Армения. Армяне. Армянство
Курсовой проект - География
Другие курсовые по предмету География
Такие сведения мы имели через штаб Эрзрумского отряда или крепости. Своей телеграфной связи у меня не было. Штабы мои находились оба в противоположной части города. Телефонная связь со штабом крепости почти никогда не действовала, а если иногда и действовала, то из рук вон плохо; из-за этого мне приходилось бывать в штабе крепости лично по два раза в день.
По тем осведомлениям, которые я получал от полковника Мореля и его штаба, должно было считать, что мы имеем на фронте дело вовсе не с регулярными войсками Турции, а с шайками курдов и с восставшими жителями окрестных селений, среди которых должно было быть много обученных аскеров, оставшихся тут при отходе турецкой армии от Эрзрума в 1916 году (л.1-52). Предполагалось, что эти курдские шайки, местные жители и имеющиеся среди них аскеры организованы для самозащиты и подучены военному делу прибывшими сюда несколькими турецкими офицерами и солдатами инструкторами.
Пушек считалось у наступавших только две русских, горных, брошенных армянами при их отступлении от Эрзинджана. По данным разведки, курды должны были наступать с Фамского, Эрзинджанского и Олтинского направлений. Ожидались и с тыла, с Карского шоссе и Палан-Текена. Полковник Морель почему-то рассчитывал, что главная опасность будет с Олтинского направления.
Разведка, на мой взгляд, велась армянами отвратительно. Конница была больше занята ограблением и уничтожением жителей в селениях, угоном скота от сельчан, а вовсе не делами разведки. В донесениях зачастую просто лгали.
Если поступало донесение о том, что на отряд наступают две тысячи противника, то в действительности оказалось, что там меньше двухсот человек.
Когда доносилось, что отряд в триста четыреста человек окружен превосходящими силами и ему удалось пробиться, то оказывалось, что отряд потерял одного убитым и одного раненым.
Однажды днем мне офицер армянин по телефону донес, что на боевой участок артиллерии, где он квартирует с солдатами сторожами для охраны орудий, движется отряд в четыреста вооруженных жителей. На деле оказалось, что из противоположного селения вышли два безоружных человека и вскоре вернулись обратно.
(л.1-53) За все время от оставления армянами Эрзинджана и до занятия Эрзрума турецкими войсками разведчиками был захвачен из турецких наступавших сил, насколько мне до сих пор известно, только один сувари. Я сам его не видел, но сильно склонен думать, что этот несчастный был или с отмороженными ногами или вообще человеком, лишенным способности двигаться без посторонней помощи.
После второго общего заседания офицеров было подано мне несколько рапортов об увольнении из полка в русский корпус, к воинским начальникам и в другие национальные части.
Я доложил полковнику Морелю, что, вероятно, очень многие русские офицеры, а то, пожалуй, и все, уйдут из Эрзрума. Он вспылил и заявил, что не допустит этого силой и полевым судом. Я ответил ему на это, что пушки еще в руках моих офицеров, что на насилие ответ может быть сделан из пушек, и что уход каждого офицера при существующих условиях составляет законное право каждого, основанное на распоряжении правительства.
Я пояснил, что никто из офицеров самовольно уходить не хочет; каждый желает получить законное разрешение воспользоваться своим правом; иначе считают, что разницы между нами, оставшимися по долгу службы, и теми, которые ушли раньше самовольно, не будет никакой. Обстановка же сейчас сложилась так, что совесть и долг чести не позволяют оставаться.
Полковник Морель ответил, что никакого законного права на уход нет и каждому уходящему он даст такую же аттестацию, какую дал штабс-капитану Ермолову (л.1-54).
После моего возражения, что нет необходимости принуждать оставаться нежелающих, тогда как, по словам полковника Долуханова, в Тифлисе и Батуме имеется множество желающих офицеров, полковник Морель сказал, что он просил у приезжавших английских офицеров выслать в его распоряжение для Эрзрума шестьдесят английских офицеров артиллеристов, и это было ему обещано. Почти одновременно с этим разговором мне стало известно, что служивший в Эрзруме на станции железной дороги по вольному найму начальником станции солдат, русский или, кажется, поляк, не захотел оставаться служить ни за какие деньги; его арестовали и силой принудили остаться.
Я отдал приказ командирам батальонов поселиться самим и поселить всех офицеров возможно ближе к управлению артиллерии и сгруппировать их каждого около себя для удобства передачи приказаний и на всякий другой случай, чтобы в случае чего не оказаться разрозненными и в западне.
Уехавшего штабс-капитана Ермолова я перед его отъездом просил зайти в Сарыкамыше к начальнику штаба армии генералу Вышинскому, рассказать ему, в каком положении мы здесь находимся, и просить командующего армией скорей освободить нас из нашего ложного положения среди армян. То же просил передать и начальнику артиллерии генералу Герасимову. Ермолов уехал 25 февраля.
Кажется, 24 февраля над Эрзрумом появился турецкий аэроплан, сделал разведку и вернулся обратно. Из этого я заключил, что турецкие регулярные войска должны находиться сейчас в Эрзинджане или даже в Мамахатуне (л.1-55).
Около этого времени полковник Морель говорил мне, что турки прислали прокламацию с требованием очистить Эрзрум. После взятия Эрзрума из разговора с командиром корпуса Кязим-беем Карабекиром я узнал, что это была вовсе не прокламация, а самое настоящее его письмо за подписью его, командира турецко