Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект
Диссертация - Литература
Другие диссертации по предмету Литература
только койку в бабушкиной комнате, часть шкафа, книжные полки числом три штуки и небольшой письменный стол…
В описываемое время, продолжает свое повествование Л. Петрушевская, Татьяна Вольфганговна по субботам и воскресеньям вела в клубе фабрики занятия по так называемой “пластике”. Ее бабушка Вава в детстве ходила на какие-то курсы по методе Айседоры Дункан и сохранила выправку, методику и ноты, и сама долго преподавала это дело, пока не слегла. Тане оно досталось по наследству. Девочки, босые, в белых туниках, изображали какие-то вакхические танцы, и Татьяна носилась вместе с ними, воздевая к потолку свои гибкие руки.
Ничего не предвещало счастливой семейной жизни и у преподавателя рисования в том же клубе Сергея Ивановича (пример отца, бросившего семью, феминное воспитание), разве что трогательная братская привязанность к скрипачу соседу да тоска по недавно умершей матери, с образом которой связано его представление о семейном уюте. Сергей маленький крепыш, похожий на безрогого телка, - был фронтовик и художник без места, закончил училище, картины писал, складывая их под кровать, а зарабатывал свои гроши именно по клубам. Дети его любили и боялись. Буквально трепетали. Он вечно таскал при себе альбом. В любую свободную минуту он присаживался и делал наброски, мечтая написать большое полотно на выставку. Но тема была совершенно неподходящая (по его собственному выражению) для тех времен: он обожал Борисова-Мусатова, Павла Кузнецова, объединение “Голубая роза” и вообще другую эпоху (эпоху Серебряного века Г.П.) (…) Его картина должна была изображать пруд и нежных девушек в венках на берегу. И старую усадьбу вдали на горке: колонны, сирень, бирюзовые закатные небеса, розовый отблеск вечерней зари, эх.
Встреча Татьяны и Сергея похожа на чудо, чудо преображения героини, увлеченной своим скромным, но настоящим творчеством балетного педагога. Получив от директора клуба заказ на декорацию к ее новогоднему спектаклю (не забудем, что это были еще советские времена). Сергей Иванович вошел в танцкласс. Навстречу ему по полуистертому красному ковру, приплясывая на цыпочках и при этом обернувшись к пианино, летела с поднятыми вверх худыми руками девушка в белом.
Вы к кому? вдруг увидев его и остановившись, сказала девушка. Вам кого? Сюда нельзя! Но герой оставался неподвижным, узнав в происходящем свой собственный замысел задуманного полотна.
Будьте добры, покиньте нас, говорила тем временем чудесная девушка, подходя. У нее были бледные щеки и слегка растрепанная кудрявая головка. Босые ноги идеальной формы выделялись на темно-красном ковре, сияя как мраморные слепки. Она стояла перед ним, возвышаясь, словно бы богиня. Такой была женщина в глазах полюбившего ее с первого взгляда Сергея Ивановича. Казалось бы, слегка намеченное противостояние героев поэтапно разрешается и благополучно наступает кульминационный момент сдача декорации, окончательно пояснившая родство душ.
ОНА пришла в три часа дня. Открылась дверь, и вместе с боем часов на Спасской башне (так ему показалось, а на самом деле это билось его сердце) появился тонкий силуэт, бледное лицо. Серые глаза вдруг вспыхнули:
Боже! Какое чудо! Усадьба! Пруд! Сирень!
Она снимала варежки, пальто, а сама все смотрела на декорацию Сережи, не в силах оторвать от нее своих небольших сияющих глаз. Она была похожа теперь на какой-то из портретов Тернера нежное продолговатое лицо, нос с небольшой горбинкой, туманный взгляд...
Я вас буду писать, вдруг произнес он.
Петрушевская ограничилась лишь одним штрихом к изображению этой возвышенной, родившейся из душевной близости и сходства вкусов, подлинной интеллигентности, любви: после концерта он дождался Татьяну и проводил до самого ее подъезда. Они оба всю дорогу молчали. У дверей Сергей Иванович взял ее за варежку и прижал эту варежку к своей груди обеими руками. Потом. На Новый год разговор с бабушкой… А итог счастливой жизни (и благополучное разрешение первоначального конфликта героини с жизнью) только в авторском постскриптуме: P.S. Недавно я надписывала книги двум внукам Татьяны Вольфганговны и Сергея Ивановича. Внуки, Вава и Митя, носились как бешеные с игрушками: из дома только что уехала шумная французская родня...
Ничего похожего на иронию и гротеск, обычно свойственные Петрушевской! У писателя, что является большой редкостью для ее творчества, получилась трогательная, простая и легкая история любви с happy end. Женская природа ее творчества (в отличие от андрогинии Т.Толстой) воссоздала-таки сентиментальную историю идеальной любви, надежда на которую греет сердце каждой женщины.
Гендерные конфликты в малой прозе Улицкой напоминают, конечно, конфликты в рассмотренных выше произведениях других авторов. Нельзя не согласиться с мнением, что Людмила Улицкая свободно "цитирует" своих предшественниц, например, Петрушевскую или Татьяну Толстую, предлагая свои версии развития их сюжетов, свое понимание судеб чужих персонажей. Здесь переклички не заимствования и не повторение кем-то пройденного, а остроумные вариации на заданные темы (Казарина, 1996).
В отличие от Толстой и Петрушевской, переводящих гендерные конфликты в план отвлеченный, осложненный другими мотивами, Улицкая очень подробно раскрывает их и в непосредственной бытовой реальности. Собственно к ним и сводится все содержание таких рассказов, как Дочь Бухары, Чужие дети. В экспозиции рассказа пр