Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 41 |

Безусловно, ананкастом является и Акакий Акакиевич Башмачкин, чинов ник каллиграфист, чье имя по русски прочитывается в анальном регистре и о котором автор говорит, что цвет лица у него был геморроидальный.

(Подробно о Башмачкине см. также [Леонгард 1989: 277Ч280].) Здесь также характерна следующая важная деталь. Башмачкин явился ро доначальником вереницы Умаленьких людейФ в русской литературе. И вот интересно, что традиционно в той части русской критики и советского ли тературоведения, которая берет начало от Белинского, считается, что ав тор всегда преисполнен симпатии к Умаленькому человекуФ. Однако в этом смысле странно, что Гоголь наделил Башмачикна УнерусскимФ характером.

Скорее все таки Гоголь относится к Башмачкину амбивалентно, как и к Плюшкину, если он вообще к ним как либо относится. Весь этот плач о ма леньких людях в критике построен на недоразумении, которое разрешил Б. М. Эйхенбаум в статье УКак сделана Шинель ГоголяФ, в которой он по казал чисто формальную, морфологическую направленность повести Гого ля, решавшего сугубо художественные задачи.

Этот как будто бы вполне частный разговор о маленьком человеке в рус ской литературе имеет непосредственное отношение к судьбам советской психиатрии и клинической характерологии. Мы уже говорили о том, что понятие психастенической психопатии было введено для того, чтобы отме жеваться от ананкаста немца. Поэтому Умаленький человекФ, как бы сказал Фрейд, nachtrдglich, задним числом, со ссылкой на авторитет Белинского, не знавшего иностранных языков и боровшегося против собственного юношеского УгегелизмаФ, известного ему из вторых рук, был записан в психастеники, в народные русские жертвенные характеры. Между тем, если вспомнить такой, например, рассказ Чехова, как УСмерть чиновникаФ, то, записав его героя, чиновника Червякова (безусловного литературного правнука Башмачкина), в психастеники и тем самым сделав его жертвой негодяя генерала Брызжалова, мы поступим против писательской воли Че хова, который в конфликте между маленьким человеком и генералом, меж 2. Поэтика навязчивости ду толстым и тонким всегда на стороне последнего; маленький человек всегда отвратителен Чехову. Жертва в рассказе Ч безусловно, генерал, ко торого Червяков УдостаетФ своими навязчивыми извинениями. Можно, ко нечно, объявить Червякова психастеником на том основании, что он не осознает чуждость своих навязчивых действий (критерий разграничения психастеника и ананкаста, предложенный М. Е. Бурно [Бурно 1974]), од нако логика литературного процесса говорит о том, что Червяков такой же ананкаст, как и его первопредок Акакий Акакиевич.

Два других великих русских писателя Ч Лев Толстой и Достоевский Ч в плане изображения обсессии поделили, так сказать, сферы влияния. Тол стой разбирался с немцами ананкастами, от которых русскому государству один вред, Достоевский Ч с отечественными кандидатами в миллионеры, соблазнившимися на УнемецкоеФ буржуазное поветрие.

Так, в УВойне и миреФ, в сцене военного совета перед Аустерлицким сраже нием, Толстой изображает немецкого полководца педанта на русской служ бе Вейротера, составившего диспозицию будущего сражения, где все рас числено в подробностях (Толстой приводит эту диспозицию по немецки, чтобы подчеркнуть ее чуждость русскому сознанию), Ч это знаменитое Ч Die erste Kolonne marschier... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert.

В третьем томе перед началом Бородинского сражения есть также харак терная сцена, когда Андрей Болконский встречает двух немецких полко водцев ананкастов, которым совершенно наплевать на судьбу русской ар мии и русского народа:

... князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаками. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующую фразу:

Ч Der Krieg muss im Raum verglegt verden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben (Война должна быть перенесена в про странство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить), Ч говорил один.

Ч O ja, Ч сказал другой голос, Ч da der Zweck ist nur den Feind zu schwдchen So kann gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen (О да, так как цель состоит в том, чтобы осла бить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери част ных лиц).

Ч O ja, Ч подтвердил первый голос.

Ч Да, im Raum verlegen, Ч повторил, злобно фыркая, князь Анд рей, когда они проехали. Ч Im Raum то у меня остался отец, и 62 Характеры и расстройства личности сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. <...> эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассужде ния, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно завтра, Ч то, что есть в Тимохине.

Противопоставление бездушных русских немцев истинно русскому харак теру в русской культуре XIX века накладывается на противопоставление западников и славянофилов и (что почти то же самое) московской культу ры как культуры исконно русского города петербургской западнической УнемецкойФ культуре города, навязанного Петром I русcкому обществу. Пе тербург Ч город прямых линий и чиновников Ч является рассадником об сессивных УнемецкоподобныхФ людей. Яркий тип последнего изобразил Толстой в УАнне КаренинойФ Ч это, конечно, Алексей Александрович Каре нин, высокопоставленный чиновник, каждая минута жизни которого Узаня та и распределенаФ, как и распределены Ус ясной последовательностьюФ все его знания о культуре и искусстве, которые ему совершенно не близки, но о которых он имеет Усамые определенные и твердые мненияФ. Ближай шим литературным потомком Каренина является сенатор Аполлон Аполло нович Аблеухов, герой романа Андрея Белого УПетербургФ, завершающего эту линию петербургской литературы, Упетербургского текстаФ.

Говоря о Достоевском, мы имеем в виду его типы тайных (как господин Прохарчин) и явных ананкастированных стяжателей Ч Ганю Иволгина (которого недаром несколько раз вспоминал, примеривая на себя, в своих дневниках Юрий Олеша), Раскольникова, убившего старуху, Учтоб мысль разрешитьФ, подростка Аркадия Долгорукого, мечтающего стать бескорыст ным Ротшильдом, и Ивана Карамазова, идеологического убийцу, отношения которого с формальным убийцей Смердяковым строятся в духе идеи Увсе властия мыслейФ (Ус умным человеком и поговорить любопытноФ). О сим волике чисел в романе УПреступление и наказаниеФ подробно пишет Топо ров в работе [Топоров 1995: 209Ч211], указывая, что их Ув романе ог ромное количествоФ и что Уиногда густота чисел столь велика, что текст выглядит как какой нибудь документ или пародия на негоФ, и говоря о Убезразлично равнодушном, часто монотонном употреблении чисеФ.

Наследником этой петербургской ананкастоподобной линии русской лите ратуры является, как уже говорилось, роман Андрея Белого УПетербургФ, в котором обсессивность компульсивность самого Петербурга и его бездуш ных обитателей подчеркивается искусственной стихотворной метризацией всего текста (ср. выше о УПиковой дамеФ). В предисловии к роману город Петербург и его квинтэссенция Невский проспект описываются как нечто правильно прямолинейное, геометрически упорядоченное, пронумерован ное, в противоположность УнеправильнымФ исконно русским городам, кото рые Упредставляют собой деревянную кучу домишекФ.

2. Поэтика навязчивости Обсессивно компульсивный сенатор Аблеухов (так же как и один из его прототипов, отец Андрея Белого математик Николай Васильевич Бугаев), как говорится о нем в романе, Утолько раз вошел в мелочи жизни: проде лал ревизию инвентарю; инвентарь был зарегистрирован в порядке и уста новлена номенклатура всех полок и полочек; появились полочки под лите рами: а, бе, це; а четыре стороны полочек приняли обозначение четырех сторон светаФ. Примерно то же самое проделывал реально отец Белого, как следует из мемуаров последнего [Белый 1990: 625].

Итак, просмотрев обсессивный Упетербургский текстФ русской литерату ры, мы закономерно (и обсессивно) вернулись к тому, с чего начали, Ч к обсессивному дискурсу петербургских авангардистов, к Маяковскому и Хармсу.

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ ОБСЕССИВНОГО ДИСКУРСА Как мы помним, Фрейд связывал невроз навязчивых состояний с системой табу, запретов, сопровождающихся ритуальными действиями (Фрейд даже возводил к архаическим нормам табу систему придворного этикета [Фрейд 1998: 64]), а также с магией (идея Увсемогущества мыслей). Обоб щая эти параллели, Фрейд в принципе называет обсессию Укарикатурой на религиюФ [Там же: 95].

Мы же, выявив формальные и функциональные особенности обсессивного дискурса: скопление чисел, механическое повторение одних и тех же слов и предложений, педантическое перечисление предметов, имен и событий, остановку времени и превращение его из стрелы в цикл, можем теперь по пытаться реконструировать архаическую праоснову обсессивного дискур са.

Известно, что число, в принципе, играет огромную роль в архаической культуре. В обобщающей статье, посвященной этой проблеме, В. Н. Топо ров пишет следующее:

Роль числовых моделей в архаических культурах многими свои ми чертами напоминала ту, которую играют математические тео рии в развитии науки нового времени. Однако для числовых мо делей в архаических культурах характерна гораздо большая об наженность, подчеркнутость целевой установки, <...> это объяс няется тем, что в архаичных традициях числа могли использо ваться в ситуациях, которым придавалось сакральное Укосмизиру ющееФ значение. Тем самым числа становились образом мира (imago mundi) и отсюда Ч средством его периодического вос 64 Характеры и расстройства личности становления в циклической схеме развития, для преодоления деструктивных хаотических тенденцийФ [Топоров 1981: 5] (курсив мой. Ч В. Р.).

Уже из приведенной цитаты ясно, что число в архаическом коллективном сознании играло сходную роль с той, которую оно играет при обсессии, а именно роль наложения дискретного космогонического культурного кода, преодолевающего континуальный хаос изначального довербального хаоти ческого мира (аналога понятия УреальногоФ у Лакана). Отсюда следует, что прямым аналогом индивидуального обсессивного сознания является риту ально мифологическое космогоническое сознание, которое играет также функцию невротической защиты от страха перед Ужеланием ДругогоФ (в данном случае, конечно, архаического божества).

В этом смысле характерна реконструкция этимологии русского слова Уоб рядФ, которое связывается с древневерхненемецким rim (СрядТ, СчислоТ) и ла тинским reor (СсчитатьТ): Уустановление закономерной последовательности (в частности, контролируемой числом) порядка как необходимое условие для воспроизведения первособытияФ [Топоров 1988: 27]. (Под первособы тием понимается космогонический акт сотворения божеством мира.) В этой же статье Топорова цитируется фрагмент из книги К. Леви Строса, в которой уже непосредственно архаический ритуал связывается с Умотивом тревогиФ.

УТревога эта, Ч пишет Леви Строс, Ч держится на страхе, что УвыдиркиФ, которые производит из ритуального бытия дискрет ная мысль Ч ради того, чтобы создать концепцию бытия, Ч не позволяют более воссоздать, как это было показано выше, непре рывность жизни. Ритуал не есть реакция на жизнь. Он есть реак ция на то, что из жизни сделала мысль; он соответствует лишь тому образу, в котором человек мыслит мир...Ф [Там же: 57].

В соответствии со сказанным можно с большой вероятностью предполо жить, что праисточниками обсессивного дискурса являются ритуально ми фологические тексты, цель которых изменить порядок в мире от хаоса к космосу, от изначальной энтропии к наибольшей информации, есть та же цель, которую, как было предположено выше, преследует обсессия. Мы приведем фрагмент древнеиндийского космогонического гимна, посвящен ного созданию богом первочеловека Пуруши (создание тела, по ритуально мифологической логике, отождествляется с созданием мира Ч универсаль ный постулат об эквивалентности микроЧ и макрокосма Ч тот же самый вывод был сделан нами выше на примере обсессивной поэмы Маяковского УОблако в штанахФ):

2. Поэтика навязчивости Из чего сделали Человеку Обе лодыжки внизу, обе коленные чашечки вверху Разведя обе ноги, куда же приставили их А состав обоих колен: Кто же осмыслил это Четырехчастный с приставленными концами соединяется <...> Кто просверлил семь отверстий в голове:

Оба уха, обе ноздри, оба глаза и рот Ч Благодаря величию победы которых во многих местах Четвероногие, двуногие идут [своим путем] <...> Восьмиколесная, девятивратная, Неприступная крепость богов.

Далее следует механическое повторение:

Благодаря кому покрыл он эту землю Благодаря кому объял он небо <...> Благодаря кому следует он за Парджаньей Благодаря кому Ч за прозорливой сомой Благодаря кому Ч жертва и вера Благодаря кому в нем установлен разум [Топоров 1993: 26Ч 29].

В данном тексте налицо все признаки обсессивного дискурса Ч скопление чисел, УпедантическоеФ перечисление событий и навязчивое повторение одного и того же слова. Ясно также, что поскольку первотворение регуляр но повторяется в ритуале, то в ритуально мифологическом сознании име ет место темпоральная циклизация, остановка времени, направленная на борьбу с хаотическим энтропийным профанным временем тотального рас пада, который мыслится как распад разложение тела первочеловека, ста бильность и целостность которого и призван поддерживать ритуал.

Однако помимо универсального космогонического первотекста, функцио нальная общность которого с обсессией как преодоление коллективного невроза, кажется, не вызывает сомнения, в архаическом сознании суще ствует более частный УприемФ и соответствующий этому УприемуФ тип дискурса, направленный на изменение мира от неблагоприятного хаоти ческого состояния (например, болезни) к благоприятному, более упорядо ченному состоянию (например, к выздоровлению). Речь идет о заговорах и заклинаниях, цель которых как раз и состоит в том, чтобы при помощи ма гии воздействовать на мир соответствующим образом. В этом смысле заго вор и заклинание, безусловно, представляют собой разновидности обсес сивного дискурса в фольклорном сознании. Ср. следующие примеры:

66 Характеры и расстройства личности О мати, царица Соломия, наведи своих тридевять (то есть 27. Ч В. Р.) слуг и тридевять прислужников и тридевять верных рабов, и всех своих двенадцать дочерей с пилами, с терпугами, с могучими и сильными, боль шими молотками, и с вострыми великими булатными мечами <...> и во все ея семьдесять жил, и во все ея семьдесять суставов, в ручное, в головное, в становое и в подколеночное... [Великорусские заклинания 1994: 21].

Эти девять сильны против девяти ядов.

Змей заполз, убил он человека;

тогда Водан взял девять веток славы, так поразил он змея, что тот разбежался на девять [частей].

Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 41 |    Книги по разным темам