Шпоры по Поэтике или теории литературы
Вопросы - Литература
Другие вопросы по предмету Литература
?й (не иносказательной с точки зрения практической жизни) жизненной формы для него найти не могли. Появляется образ чудака, сыгравший очень важную роль в истории романа: у Стерна, Голдсмита, Гиппеля, Жан-Поля, Диккенса и др. Специфическое чудачество, шендеизм (термин самого Стерна) становится важной формой для раскрытия внутреннего человека, свободной и самодовлеющей субъективности, формой, аналогичной пантагрюэлизму, служившему для раскрытия целостного внешнего человека в эпоху Возрождения.
Форма непонимания нарочитого у автора и простодушно-наивного у героев является организующим моментом почти всегда, когда дело идет о разоблачении дурной условности. Такая разоблачаемая условность в быту, морали, в политике, искусстве и т. д. обычно изображается с точки зрения непричастного ей и не понимающего ее человека. Форма непонимания широко применялась в XVIII веке для разоблачения феодальной неразумности (общеизвестно применение ее у Вольтера; назову еще Персидские письма Монтескье, создавшие целый жанр аналогичных экзотических писем, изображающих французский строй с точки зрения не понимающего его чужеземца; форму эту очень разнообразно применяет Свифт в своем Гулливере). Этой формой очень широко пользовался Толстой: например, описание Бородинского боя с точки зрения не понимающего его Пьера (под влиянием Стендаля), изображение дворянских выборов или заседания Московской думы с точки зрения не понимающего Левина, изображение сценического представления, изображение суда, знаменитое изображение богослужения (Воскресение) и т.п.
Плутовской роман в основном работает хронотопом авантюрно-бытового романа дорогой по родному миру. И постановка плута, как мы уже говорили, аналогична постановке Люция-осла. Новым здесь является резкое усиление момента разоблачения дурной условности и всего существующего строя (особенно в Гусмане из Альфа-раче и в Жиль Блазе).
Для Дон-Кихота характерно пародийное пересечение хронотопа чужого чудесного мира рыцарских романов с большой дорогой по родному миру плутовского романа.
В истории освоения исторического времени роман Сервантеса имеет громадное значение, которое, конечно, не определяется лишь этим пересечением знакомых нам хро-нотопов, тем более что в этом пересечении в корне меняется их характер: оба они получают непрямое значение и вступают в совершенно новые отношения к реальному миру. Но останавливаться на анализе романа Сервантеса мы здесь не можем.
В истории реализма все формы романов, связанные с трансформацией образов плута, шута и дурака, имеют громадное значение, до сих пор еще совершенно не понятое в его сущности. Для более глубокого изучения этих форм необходим прежде всего генетический анализ смысла и функций мировых образов плута, шута и дурака от глубин доклассового фольклора и до эпохи Возрождения. Необходимо учесть громадную (в сущности, ни с чем не сравнимую) роль их в народном сознании, необходимо изучить дифференциацию этих образов национальную и локальную (местных шутов было, вероятно, не меньше, чем местных святых) и особую роль их в национальном и местном самосознании народа. Далее, особую трудность представляет проблема их трансформации при переходе этих образов в литературу вообще (не драматическую), а в частности, в роман. Обычно недооценивается, что здесь по особым и специфическим путям восстанавливалась порванная связь литературы с народной площадью. Кроме того, здесь обретались формы для публикации всех неофициальных и запретных сфер человеческой жизни в особенности половой и витальной сферы (совокупление, еда, вино), и происходила расшифровка соответствующих скрывающих их символов (бытовых, обрядовых и официально-религиозных). Наконец, особую трудность представляет проблема того прозаического иносказания, если угодно, той прозаической метафоры (хотя она совсем не похожа на поэтическую), которую они принесли в литературу и для которой нет даже адекватного термина (пародия, шутка, юмор, ирония, гротеск, шарж и т. п. только узкословесные разновидности и оттенки ее). Ведь дело идет об иносказательном бытии всего человека вплоть до его мировоззрения, отнюдь не совпадающем с игрой роли актером (хотя и есть точка соприкосновения). Такие слова, как шутовство, кривляние, юродство, чудачество, получили специфическое и узкое бытовое значение. Поэтому великие представители этого прозаического иносказания создавали ему свои термины (от имен своих героев): пантагрюэлизм, шендеизм. Вместе с этим иносказанием в роман вошла особая сложность и многоплановость, появились промежуточные хронотопы, например театральный хронотоп. Наиболее яркий пример (один из многих) его открытого введения Ярмарка тщеславия Теккерея. В скрытой форме промежуточный хронотоп кукольного театра лежит в основе Тристрама Шенди. Стернианство стиль деревянной куклы, управляемой и комментируемой автором. (Таков, например, и скрытый хронотоп гоголевского Носа Петрушка.)
В эпоху Возрождения указанные формы романа разрушали ту потустороннюю вертикаль, которая разложила формы пространственно-временного мира и их качественное живое наполнение. Они подготовили восстановление пространственно-временной материальной целостности мира на новой, углубленной и осложненной ступени развития. Они подготовили освоение р