Белые стихи в лирике А.А. Тарковского

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

?ческие возможности

 

Белые стихи- нерифмованные стихи. Название произошло от того, что их окончания, где обычно помещается созвучие (рифма), остаются в звуковом отношении незаполненными ("белыми"). Это, конечно, не означает хаотической неорганизованности окончаний в них. Они подвергаются отбору, например, мужские- с ударением на последнем слоге, женские- на предпоследнем, дактилические- на третьем слоге от конца. Чаще сочетаются два вида окончаний.

Возникновение белых стихов непосредственно связано с рифмованным стихом, в соотношении с которым и ощущается отсутствие рифмы. Поэтому к стиховым системам, в которых рифма вообще не употреблялась(античное стихосложение, русский народный стих старинного склада), понятие "белый стих" неприменимо. Так определял сложный с точки зрения стиховедения термин "белый стих" известный литературовед М. Штокман.

По определению М.Л. Гаспарова, белый стих (англ. blank verse) - нерифмованный стих в новоевропейском силлабическом и силлабо-тоническом стихосложении. В средневековой поэзии был неизвестен. Явился в ХVI веке как средство имитации античной поэзии, не знавшей рифмы.

Наибольшего развития белый стих достиг в драматургических жанрах, в которых пятистопный ямб, лишенный рифмы, приобретал гибкую и естественную интонацию, легко приспособляющуюся к речи каждого из действующих лиц. Огромный вклад в разработку белого стиха сделали Уильям Шекспир, а в России Александр Сергеевич Пушкин ("Борис Годунов", маленькие трагедии), позднее Алексей Константинович Толстой (драматургическая трилогия об Иване Грозном).

Стихораздел, самое важное место стиха, в новоевропейской поэзии преимущественно отмечается рифмой. Но это не обязательно. Античная поэзия не знала рифмы; а когда в эпоху Возрождения стали создаваться жанры, подражающие античным, то в них тоже стал использоваться нерифмованный (белый) стих. Самым популярным из этих жанров была трагедия: итальянская, потом английская (У. Шекспир), потом немецкая (Шиллер), потом русская (А.С. Пушкин). Из трагедии этот нерифмованный 5-стопный ямб перешел в лирические стихотворения, по строю напоминавшие монологи-раздумья ("Вновь я посетил…" А.С. Пушкина и т.д., вплоть до "Вольных мыслей" А.А. Блока). Монологом, как бы вырванным из ненаписанной трагедии, является и стихотворение В.Ю. Эльснера "Прощанье":

 

Вот наконец ты мой. Прозрачней мирры

Твое лицо, а кровь на желтом блюде -

Как альмандины. Волосы твои,

Такие длинные, сплету с моими -

И наши губы вровень будут… ты

Любовник мой! Еще не сыты груди,

И запах крови сладострастно мучит.

Ты не хотел смотреть, как я плясала,

Упрямый… ну, гляди, тебе спляшу

Я много лучше, чем царю. Гляди же… (Пляшет)

Ах, в ласках я была б еще искусней!

Ресницы у тебя как шелк, а зубы

Холодные. (Коварный холод, льющий

Безумие в лобзания.) Каким

Бы ты красноречивым был любовником,

Пророк, поправший красоту земную,

Даривший черни пылкие слова.

Меня ты презирал… Прими во мщенье

И сохрани мой образ навсегда!.. [8, с.125].

Это, несомненно, слова Саломеи перед отрубленной головой Иоанна Крестителя (тема, популярная после "Иродиады" Флобера, "Саломеи" Уайльда и рисунков к ней Бердслея). Для драматического стиха характерны гибкие переносы фразы со строки на строку (анжамбманы); тематическая кульминация отмечена самым смелым из таких переносов ("…Каким / бы ты…") и дактилическим окончанием ("…любовником…") среди обычных мужских и женских.

В русском белом 5-стопном ямбе по традиции свободно чередуются женские и мужские окончания; фразы, располагаясь по строкам, обычно стремятся заканчиваться на мужских окончаниях, потому что после них пауза в произношении дольше. Если урегулировать чередование женских (Ж) и мужских (М) окончаний и подчеркнуть его синтаксисом, то текст станет строфическим. Примером такого строфического белого стиха может служить стихотворение Вс. Рождественского "На палубе разбойничьего брига…":

 

На палубе разбойничьего брига

Лежал я, истомленный лихорадкой,

И пить просил. А белокурый юнга,

Швырнув недопитой бутылкой в чайку,

Легко переступил через меня.

Тяжелый полдень прожигал мне веки,

Я жмурился от блеска желтых досок,

Где быстро высыхала лужа крови,

Которую мы не успели вымыть

И отскоблить обломками ножа… [8, с.127].

 

В приведенном стихотворении Вс. Рождественского начальная строка представляет собой цитату из М.Ю. Лермонтова, причем из прозы ("Княжна Мери").

Но одним лишь разграничением на строфический и нестрофический эстетические возможности белого стиха не ограничиваются. Интересно пронаблюдать за взаимодействием нерифмованного и рифмованного стиха в текстах.

Пушкинский "Борис Годунов" написан обычным в драмах ХIХ века нерифмованным 5-стопным ямбом. Но в нескольких местах в него вторгаются рифмованные четверостишия. Один раз - в кульминационный момент судьбы Бориса Годунова, в конце его монолога:

 

…Ужели тень сорвет с меня порфиру,

Иль звук лишит детей моих наследства?

Безумец я! Чего ж я испугался?

На призрак сей подуй - и нет его.

Так решено: не окажу я страха -

Но презирать не должно ничего…

Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! [8, с.130].

 

Другой раз - в кульминационный момент судьбы Самозванца, в начале его монолога:

 

Тень Грозного меня усыновила,

Димитрием из гроба нарекла,