Языковая презентация концепта "еда" в индивидуально-авторской картине мира Н.В. Гоголя
Курсовой проект - Иностранные языки
Другие курсовые по предмету Иностранные языки
°строномическое поведение отдельного человека может стать предметом исследования скорее как маргинальный казус, имеющий смысл на фоне среднестатистической нормы. Иное дело - гастрономический код Поэта, работающего с языком и создающим новые семантические миры. Когда речь идет о коде еды, мы можем получить гастрономический портрет сложной семиотической природы, включающий в себя несколько линий - от физиологической до эстетической, и составляющий габитус автора.
Е.М. Жидкова изучает культуру питания и реформы эпохи Хрущева, описывая реализацию заявленной в 1920-х годах революцию быта. Она рассматривает тему еды в официальном дискурсе кампаний (антирелигиозной, антиалкогольной, школьной реформы), в частности, нашедших отражение в советском агитационном плакате. Интересна дискуссия, развернувшаяся в связи с возвращением в школьную программу после 20-летнего отсутствия уроков труда, курса Домоводство.
В своей статье Концепт изобилия и фигура анафоры в "тексте" еды 1920-1930-х годов Н.В. Злыднева показала, что культура находилась в позиции дополнительного распределения по отношению к концепту недостачи. В плане риторики концепт изобилия проявляется в анафорическом решении мотива рыбы в живописи (натюрморты Ларионова, Петрова-Водкина, Штеренберга, Кончаловского и др.) и литературе (стихотворение Заболоцкого Рыба). Автор продемонстрировал, что анафора (в стихотворении Рыба) позволила перекинуть мост к темпоральности визуального нарратива, который реализуется в соответствии с поэтикой примитива в виде повторения однородных форм. Мотив рыбы в живописи нарратива поставангарда является примером того, как семантика определяет синтактику формы.
Таким образом, можно видеть, что своеобразие концепта еды в славянских культурах заключается прежде всего в особой значимости этого эмоционально и аксиологически насыщенного концепта в фольклоре, языке, литературе, живописи. Еда, как это следует из представленных работ, является особым экзистенциалом в славянской культуре, и хотя признаки идентификации суть признаки универсальные, из универсальных элементов складывается уникальная славянская общность, где еда образует особый субтекст культуры.
.2 Концепт еда в русской литературе
Тема еды в русской литературе всегда занимала роль скромную, но не последнюю: вспомним описания помещичьих обедов у Державина, Пушкина, Гоголя, Шмелева... В прозе и стихах воспевались ботвиньи и кулебяки, "багряна ветчина" и "трюфли, роскошь юных лет, / Французской кухни лучший цвет, / И Страсбурга пирог нетленный / Меж сыром лимбургским живым и ананасом золотым...". Князь Владимир Одоевский (1804-1869) решился посвятить кулинарной теме отдельный труд - собрание лекций о "кухонном искусстве". И таким образом вошел в историю не только как автор первого русского философского романа "Русские ночи", журналист, редактор, литературный и музыкальный критик, композитор, музыкант, изобретатель (он сконструировал оригинальный орган, на котором играл Михаил Глинка), педагог, но и как кулинар и гурман.
Слова с семантикой пищи - один из видов предметной детализации текста. К разнообразию блюд, кухонь, вкусов в своих произведениях прибегали многие авторы. Однако, не во все эпохи этот вид детализации был востребован непосредственно. В эпохе классицизма, например, кулинарные реалии представлены как нечто неземное, возвышенное. В классицистических одах создается такой мир, где нет места обыденным предметам и словам (мысленный взор на уровне богов на Олимпе, на Парнасе, на верху мира). Обращение со ступеней Парнаса к столь низким, каждодневным потребностям человека, как прием пищи, было невозможным и недостойным. Еда у классицистов была понятием абстрактным. В Ломоносовских одах нет привычных современному человеку "зримых" предметов, изображения как такового. Мир у Ломоносова не зрим, а умо-зрим: не сама вещь изображается, а "вещи знак". Поэт "вкушает" "небесную пищу", а народ "питает" "глубокий мир". Приемник Ломоносова Державин в стихотворении "Фелица" старается создать вид пышного, выдержанного в "высоком штиле" стола, близкого к идеальному, которого достойна только царская персона.
Где блещет стол серебром и златом,
Где тысячи различных блюд;
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запивают;
И все на свете забывают
Средь вин, сластей и аромат.
Кулинарные реалии в их конкретных вариантах допускались разве что в низшие жанры классицизма - например в басни: вспомним демьянову уху, сыр, курчонка, которого съел Васька и т.д. Однако, еда упоминается здесь не столько для того, чтобы нарисовать красочную, живую картинку, сколько для подчеркивания аллегорического смысла басни. В нашем сознании надолго сохраняется фраза "..а Васька слушает да ест..", но никто не запоминает, что именно ест Васька.
Удаленность от реальности свойственна не только классицизму, но и романтизму. Стремление к возвышенному, глубокое "проникновение в мир души и сердца человека, лирическое воплощение его переживаний и гуманных настроений" - это романтизм. Романтики слишком удалены от грешной земли, слишком погружены в раздумье о своей душе, чтобы думать о такой мелочи как еда. К примеру, назначение такой вещи как кубок у величайшего поэта-романтика Жуковского определя