и принципы его функционирования. М.: изд-во Экос-информ, 2004, №5, с.46.

271. Щукин В.П. О природопокорительной и природосберегающей философии. Сборник Научных трудов Ноосферные знания и технологии.-Тольятти: изд-во Тольяттинского научного центра Ноосферные знания и технологии, 2000, с.99.

272. Щукина А.Я. Энтропия и информация в устойчивости эколого-экономических систем/Груды 6-й Международной научно-практической конференции Экономика, экология и общество России в 21-м столетии. Санкт-Петербург: СПбГТУ, 2004, с.379.

273. Щукин В.П., Ляхов В.К., Щукина А.Я. Термодинамический подход к анализу эколого-экономических отношений. Межвузовский сборник научных трудов Наука, техника, образование г. Тольятти и Вожского региона. Тольятти: изд-во ТоПИ, 1999,4.1, с. 77.

274. Щукина А.Я., Сосповщенко Д.М., Щукин В.П. Рыночные принципы защиты водных объектов./CD-ROM диск материалов Международного конгресса Вода, экология и технология. -М.: изд-во ЗАО Сибико Интернешнл, 2004.

275. Щукина А.Я., Егоров Ю.И., Щукин В.П. Рыночное лицензирование права на выбросы и сбросы токсичных веществ. /Труды 2-го Международного конгресса Окружающая среда для пас и будущих поколений. Самара., 1997, с.142.

276. Щукина А.Я., Ляхов В.К. Общая модель биосферы./ Труды 2-й Международной конференции "Экология и безопасность промышленно-транспортных комплексов ELPIT-2005". -Самара: изд-во Самарский научный центр Российской академии наук, 2005,т.1,с. 312.

277. Щукина А.Я. Теоретические основы устойчивого развития.- М.: изд-во NOTA-BENE, 2005,156с.

278. Щукина А.Я., Щукин В.П. Рыночный механизм охраны водных объектов./ 3-й Международный конгресс Окружающая среда для нас и будущих поколений: экология, бизнес и экологическое образование. Самара, 1998, с.94.

279. Щукина А.Я., Ляхов В.К., Щукин В.П. Критерии устойчивости биосферы и их количественная оценка.// ТрудыУ1 Международного конгресса Окружающая среда для нас и будущих поколений. Самара: изд-во СамГТУ, 2001, с. 167.

280. Экологические индикаторы качества роста региональной экономики/Под ред. И.П. Глазыриной, И.М. Потравного.-М.: НИА-Природа, 2006.

281. Экономическая оценка биоразнообразия.//под ред. Бобылева С.Н. и Тишкова A.A. Глобальный Экологический Фонд. Проект "Сохранение биоразнообразия". -М., 1999.

282. Экологический менеджмент / Н.В.Пахомова, А.Эндерс, К.Рихтер.-Спб.: Питер,2003.-544 с.

283. Экология и экономика природопользования: Учебник для вузов / под ред. .Э.В.Гирусова,.В.Н.Лопатина.-М.:изд-во ЮНИТИ-ДАНА, 2003,519с.

284. UNDP (1998) Human Development Report 1998. New York, United Nations Development Programme.

285. UNEP (1995) Global Biodiversity Assesment. Cambridge, Cambridge University Press.

286. Яншина Ф.Т. Эволюция взглядов В.И.Вернадского на биосферу и развитие учения о ноосфере. М.: изд-во Наука, 1996, 222 с.

287. Яцкевич Б. О мерах по совершенствованию природоохранной деятельности в Российской Федерации./Федеральный вестник экологического права Экос-информ. 2001, № 1, с.20.

Похожие диссертации

• Повышение эффективности сельскохозяйственного производства в регионе
• Приоритетные направления экономического развития региона в условиях глобализации мировой экономики
• Социальный фактор как важнейший компонент в экономическом развитии регионов России
• Методологические основы формирования механизма экономического обеспечения экологической безопасности производственной деятельности промышленных предприятий
• Механизм управления социально-экономическим развитием территориально-хозяйственных подсистем в региональной экономике