Видение пророка Даниила в русском искусстве XV-XVI веков
Информация - Культура и искусство
Другие материалы по предмету Культура и искусство
редставлена здесь в достаточно кратком и традиционном иконографическом варианте. Новые мотивы как бы переносятся в соседние части росписи: видение четырёх царств включено в цикл деяний архангела Михаила (на северной стене), а шествие Сына Человеческого (на западной стене) как бы предваряет iену тАЬСтрашного СудатАЭ, иллюстрируя текст тАЬпаки грядущего со славою судити живым и мертвымтАЭ. Разведение этих сюжетов и включение их в разный контекст позволяет предположить, что во фресках Архангельского собора были сопоставлены два варианта толкования видения Даниила - исторический и эсхатологический.
Так, непосредственно над iеной видения четырёх царств располагаются изображения Давида и Нафана, а на той же стене, неподалеку композиции тАЬСон КонстантинатАЭ и тАЬВидение звездного крестатАЭ. Весь этот цикл сюжетов можно воспринимать как своеобразное рассуждение о праведных и погибельных царствах, причём Римское царство Константина Великого трактуется здесь совершенно в духе Козьмы Индикоплова. Что же касается росписей западной стены, то в них акцентируется, прежде всего, эсхатологический образ вечного царства праведных. Шествие Сына Человеческого по облакам к Ветхому Деньми располагается здесь над центральным сюжетом композиции - развернутым изображением рая с Христом и праведниками, вкушающими небесное блаженство (текст тАЬи жизни будущего векатАЭ). Такое расположение позволяет интерпретировать этот сюжет как вход Царя в своё царство - так же, как и на иконах тАЬСтрашного СудатАЭ.
Особое значение сюжетов из книги пророка Даниила в русском искусстве XVI века обнаруживается при обращении к поствизантийским композициям тАЬСтрашного СудатАЭ, в которых также могло присутствовать видение четырёх царств 50. Ему соответствовали фигуры четырёх царей Навуходоносора, Дария, Александра Македонского и Августа, которых иногда изображали восседающими на четырёх зверях (один из наиболее ранних примеров такого рода росписи трапезной Лавры св. Афанасия на Афоне, исполненные около 1512 года 51). Эта иконографическая традиция восходила, по-видимому, к иллюстрациям тАЬХристианской топографиитАЭ Козьмы Индикоплова.
Аллегорические фигуры царей в поствизантийских тАЬСтрашных СудахтАЭ располагались, как правило, над изображением воскресения мёртвых т.е., на том месте, где в русских иконах изображались народы. При таком расположении их символическое значение в общей картине Суда было вполне очевидно четыре царя должны были обозначать восставшие на Суд народы (царства) и указывали, таким образом, на всеобщность грядущего Суда (подобная интерпретация видения Даниила была предложена Н.В.Покровским 52). Характерно, что в некоторых случаях в число царей мог включаться индийский царь Пор (один из персонажей тАЬАлександриитАЭ) так, в росписях сербской церкви Петра и Павла в Тутине (1646 г.) он изображен вместо императора Августа 53. С другой стороны, описанный тип композиции не был единственным - в некоторых иконах критской школы iена воскресения мёртвых вместе с изображениями четырёх царей и четырёх зверей могла располагаться в левом нижнем углу композиции, рядом с изображением рая 54.
Рассмотренные примеры возвращают нас к вопросу о неизвестных или не дошедших до нас византийских прототипах видения Даниила в русских иконах тАЬСтрашного СудатАЭ. Однако существование различных вариантов иконографии в русском искусстве XIV - XVI веков убедительно показывает, что эта тема получила на Руси вполне самостоятельную разработку тем более, что поствизантийская иконография видения Даниила довольно существенно отличалась от описанных выше русских памятников. Ещё более существенными представляются нам содержательные различия, которые позволяют воспринимать этот сюжет в поствизантийском искусстве только как историческую аллегорию - в отличие от той сложной, многозначной интерпретации, которую он получил в русском искусстве XVI века.
Примечания
Иустин Философ Диалог с Трифоном Иудеем, 14, 31; Апология I, 51; Ириней Лионский Против ересей, книга V; XXV, 3. См.: Оксиюк М.Ф. Эсхатология св. Григория Нисского. Киев. 1914. С. 32-34, 65.
Св. Ипполит Римский. Толкования на книгу пророка Даниила // Творения. Т. 1. Казань, 1898.
Св. Ефрем Сирин. Творения. Т. 2. Сергиев Посад, 1901, С. 219.
Voss G. Das Jngste Gericht in der Bildenden Kunst des frhen Mittelalters. Leipzig. 1884. S. 64-75; Покровский Н.В. Страшный Суд в памятниках византийского и русского искусства // Труды VI Археологического съезда в Одессе (1884 год). Т. III. Одесса. 1887. С. 293-294. См., также: Brenk B. Die Anfnge der byzantinischen Weltgerichtdarstellung // BZ. Bd. 57. 1964. S. 109-110.
Отдельные мотивы видения Даниила в составе иконографии Страшного Суда были впервые описаны и интерпретированы Н.В. Покровским (Покровский. Ук. соч. С. 340-341).
тАЬтАжИ поставляют стол оболчен возле церкви Иоакима и Анны и на нем поставляют образ видения Даниила пророка Страшного судатАЭ. Голубцов А.Н. Чиновник Новгородского Софийского собора. М., 1899. С. 150. Автор выражает благодарность Е.В. Гладышевой, обратившей его внимание на эту подробность.
Снегирев И.М. Памятники московской древности с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы. М., 1842-1845. С. 53. А.П. Голубцов. Чиновники Московского Успенского собора и выходы патриарха Никона. М. 1908. С. 83.
Несмотря на сходный состав сюжетов, в этой группе икон обнаруживаются некоторые различия, касающиеся распределения сюжетов внутри композиции. Так, в наиболее ранних памятниках иконах из Благовещенского собора Московского Кремля, из Лядин и из Ярославля они отчетливо делятся на две обособленные группы: виден?/p>