Мифологический мир в романе Г. Л. Олди «Нам здесь жить»
Информация - Литература
Другие материалы по предмету Литература
?е граждане Города и те, кто стоит за их спинами?
Также следует отметить, что наиболее яркий представитель племени кентов в романе, удивительно притягательный, мудрый какой-то древней, извечной мудростью Фол имеет своего реального мифологического прототипа-предшественника. В древнегреческой мифологии кентавр Фол, сын Селена и нимфы Мелии-ясеневой, наряду с легендарным Хироном является воплощением мудрости и благожелательности. Он друг Геракла, случайно гибнущий, оцарапавшись смоченной в яде Лернейской гидры стрелой. Возможно, его судьба отчасти явилась предвозвестником гибели Фола в одной из последних глав романа но в романе кентавр осознанно делает выбор между жизнью и смертью, загораживая от убийц своего друга, незадачливого, во многом смешного бога новой мифологической реальности Алика.
В образе Папочки, аристократичной, покоряющей своим шармом кентессы, возможно, нашли отражение черты Гилономы из Метаморфоз Овидия:
Никакая меж полуживотных женщина краше ее не живала в надгорных дубравах. (ХХ II , 405-406 Перевод С.Шервинского)
Также не следует забывать о названии любимой группы Ерпалыча, выкидыша муз, по выражению Алика, к необычному звучанию которой, впрочем, быстро привыкаешь о Куретах, своеобразной мифологической защите от прослушивания, также имеющей древнегреческую подоплеку. Дело в том, что куретами назывались дети Геи-Земли (по другой версии Реи), которые вооруженные стояли вокруг колыбели Зевса в пещере Крита и били мечами и копьями по щитам, чтобы заглушить плач младенца и не дать услышать его Крону, пожиравшему своих детей. (Аполлодор I , I ,7) Звучало это, вероятно, примерно так:
В магнитофонных динамиках звенело, топало, через неправильные промежутки времени раздавался лязг и молодецкие выкрики.
Интересен тот факт, что античные мифологические образы и персоналии вполне органично группируются исключительно вокруг положительных героев романа. На остальных атмосфера этой уникальной эстетики не распространяется, несмотря даже на то, что господин Волков, к примеру, как он утверждает, защищал по античной мифологии кандидатскую диссертацию. Отсутствуют не только специфические выразительные средства языка; даже при личных контактах с мифологическими героями подобные люди (?) оказываются как бы вовне. На долю данной категории персонажей остаются кризисные культы.
И вот еще что:
- …Книжки умные читал.
- А позвольте поинтересоваться какие?
- Разные, - говорю. Шахнаме в пересказе Розенфельда. Откровение… в адаптированном варианте Новой Жизни. Мифы Древней Греции еще старые, куновские… потом эту, как ее?.. Младшую Эдду, вот.
- А вы, Алик, - перебивает Ерпалыч, - небось любите фильмы порнографические смотреть? Как там кто-то кого-то углом ставит? Так сказать, любовь в доступной форме?!
Обиделся я. Яичницей даже подавился.
- Старый ты придурок, Ерпадлыч, говорю. Был бы ты молодой придурок дал бы я тебе по роже. Я еще сам кого хочешь углом поставлю! А фильмы твои поганые…
Он вдруг обрадовался с чего только, неясно.
- Да не мои, Алик, не мои, а ваши! Ведь говорите, что сами можете, без голубого экрана, а Шах-наме в пересказе читаете.
К чести авторов следует отметить, что их скрупулезность в изучении первоисточников заслуживает только уважения. Причем читатель имеет возможность убедиться в этом буквально с первых глав романа:
“…я лежал под одеялом, не раскрывая глаз, и повторял один малоизвестный подвиг Геракла это когда еще совсем юному герою якобы пришлось выбирать между Добродетелью и Пороком, явившимися ему на перепутьях Киферона.”
В мифологических описаниях подвигов Геракла, даже более обширных, чем упоминаемый выше Кун, данной дилеммы мы не встретим. Этот аллегорический рассказ, замечательный как по своей форме, так и по нравственному содержанию, принадлежит греческому философу-софисту Продику (род. ок. 470 г. до н. э.). О сочинениях данного автора, прославившегося в эпоху античности своей мудростью, мы не имеем точных сведений, и только указанная аллегория стала известной благодаря ее пересказу в произведении Ксенофонта “Воспоминания о Сократе” ( II , 1).
Иногда авторы просто удивляют знанием редких версий широко известных мифов:
“- Нету! Нету крыльев! Нету и никогда не было! …
- Как это, - отвечаю, - крыльев не было?! Ты, - отвечаю,- Ерпалыч, говори, да не заговаривайся! Любой дурак знает: Дедал крылья изобрел, себе и сыну Икару присобачил, потом улетели вместе… Ты чего, Ерпалыч? …
- Дурак-то знает! кричит Ерпалыч. Дурак знает, потому что он дурак! Не было крыльев, Алик! Это не Дедал крылья придумал это ты их ему придумал! Ты да Овидий! Вот вам!
Завелся я.
Не выдержал.
- Какой Овидий?! При чем тут Овидий?! Тоже мне, Нашел виноватых меня с Овидием! Делать нам с Овидием больше нечего крылья твоему Дедалу придумывать!
- Не было крыльев! … Не было! Парус был, Алик! Парус! Парус он изобрел, косой парус для маленьких суденышек! И на двух парусных лодках ушел вместе с сыном с Крита! А гребной флот Миноса не догнал их!”
Данная трактовка известного мифа широкого распространения не получила. Большинство мифографов, в том числе и упоминаемый в романе Аполлодор, которому приписывается авторство Мифологической библиотеки (Эпитома I,12-13), придерживаются классической версии, наиболее полно и выразит