Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 42 |

Из принципа дополнительности, в частности, следует, что в отличие от классической, современная метафизика (так же как и современная наука, в отличие от классического естествознания) вынуждена находиться в ситуации онтологической разомкнутости, незавершенности, поскольку ее предпосылки и концептуальные допущения не могут быть обоснованы со строгой необходимостью ею самой. Причем, недо-тождественность теории (описания) и действительности (описываемого объекта) имеет не только инструментальные, эпистемологические и конкретно-исторические причины. Здесь главную роль играет онтологический фактор, который связан с отличием возможного и действительного, замысла и результата, плана и реализации, идеи и ее воплощения. В процессе воплощения идеи (или в процессе перехода от возможного к действительному) одним из наиболее критичных факторов оказывается время, которое, тем не менее, всегда исключалось из фундаментального описания мира, причем делалось это не только физикой, но в еще большей степени - метафизикой.

В сущности, идея неизменности и самотождественности бытия выступает для метафизиков предметом веры, причем для сохранения традиционной установки им приходится не замечать разворачивающуюся на их глазах научную революцию, связанную с введением необратимости диссипативных процессов и уникальности событий в научную картину мира. Такая позиция представляется нам особенно неадекватной ввиду происходящего в рамках современной цивилизационной ситуации онтологического сдвига, выражающегося в повсеместной победе времени над пространством и увеличении его (времени) влияния до немыслимого ранее уровня как на жизнь отдельных людей, так и на жизнь всего человечества (об этом будет идти речь в подразделе 4.2.).

Если подлинное бытие неизменно, то изменчивое сущее оказывается излишним; поскольку же изменчивое сущее лесть и есть действительно (о чем свидетельствует хотя бы его сложность и иерархическая упорядоченность), будучи онтологически фундированным, то это означает, что и само бытие не может не иметь темпорального измерения (причем, не с внешней только стороны, в плане его постигаемости или приобщенности к нему человека, но и в самом себе), через которое осуществляется его имманентная изменчивость.

В таком случае, история - это не некий эпифеномен, более или менее случайным образом соотнесенный с Абсолютом (каким бы образом этот Абсолют ни трактовать - как самодостаточность Верховной Сущности, или же как безразличное к человеку и его деятельности неизменное, и в этой неизменности самозамкнутое бытие). Через историю, выступающей временем экзистенциального бытийствования, причем бытийствования как отдельных личностей, так и создаваемых ими коллективов, человек не просто приобщается к бытию (как к чему-то отрешенному и готовому), но и само бытие приобщается к человеку, изменяясь вместе с ним. Таким образом, введение времени в описание мира, которым сейчас занята постнеклассическая наука, представляет серьезный вызов метафизике, на который она должна найти достойный ответ.

При этом следует подчеркнуть, что постнеклассическая метафизика не лопровергает метафизику классическую и неклассическую как будто бы эти последние потеряли всякую актуальность. Постнеклассическая метафизика - это вовсе не постметафизика. Наоборот, в становлении новой - постнеклассической - ее версии мы видим способ возвращения метафизики к собственным исходным, сформулированным еще Аристотелем, задачам, разрешаемых с помощью тех средств и приемов, которые предоставляет в ее распоряжение как современная философия, так и современная наука. Как мы попытались показать, игнорирование метафизикой проблемы времени объясняется не какими-то частными недоразумениями, а исходными установками предыдущих типов метафизического мышления. Кстати, именно эти установки и дали некоторое основание для противопоставления метафизики и диалектики, - противопоставления, которое необходимо снять, причем не только формально, но и содержательно.

Обсуждение проблемы времени необходимо для того, чтобы дать метафизический ответ на вопрос о причинах изменений, происходящих во всех пластах бытия. Вопрос, в сущности, сводится к задаче построения такой модели реальности, которая бы учитывала и описывала развитие этой последней. А здесь постнеклассическая метафизика не только вправе, но и обязана использовать соответствующие достижения диалектики.

Наиболее конструктивным выходом из ставшего уже перманентным кризиса метафизики нам представляется использование ею наработок синергетики и диалектики. Проблема, однако, в том, что изначально эти два познавательных инструмента были заточены под решение иных, по большей части неметафизических (прежде всего, это касается синергетики), задач.

Необходимо не механически перенести методологию диалектики и синергетики в предметную область метафизики, а творчески их адаптировать к последней. Впрочем, несомненно, что и сама метафизика от этой процедуры претерпит существенные изменения, а, стало быть, разговор уже будет идти о взаимной адаптации.

В лице Гегеля и Хайдеггера метафизика вплотную подошла к проблеме введения времени в фундаментальное описание бытия.

Гегель отмечал: Диалектика - это одна из тех древних наук, которая больше всего игнорировалась в метафизике нового времениЕ [38, с. 939]. Этот упрек во многом справедлив и по отношению к современной метафизике.

Однако указанная проблема так и не была сформулирована в рамках метафизики. Главная причина этого заключается в том, что сама ее направленность на постижение вечных сущностей подразумевает неизменность последних, их автономию от времени. Основой для такого воззрения выступает максима: Что вечно, то неизменно, а что изменчиво, то не вечно. Выше мы попытались показать, что эта максима, по меньшей мере, может быть оспорена. Но самое главное - верность подобным максимам не дает метафизике найти выход из длительного процесса ее собственного кризиса, наладить конструктивный диалог с представителями не только естественных, но и социогуманитарных наук. Едва ли ее авторитету будет способствовать дисциплинарный изоляционизм.

Разумеется, стратегии разрешения парадокса времени метафизикой, которую интересуют первые начала бытия, и наукой, которая ставит перед собой иные цели, существенным образом различны. Первые начала бытия принципиально не могут быть схвачены в своих количественных характеристиках хотя бы потому, что онтологический смысл переменных и констант, которые могли бы быть представлены в соответствующих формулах, был бы неопределенным. Речь идет не о приведении метафизических и синергетических построений к некоему тождеству, а о необходимости согласования соответствующих теорий. Эта необходимость вызвана тем, что предметные области метафизики и науки оказываются смежными и где-то даже пересекаются:

метафизику интересуют первые начала сущего постольку, поскольку они дают о себе знать посредством самого сущего, попадающего в поле зрения науки; построения же последней будут неустойчивыми и абстрактными без эксплицитного выражения принятых метафизических допусков.

Сможет ли метафизика ввести стрелу времени в свое описание бытия Мы полагаем, что этому нет теоретических препятствий. Но для этого традиционную для метафизики оппозицию бытие-становление следует перевести в проблему становления бытия, каковая в первую очередь оказывается уже проблемой метафизики истории, к выработке концептуальной версии которой мы и намереваемся приступить.

Раздел 2. ИСТОРИЯ В ОНТОЛОГИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ 2.1. Онтологическая многогранность и многомерность исторического процесса в эпистемологическом плане находит свое выражение в вариативности исторических разысканий, посвященных исследованию тех или иных аспектов бытийствования общества во времени. Поскольку само общество выступает объектом исследования нескольких дисциплин, каждая из которых по-своему интерпретирует его бытие, было бы наивно предполагать, что то же общество, размещенное в сетке исторических координат, окажется более простым и лупакуется в единый целостный образ, конструируемый и реконструируемый методами одной дисциплины или с помощью одного подхода. Поэтому неудивительно, что постижение истории может осуществляться в разных формах, которые, приходится с сожалением констатировать, порой оказываются весьма слабо связанными между собой.

Метафизика истории, о которой далее пойдет речь, не может, конечно, претендовать на некую завершенность и всеобщность, включать в себя все аспекты и разрабатывать схему или модель листории-как-таковой. Вопрос следует ставить иначе. Чтобы оправдать свой интерес к историческому процессу, метафизика истории должна определить перспективность и целесообразность проведения соответствующих студий для решения общих задач метафизики. Чтобы оправдать свои претензии на постижение истории, она должна определить эвристические возможности Здесь и далее под листорией понимается процесс, отражающий движение общества во времени; наука же, занятая его изучением, фигурирует у нас под титулом листориография. Историографией также обозначают: 1) совокупность литературы по данной тематике и 2) специальную историческую дисциплину, изучающую историю исторической мысли, исторического познания. Тут же считаем нужным, не вдаваясь в подробные рассуждения, эксплицировать смысл некоторых употребляемых нами прилагательных.

Прилагательное социальное будет характеризовать соответствующий объект в предельно широком смысле человеческой деятельности (ср. оппозицию использования метафизического инструментария для этой цели.

Иными словами, чтобы утвердить свою предметную область и придать легитимность своему дискурсу, метафизике истории необходимо дать ответ на вопросы: 1) зачем метафизике интересоваться историей и 2) какую ценность метафизика может иметь для исторического познания Исследование исторического процесса есть не вполне традиционная для метафизики тема. В уже упомянутой вольфовской классификации метафизика истории вообще не рубрицируется.

Причина такого прохладного отношения метафизиков к истории заключается, на наш взгляд, в специфике метафизической картины мира, в которой историческому процессу, по большому счету, не находится места. Первые начала сущего, в соответствии с канонами классической метафизики, сами не подвержены какому-либо развитию, а поскольку метафизика интересуется преимущественно ими, сфера истории оказывается отнесенной к вторичной, а стало быть, не вполне подлинной реальности. Если метафизика и проявляет некоторый интерес к истории, то лишь затем, чтобы выяснить, каким именно образом в наблюдаемой изменчивости сущего проявлены вечные принципы.

Интересное признание можно обнаружить у И.Г. Фихте. Он заявлял: Философ, который занимается историей в качестве философа, руководится при этом априорною нитью мирового плана, ясного для него без всякой истории; и историею он пользуется отнюдь не для того, чтобы что-нибудь доказать посредством последней (ибо его положения доказаны уже до всякой истории и независимо от нее), а только для того, чтобы пояснить и показать в лобщество - природа); соответственно, социальная система - самое широкое понятие, объединяющее системы разных типов, элементом которых оказывается человек, а социальное познание - все формы исследования общества. Термином социокультурное будем обозначать то же социальное, но с акцентом на культурную составляющую; это прилагательное более узкое и конкретное, чем прилагательное социальное, поскольку далеко не все социальные факты (и акты) несут в себе явно выраженный культурный смысл.

Если первые два прилагательных могут характеризовать общество как во времени, так и в пространстве, то прилагательное листорическое будет применяться для обозначения временнго среза социального бытия.

Конкретные же социальные феномены, определяющие специфику исторического развития, нами характеризуются как культурно-исторические, частным случаем которых оказываются лцивилизационные феномены.

живой жизни то, что ясно и без истории. Поэтому из всего быстротекущего времени он выделяет лишь те моменты, в которые человечество действительно приближает себя к своей цели, и ссылается только на эти моменты, оставляя в стороне все остальное, и, не задаваясь историческим исследованием того, что для человечества необходимо было идти таким путем, но, уже ранее доказав это философски, теперь лишь разъясняет, при каких условиях это происходит в истории [160, с. 499-500]. И далее: Чтобы окончательно выяснить истинное отношение, скажу, что философ пользуется историей, лишь поскольку она служит его цели, и игнорирует все прочее, что не служит последней... [160, с. 501]. Из этого следует, что мировой план сам существует до и независимо от истории; последняя лишь его проявление. Но тогда история оказывается не более чем спектаклем, чье действие не выходит за рамки прописанного сценария. Стало быть, в ней ничего, в сущности, не решается, а она сама становится логически излишней.

Позиция Фихте стала выражением общей установки классической метафизики: истинное бытие не имеет темпорального (а значит - и исторического) измерения. В стремлении постигнуть вневременное и внеисторическое бытие классическая метафизика вполне солидарна (как было уже отмечено) с классическим же естествознанием. Собственно говоря, благодаря наличию такого метафизически-естественнонаучного идеала знания, историография, направленная на получение знания об индивидуальном и уникальном, столкнулась с проблемами легитимации внутри системы наук (а начиная с XIX ст. именно наука, вытеснив философию и теологию, стала стандартом мыслительной деятельности [231, р. 1-2]), что потребовало многочисленных оговорок о специфичности методов историографии и других наук о духе.

Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 42 |    Книги по разным темам