Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 42 |

Библейский сюжет изгнания из рая указывает направление поисков. Эдемский период жизни первых людей не отмечен никакими примечательными деяниями. Подведшее черту под ним грехопадение есть первое событие собственно человеческой истории и именно с ним логически и тематически увязывается последующий текст Книги Бытия. Ее первые две главы представляют собой космологическую концепцию, и лишь с третьей главы начинается собственно историческое повествование. Для нас особое значение имеет не факт нарушения Божественного запрета, а само содержание этого первого исторического действа.

Известно, что речь идет о дереве познания добра и зла, которое было не только хорошо для пищи и приятно для глаз, но и вожделенно, потому что дает знаниеЕ (Быт. 3: 6). Если до грехопадения Адам и Ева не знали добра и зла, в культурном смысле они и людьми-то не были. Лишь нарушение запрета, выведшее их на качественно иной уровень бытия, приводит к появлению собственно человеческого пласта смыслов, в рамках которых такие понятия как добро и зло могут иметь значение. Стремление к познанию, метафорически представленное в Библии как акт неповиновения (по сути, в любом факте получения принципиально нового знания есть элемент бунтарства), становится характернейшей чертой человека.

Можно считать преувеличением аристотелевское утверждение (Меt.

980 а 21) о стремлении всех людей к знанию [10, с. 5] или слишком самонадеянной видовую характеристику человека в соответствии с восходящей к Карлу Линнею классификацией. Тем не менее, определение человека как существа разумного (а уже потом политического, экономического, экзистирующего и т.д. и т.п.) оказывается базовым для понимания его сущности.

Обратим внимание, что запретным было дерево познания именно добра и зла. Поскольку это было дерево истинного познания (а ведь нельзя Бога подозревать в фальсификации), то полученное знание о добре и зле должно быть абсолютным. Если до грехопадения первые люди не знали, что есть добро и зло, они не могли знать и того, что нарушение Божественного запрета есть зло, и лишь совершив акт неповиновения, прародители получили возможность ретроспективно дать ему моральную оценку. Добро и зло появляются тогда, когда появляется моральная оценка и самооценка, В десятом издании Системы природы, вышедшем в 1758 г., Линней предложил первую последовательную классификацию растений и животных.

Он выделил отряд приматов, внутри него - род Homo, к которому были отнесены все современные человеческие расы (один вид - sapiens seu diurnus - разумный или дневной) и человекообразные обезьяны, а также мифические хвостатые люди (другой вид - sylvestris seu nocturnes - лесной или ночной).

Термин Homo sapiens был предложен в 1825 г. Дж. Греем (см.: [7, с. 86]).

а человек становится человеком лишь познав (а тем самым - конституировав) добро и зло.

Многие теоретики пытались создать модель общества, основанную на рационализированной морали. Историческая неудача этих попыток (как-то не прижился Моральный кодекс строителя коммунизма, да и о л12 половых заповедей революционного пролетариата сегодня мало кто вспоминает) сама по себе еще не может служить аргументом в пользу утверждения, что рационализированная мораль невозможна в принципе; также никому не возбраняется вслед за Сократом доказывать связь разума и добродетели. И все же, пока все эти модели - лишь интеллектуальная игра, а сама мораль существует, так сказать, параллельно этим попыткам, получая свое абсолютное основание и оправдание в религии, придающей ей сакральный авторитет. Лишь религия позиционирует добро и зло как нечто онтологически устойчивое. Фактически, в третьей главе Книги Бытия в аллегорической форме приведен рассказ о возникновении религии, а само грехопадение есть не только первое историческое, но и первое религиозное действо. Если этот вывод справедлив, то возникновение религии оказывается исходным пунктом формирования бытия человеческих смыслов, что дает основание рассматривать это событие как метафизическую точку отсчета всемирной истории.

Разумеется, это не есть эмпирический факт или пункт, от которого история начала свое развертывание. Судя по погребениям в гроте Мустье, пещере близ Ла-Шапель-о-Сен, в Ла-Фераси (Франция), в гроте Киик-Коба (Крым) и т.д., религиозные представления были присущи уже неандертальцам (средний палеолит). Впрочем, для нас сама дата возникновения религии непринципиальна. Как говорил П. Тейяр де Шарден, человек вошел бесшумно. Но подобно тому, как бесшумность появления человека не умаляет значение факта его входа в бытие, так и тихое (выразившееся в таких, казалось бы, второстепенных формах, как, например, погребальный ритуал, наскальные рисунки, статуэтки или характерный орнамент на предметах быта) возникновение религиозных представлений знаменовало собой начало функционирования особой онтологической реальности, явленной как Зло некоторые теологи отказываются признавать реальностью, трактуя его как простое отсутствие добра, однако церковная практика нивелирует эту оговорку, противопоставляя зло добру.

всемирная история. Фактически, религия (в данном контексте разграничение религии и мифа нецелесообразно) выступила первой формой духовной жизни человечества, а потому ее появление в метафизическом смысле имеет гораздо большее значение, чем изменение формы черепа у гоминид, усовершенствование орудий труда или эволюция социальных отношений.

Речь не о том, как именно в рамках первобытных верований проводилось различение добра и зла, как и не о том, имел ли у неандертальцев и первых кроманьонцев место подобного рода дуализм. Важно то, что только в религии моральные ценности в принципе могут быть онтологичны, а все остальные изобретенные человечеством формы деятельности - наука, искусство, политика, торговля и т.д. и т.п. - так или иначе стоят по ту сторону добра и зла (хотя и могут, конечно, соотноситься с аксиологической сферой).

Человек - существо моральное, и это означает не то, что каждый человек действительно морален, а то, что он вообще способен к моральным поступкам и моральной оценке. Вместе с тем, человек - существо религиозное, и это означает не то, что каждый человек действительно религиозен, а то, что он сущностно направлен на трансцендентное как на сакральное.

Начиная со своих самых ранних форм, религиозное сознание исходит из подозрения, что мир не сводится целиком к проявленному, что реальность более многогранна, чем об этом можно было бы судить только опираясь на данные органов чувств. Здесь уже намечается лудвоение бытия, которое значительно позднее выливается в четкое различение естественного и сверхъестественного, земного и небесного, имманентного и трансцендентного. За многие тысячелетия до появления собственно философской метафизики с ее специфическим дискурсивным мышлением, человек уже конституируется как мета-физическое существо, и эта его метафизичность проходит красной нитью через всю историю.

Тем не менее, если формально начало всемирной истории можно (при метафизическом, повторимся, подходе к вопросу) связывать с возникновением первых религиозных верований, в рамках которых появляется вторая реальность (позиционируемая, однако, в качестве первой), то фактически история как особого рода деятельность развертывается только на базе цивилизаций, выстраиваемых вокруг метафизических проектов организации бытия (см. подраздел 2.4.), мыслимых как средство про-движения от сущего к должному. Здесь тоже много неясного, но в целом принято считать, что древнейшие цивилизации появились в Нижней Месопотамии, Египте и Эламе на рубеже IV-III тысячелетий до н.э. [117, с. 280]. В соответствии с этими данными, история цивилизаций насчитывает около пяти тысячелетий. Эти два критерия и примем за основу.

Итак, имеем метафизический ответ на вопрос о начале истории.

Может ли метафизика сказать нечто определенное о ее конце (мы имеем в виду конец истории в абсолютном смысле, а не в том значении, которое имеет виду Френсис Фукуяма [164]) При всех отличиях друг от друга пытающихся дать ответ о конце истории концепций, есть некое объединяющее их всех свойство, которое условно обозначим как принцип закрытой истории. В соответствии с этим принципом, история логически уже состоялась, осуществилась, а событийная история человечества - лишь фактическая реализация логической необходимости. Подобная позиция основывается на более или менее явно задекларированном отрицании онтологического характера исторического времени (подобно отрицанию стрелы времени в классическом естествознании), поскольку не предполагается и даже не мыслится темпоральная дистанция между началом и концом истории в онтологическом (а здесь - и логическом) смысле. Иными словами, история логически уже завершилась, фактически еще не начавшись (наиболее жесткий вариант) или спустя какое-то время после своего фактического начала (вариант помягче). В последнем случае возникает как бы два хронопотока, отличающиеся по своей метрике, ибо помимо времени наблюдаемого мира мыслится также время, необходимое для логического завершения истории. Отличия между этими вариантами можно свести к вопросу о том, может ли Бог обдумывать и ждать, либо же Его мышление и бытие слиты воедино и не требуют временнго интервала В любом случае, время эмпирической истории оказывается чем-то ничтожным и иллюзорным, ибо если все уже решено и предрешено, то на долю времени ничего не остается.

Отрицание онтологического характера времени приводит к отрицанию бытийной значимости самй истории, а также к девальвации уникальности личности, поступка, события и т.д. В этом случае рассуждающий о конце истории философ оказывается в роли лувидевшего будущее пророка, отличаясь от последнего лишь способом визионерства, используя не откровение извне, а силу собственного спекулятивного разума.

Характеризовать данный подход можно и далее, но не это составляет нашу цель. Отметим лишь, что отрицание времени, в какие бы формы оно ни облачалось, не представляется нам адекватным и перспективным путем познания. Мы считаем время вовсе не порожденной особенностями человеческого восприятия иллюзией, а конструктивным фактором бытия. Кроме того, мы исходим из признания открытости истории будущему, в связи с чем вопрос о ее окончании не может считаться таковым, на который можно было бы дать конкретный ответ. Наша позиция базируется не столько на эпистемологических, сколько на онтологических основаниях. Для нас история есть свободный акт творчества и сотворчества, поэтому она не может быть просто запрограммирована.

То, что она не закончилась, означает, что она еще и не свершилась, причем ее логика возникает в ней самой, а не пред-стоит извне.

В соответствии с нашей моделью, всемирная история имеет метафизически определенную точку отсчета (эмпирически эта точка условна и хронологически приблизительна), но не имеет даже приблизительной точки окончания, которую можно было бы определить ante factum. Поскольку метафизическое исследование всемирной истории ведется, так сказать, изнутри процесса, его конец является не только эпистемологически, но и (прежде всего) онтологически неопределенным.

Конечно, это накладывает определенные ограничения на адекватность восприятия истории. Как заметил А.Дж. Тойнби, лиз невозможности определить конечную цель развития вытекает невозможность точно определить и характер самого развития. Мы не можем достаточно полно обрисовать жизнь общества, частью которого мы сами являемся, ибо это общество будет жить и после того, как мы утратим способность его наблюдать [150, с. 34].

Неопределенность будущего предоставляет большие возможности для творческой деятельности индивидуального духа, который видит в истории не только собрание древностей, но и себя самого, совершающего историческое деяние и созидающего будущее. Это придает смысл не только истории, но и человеческому существованию. Причем такая метафизическая схема никоим образом не препятствует проведению футурологических исследований, поскольку под неопределенностью будущего здесь понимается его открытость, но вовсе не непознаваемость, хотя познание будущего, понятное дело, отличается от познания наличного бытия.

Впрочем, здесь есть одна терминологическая двусмысленность.

Если познание есть движение мысли к истине, а последняя, в духе Аристотеля, есть соответствие знания действительности, то, поскольку будущее еще не наступило и не обладает полнотой бытия, его познание контрфактично, т.е. познания в обычном смысле быть не может, так как нет того наличного, с чем можно соотнести некие высказывания и проверить их истинность.

На самом деле, впрочем, это означает лишь то, что не существует футурологии как объективного знания, т.е. знания, основанного на фактичном положении дел. Однако ввиду того, что человек занимается не только познанием мира, но и его преобразованием и конструированием, футурология (в той или иной форме) неизбежна как инструмент просчитывания возможностей и рисков (к обсуждению этого вопроса мы вернемся в подразделе 4.1.).

Определение пространственных границ всемирной истории, в отличие от определения ее границ темпоральных, на первый взгляд кажется делом достаточно простым. Действительно, если речь идет о всемирной истории, то есть об истории всего человечества, ее пространственные границы должны совпадать с границами расселения человека по поверхности Земли. Но на деле осуществить такой простой подход не удавалось еще никому, да и едва ли удастся: проблема в том, что истории отдельных стран и регионов слабо стыкуются друг с другом, а полученная путем формального объединения этих историй картина получается крайне пестрой и мозаичной. И если некоторые хронопотоки хоть как-то коррелируются друг с другом, то есть и такие, событийные поля которых практически не имеет между собой общих элементов (положение дел меняется в условиях глобализации, но об этом разговор еще впереди).

Следовательно, хотя метафизику истории прежде всего интересует тотальность исторического бытия, для целей его постижения необходимо определить исходную единицу, которая могла бы служить в качестве ориентира в обозначенном предприятии.

Чтобы выполнять свою функцию ориентира, эта единица должна быть представлена в истории онтологически значимой реальностью.

Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 42 |    Книги по разным темам