Книги, научные публикации Pages:     | 1 | 2 | 3 |

ПА МЯ ТН ИК И ЛИ ТЕ РАТУР Ы ПА МЯ ТН ИК И ЛИ ТЕ РАТУР Ы В. Сиринъ Подвигъ ImWerdenVerlag Mnchen 2007 Текстъ подготовленъ для некоммерческаго распространеня Сергемъ Виницкимъ по репринтному изданю: ...

-- [ Страница 3 ] --

Я около года провелъ въ Берлин, гд думалъ найти нужныя мн свдня, и что же вы думаете?.. У меня племянникъ инженеръ, Ч вкрадчиво вставилъ французъ. О, нтъ, я не занимаюсь техническими науками, не для этого я посщалъ Германю. Но вотъ Ч я говорю: вы не можете себ представить, какъ было трудно выуживать справки. Дло въ томъ, что я предполагаю изслдовать одну далекую, почти недоступн ную область. Кое-кто туда пробирался, но какъ этихъ людей найти, какъ ихъ заставить разсказать? Что у меня есть? Только карта, Ч и Марн тынъ указалъ на чемоданъ, гд дйствительно находилась одноверстка, которую онъ добылъ въ Берлин въ бывшемъ Генеральномъ Штаб.

Послдовало молчане. Поздъ гремлъ и трясся. Я всегда утверн ждаю, Ч сказалъ французъ, Ч что у нашихъ колонй большая будущн ность. У вашихъ, разумется, тоже, Ч и у васъ ихъ такъ много. Одинъ лонецъ изъ моихъ знакомыхъ провелъ десять тъ на тропикахъ и говон ритъ, что охотно бы туда вернулся. Онъ мн однажды разсказывалъ, какъ обезьяны, {178} держа другъ дружку за хвосты, переходятъ по стволу черезъ рку, Ч это было дьявольски смшно, Ч за хвосты, за хвосты... Колони это особь-статья, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Я собиран юсь не въ колони. Мой путь будетъ пролегать черезъ дикя опасныя мста, и Ч кто знаетъ? Ч можетъ быть мн не удастся вернуться.

Это экспедиця научная, что-ли? Ч спросилъ французъ, раздавливая задними зубами звокъ. Отчасти. Но Ч какъ вамъ объяснить? Это не главное. Главное, главное... Нтъ, право, я не знаю, какъ объяснить.

Понятно, понятно, Ч устало сказалъ французъ. Ч Вы, англичане, любите пари и рекорды, Ч слово рекорды прозвучало у него соннымъ рычанемъ. Ч На что мру голая скала въ облакахъ? Или Ч охъ, какъ хочется спать въ позд! Ч айсберги, какъ ихъ зовутъ, полюсъ Ч након нецъ? Или болота, гд дохнутъ отъ лихорадки? Да, вы, пожалуй, попали въ точку, но это не все, не только спортъ. Да, это далеко не все.

Вдь есть еще, Ч какъ бы сказать? Ч любовь, нжность къ земл, тысячи чувствъ, довольно таинственныхъ. Французъ сдлалъ круглые глаза и вдругъ, поддавшись впередъ, легонько хлопнулъ Мартына по колну. Смяться изволите надо мной? Ч сказалъ онъ благодушно.

Ахъ, ничуть, ничуть. Полно, Ч сказалъ онъ, откинувшись въ свой уголъ. Ч Вы еще слишкомъ молоды, чтобы бгать по Сахарамъ. Если разршите, мы сейчасъ притушимъ свтъ и соснемъ. {179} ХХХ.

Тьма. Французъ почти тотчасъ захраплъ. А все-таки онъ поврилъ, что я англичанинъ. И вотъ такъ я буду хать на сверъ, вотъ такъ, Ч въ вагон, который нельзя остановить, Ч а потомъ, потомъ... Онъ побрелъ по сной тропинк, тропинка разматывалась, разматыван лась, но сонъ къ нему навстрчу не шелъ. Мартынъ открылъ глаза.

Хорошо-бы спустить оконную раму. Теплый ночной втеръ хлынулъ въ лицо, и, напрягая зрне, Мартынъ высунулся, но въ глаза летла незримая пыль, быстрая ночь ослпляла, онъ втянулъ голову. Въ темн нот отдленя раздался кашель. Нтъ ужъ, пожалуйста, Ч проговон рилъ недовольный голосъ. Ч Я не желаю спать подъ звздами.

Закройте, закройте. Закройте сами, Ч сказалъ Мартынъ и, выйдя въ освщенный коридоръ, пошелъ мимо отдленй, гд угадывалась сонная мшанина безпомощныхъ, полураздтыхъ тлъ, сопне и вздохи, по рыбьи открытые рты, клонящаяся и вдругъ поднимающаяся голова, а прямо ей въ носъ Ч чужая пятка. Перебираясь изъ тамбура въ тамбуръ по скрежещущимъ желзнымъ площадкамъ, Мартынъ прошелъ черезъ два вагона третьяго класса. Двери нкоторыхъ отдленй были открыты, въ одномъ голубые солдаты шумно играли въ карты. Дальше, въ корин дор спальнаго вагона, онъ остановился у полуспущеннаго окна и такъ живо вспомнилъ вдругъ дтское свое путешестве по югу Франци, и вотъ {180} это откидное сидне у окна, и матерчатый ремень, при помощи котораго можно было управлять поздомъ, и дивную мелодю на трехъ языкахъ, Ч особенно: периколоза... Онъ подумалъ, Ч какая странная, странная выдалась жизнь, Ч ему показалось, что онъ никогда не выходилъ изъ экспресса, а просто слонялся изъ одного вагона въ друн гой, и въ одномъ были молодые англичане, Дарвинъ, торжественно берущйся за рукоять тормаза, въ другомъ Ч Алла съ мужемъ, а не то Ч крымске друзья или храпящй дядя Генрихъ, или Зилановы, Михаилъ Платоновичъ, съ газетой, Соня, тусклымъ взглядомъ уставивн шаяся въ окно. А потомъ пшечкомъ, пшечкомъ, Ч взволнованно проговорилъ Мартынъ, Ч съ и вьющаяся въ немъ тропинка... какя большя деревья! А тутъ, въ этомъ спальномъ вагон, тутъ хало должно быть дтство его;

дрожа, освобождало кожаную сторку, а если пройти дальше, тамъ Ч вагонъ-ресторанъ, и отецъ съ матерью обдан ютъ, Ч на столик болванка шоколада въ фолетовой обертк, а надъ раскидными дверцами мретъ винтовой вентиляторъ среди цвтущихъ рекламъ. И вдругъ Мартынъ увидлъ въ окно то, что видлъ и въ дтн ств, Ч огни, далеко, среди темныхъ холмовъ;

вотъ кто-то ихъ пересын палъ изъ ладони въ ладонь и положилъ въ карманъ. И пока онъ глядлъ, поздъ началъ тормазить, Ч и тогда Мартынъ сказалъ себ, что, если будетъ сейчасъ станця, онъ выйдетъ, и уже оттуда пойдетъ къ огнямъ. Такъ и случилось. Подплыла платформа, лунный дискъ часовъ, и поздъ остановился, выдохнувъ: Уш-ш-ш-ш-ш... Мартынъ опромен тью бросился къ своему вагону, несразу могъ найти отдлене, дважды вндрялся въ чужую сопящую {181} темноту и наконецъ нашелъ, безцен ремонно зажегъ свтъ, и французъ на лавк медленно приподнялся, протирая кулаками глаза. Мартынъ сдернулъ чемоданъ, сунулъ въ карн манъ книгу, Ч все это страшно спша. Онъ не замтилъ, что уже поздъ тихо поплылъ, и потому едва не упалъ, спрыгнувъ на скользян щую платформу. Прошли окна, окна, окна, и вотъ Ч уже позда нтъ, пустые рельсы, поблескиване угольной пыли между шпалъ.

Мартынъ, глубоко дыша, пошелъ по платформ, и носильщикъ, везущй на тачк ящикъ съ надписью Fragile, весело сказалъ, съ осон бой южной металлической интонацей: Вы проснулись во время. Скан жите, Ч полюбопытствовалъ Мартынъ, Ч что въ этомъ ящик? Тотъ взглянулъ на ящикъ, словно впервые его замтилъ. Музей естественн ныхъ наукъ, Ч прочелъ онъ адресъ. Вотъ оно что, вроятно коллекн ця, Ч произнесъ Мартынъ и направился туда, гд стояло нсколько столиковъ у входа въ тускло освщенный буфетъ.

Воздухъ былъ бархатный, теплый;

блымъ свтомъ горлъ газон вый фонарь, и вокругъ Ч металась блдная мошкара, и одна широкая, темная бабочка на сдой подкладк. Стну украшало саженное объявн лене военнаго вдомства, старающееся соблазнить молодыхъ людей прен лестями военной службы: на переднемъ план Ч бравый французскй солдатъ, на заднемъ Ч финиковая пальма, дромадеръ, арабъ въ бурн нус, а съ краю Ч дв пышныхъ женщины въ чарчафахъ.

Платформа была безлюдна. Поодаль стояли клтки со спящими курами. По ту сторону рельсъ смутно чернли растрепанные кусты.

Пахло въ воздух углемъ, можжевельникомъ {182} и мочей. Изъ буфета вышла смуглая старуха, и Мартынъ спросилъ себ аперитифъ, прекрасн ное назване коего прочелъ на одной изъ рекламъ. Погодя рабочй, весь въ синемъ, слъ за сосднй столикъ и, уронивъ голову на руку, уснулъ.

Я хочу кое-что узнать, Ч сказалъ Мартынъ старух. Ч Подъзн жая сюда, я видлъ огни. Гд? Вонъ тамъ? Ч переспросила она, прон тянувъ руку въ томъ направлени, откуда пришелъ поздъ. Мартынъ кивнулъ. Это можетъ быть только Молиньякъ, Ч сказала она. Ч Да, Молиньякъ. Маленькая деревня. Мартынъ расплатился и пошелъ къ выходу. Темная площадь, платаны, дальше Ч синеватые дома, узкая улица. Онъ уже шелъ по ней, когда спохватился, что забылъ посмотрть съ платформы на вокзальную вывску, и теперь не знаетъ названя города, въ который попалъ. Это прятно взволновало его. Какъ знать, Ч быть можетъ, онъ уже за пограничной чертой... ночь, неизвстность...

сейчасъ окликнутъ...

ХХХХ.

Проснувшись на другое утро, Мартынъ несразу могъ возстановить вчерашнее, Ч а проснулся онъ оттого, что лицо щекотали мухи. Замчан тельно мягкая постель;

аскетическй умывальникъ, а рядомъ туалетное оруде скрипичной формы;

жаркй голубой свтъ, дышущй въ свтлую занавску. Онъ давно такъ славно не высыпался, давно не былъ такъ голоденъ. Откинувъ занавску, онъ увидлъ {183} напротивъ ослпин тельно блую стну въ пестрыхъ афишахъ, а нсколько ве полосан тыя маркизы лавокъ, пгую собаку, которая задней лапой чесала себ за ухомъ, и блескъ воды, струящейся между панелью и мостовой.

...Звонокъ громко пробжалъ по всей двухэтажной гостиниц и, бойко топая, пришла яркоглазая грязная горничная. Онъ потребовалъ много хлба, много масла, много кофе и, когда она все это принесла, спросилъ, какъ ему добраться до Молиньяка. Она оказалась разговорчин вой и любознательной. Мартынъ мелькомъ упомянулъ о томъ, что онъ нмецъ, Ч прхалъ сюда по порученю музея собирать наскомыхъ, и при этомъ горничная задумчиво посмотрла на стну, гд виднлись подозрительныя рыжя точки. Постепенно выяснилось, что черезъ мсяцъ, можетъ быть даже раньше, между городомъ и Молиньякомъ установится автобусное сообщене. Значитъ, надо пшкомъ? спросилъ Мартынъ. Пятнадцать километровъ, Ч съ ужасомъ воскликнула горн ничная, Ч что вы! Да еще по такой жар... Купивъ карту мстности въ табачной лавк, надъ вывской котон рой торчала трехцвтная трубка, Мартынъ зашагалъ по солнечной стон рон улочки и сразу замтилъ, что его открытый воротъ и отсутстве головного убора возбуждаютъ всеобщее внимане. Городокъ былъ яркй, блый, рзко раздленный на свтъ и на тнь, съ многочисленными кондитерскими. Дома, налзая другъ на друга, отошли въ сторону, и шоссейная дорога, обсаженная огромными платанами съ тлеснаго цвта разводами на зеленыхъ стволахъ, потекла мимо виноградниковъ.

Рдке встрчные, каменщики, дти, бабы въ черныхъ соломенныхъ {184} шляпахъ, Ч съдали глазами. Мартыну внезапно явилась мысль продлать полезный для будущаго опытъ: онъ пошелъ, хоронясь, Ч перескакивая черезъ канаву и скрываясь за ежевику, если вдали покан зывалась повозка, запряженная осликомъ въ черныхъ шорахъ, или пыльный, расхлябанный автомобиль. Версты черезъ дв онъ и вовсе покинулъ дорогу и сталъ пробираться параллельно съ ней по косогору, гд дубки, блестящй миртъ и каркасныя деревца заслоняли его. Солнце такъ пекло, такъ трещали цикады, такъ пряно и жарко пахло, что онъ въ конецъ разомллъ и слъ въ тнь, вытирая платкомъ холодную, липн кую шею. Посмотрвъ на карту, онъ убдился въ томъ, что на пятомъ километр дорога даетъ петлю, и потому, если пойти на востокъ черезъ вонъ тотъ желтый отъ дрока холмъ, можно вроятно попасть на ея прон должене. Переваливъ на ту сторону, онъ дйствительно увидлъ блую змю дороги и опять пошелъ вдоль нея, среди благоуханныхъ зарослей и все радовался своей способности опознавать мстность.

Вдругъ онъ услышалъ прохладный звукъ воды и подумалъ, что въ мр нтъ лучше музыки. Въ туннел листвы дрожалъ на плоскихъ камн няхъ ручей. Мартынъ опустился на колни, утолилъ жажду, глубоко вздохнулъ. Затмъ онъ закурилъ: отъ срной спички передался въ ротъ сладковатый вкусъ, и огонекъ спички былъ почти незримъ въ знойномъ воздух. И, сидя на камн и слушая журчане воды, Мартынъ наслан дился сполна чувствомъ путевой безпечности, Ч онъ, потерянный странникъ, былъ одинъ въ чудномъ мр, совершенно къ нему равнон душномъ, Ч играли въ воздух бабочки, юркали ящерицы по камнямъ, {185} и блестли листья, какъ блестятъ они и въ русскомъ су, и въ су африканскомъ.

Было уже далеко за полдень, когда Мартынъ вошелъ въ Молин ньякъ. Вотъ, значитъ, гд горли огни, звавше его еще въ дтств.

Тишина, зной. Въ бгущей вдоль узкой панели узловатой вод сквозило разноцвтное дно, Ч черепки битой посуды. На булыжникахъ и на тепн лой панели дремали робкя, блыя, страшно худыя собаки. Посреди небольшой площади стоялъ памятникъ: лицо женскаго пола, съ крын льями, поднявшее знамя.

Мартынъ прежде всего зашелъ на почтамтъ, гд было прохладно, темновато, сонно. Тамъ онъ написалъ матери открытку подъ пронзин тельное зудне мухи, одной лапкой приклеившейся къ медово-желтому листу на подоконник. Съ этой открытки начался новый пакетикъ въ комод у Софьи Дмитревны, Ч предпослднй.

ХL.

Хозяйк единственной въ Молиньяк гостиницы и затмъ брату хозяйки, лиловому отъ вина и полнокровя фермеру, къ которому, въ виду полнаго обнищаня, ему пришлось черезъ недлю наняться въ батраки, Мартынъ сказалъ, что Ч швейцарецъ (это подтверждалъ пасн портъ), и далъ понять, что давно шатается по свту, работая гд попало. Третй разъ такимъ образомъ онъ мнялъ отечество, пытая доврчивость чужихъ людей и учась жить инкогнито. То, что онъ родомъ изъ далекой сверной страны, давно пробрло оттнокъ обон льстительной тайны. {186} Вольнымъ заморскимъ гостемъ онъ разгулин валъ по басурманскимъ базарамъ, Ч все было очень занимательно и пестро, но гд бы онъ ни бывалъ, ничто не могло въ немъ ослабить удин вительное ощущене избранности. Такихъ словъ, такихъ понятй и образовъ, каке создала Росся, не было въ другихъ странахъ, Ч и часто онъ доходилъ до косноязычя, до нервнаго смха, пытаясь объяснить иноземцу, что такое лоскомина или пошлость. Ему льстила влюбленн ность англичанъ въ Чехова, влюбленность нмцевъ въ Достоевскаго.

Какъ-то въ Кембридж онъ нашелъ въ номер мстнаго журнала шестидесятыхъ годовъ стихотворене, хладнокровно подписанное А.

Джемсонъ: Я иду по дорог одинъ, мой каменистый путь простиран ется далеко, тиха ночь и холоденъ камень, и ведется разговоръ между звздой и звздой. На него находила поволока странной задумчивости, когда, бывало, доносились изъ пропасти берлинскаго двора звуки перен имчивой шарманки, невдающей, что ея псня жалобила томныхъ пьян ницъ въ русскихъ кабакахъ. Музыка... Мартыну было жаль, что какой то стражъ не пускаетъ ему на языкъ звуковъ, живущихъ въ слух. Все же, когда, повисая на втвяхъ провансальскихъ черешенъ, горланили молодые итальянцы-рабоче, Мартынъ Ч хрипло и бодро, и феномен нально фальшиво затягивалъ что-нибудь свое, и это былъ звукъ той поры, когда на крымскихъ ночныхъ пикникахъ баритонъ Зарянскаго, потопляемый хоромъ, плъ о чарочк, о семиструнной подруг, объ инон странномъ-странномъ-странномъ офицер.

Глубоко внизу бжала подъ втромъ люцерна, сверху наваливалась жаркая синева, у самой щеки шелестли {187} листья въ серебристыхъ прожилкахъ, и клеенчатая корзинка, нацпленная на сукъ, постепенно тяжелла, наполняясь крупными, глянцевито-черными черешнями, котон рыя Мартынъ срывалъ за туге хвосты. Когда черешни были собраны, поспло другое, абрикосы, пропитанные солнцемъ, и персики, которые слдовало нжно подхватывать ладонью, а то получались на нихъ синяки. Были и еще работы: по поясъ голый, съ уже терракотовой спин ной, Мартынъ, въ угоду молодой кукуруз, разрыхлялъ, подкучивалъ землю, выбивалъ угломъ цапки лукавый, упорный пырей, или часами нагибался надъ ростками яблонь и грушъ, щелкалъ секаторомъ, Ч и какъ же весело было, когда изъ двороваго бассейна проводилась вода къ питомнику, гд киркой проложенныя борозды соединялись между собой и съ чашками, расцапанными вокругъ деревецъ;

блистая на солнц, расн текалась по всему питомнику напущенная вода, пробиралась, какъ живая, вотъ остановилась, вотъ побжала дальше, словно нащупывая путь, и Мартынъ, изрдка морщась отъ уколовъ крохотныхъ репейнин ковъ, чавкалъ по щиколки въ жирной, лиловой грязи, Ч тутъ втыкалъ съ размаху желзный щитъ въ вид преграды, тамъ, напротивъ, помогалъ стру пробиться, Ч и, хлюпая, шелъ къ чашк вокругъ деревца: чашка наполнялась пузырчатой, коричневой водой, и онъ шарилъ въ ней лопан той, сердобольно размягчая почву, и что-то изумительно легчало, вода просачивалась, благодатно омывала корни. Онъ былъ счастливъ, что уметъ утолить жажду растеня, счастливъ, что случай помогъ ему найти трудъ, на которомъ онъ можетъ проврить и смтливость свою, и вынон сливость. Онъ жилъ, вмст съ {188} другими рабочими, въ сара, выпин валъ, какъ они, полтора литра вина въ сутки и находилъ спортивную отраду въ томъ, что отъ нихъ не отличается ничмъ, Ч разв только свтлой бородкой, незамтно имъ отпущенной.

По вечерамъ, передъ тмъ, какъ завалиться спать, онъ шелъ покун рить и погрезить къ пробковой рощ за фермой. Гд-то невдалек прен рывисто и сочно свистали соловьи, а съ бассейна уже доносился гуттан перчевый, давящйся квохъ лягушекъ. Воздухъ былъ нженъ и тускловатъ, это были несовсмъ сумерки, но уже не день, и террасы оливъ, и миологическе холмы вдалек, и отдльно стоящая на бугр сосна, все было немножко плоско и обморочно, а ровное, потухшее небо тснило, дурманило, и хотлось поскоре, чтобы въ немъ просквозили живительныя звзды. Темнло, темнло, на почернвшихъ холмахъ уже вздрагивали огоньки, зажигались окна въ хозяйскомъ дом, еще минун та Ч и окрестъ былъ сумракъ, и, когда, далече-далече, въ невдомой темнот, горящими члениками проползалъ рокочущй поздъ и внезапно исчезалъ, Мартынъ съ удовольствемъ говорилъ себ, что оттуда, изъ этого позда, видны ферма и Молиньякъ, какъ соблазнительная прин горшня огней. Онъ радовался, что послушался ихъ, раскрылъ ихъ прен красную, тихую сущность, Ч и однажды, въ воскресный вечеръ, онъ набрелъ въ Молиньяк на небольшой, блый домъ, окруженный крун тыми виноградниками, и увидлъ покосившйся столбъ съ надписью:

продается. Въ самомъ дл, Ч не лучше ли отбросить опасную и озорн ную затю, не лучше ли отказаться отъ желаня заглянуть въ безпощадн ную зоорландскую ночь, и не поселиться ли съ {189} молодой женой вотъ здсь, на клин тучной земли, ждущей трудолюбиваго хозяина? Да, надо было ршить: время шло, близилась черная осенняя ночь, имъ намченная для перехода, и онъ уже чувствовалъ себя отдохнувшимъ, спокойнымъ, увреннымъ въ своей способности прикидываться чмъ угодно, никогда не теряться, всегда и везд умть жить такъ, какъ трен буютъ обстоятельства...

И вотъ, пытая судьбу, онъ написалъ Сон. Отвтъ пришелъ скоро, и, прочтя его, Мартынъ облегченно вздохнулъ. Да не мучь ты меня, Ч писала Соня. Ч Ради Бога, довольно. Я не буду твоей женой никогда.

И я ненавижу виноградники, жару, змй и, главное, чеснокъ. Поставь на мн крестъ, удружи, миленькй.

Въ тотъ же день онъ на автобус покатилъ въ городъ, сбрилъ свтлую бородку, взялъ въ гостиниц чемоданъ и пошелъ на станцю.

Тамъ, у того же столика, положивъ голову на руку, дремалъ тотъ же рабочй. Зажигались фонари, ряли летучя мыши, выцвтало зеленован тое небо. Прощай, прощай, Ч на какой-то псенный ладъ подумалъ Мартынъ, глядя на растрепанный можжевельникъ по ту сторону уже дрожавшихъ рельсъ, на семафоръ, на черный силуэтъ человка, подвин гавшаго черный силуэтъ тачки.

Влетлъ ночной экспрессъ, черезъ минуту тронулся опять, и Марн тына пронзило мгновенное желане выскочить, вернуться на благополучн ную, на сказочную, ферму. Но станця уже сгинула. Глядя въ окно, онъ ждалъ появленя Молиньякскихъ огней, чтобы проститься съ ними. Вотъ они разсыпались вдалек, Ч они были такъ хороши, даже какъ-то не врилось... Скажите, Ч обратился {190} Мартынъ къ кондуктору, Ч вонъ эти огни, это Ч Молиньякъ? Каке огни? Ч спросилъ тотъ и взглянулъ въ окно, Ч но тутъ все заслонилъ вдругъ поднявшйся скатъ.

Во всякомъ случа это не Молиньякъ, Ч сказалъ кондукторъ. Ч Молиньякъ не виденъ отсюда.

ХL.

На швейцарской границ Мартынъ купилъ Зарубежное Слово и едва поврилъ глазамъ, замтивъ внизу крупный заголовокъ фельетона:

Зоорландя. Подписано было С. Бубновъ. Это оказался короткй, чудеснымъ языкомъ написанный разсказъ съ налетомъ фантастики, какъ выражаются критики, и въ немъ Мартынъ со смущенемъ и ужан сомъ узналъ (словно произошла страшная непристойность) многое изъ того, о чемъ онъ говорилъ съ Соней, Ч но все это было странно освщено чужимъ, бубновскимъ, воображенемъ. Какая она все-таки предательница, Ч подумалъ Мартынъ и въ порыв острой и безнадежн ной ревности вспомнилъ, какъ видлъ однажды Бубнова и Соню, идун щихъ по темной улиц подруку, и какъ уврилъ себя, что обознался, когда Соня на другой день сказала, что была съ Веретенниковой въ кинематограф.

Моросило, горы были видны только до половины, когда, въ шаран бан, среди тюковъ, корзинъ и тучныхъ женщинъ, онъ прхалъ въ деревню, отъ которой было десять минутъ ходьбы до дядинаго дома.

Софья Дмитревна знала, что сынъ скоро долженъ прхать, Ч третй день {191} ждала телеграммы, съ волненемъ думая, какъ подетъ его встрчать на станцю въ автомобил. Она сидла въ гостиной и вышин вала, когда услышала изъ сада басокъ сына и тотъ его круглый, глухован тый смхъ, которымъ онъ смялся, когда возвращался посл долгой разн луки. Мартынъ шелъ рядомъ съ раскраснвшейся Марей, которая старалась выхватить у него чемоданъ, а онъ его на ходу все перемщалъ изъ одной руки въ другую. Сынъ былъ съ лица мдно-теменъ, глаза посвтлли, отъ него дивно пахло табачнымъ перегаромъ, мокрой шерн стью пиджака, поздомъ. Ты теперь надолго, надолго, Ч повторяла она счастливымъ, лающимъ голосомъ. Вообще Ч да, Ч солидно отвтилъ Мартынъ. Ч Только вотъ недли черезъ дв мн нужно будетъ създить по длу въ Берлинъ, Ч а потомъ я вернусь. Ахъ, какя тамъ дла, успется! Ч воскликнула она, Ч и дядя Генрихъ, который почивалъ у себя посл завтрака, проснулся, прислушался, поспшно обулся и спустился внизъ.

Блудный сынъ, Ч сказалъ онъ входя, Ч я очень радъ тебя видть опять. Мартынъ щекой коснулся его щеки, и оба одновременно чмокнули пустоту, какъ было между ними принято. Надюсь Ч на нкоторое время? Ч спросилъ дядя, не спуская съ него глазъ, и ощун пью взялся за спинку стула, и слъ, растопыривъ ноги. Вообще Ч да, Ч отвтилъ Мартынъ, пожирая ветчину, Ч только вотъ недли черезъ дв мн придется създить въ Берлинъ, Ч но потомъ я вернусь.

Не вернешься, Ч сказала со смхомъ Софья Дмитревна, Ч знаю тебя.

Ну, разскажи, какъ это все было. Неужели ты правда пахалъ, и косилъ, и доилъ? Доить очень весело, Ч сказалъ Мартынъ, и показалъ {192} двумя разставленными пальцами, какъ это длается (какъ разъ доить коровъ ему въ Молиньяк не проходилось, Ч былъ для этого его тезка, Мартэнъ Рокъ, Ч и неизвстно, почему онъ сначала разсказалъ именно объ этомъ, когда было такъ много другого, подлиннаго).

Утромъ, взглянувъ на горы, Мартынъ снова, на тотъ же нсколько всхлипывающй мотивъ, подумалъ: Прощай, прощай, Ч но сразу пожурилъ себя за недостойное малодуше, и тутъ вошла Софья Дмитн ревна съ письмомъ, и, уже съ порога Ч такъ, чтобы не дать времени сыну напрасно подумать, что это отъ Сони, Ч бодро сказала: Отъ твон его Дарвина. Забыла теб вчера дать. Мартынъ съ первыхъ же строкъ началъ тихо смяться. Дарвинъ писалъ, что женится на удивительной двушк, англичанк, встрченной въ гостиниц надъ Нагарой, что ему приходится много разъзжать, и что онъ будетъ черезъ недлю въ Берлин. Да пригласи его сюда, Ч живо сказала Софья Дмитревна, Ч чего же проще? Нтъ-нтъ, я теб говорю, что я долженъ тамъ быть, выходитъ вполн удачно... Скажи, Мартынъ, Ч начала Софья Дмитревна и замялась. Въ чемъ дло? Ч спросилъ онъ со смхомъ. Какъ у тебя тамъ все, Ч ну, ты знаешь, о чемъ я спрашиваю... Ты можетъ быть уже обрученъ? Марн тынъ щурился и смялся, и ничего не отвчалъ. Я буду ее очень любить, Ч тихо, святымъ голосомъ, произнесла Софья Дмитревна.

Пойдемъ гулять, чудная погода, Ч сказалъ Мартынъ, длая видъ, что мняетъ разговоръ. Ты пойди, Ч отвтила она. Ч Я, дура, какъ разъ на сегодня пригласила старичковъ Друэ, и они умрутъ отъ разрыва сердца, если имъ протелефонировать. {193} Въ саду дядя Генрихъ прилаживалъ сенку къ стволу яблони и потомъ, съ величайшей осторожностью, поднялся на третью ступеньку.

У колодца, позабывъ о ведр, переполнявшемся блестящей водой, стон яла, подбоченясь, Маря и глядла куда-то въ сторону. Она очень раздон брла за послдне годы, но въ эту минуту, съ солнечными бликами на голой ше, на плать, на туго скрученныхъ косахъ, она Мартыну напон мнила его мимолетную влюбленность. Маря быстро повернула къ нему лицо. Толстое и тупое.

ХL.

Упруго идя по троп въ черной еловой чащ, гд, тамъ и сямъ, сяла желтизной тонкая береза, онъ съ восторгомъ предвкушалъ вотъ такую же прохваченную солнцемъ осеннюю глушь, съ паутинами, расн тянутыми на лучахъ, съ зарослями царскаго чая въ сырыхъ ложбинн кахъ, Ч и вдругъ просвтъ, и дальше Ч просторъ, пустыя осення поля и на пригорк плотную блую церковку, пасущую нсколько бревенчан тыхъ избъ, готовыхъ вотъ-вотъ разбрестись, и вокругъ пригорка ясную излучину рки съ кудрявыми отраженями. Онъ былъ почти удивленъ, когда, сквозь черноту хвои, глянулъ альпйскй склонъ.

Это напомнило ему, что до отъзда слдовало расчитаться съ совстью. Дловито и неторопливо онъ поднялся по склону, достигъ срыхъ изломанныхъ скалъ, вскарабкался по каменистой крутизн и оказался на той площадк, откуда велъ за уголъ знакомый карнизъ. Не задумываясь, {194} исполняя приказъ, коего ослушаться было немысн лимо, онъ принялся бокомъ переступать по узкой полк и, когда дошелъ до конца, посмотрлъ черезъ плечо и увидлъ тотчасъ за каблуками солнечную бездну, и въ самой глубин Ч фарфоровую гостиницу. На, выкуси, Ч сказалъ ей Мартынъ и, не поддаваясь головокруженю, двинулся налво, откуда пришелъ, Ч и еще разъ остановился, и, провряя свою выдержку, попробовалъ извлечь изъ задняго кармана штановъ портсигаръ и закурить. Было одно мгновене, когда, грудью касаясь скалы, онъ руками за нее не держался и чувствовалъ, какъ прон пасть за нимъ напрягается, тянетъ его за икры и плечи. Онъ не закун рилъ только потому, что выронилъ спичечный коробокъ, и было очень страшно, что звука паденя не послдовало, и, когда онъ опять двинулся по карнизу, ему казалось, что коробокъ все еще летитъ. Благополучно добравшись до площадки, Мартынъ крякнулъ отъ радости и опять длон вито, со строгимъ сознанемъ выполненнаго долга, пошелъ внизъ по склону и, найдя нужную тропинку, спустился къ блой гостиниц Ч посмотрть, что она на все это скажетъ. Тамъ Ч въ саду, около тенн ниса, Ч онъ увидлъ Валентину Львовну, сидвшую на скамейк рядомъ съ господиномъ въ блыхъ штанахъ, и понадялся, что она не замтитъ его, Ч было жаль такъ скоро растрясти то драгоцнное, что принесъ онъ съ вершины. Мартынъ Сергичъ, а, Мартынъ Сергн ичъ, Ч крикнула она, и Мартынъ осклабился и подошелъ. Это сынъ доктора Эдельвейса, Ч сказала Валентина Львовна господину въ блыхъ штанахъ. Тотъ привсталъ и, не снимая канотье, отодвинулъ локоть, нацлился и, рзко выхавъ впередъ {195} ладонью, крпко пожалъ Мартыну руку. Грузиновъ, Ч сказалъ онъ вполголоса, какъ будто сообщая тайну.

Надолго прхали? Ч спросила Валентина Львовна съ улыбкой и быстро натянула яркую, съ пушкомъ, губу на больше розовые зубы.

Вообще Ч да, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Только вотъ съзжу по дламъ въ Берлинъ, а потомъ вернусь. Мартынъ... Сергевичъ? Ч тихо справился Грузиновъ и, на утвердительный отвтъ Мартына прикрылъ вки и повторилъ его имя-отчество еще разъ про себя. А знаете, вы... Ч проговорила Валентина Львовна и сдлала вазообразный жестъ своими дивными руками. Еще бы, Ч отвтилъ Мартынъ. Ч Я батрачилъ на юг Франци. Тамъ такъ спокойно живется, что нельзя не поправиться. Грузиновъ двумя пальцами потрогалъ себя за углы рта, и при этомъ его добротное, чистое, моложавое лицо со сливочнымъ оттнн комъ на щекахъ, изъ которыхъ, казалось, можно было сдлать тянушки, приняло немного бабье выражене. Да, вспомнилъ, Ч сказалъ онъ. Ч Его зовутъ Кругловъ, и онъ женатъ на турчанк, Ч (лахъ, садитесь, Ч вскользь произнесла Валентина Львовна и двумя толчками отодвинула вбокъ свое мягкое, очень надушенное тло, Ч чтобы дать Мартыну мсто на скамейк) Ч лу него какъ разъ заимка на юг Франн ци, Ч развилъ свою мысль Грузиновъ, Ч и, кажется, онъ поставляетъ въ городъ жасминъ. Вы въ какихъ же мстахъ были, Ч тоже въ духодльныхъ? Мартынъ сказалъ. Во-во, Ч подхватилъ Грузин новъ, Ч гд-то тамъ по близости. А, можетъ быть, и не тамъ. Вы что, учитесь въ берлинскомъ университет? Нтъ, я кончилъ въ Кембрин дж. Весьма любопытно, Ч вско сказалъ Грузиновъ. Ч Тамъ {196} еще сохранились римске водопроводы, Ч продолжалъ онъ, обратившись къ жен. Ч Представь себ, голубка, этихъ римлянъ, которые вдалек отъ родины устраиваются на чужой земл, Ч и замть: хорошо, удобно, по-барски. Мартынъ никакихъ особенныхъ водопроводовъ въ Кембрин дж не видалъ, но все же счелъ нужнымъ закивать. Какъ всегда въ прин сутстви людей замчательныхъ, съ необыкновеннымъ прошлымъ, онъ испытывалъ прятное волнене и уже ршалъ про себя, какъ лучше всего воспользоваться новымъ знакомствомъ. Оказалось однако, что Юря Тимофеевича Грузинова не такъ-то легко привести въ благое состояне духа, когда человкъ вылзаетъ изъ себя, какъ изъ норы, и усаживается нагишомъ на солнц. Юрй Тимофеевичъ не желалъ вылзать. Онъ былъ въ совершенств добродушенъ и вмст съ тмъ непроницаемъ, онъ охотно говорилъ на любую тему, обсуждалъ явленя природы и человческя дла, но всегда было что-то такое въ этихъ рчахъ, отчего слушатель вдругъ спрашивалъ себя, не измывается ли надъ нимъ потин хоньку этотъ сдобный, плотный, опрятный господинъ съ холодными глан зами, какъ бы не участвующими въ разговор. Когда прежде, бывало, разсказывали о немъ, о страсти его къ опасности, о переходахъ черезъ границу, о таинственныхъ возстаняхъ, Мартынъ представлялъ себ что-то властное, орлиное. Теперь же, глядя, какъ Юрй Тимофеевичъ открываетъ черный, изъ двухъ частей, футляръ и нацпляетъ для чтеня очки, Ч очень почему-то простые очки, въ металлической оправ, каке подстать было бы носить пожилому рабочему, мастеру со складнымъ аршиномъ {197} въ карман, Ч Мартынъ чувствовалъ, что Грузиновъ другимъ и не могъ быть. Его простоватость, даже нкоторая рыхлость, старомодная изысканность въ плать (фланелевый жилетъ въ полоску), его шутки, его обстоятельность, Ч все это было прочной оболочкой, кокономъ, который Мартынъ никакъ не могъ разорвать. Однако самый фактъ, что встртился онъ съ нимъ почти наканун экспедици, казался Мартыну залогомъ успха. Это тмъ боле было удачно, что, вернись Мартынъ въ Швейцарю на мсяцъ позже, онъ бы Грузинова не засталъ: Грузиновъ былъ бы уже въ Бессараби.

ХL.

Прогулки. До водопада, до Сенъ-Клера, до пещеры, гд нкогда жилъ отшельникъ. И обратно. Сентябрь былъ жаркй, погожй. Ч Утромъ, бывало, мороситъ, а уже къ полудню весь мръ нжно вспыхин ваетъ на солнц, блестятъ стволы деревьевъ, горятъ синя лужи на дорог, и горы, разогрвшись, освобождаются отъ туманнаго облаченя.

Впереди Ч Софья Дмитревна и Валентина Львовна, сзади Ч Грузин новъ и Мартынъ. Грузиновъ шагалъ съ удовольствемъ, крпко опиран ясь на самодльную трость, и не любилъ, когда останавливались, чтобы поглазть на видъ: онъ говорилъ, что это портитъ ритмъ прогулки. Разъ съ какой-то фермы метнулась овчарка и стала посреди дороги, урча.

Валентина Львовна сказала: лой, я боюсь, Ч зашла за спину мужа, а Мартынъ взялъ палку изъ руки матери, которая, обращаясь къ собак, издавала {198} тотъ звукъ, какимъ у насъ подгоняютъ лошадей. Одинъ Грузиновъ поступилъ правильно: онъ сдлалъ видъ, что поднимаетъ съ земли камень, и собака сразу отскочила. Пустякъ, конечно, Ч но Марн тынъ любилъ таке пустяки. Въ другой разъ, видя, что Мартыну трудно итти безъ трости по очень крутой тропинк, Грузиновъ извлекъ изъ кармана финскй ножъ, выбралъ деревцо и, молча, очень точными удан рами ножа, смастерилъ ему палку, гладкую, блую, еще живую, еще свжую на ощупь. Тоже пустякъ, Ч но эта палка почему-то пахла Россей. Софья Дмитревна находила Грузинова милйшимъ и какъ-то за завтракомъ сказала мужу, что онъ непремнно долженъ поближе съ нимъ познакомиться, что о немъ уже сложились легенды. Не спорю, не спорю, Ч отвтилъ дядя Генрихъ, поливая салатъ уксусомъ, Ч но вдь это авантюристъ, человкъ несовсмъ нашего общества, впрочемъ, если хочешь, зови. Мартынъ пожаллъ, что не услышитъ, какъ Юрй Тимон феевичъ разговорится съ дядей Генрихомъ, Ч о деспотизм машинъ, о вещественности нашего вка. Посл завтрака Мартынъ послдовалъ за дядей въ кабинетъ и сказалъ: Я во вторникъ ду въ Берлинъ. Мн нужно съ тобой поговорить. Куда тебя несетъ? Ч недовольно спрон силъ дядя Генрихъ и добавилъ, тараща глаза и качая головой: Твоя мать будетъ крайне огорчена, Ч самъ знаешь. Я обязанъ похать, Ч продолжалъ Мартынъ. Ч У меня есть дло. Амурное? Ч полюбопытн ствовалъ дядя Генрихъ. Мартынъ безъ улыбки покачалъ головой. Такъ что же? Ч пробормоталъ дядя Генрихъ и поглядлъ на кончикъ зубон чистки, которой онъ уже нкоторое время производилъ раскопки. Это о деньгахъ, Ч довольно {199} твердо сказалъ Мартынъ, Ч я хочу попрон сить тебя дать мн въ долгъ. Ты знаешь, что я томъ хорошо зарабан тываю. Я теб томъ отдамъ. Сколько? Ч спросилъ дядя Генрихъ, и лицо его приняло довольное выражене, глаза подернулись влагой, Ч онъ чрезвычайно любилъ показывать Мартыну свою щедрость. Пятьн сотъ франковъ. Дядя Генрихъ поднялъ брови. Это, значитъ, карточн ный долгъ, такъ что ли? Если ты не хочешь... Ч началъ Мартынъ, съ ненавистью глядя, какъ дядя обсасываетъ зубочистку. Тотъ сразу испун гался. У меня есть правило, Ч проговорилъ онъ примирительно, Ч никогда не слдуетъ требовать отъ молодого человка откровенности. Я самъ былъ молодъ и знаю, какъ иногда молодой человкъ бываетъ опрон метчивъ, это только естественно. Но слдуетъ избгать азартныхъ...

ахъ постой же, постой, куда ты, Ч я же теб дамъ, я дамъ, Ч мн не жалко, Ч а насчетъ того, чтобы вернуть... Значитъ ровно пятьсотъ, Ч сказалъ Мартынъ, Ч и я узжаю во вторникъ.

Дверь проткрылась. Мн можно? Ч спросила Софья Дмитн ревна тонкимъ голосомъ. Каке у васъ тутъ секреты? Ч немного жеманно продолжала она, безпокойно перебгая глазами съ сына на мужа. Ч Мн разв нельзя знать? Да нтъ, все о томъ же, Ч о бран тьяхъ Пти, Ч отвтилъ Мартынъ. А онъ, между прочимъ, во вторн никъ отбываетъ, Ч произнесъ дядя Генрихъ и сунулъ зубочистку въ жилетный карманъ. Какъ, уже? Ч протянула Софья Дмитревна. Да, уже, уже, уже, уже, Ч съ несвойственнымъ ему раздраженемъ сказалъ сынъ и вышелъ изъ комнаты. Онъ безъ дла свихнется, Ч замтилъ дядя Генрихъ, комментируя грохотъ двери. {200} ХL.

Когда Мартынъ вошелъ въ надовшй садъ гостиницы, онъ увидлъ Юря Тимофеевича, стоящаго у теннисной площадки, на котон рой шла довольно живая игра между двумя юношами. Смотрите, Ч козн лами скачутъ, Ч сказалъ Грузиновъ, Ч а вотъ у насъ былъ кузнецъ, вотъ онъ дйствительно здорово жарилъ въ лапту, Ч за каланчу лупн нетъ, или за рчку, Ч очень просто. Пустить бы его сюда, какъ бы онъ разбилъ этихъ молодчиковъ. Въ теннис другя правила, Ч замтилъ Мартынъ. Онъ бы имъ безъ всякихъ правилъ наклалъ, Ч спокойно возразилъ Грузиновъ. Послдовало молчане. Хлопали мячи.

Мартынъ прищурился. У блондина довольно классный драйвъ.

Комикъ, Ч сказалъ Грузиновъ и потрепалъ его по плечу. Межъ тмъ подошла Валентина Львовна, плавно покачивая бедрами, а потомъ завидла двухъ знакомыхъ барышень англичанокъ и поплыла къ нимъ, осторожно улыбаясь. Юрй Тимофеичъ,Ч сказалъ Мартынъ, Ч у меня къ вамъ разговоръ. Это важно и секретно. Сдлайте одолжене. Я Ч гробъ-могила. Мартынъ нершительно оглядлся. Я не знаю... Ч началъ онъ. Дыкъ пойдемте ко мн, Ч предложилъ Грузиновъ.

Въ номер было тсно, темновато, и сильно пахло духами Валенн тины Львовны. Грузиновъ растворилъ окно, на одинъ мигъ онъ былъ какъ большая темная птица, раскинутая {201} на золотомъ фон, и затмъ все вспыхнуло, солнце, разбжавшись по полу, остановилось у двери, которую безшумно затворилъ за собой Мартынъ. Кажется, безн порядокъ, не взыщите, Ч сказалъ Грузиновъ, косясь на двуспальную постель, смятую полуденной сестой. Ч Садитесь въ кресло, голубчикъ.

Очень сладкя яблочки. Угощайтесь. Я, собственно говоря, Ч пристун пилъ Мартынъ, Ч вотъ о чемъ хотлъ съ вами поговорить: у меня есть прятель, этотъ прятель собирается нелегально перейти изъ Латви въ Россю... Вотъ это возьмите, съ румянцемъ, Ч вставилъ Грузиновъ.

Я все думаю, Ч продолжалъ Мартынъ, Ч удастся ли ему это? Предпон ложимъ, Ч онъ отлично знаетъ мстность по карт, Ч но вдь этого недостаточно, Ч вдь повсюду пограничники, развдка, шпоны. Я хотлъ попросить васъ Ч ну что ли, разъяснить. Грузиновъ, облокон тясь на столъ, лъ яблоко, вертлъ его, отхватывалъ то тутъ, то тамъ хрустящй кусокъ и опять вертлъ, выбирая новое мсто для нападеня.

А зачмъ вашему прятелю туда захаживать? Ч освдомился онъ, бгло взглянувъ на Мартына. Не знаю, онъ это скрываетъ. Кажется, хочетъ повидать родныхъ въ Остров или въ Псков. Какой пасн портъ? Ч спросилъ Грузиновъ. Иностранный, онъ иностранный подн данный, Ч литовецъ, что ли. Такъ что же, Ч визы ему не даютъ? Этого я не знаю, Ч онъ кажется не хочетъ визы, ему нравится сдлать это по-своему. А можетъ быть дйствительно не даютъ... Грузиновъ долъ яблоко и сказалъ: Я все ищу антоновскаго вкуса, Ч иногда, кажется, какъ будто нашелъ, Ч а присмакуюсь, Ч нтъ, все-таки, не то.

А насчетъ визъ вообще Ч сложно. Я вамъ никогда не разсказывалъ исторю, {202} какъ мой шуринъ перехитрилъ американскую квоту? Я думалъ, вы что-нибудь посовтуете, Ч неловко проговорилъ Мартынъ.

Чудакъ-человкъ, Ч сказалъ Грузиновъ, Ч вдь вашъ прятель наврное лучше знаетъ. Но я безпокоюсь за него... Ч тихо произн несъ Мартынъ и съ грустью подумалъ, что разговоръ выходитъ отнюдь не такимъ, какимъ онъ его воображалъ, и что Юрй Тимофеевичъ никогда не разскажетъ, какъ онъ самъ множество разъ переходилъ гран ницу. И понятно, что безпокоитесь, Ч сказалъ Грузиновъ. Ч Осон бенно, если онъ новичокъ. Впрочемъ, проводникъ тамъ всегда найдется. Ахъ, нтъ, это опасно, Ч воскликнулъ Мартынъ, Ч нарвется на предателя. Ну конечно, слдуетъ быть осторожнымъ, Ч согласился Грузиновъ и, потирая ладонью глаза, внимательно, сквозь толстые блые пальцы, посмотрлъ на Мартына. И очень важно, конечно, знать мстность, Ч добавилъ онъ вяло.

Тогда Мартынъ проворно вынулъ небольшую въ трубку свернутую карту. Онъ зналъ ее наизусть, не разъ забавлялся тмъ, что чертилъ ее не глядя, Ч но теперь слдовало скрыть свое знане. Я, видите ли, даже запасся картой, Ч сказалъ онъ непринужденно. Ч Мн, наприн мръ кажется, что Коля перейдетъ вотъ здсь, или здсь. Ахъ, его зовутъ Колей, Ч сказалъ Грузиновъ. Ч Запомнимъ, запомнимъ. А карта хорошая. Постойте... (появился футляръ, чмокнувъ, открылся, блеснули очки)... Значитъ, позвольте, Ч какой, масштабъ? Ч о, прен красно... Ч вотъ Ч Ржица, вотъ Пыталово, на самой черт. У меня былъ прятель, тоже, по странному совпаденю, Коля, который разъ перешелъ рчку бродомъ и пошелъ вотъ {203} такъ, а въ другой разъ началъ здсь, Ч и сомъ, сомъ, Ч очень густой съ, Ч Рогон жинскй, вотъ, а теперь, если взять на сверо-востокъ... Ч Грузиновъ теперь говорилъ живо и все ускорялъ рчь, водя остремъ разогнутой англйской булавки по карт, Ч и въ одну минуту намтилъ полдюжины маршрутовъ, и все сыпалъ названями деревень, призывалъ къ жизни невидимыя тропы, Ч и чмъ оживленне онъ говон рилъ, тмъ ясне становилось Мартыну, что Грузиновъ надъ нимъ издвается. Вдругъ донеслись изъ сада два женскихъ голоса, странно выкрикивающихъ фамилю Юря Тимофеевича. Онъ высунулся.

Барышни-англичанки (барышнямъ, вообще, онъ нравился, Ч разыгрын валъ передъ ними байбака, простака) звали его сть мороженое. Вотъ пристаючя, Ч сказалъ Грузиновъ, Ч я все равно мороженаго никогда не мъ. Мартыну показалось, что уже гд-то, когда-то были сказаны эти слова (какъ въ Незнакомк Блока), и что тогда, какъ и теперь, онъ чмъ-то былъ озадаченъ, что-то пытался объяснить. Вотъ мой совтъ, Ч сказалъ Грузиновъ, ловко свернувъ карту и протянувъ ее Мартыну. Ч Передайте Кол, чтобъ онъ оставался дома и занимался чмъ-нибудь дльнымъ. Хорошй малый, должно быть, Ч и было бы жаль, если-бы онъ заплуталъ. Онъ въ этомъ лучше меня смыслитъ, Ч мстительно отвтилъ Мартынъ.

Спустились въ садъ. Мартынъ все время усиленно улыбался и чувн ствовалъ ненависть къ Грузинову, къ его холоднымъ глазамъ, къ слин вочно-блому непроницаемому бу. Но одно было хорошо: вотъ, разгон воръ произошелъ, {204} это минуло, Ч обошелся, какъ съ мальчишкой, Ч чортъ съ нимъ, совсть чиста, теперь можно спокойно уложить вещи и ухать.

ХL.

Въ день отъзда онъ проснулся очень рано, какъ, бывало, въ дтн ств, въ рождественское утро. Мать, по англйскому обычаю, осторожно входила среди ночи и подвшивала къ изножью кровати чулокъ, набин тый подарками. Для пущей убдительности она нацпляла ватную бороду и надвала мужнинъ башлыкъ. Мартынъ, проснись онъ ненарон комъ, видлъ бы воочю святого Николая. И вотъ, утромъ, при ярко желтомъ блеск лампы и подъ мрачнымъ взглядомъ зимняго петербургн скаго разсвта, Ч съ коричневымъ небомъ надъ темнымъ домомъ напрон тивъ, гд снгъ провелъ карнизы блилами, Ч Мартынъ ощупывалъ длинный материнскй чулокъ, хрустящй, туго набитый почти доверху пакетиками, которые просвчивали черезъ шелкъ, и, замирая, совалъ въ него руку, начиналъ вытаскивать и разворачивать зврьковъ, бонбон ньерки, Ч все предислове къ большому подарку, Ч къ паровозу и вагон намъ и рельсамъ (изъ которыхъ можно составлять огромныя восьмерки), ожидавшимъ его попозже, въ гостиной. И нынче тоже Мартына ожидалъ поздъ, этотъ поздъ уходилъ изъ Лозанны подъ вечеръ и около девяти утра прибывалъ въ Берлинъ. Софья Дмитревна, увренная, что сынъ детъ только затмъ, чтобы повидаться съ маленькой Зилановой, и замчавшая, что нтъ изъ Берлина писемъ, и терзавшаяся мыслью, что маленькая {205} Зиланова недостаточно быть можетъ любитъ его и окан жется дурной женой, старалась какъ можно веселе обставить его отън здъ и, подъ видомъ нсколько лихорадочной бодрости, скрывала и трен вогу свою и огорчене, что вотъ, едва прхавъ, онъ уже покидаетъ ее на цлый мсяцъ. Дядя Генрихъ, у котораго раздулся флюсъ, былъ за обдомъ угрюмъ и неразговорчивъ. Мартынъ посмотрлъ на перечницу, къ которой дядя потянулся, и ему показалось, что эту перечницу (изобн ражавшую толстаго человчка съ дырочками въ серебряной лысин) онъ видитъ въ послднй разъ. Онъ быстро перевелъ глаза на мать, на ея худыя руки въ блдныхъ веснушкахъ, на нжный профиль ея и приподн нятую бровь, Ч словно она дивилась жирному рагу на тарелк, Ч и опять ему показалось, что эти веснушки, и бровь, и рагу онъ видитъ въ послднй разъ. Одновременно и вся мебель въ комнат, и ненастный пейзажъ въ окн, и часы съ деревяннымъ циферблатомъ надъ буфетомъ, и увеличенныя фотографи усатыхъ сюртучныхъ господъ въ черныхъ рамахъ, Ч все какъ будто заговорило, требуя къ себ вниманя въ виду скорой разлуки. Мн можно тебя проводить до Лозанны? Ч спросила мать. Ч Ахъ, я знаю, что ты не любишь проводовъ, Ч поспшила она добавить, замтивъ, что Мартынъ наморщилъ носъ, Ч но я не для того, чтобы провожать тебя, а просто хочется прохаться въ автомобил, и кром того мн нужно кое-что купить. Мартынъ вздохнулъ. Ну, не хочешь Ч не надо, Ч сказала Софья Дмитревна съ чрезвычайной весен лостью. Ч Если меня не берутъ, я останусь. Но только ты наднешь теплое пальто, на этомъ я настаиваю. {206} Они между собой всегда говорили по-русски, и это постоянно серн дило дядю Генриха, знавшаго только одно русское слово ничего, котон рое почему-то мерещилось ему символомъ славянскаго фатализма.

Теперь, будучи въ скверномъ настроени и страдая отъ боли въ распухн шей десн, онъ рзко отодвинулъ стулъ, смахнулъ салфеткой крошки съ живота и, посасывая зубъ, ушелъ въ свой кабинетъ. Какъ онъ старъ, Ч подумалъ Мартынъ, глядя на его сдой затылокъ, Ч или это такъ свтъ падаетъ? Такая мрачная погода.

Ну, что жъ, теб скоро нужно собираться, Ч замтила Софья Дмитревна, Ч вроятно уже автомобиль поданъ. Она выглянула въ окно. Да, стоитъ. Посмотри, какъ тамъ смшно: ничего въ туман не видно, будто никакихъ горъ нтъ... Правда? Я, кажется, забылъ бритву, Ч сказалъ Мартынъ.

Онъ поднялся къ себ, уложилъ бритву и ночныя туфли, съ трун домъ защелкнулъ чемоданъ. Вдругъ онъ вообразилъ, какъ будетъ въ Риг или въ Ржиц покупать простыя, грубыя вещи, Ч картузъ, полун шубокъ, сапоги. Быть можетъ, револьверъ? Прощай-прощай, Ч быстро пропла этажерка, увнчанная черной фигуркой футболиста, которая всегда напоминала Аллу Черносвитову.

Внизу, въ просторной прихожей, стояла Софья Дмитревна, залон живъ руки въ карманы макинтоша, и напвала, какъ всегда длала, когда нервничала. Остался бы дома, Ч сказала она, когда Мартынъ съ ней поравнялся, Ч ну, что теб хать... Изъ двери направо, надъ котон рой была голова серны, вышелъ дядя Генрихъ и, глядя на Мартына исподлобья, спросилъ: Ты увренъ, что взялъ достаточно {207} денегъ? Вполн, Ч отвтилъ Мартынъ. Ч Благодарю тебя. Прон щай, Ч сказалъ дядя Генрихъ. Ч Я съ тобой прощаюсь здсь, оттого что сегодня избгаю выходить. Если бы у другого такъ болли зубы, какъ у меня, онъ давно былъ бы въ сумасшедшемъ дом.

Ну, пойдемъ, Ч сказала Софья Дмитревна, Ч я боюсь, что ты опоздаешь на поздъ.

Дождь, втеръ. У Софьи Дмитревны сразу растрепались волосы, и она все гладила себя по ушамъ. Постой, Ч сказала она, недоходя калитки сада, близъ двухъ еловыхъ стволовъ, между которыми томъ натягивался гамакъ. Ч Постой же, я хочу тебя поцловать. Онъ опун стилъ чемоданъ наземь. Поклонись ей отъ меня, Ч шепнула она съ многозначительной улыбкой, Ч и Мартынъ кивнулъ (Поскорй бы ухать, это невыносимо...).

Шоферъ услужливо открылъ калитку. Сыро блестлъ автомобиль, дождь слегка звенлъ, ударяясь въ него. И пожалуйста, пиши, хоть разъ въ недлю, Ч сказала Софья Дмитревна. Она отступила и съ улыбкой замахала рукой, и, шурша по грязи, черный автомобиль скрылся за еловой просадью.

ХL.

Ночь въ вагон, Ч въ укачливомъ вагон темно-дикаго цвта, Ч длилась безъ конца: мгновенями Мартынъ проваливался въ сонъ и, содрогнувшись, просыпался, и опять катился внизъ Ч словно съ америн канскихъ горъ, и опять взлеталъ, и среди глухого стука колесъ улавлин валъ дыхане пассажира на нижней койк, равномрный {208} храпъ, какъ бы участвующй въ общемъ движени позда.

Задолго до прзда, пока вс еще въ вагон спали, Мартынъ спун стился со своей вышки и, захвативъ съ собой губку, мыло, полотенце и складной табъ въ непромокаемомъ чехл, прошелъ въ уборную. Тамъ, предварительно распластавъ на полу листы купленнаго въ Лозанн Таймза, онъ выправилъ валке края резиновой ванны и, скинувъ пижаму, облпилъ мыльной пной все свое крпкое, темное отъ загара тло. Было тсновато, сильно качало, чувствовалась какая-то сквозная близость бгущихъ рельсъ, была опасность ненарокомъ коснуться стнки;

но Мартынъ не могъ обойтись безъ утренней ванны, видя въ этомъ своего рода героическую оборону: такъ отбивается упорная атака земли, наступающей едва замтнымъ слоемъ пыли, точно ей не терн пится Ч до сроку Ч завладть человкомъ. Посл ванны, какъ бы дурно онъ ни спалъ, Мартынъ проникался благодатной бодростью. Въ такя минуты мысль о смерти, о томъ, что когда-нибудь Ч и, можетъ быть, Ч какъ знать? Ч скоро Ч придется сдаться и продлать то, что продлали биллоны, триллоны людей, эта мысль о неминуемой, общедон ступной смерти, едва волновала его, и только постепенно къ вечеру она входила въ силу и къ ночи раздувалась иногда до чудовищныхъ разн мровъ. Мартыну казалось, что въ обыча казнить на разсвт есть милосерде: дай Богъ, чтобы это случилось утромъ, когда человкъ владетъ собой, Ч покашливаетъ, улыбается и вотъ Ч сталъ и раскин нулъ руки.

Выйдя на дебаркадеръ Ангальтскаго вокзала, онъ съ наслан жденемъ вдохнулъ дымно-холодный утреннй воздухъ. {209} Вдали, съ той стороны, откуда пришелъ поздъ, видно было въ пролет желзно стекляннаго свода чистое, блдно-голубое небо, блескъ рельсъ, и, по сравненю съ этой свтлостью, здсь, подъ сводомъ, было темновато.

Онъ прошелъ мимо тусклыхъ вагоновъ, мимо громаднаго, шипящяго, потнаго паровоза, и, отдавъ билетъ въ человческую руку контрольной будки, спустился по ступенямъ и вышелъ на улицу. Изъ привязанности къ образамъ дтства, онъ ршилъ избрать исходной точкой своего путен шествя вокзалъ Фридриха, гд нкогда ловила Нордъ-Экспрессъ русн ская семья, жившая въ Континентал. Чемоданъ былъ изрядно тяжелъ, но Мартынъ чувствовалъ такую неусидчивость, такое волнене, что отправился пшкомъ;

однако, дойдя до угла Потсдамской улицы, онъ ощутилъ сильный голодъ, прикинулъ оставшееся разстояне и благоран зумно слъ въ автобусъ. Съ самого начала этого необыкновеннаго дня вс его чувства были заострены, Ч ему казалось, что онъ запоминаетъ лица всхъ встрчныхъ, воспринимаетъ живе, чмъ когда-либо, цвта, запахи, звуки, Ч и автомобильные рожки, которые, бывало, въ дождлин выя ночи терзали слухъ отвратительнымъ сырымъ хрюканемъ, теперь звучали какъ-то отршенно, мелодично и жалобно. Сидя въ автобус, онъ услышалъ недалеко отъ себя переливъ русской рчи. Пожилая чета и двое круглоглазыхъ мальчиковъ. Старшй устроился поближе къ окну, младшй нсколько напиралъ на брата. Ресторанъ, Ч сказалъ старшй съ восторгомъ. Мотри, ресторанъ, Ч сказалъ младшй, напирая.

Самъ вижу, Ч огрызнулся старшй. Это ресторанъ, Ч сказалъ младшй убжденно. А ты, дуракъ, заткнись, Ч проговорилъ {210} старшй. Это еще не Линденъ? Ч заволновалась мать. Это еще Почтамеръ, Ч вско сказалъ отецъ. Почтамеръ уже прохали, Ч закричали мальчики, и вспыхнулъ короткй споръ. Арка, во классъ! Ч восхитился старшй, тыча въ стекло пальцемъ. Не ори такъ, Ч замтилъ отецъ. Чего? Говорю, не ори. Тотъ обидлся: Я, во-перн выхъ, сказалъ тихо и вовсе не оралъ. Арка, Ч съ почтенемъ произн несъ младшй. Вс заглядлись на видъ Бранденбургскихъ воротъ.

Историческя мста, Ч сказалъ старшй мальчикъ. Да, старинная арка, Ч подтвердилъ отецъ. Какъ же онъ пролзетъ, Ч спросилъ старшй, тревожась за бока автобуса. Ч Ужина-то какая! Пролзъ, Ч прошепталъ младшй съ облегченемъ. Это Унтеръ, Ч всполошилась мать. Ч Надо вылазить! Унтеръ длинный-длинный, Ч сказалъ старшй мальчикъ. Ч Я на карт видлъ. Это Президентъ страсе, Ч мечтательно проговорилъ младшй. Заткнись, дуракъ! Это Унтеръ. Затмъ вс вмст хоромъ: Унтеръ длинный-длинный, и мужское соло: Вкъ будемъ хать... Тутъ Мартынъ вышелъ и, идя по направленю къ вокзалу, онъ со странной печалью вспомнилъ свое дтство, свое дтское волнене, Ч такое же и совсмъ другое. Но это было только мгновенное сопоставн лене: оно пропло и замерло.

Сдавъ чемоданъ на хранене и взявъ билетъ до Риги на вечернй поздъ, онъ услся въ гулкомъ зал буфета, заказалъ аргусоподобную глазунью и въ послднемъ номер Зарубежнаго Дла, которое читалъ, пока лъ, нашелъ между прочимъ ехиднйшую критику на бубн новскую {211} Каравеллу. Насытившись, онъ закурилъ и оглядлся.

За сосднимъ столомъ сидла барышня, что-то писала и вытирала слезы, Ч а потомъ смутными и влажными глазами взглянула на него, прижавъ къ губамъ карандашъ, и, найдя нужное слово, продолжала быстро писать, держа карандашъ, какъ дти, почти у самаго остря и напряженно скрючивъ палецъ. Открытое на груди черное пальто съ потрепанной заячьей шкуркой на ворот, янтарныя бусы, нжная близна шеи, платокъ, зажатый въ кулак... Онъ расплатился и прин нялся ждать, когда она встанетъ, чтобы послдовать за ней;

но, кончивъ писать, она облокотилась на столъ, глядя вверхъ и полуоткрывъ губы.

Такъ она сидла долго, и гд-то за стеклами уходили позда, и Марн тынъ, которому слдовало не опоздать въ консульство, ршилъ подон ждать еще пять минутъ, не больше. Пять минутъ прошло. Я бы услон вился съ ней гд-нибудь кофе выпить, Ч только это, Ч умоляюще подумалъ онъ и представилъ себ, какъ будетъ ей намекать на далекй путь, на опасность, и какъ она будетъ плакать. Прошла еще одна минута. Хорошо, не надо, Ч сказалъ Мартынъ и, англйскимъ манеромъ перебросивъ черезъ плечо макинтошъ, направился къ выходу.

ХL.

Быстро шелестлъ открытый таксомоторъ, пестрлъ кругомъ великолпный Тиргартенъ, и прекрасны были теплые, рыже оттнки листвы, Ч лунылая пора, очей очарованье... Дальше въ воду канала глядлись пышные, {212} блеклые каштаны, а прозжая по мосту, Марн тынъ отмтилъ, что у каменнаго льва Геракла отремонтированная часть хвоста все еще слишкомъ свтлая и вроятно не скоро приметъ матерую окраску всей группы: сколько еще тъ, Ч десять, пятнадцать? Почему такъ трудно вообразить себя сорокалтнимъ человкомъ?

Въ Латвйскомъ консульств, въ подвальномъ этаж, было оживн ленно и тсно. Тукъ-тукъ, Ч стучалъ штемпель. Черезъ нсколько минутъ швейцарецъ Эдельвейсъ уже вышелъ оттуда и неподалеку, въ мрачномъ особняк, получилъ, по дешевой цн, литовскую проздную визу.

Теперь можно было отправиться къ Дарвину. Гостиница находин лась противъ Зоологическаго сада. Онъ уже ушелъ, Ч отвтилъ человкъ въ контор. Ч Нтъ, я не знаю, когда онъ вернется.

Какъ досадно, Ч подумалъ Мартынъ, выходя опять на улицу. Ч Надо было ему указать точную дату, а не просто на-дняхъ. Промахъ, промахъ... Какъ это досадно. Онъ посмотрлъ на часы. Половина двн надцатаго. Паспортъ былъ въ порядк, билетъ купленъ. День, который намчался столь нагруженнымъ всякими длами, вдругъ оказался пустымъ. Что длать дальше? Пойти въ Зоологическй садъ? Написать матери? Нтъ, это потомъ.

И пока онъ такъ размышлялъ, все время въ глубин сознаня происходила глухая работа. Онъ противился ей, старался ее не замчать, ибо твердо ршилъ еще во Франци, что больше Соню не увин дитъ никогда. Но берлинскй воздухъ былъ Соней насыщенъ, Ч вонъ тамъ, въ Зоологическомъ {213} саду, они вмст глазли на румяно золотого китайскаго фазана, на чудесныя ноздри гиппопотама, на желн тую собаку Динго, такъ высоко прыгавшую. Она сейчасъ на служб, Ч подумалъ Мартынъ, Ч а къ Зилановымъ все-таки нужно зайти... Поплылъ, разматываясь, Курфюрстендамъ. Автомобили обгоняли трамвай, трамвай обгонялъ велосипеды;

потомъ мостъ, дымъ поздовъ далеко внизу, тысяча рельсъ, загадочно-голубое небо;

поворотъ и осенн няя прелесть Груневальда.

И дверь ему открыла именно Соня. Она была въ черной вязаной кофточк, слегка растрепанная, тусклые раскосые глаза казались заспанными, на блдныхъ щекахъ были знакомыя ямки. Кого я вижу? Ч протянула она и низко-низко поклонилась, болтая опущенн ными руками. Ну, здравствуй, здравствуй, Ч сказала она, разогнувн шись, и одна черная прядь дугой легла по виску. Она отмахнула ее двин женемъ указательнаго пальца. Пойдемъ, Ч сказала она и пошла впередъ по коридору, мягко топая ночными туфлями. Я боялся, что ты на служб, Ч проговорилъ Мартынъ, стараясь не смотрть на ея прен лестный затылокъ. Голова болитъ, Ч сказала она, не оглядываясь и, тихонько крякнувъ, подняла на ходу половую тряпку и бросила ее на сундукъ. Вошли въ гостиную. Присаживайся и все говори, Ч сказала она, плюхнулась въ кресло, тутъ же привстала, подобрала подъ себя ногу и услась опять.

Въ гостиной все было то же, темный Беклинъ на стн, потрепанн ный плюшъ, какя-то вчныя блдно-листыя растеня въ ваз, удручаюн щая люстра въ вид плывущей {214} хвостатой женщины, съ бюстомъ и головой баварки и съ оленьими рогами, растущими отовсюду.

Я, собственно говоря, прхалъ сегодня, Ч сказалъ Мартынъ и сталъ закуривать. Ч Я буду здсь работать. То-есть, собственно говоря, не здсь, а въ окрестностяхъ. Это фабрика, и я, значитъ, какъ простой рабочй. Да ну, Ч протянула Соня и добавила, замтивъ его ищущй взглядъ: Ничего, брось прямо на полъ. И вотъ какая забавная вещь, Ч продолжалъ Мартынъ. Ч Я, видишь-ли, собственно, не хочу, чтобы моя мать знала, что я работаю на фабрик. Такъ что, если она случайно Ольг Павловн напишетъ, Ч она, знаешь, иногда любитъ такимъ окружнымъ путемъ узнать, здоровъ ли я и такъ дале, Ч вотъ, понимаешь, тогда нужно отвтить, что часто у васъ бываю. Я, конечно, буду очень, очень рдко бывать, некогда будетъ.

Ты подурнлъ, Ч задумчиво сказала Соня. Ч Огрублъ какъ-то.

Это, можетъ быть, отъ загара.

Скитался по всему югу Франци, Ч сипло проговорилъ Мартынъ, ударомъ пальца стряхивая пепелъ. Ч Батрачилъ на фермахъ, бродяжн ничалъ, а по воскресеньямъ одвался бариномъ и здилъ кутить въ Монте-Карло. Очень интересная вещь Ч рулетка. А ты что подлыван ешь? Вс у васъ здоровы? Предки здоровы, Ч сказала со вздохомъ Соня, Ч а вотъ съ Ирин ной прямо бда. Это крестъ какой-то... Ну и съ деньгами полный мракъ.

Папа говоритъ, что нужно перехать въ Парижъ. Ты въ Париж тоже былъ? Да, проздомъ, Ч небрежно отвтилъ Мартынъ (день въ Париж много тъ тому назадъ, по пути изъ Баррица {215} въ Берлинъ, дти съ обручами въ Тюильрйскомъ саду, игрушечные парусники на вод бассейна, старикъ, кормящй воробьевъ, серебристая сквозная башня, склепъ Наполеона, гд колонны похожи на витые сюкръ дТоржъ...). Ч Да, проздомъ. А знаешь, между прочимъ, какая новость, Ч Дарвинъ здсь.

Соня улыбнулась и заморгала. Ахъ, приведи его! Приведи его непремнно, это безумно интересно.

Я его еще не видалъ. Онъ здсь по дламъ Морнингъ Ньюса. Его, знаешь, посылали въ Америку, настоящимъ сталъ журналистомъ. А главное, Ч у него есть въ Англи невста, и онъ весной женится.

Да вдь это восхитительно, Ч тихо проговорила Соня. Ч Все, какъ по писаному. Я такъ ясно представляю ее, Ч высокая, глаза, какъ тарелки, а мать вроятно очень на нее похожа, только суше и красне.

Бдный Дарвинъ! Чепуха, Ч сказалъ Мартынъ, Ч я увренъ, что она очень хорон шенькая и умная.

Ну, еще что-нибудь разскажи, Ч попросила Соня посл молн чаня. Мартынъ пожалъ плечами. Какъ онъ поступилъ опрометчиво, пустивъ въ оборотъ сразу весь свой разговорный запасъ. Ему казалось дико, что вотъ, передъ нимъ, въ двухъ шагахъ отъ него, сидитъ Соня, и онъ не сметъ ничего ей сказать важнаго, не сметъ намекнуть на послднее ея письмо, не сметъ спросить, выходитъ ли она за Бубнова замужъ, Ч ничего не сметъ. Онъ попытался вообразить, какъ будетъ вотъ тутъ, въ этой комнат сидть посл возвращеня, какъ она будетъ слушать его, Ч и неужели онъ, какъ сейчасъ, все выпалить разомъ, неун жели Соня такъ же, какъ сейчасъ, будетъ {216} сквозь шелкъ почесын вать голень и глядть мимо него на вещи, ему неизвстныя? Онъ подун малъ, что вроятно пришелъ некстати, что быть можетъ она ждетъ кого нибудь, и что съ нимъ ей тягостно. Но уйти онъ не могъ, какъ не могъ придумать ничего занимательнаго, и Соня своимъ молчанемъ какъ бы нарочно старалась довести его до крайности, Ч вотъ онъ совсмъ потен ряется и выболтаетъ все, Ч и про экспедицю, и про любовь, и про все то сокровенное, заповдное, чмъ связаны были между собой эта экспен диця и его любовь, и лунылая пора, очей очарованье.

Стукнула дверь въ прихожей, раздались шаги, и въ гостиную вошелъ съ портфелемъ подмышкой Зилановъ. А, очень радъ, Ч скан залъ онъ. Ч Какъ поживаетъ ваша матушка? Погодя появилась изъ другой двери Ольга Павловна и задала тотъ же вопросъ. Откушайте съ нами, Ч сказала она. Перешли въ столовую. Ирина, войдя, застыла, и вдругъ кинулась къ Мартыну и принялась его цловать мокрыми губами. Ира, Ирочка, Ч съ виноватой улыбкой приговаривала ея мать. На большомъ блюд были маленькя черныя котлетки. Зилановъ развернулъ селфетку и заложилъ уголъ за воротникъ.

За обдомъ Мартынъ показалъ Ирин, какъ нужно скрестить третй и второй палецъ, чтобы, касаясь ими хлбнаго шарика, осязать не одинъ шарикъ, а два. Она долго не могла приладить руку, но, когда, наконецъ, съ помощью Мартына, шарикъ подъ ея пальцами волшебно раздвоился, Ирина заворковала отъ восторга. Какъ обезьянка, которая, видя свое отражене въ осколк зеркала, подглядываетъ снизу, нтъ ли тамъ другой обезьянки, она {217} все пригибала голову, думая, что и впрямь подъ пальцами два катыша;

когда же Соня посл обда повела Мартына къ телефону, находившемуся за угломъ коридора, возл кухни, Ирина со стономъ кинулась за ними, боясь, что Мартынъ совсмъ ухон дитъ, а убдившись, что это не такъ, вернулась въ столовую и ползла подъ столъ отыскивать закатившйся шарикъ. Я хочу, собственно говоря, позвонить Дарвину, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Нужно посмотрть въ книжк, какъ номеръ гостиницы. У Сони озарилось лицо, она скан зала, захлебываясь: Ахъ, дай мн, я сама, я съ нимъ поговорю, это будетъ восхитительно. Я, знаешь, его хорошенько заинтригую. Нтъ, не надо, зачмъ же, Ч отвтилъ Мартынъ. Ну, тогда я только соединю. Вдь соединить можно? Какъ номеръ? Она наклонилась надъ телефоннымъ фолантомъ, въ который онъ глядлъ, и пахнуло тепломъ отъ ея головы;

на щек, подъ самымъ глазомъ, была блудная рсничка.

Вполголоса скороговоркой повторяя номеръ, чтобы его не забыть, она сла на сундукъ и сняла трубку. Только соединить, помни, Ч строго замтилъ Мартынъ. Соня со старательной ясностью сказала номеръ и принялась ждать, бгая глазами и мягко стуча пятками о стнку сунн дука. Потомъ она улыбнулась, прижавъ еще плотне трубку къ уху, и Мартынъ протянулъ руку, но Соня ее оттолкнула плечомъ, и вся сгорбин лась, звонко прося Дарвина къ телефону. Дай мн трубку, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Это нечестно. Соня еще больше собралась. Я разъединю, Ч сказалъ Мартынъ. Она сдлала рзкое движене, чтобы защитить рычажокъ, и въ это же мгновене настороженно подняла брови. Нтъ, спасибо, ничего, Ч сказала {218} она и повсила трубку. Дома нтъ, Ч обратилась она къ Мартыну, глядя на него исподлобья. Ч Можешь быть спокоенъ, я больше не позвоню. А ты какой былъ невжа, такой и остался. Соня, Ч протянулъ Мартынъ.

Она соскользнула съ сундука, надла, шаркая, свалившуюся туфлю и пошла въ столовую. Тамъ убирали со стола, Елена Павловна говорила что-то Ирин, которая отъ нея отворачивалась. Я васъ еще увижу? Ч спросилъ Зилановъ. Да я не знаю, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Мн уже, пожалуй, нужно итти. На всякй случай я съ вами попрощаюсь, Ч проговорилъ Зилановъ и ушелъ работать къ себ въ спальню...

Не забывайте насъ, Ч сказали Ольга и Елена Павловны вмст и, улыбнувшись, тронули другъ дружку за рукава черныхъ платьевъ.

Мартынъ поклонился. Ирина приложила руку къ груди и вдругъ бросин лась къ нему и вцпилась въ отвороты его пиджака. Онъ смутился, попробовалъ осторожно разжать ея пальцы;

но она держала его крпко, а когда мать взяла ее сзади за плечи, Ирина въ голосъ зарыдала. Марн тынъ невольно поморщился, глядя на ужасное выражене ея лица, на красную сыпь между бровями. Рзкимъ, чуть грубымъ движенемъ онъ оторвалъ ея пальцы. Ее увлекли въ другую комнату, ея грудной ревъ удалился, замеръ. Вчныя истори, Ч сказала Соня, провожая Марн тына въ прихожую. Мартынъ надлъ макинтошъ, Ч макинтошъ былъ сложный, и для устройства пояска требовалось нкоторое время.

Заходи какъ-нибудь вечеркомъ, Ч сказала Соня, глядя на его манипун ляци и держа руки въ переднихъ карманчикахъ черной своей кофточки.

Мартынъ хмуро покачалъ головой. {219} Собираемся и танцуемъ, Ч сказала Соня и тсно сложивъ ноги, двинула носками, потомъ пятками, опять носками, опять пятками, чуть подвигаясь вбокъ. Ну вотъ, Ч прон молвилъ Мартынъ, хлопая себя по карманамъ. Ч Пакетовъ у меня, кажется, не было. Помнишь? Ч спросила Соня и тихо засвистала мотивъ лондонскаго фокстрота. Мартынъ прочистилъ горло. Мн не нравится твоя шляпа, Ч замтила она. Ч Теперь такъ не носятъ.

Прощай, Ч сказалъ Мартынъ и очень ловко сгребъ Соню, толкнулся губами въ ея оскаленные зубы, въ щеку, въ нжное мсто за ухомъ, отпустилъ ее (при чемъ она попятилась и чуть не упала) и быстро ушелъ, невольно хлопнувъ дверью.

ХL.

Онъ замтилъ, что улыбается, что запыхался, что сильно бьется сердце. Ну вотъ, ну вотъ, Ч сказалъ онъ вполголоса и размашистымъ шагомъ пошелъ по панели, словно куда-то спшилъ. Спшить же было некуда. Отсутстве Дарвина путало его расчеты;

межъ тмъ до отхода позда оставалось еще нсколько часовъ. Возвратившись пшкомъ по Курфюрстендаму, онъ со смутной грустью смотрлъ на знакомыя подробности Берлина;

вотъ суровая церковь на перекрестк, такая один нокая среди языческихъ кинематографовъ. Вотъ Тауэнценская, гд пшеходы почему то избгаютъ проложеннаго посредин бульвара, предпочитая тсно течь вдоль витринъ. Вотъ слпецъ, продающй свтъ, Ч протягивающй въ вчную тьму вчный коробокъ спичекъ;

лотки съ верескомъ и астрами, {220} лотки съ бананами и яблоками;

человкъ въ рыжемъ пальто, стоящй на сидни стараго автомобиля и веромъ держащй плитки безымяннаго шоколада, о волшебномъ качен ств котораго онъ рчисто разсказываетъ кучк звакъ. Мартынъ завернулъ за уголъ, зашелъ въ русскй магазинъ купить книжку. Учтин вый полный господинъ, нсколько похожй на черепаху, выложилъ на прилавокъ то, что зовется новинки. Ничего не найдя, Мартынъ купилъ Панчъ и опять оказался на улиц. Тутъ онъ съ чувствомъ неудовлетворенности вдругъ вспомнилъ скудный зилановскй обдъ.

Расчитавъ, что изъ ресторана умстно будетъ еще разъ позвонить Дарн вину, онъ направился въ Пиръ Горой, гд въ прошломъ году столон вался. Изъ гостиницы ему отвтили, что Дарвинъ еще не вернулся.

Двадцать пфенниговъ съ васъ, Ч сказала напудренная дама за прилавн комъ. Ч Мерси.

Хозяиномъ ресторана являлся тотъ самый художникъ Данилевн скй, который бывалъ въ Адреиз, Ч небольшого роста, пожилой уже человкъ, въ стоячемъ воротник, съ румянымъ дтскимъ лицомъ и русой бородавкой подъ глазомъ. Онъ подошелъ къ столику Мартына и застнчиво спросилъ: Бабарщокъ вкусный? Ч (онъ испытывалъ странное тяготне какъ разъ къ тмъ звукамъ, которые ему трудно давались). Очень, Ч отвтилъ Мартынъ и, Ч какъ всегда, съ чувн ствомъ щемящей нжности, Ч увидлъ Данилевскаго на фон крымской ночи.

Тотъ слъ бокомъ къ столу, поощрительно глядя, какъ Мартынъ хлебаетъ супъ. Я вамъ говорилъ, что по нкоторымъ свднямъ они бы, они-бы, они безвыздно живутъ въ усадьб, Ч удивительно... {221} (Неужели ихъ не трогаютъ? Ч подумалъ Мартынъ. Ч Неужели все осталось попрежнему, Ч эти, напримръ, сушеныя маленькя груши на крыш веранды?).

Могикане, Ч задумчиво сказалъ Данилевскй.

Въ зальц было пустовато. Плюшевые диванчики, печка съ колнн чатой трубой, газеты на древкахъ.

Все это измнится къ лучшему. Знаете, я-бы бабами, большими бабами, хотлъ расписать стны, если-бы это не было такъ грустно.

Одежды Ч прямо пожары, но блдныя лица съ глазами лошадей. Такъ у меня выходитъ, по крайней мр. Япъ, япъ, пробовалъ. Или можно тута, а внизу, а внизу Ч опушку. Помщене мы расширимъ, тутъ, тутъ и тамъ все снимемъ, я вчера вызвалъ мастера, но онъ почему-то не прин шелъ.

Много бываетъ народу? Ч спросилъ Мартынъ.

Обыкновенно Ч да. Сейчасъ не обденный часъ, не судите. Но вообще... И хорошо представлена литературная быратья. Ракитинъ, напримръ, ну, знаете, журналистъ, всегда въ гетрахъ, большой прон никёръ... А на дняхъ, бу, а на-дняхъ, бу, Сережа Бубновъ, буй, буй, Ч неистовствовалъ, билъ посуду, у него запой, любовное несчастье, нехон рошо, Ч а вдь это же жениховствомъ папахло.

Данилевскй вздохнулъ, постукалъ пальцами по столу и, медленно вставъ, ушелъ на кухню. Онъ опять появился, когда Мартынъ снималъ свою шляпу съ вшалки. Завтра шашлыкъ, Ч сказалъ Данилевскй, Ч ждемъ васъ, Ч и у Мартына мелькнуло желане сказать что-нибудь очень хорошее этому милому, грустному, такъ мелодично заикающемуся человку;

но что, собственно, можно было сказать? {222} ХLХ.

Пройдя черезъ мощеный дворъ, гд посредин, на газон, стояла безносая статуя и росло нсколько туй, онъ толкнулъ знакомую дверь, поднялся по стниц, отзывавшей капустой и кошками, и позвонилъ.

Ему открылъ молодой нмецъ, одинъ изъ жильцовъ, и, предупредивъ, что Бубновъ боленъ, постучалъ на ходу къ нему въ дверь. Голосъ Бубн нова хрипло и уныло завопилъ: Херайнъ.

Бубновъ сидлъ на постели, въ черныхъ штанахъ, въ открытой сорочк, лицо у него было опухшее и небритое, съ багровыми вками.

На постели, на полу, на стол, гд мутной желтизной сквозилъ стаканъ чаю, валялись листы бумаги. Оказалось, что Бубновъ одновременно заканчиваетъ новеллу и пытается составить по-нмецки внушительное письмо Финансовому Вдомству, требующему отъ него уплаты налога.

Онъ не былъ пьянъ, однако и трезвымъ его тоже нельзя было назвать.

Жажда повидимому у него прошла, но все въ немъ было искривлено, расшатано ураганомъ, мысли блуждали, отыскивали свои жилища, и находили развалины. Не удивившись вовсе появленю Мартына, котон раго онъ не видлъ съ весны, Бубновъ принялся разносить какого-то критика, Ч словно Мартынъ былъ отвтствененъ за статью этого крин тика. Травятъ меня, Ч злобно говорилъ Бубновъ, и лицо его съ глубон кими глазными впадинами было при этомъ довольно жутко. Онъ былъ склоненъ считать, что всякая бранная рецензя на {223} его книги подсказана побочными причинами, Ч завистью, личной непрязнью или желанемъ отомстить за обиду. И теперь, слушая его довольно безсвязн ную рчь о литературныхъ интригахъ, Мартынъ дивился, что человкъ можетъ такъ болть чужимъ мннемъ, и его подмывало сказать Бубн нову, что его разсказъ о Зоорланди Ч неудачный, фальшивый, никуда негодный разсказъ. Когда же Бубновъ, безъ всякой связи съ предыдун щимъ, вдругъ заговорилъ о сердечной своей бд, Мартынъ проклялъ дурное любопытство, заставившее его сюда придти. Имени ея не назову, не спрашивай, Ч говорилъ Бубновъ, переходившй на ты съ актерской легкостью, Ч но помни, изъ-за нея еще не одинъ погибнетъ.

А какъ я любилъ ее... Какъ я былъ счастливъ. Огромное чувство, когда, знаешь, гремятъ ангелы. Но она испугалась моихъ горнихъ высотъ... Мартынъ посидлъ еще немного, почувствовалъ наплывъ невозн можной тоски и молча поднялся. Бубновъ, всхлипывая, проводилъ его до двери. Черезъ нсколько дней (уже въ Латви) Мартынъ нашелъ въ русн ской газет новую бубновскую новеллу, на сей разъ превосходную, и тамъ у героя-нмца былъ Мартыновъ галстукъ, блдно-срый въ розон вую полоску, который Бубновъ, казавшйся столь поглощеннымъ горемъ, укралъ, какъ очень ловкй воръ, одной рукой вынимающй у человка часы, пока другою вытираетъ слезы.

Зайдя въ писчебумажную лавку, Мартынъ купилъ полдюжины открытокъ и наполнилъ свое обмелвшее автоматическое перо, посл чего направился въ гостиницу Дарвина, ршивъ тамъ прождать до послдняго возможнаго срока, и уже прямо оттуда хать на вокзалъ.

Было {224} около пяти, небо затуманилось, Ч блесое, невеселое.

Глуше, чмъ утромъ, звучали автомобильные рожки. Прохалъ открын тый фургонъ, запряженный парой тощихъ лошадей, и тамъ громоздин лась цлая обстановка, Ч кушетка, комодъ, море въ золоченой рам и еще много всякой другой грустной рухляди. Черезъ пятнистый отъ сырости асфальтъ прошла женщина въ траур, катя колясочку, въ котон рой сидлъ синеглазый внимательный младенецъ и, докативъ колясочку до панели, она нажала и вздыбила ее. Пробжалъ пудель, догоняя черн ную левретку;

та боязливо оглянулась, дрожа и поднявъ согнутую передн нюю лапу. Что это въ самомъ дл, Ч подумалъ Мартынъ. Ч Что мн до всего этого? Вдь я же вернусь. Я долженъ вернуться. Онъ вошелъ въ холль гостиницы. Оказалось, что Дарвина еще нтъ.

Тогда онъ выбралъ въ холл удобное кожаное кресло и, отвинтивъ колпачекъ съ пера, принялся писать матери. Пространство на открытк было ограниченное, почеркъ у него былъ крупный, такъ что вмстилось немного. Все благополучно, Ч писалъ онъ, сильно нажимая на перо. Ч Остановился на старомъ мст, адресуй туда же. Надюсь, дядинъ флюсъ лучше. Дарвина я еще не видалъ. Зилановы передаютъ привтъ.

Напишу опять не раньше недли, такъ какъ ровно не о чемъ. Many kisses. Все это онъ перечелъ дважды, и почему то сжалось сердце, и прошелъ по спин холодъ. Ну, пожалуйста, безъ глупостей, Ч скан залъ себ Мартынъ и, опять сильно нажимая, написалъ маорш съ просьбой сохранять для него письма. Опустивъ открытки, онъ вернулся, откинулся въ кресл и сталъ ждать, поглядывая на стнные часы. Прон шло четверть {225} часа, двадцать минутъ, двадцать пять. По стниц поднялись дв мулатки съ необыкновенно худыми ногами. Вдругъ онъ услышалъ за спиной мощное дыхане, которое тотчасъ узналъ. Онъ вскочилъ, и Дарвинъ огрлъ его по плечу, издавая гортанныя восклин цаня. Негодяй, негодяй, Ч радостно забормоталъ Мартынъ, Ч я тебя ищу съ утра.

L.

Дарвинъ какъ будто слегка пополнлъ, волосы пордли, онъ отпустилъ усы, Ч свтлые, подстриженные, врод новой зубной щетки.

И онъ и Мартынъ были почему-то смущены, и не знали, о чемъ говон рить, и все трепали другъ друга, посмиваясь и урча. Что же ты будешь пить, Ч спросилъ Дарвинъ, когда они вошли въ тсный, но нарядный номеръ, Ч виски и соду? коктэйль? или просто чай? Все равно, все равно, что хочешь, Ч отвтилъ Мартынъ и взялъ со столика большой снимокъ въ дорогой рам. Она, Ч лаконично замтилъ Дарн винъ. Это былъ портретъ молодой женщины съ дадемой на бу.

Сросшяся на переносиц брови, свтлые глаза и лебединая шея, Ч все было очень отчетливо и властно. Ее зовутъ Ивлинъ, она, знаешь, недурно поетъ, я увренъ, что ты бы очень съ ней подружился, Ч и, отобравъ портретъ, Дарвинъ еще разъ мечтательно на него посмотрлъ, прежде, чмъ поставить на мсто. Ну-съ, Ч сказалъ онъ, повалившись на диванъ и сразу вытянувъ ноги, Ч какя новости? Вошелъ слуга съ коктэйлями. Мартынъ безъ удовольствя {226} глотнулъ пряную жидкость и вкратц разсказалъ, какъ онъ прожилъ эти два года. Его удивило, что, какъ только онъ замолкъ, Дарвинъ заговон рилъ о себ, подробно и самодовольно, чего прежде никогда не случан лось. Какъ странно было слышать изъ его нивыхъ цломудренныхъ устъ рчь объ успхахъ, о заработкахъ, о прекрасныхъ надеждахъ на будущее, Ч и оказывается писалъ онъ теперь не прежня очаровательн ныя вещи о пявкахъ и закатахъ, а статьи по экономическимъ и государн ственнымъ вопросамъ, и особенно его интересовалъ какой-то моран торумъ. Когда же Мартынъ, во время неожиданной паузы, напомнилъ ему о давнемъ, смшномъ, кембриджскомъ, Ч о горящей колесниц, о Роз, о драк, Ч Дарвинъ равнодушно проговорилъ: Да, хорошя были времена, Ч и Мартынъ съ ужасомъ отмтилъ, что воспоминане у Дарн вина умерло или отсутствуетъ, и осталась одна выцвтшая вывска.

А что подлываетъ Вадимъ? Ч сонно спросилъ Дарвинъ.

Вадимъ въ Брюссел, Ч отвтилъ Мартынъ, Ч кажется, слун житъ. А вотъ Зилановы тутъ, я часто видаюсь съ Соней. Она все еще не вышла замужъ.

Дарвинъ выпустилъ огромный клубъ дыма. Привтъ ей, привтъ, Ч сказалъ онъ. Ч А вотъ ты... Да, жалко, что ты все какъ-то треплешься. Вотъ я тебя завтра кое-съ-кмъ познакомлю, я увренъ, что теб понравится газетное дло.

Мартынъ кашлянулъ. Настало время заговорить о самомъ важн номъ, Ч о чемъ онъ еще недавно такъ мечталъ съ Дарвиномъ поговон рить. {227} Спасибо, Ч сказалъ онъ, Ч но это невозможно, Ч я черезъ часъ узжаю изъ Берлина.

Дарвинъ слегка привсталъ: Вотъ-те на. Куда же? Сейчасъ узнаешь. Сейчасъ я теб разскажу вещи, которыхъ не знаетъ никто. Вотъ уже нсколько тъ, Ч да, нсколько тъ, Ч но это неважно... Онъ запнулся. Дарвинъ вздохнулъ и сказалъ: Я уже понялъ.

Буду шаферомъ.

Не надо, прошу тебя. Вдь я же серьезно. Я, знаешь-ли, спецально сегодня добивался тебя, чтобы поговорить. Дло въ томъ, что я собираюсь нелегально перейти изъ Латви въ Россю, Ч да, на дван дцать четыре часа, Ч и затмъ обратно. А ты мн нуженъ вотъ поче му, Ч я дамъ теб четыре открытки, будешь посылать ихъ моей матери по одной въ недлю, Ч скажемъ, каждый четвергъ. Вроятно я вернусь раньше, Ч я не могу сказать напередъ, сколько мн потребуется врен мени, чтобы сначала обслдовать мстность, выбрать маршрутъ и такъ дале... Правда, я уже получилъ очень важныя свдня отъ одного человка. Но кром всего можетъ случиться, что я застряну, не сразу выберусь. Она, конечно, ничего не должна знать, должна аккуратно получать письма. Я далъ ей мой старый адресъ, Ч это очень просто.

Молчане.

Да, конечно, это очень просто, Ч проговорилъ Дарвинъ.

Опять молчане.

Я только несовсмъ понимаю, зачмъ это все.

Подумай и поймешь, Ч сказалъ Мартынъ.

Заговоръ противъ добрыхъ старыхъ совтовъ? Хочешь {228} кого-нибудь повидать? Что-нибудь передать, устроить? Признаюсь, я въ дтств любилъ этихъ мрачныхъ бородачей, бросающихъ бомбы въ тройку жестокаго намстника.

Мартынъ хмуро покачалъ головой.

А если ты просто хочешь постить страну твоихъ отцовъ Ч хотя твой отецъ былъ швейцарецъ, неправда-ли? Ч но если ты такъ хочешь ее постить, не проще ли взять визу и перехать границу въ позд? Не хочешь? Ты полагаешь, можетъ быть, что швейцарцу посл того убйн ства въ женевскомъ кафе не дадутъ визы? Изволь, Ч я достану теб британскй паспортъ.

Ты все не то говоришь, Ч сказалъ Мартынъ. Ч Я думалъ, ты все сразу поймешь.

Дарвинъ закинулъ руки за голову. Онъ все не могъ ршить, морон читъ ли его Мартынъ или нтъ, Ч и, если не морочитъ, то какя именно соображеня толкаютъ его на это вздорное предпряте. Онъ попыхтлъ трубкой и сказалъ:

Если, наконецъ, теб нравится одинъ только голый рискъ, то незачмъ здить такъ далеко. Давай, сейчасъ придумаемъ что-нибудь необыкновенное, что можно сейчасъ же исполнить, не выходя изъ комн наты. А потомъ поужинаемъ и подемъ въ мюзикъ-холль.

Мартынъ молчалъ, и лицо его было грустно. Что за ерунда, Ч подумалъ Дарвинъ. Ч Тутъ есть что-то странное. Спокойно сидлъ въ Кембридж, пока была у нихъ гражданская война, а теперь хочетъ получить пулю въ лобъ за шпонажъ. Морочитъ ли онъ меня или нтъ?

Каке дурацке разговоры... {229} Мартынъ вдругъ вздрогнулъ, взглянулъ на часы и всталъ.

Послушай, будетъ теб валять дурака, Ч сказалъ Дарвинъ, сильно дымя трубкой. Ч Это, наконецъ, просто невжливо съ твоей стон роны. Я тебя не видлъ два года. Или разскажи мн все толкомъ, или же признайся, что шутилъ, Ч и будемъ говорить о другомъ.

Я теб все сказалъ, Ч отвтилъ Мартынъ. Ч Все. И мн теперь пора.

Онъ неспша надлъ макинтошъ, поднялъ шляпу, упавшую на полъ. Дарвинъ, спокойно лежавшй на диван, звнулъ и отвернулся къ стн. Прощай, Ч сказалъ Мартынъ, но Дарвинъ промолчалъ. Прон щай, Ч повторилъ Мартынъ. Глупости, онъ не уйдетъ, Ч подумалъ Дарвинъ и звнулъ опять, плотно прикрывъ глаза. Не уйдетъ, Ч снова подумалъ онъ и сонно подобралъ одну ногу. Нкоторое время длилось забавное молчане. Погодя, Дарвинъ тихо засмялся и поверн нулъ голову. Но въ комнат никого не было. Казалось даже непонятн нымъ, какъ это Мартыну удалось такъ тихо выйти. У Дарвина мелькн нула мысль, не спрятался ли Мартынъ. Онъ полежалъ еще нсколько минутъ, потомъ, осторожно оглядывая уже полутемную комнату, спун стилъ ноги и выпрямился. Ну, довольно, выходи, Ч сказалъ онъ, услышавъ легкй шорохъ между шкапомъ и дверью, гд была ниша для чемодановъ. Никто не вышелъ. Дарвинъ подошелъ и глянулъ въ уголъ.

Никого. Только большой кусокъ оберточной бумаги, оставшйся отъ вчен рашней покупки. Онъ включилъ свтъ, задумался, потомъ открылъ дверь въ коридоръ. Въ коридор было тихо, свтло и пусто. Ну его {230} къ чорту, Ч сказалъ онъ и опять задумался, но вдругъ встряхн нулся и дловито началъ переодваться къ ужину.

На душ у него было безпокойно, а это съ нимъ бывало послднее время не часто. Появлене Мартына не только взволновало его, какъ нжный отголосокъ университетскихъ дней, Ч оно еще было необын чайно само по себ, Ч все въ Мартын было необычайно, Ч этотъ грун боватый загаръ, и словно запыхавшйся голосъ, и какое-то новое, надменное выражене глазъ, и странныя темныя рчи. Но Дарвину, послднее время жившему такой твердой, основательной жизнью, такъ мало волновавшемуся (даже тогда, когда объяснялся въ любви), такъ освоившемуся съ мыслью, что, посл тревогъ и забавъ молодости, онъ вышелъ на гладко мощеную дорогу, Ч удалось справиться съ необычайн нымъ впечатлнемъ, оставленнымъ Мартыномъ, уврить себя, что все это была не очень умная шутка, и что, пожалуй еще нынче, Мартынъ появится опять. Онъ уже былъ въ смокинг и разглядывалъ въ зеркал свою мощную фигуру и большое носатое лицо, какъ вдругъ позвонилъ телефонъ на ночномъ столик. Онъ несразу узналъ далекй, уменьшенн ный разстоянемъ голосъ, зазвучавшй въ трубк, ибо какъ-то такъ слун чилось, что онъ никогда не говорилъ съ Мартыномъ по телефону.

Напоминаю теб мою просьбу, Ч мутно сказалъ голосъ. Ч Я пришлю теб письма на-дняхъ, пересылай ихъ по одному. Сейчасъ уходитъ мой поздъ. Я говорю: поздъ. Да-да, Ч мой поздъ... Голосъ пропалъ. Дарвинъ со звономъ повсилъ трубку и нкотон рое время почесывалъ щеку. Потомъ онъ быстро вышелъ и спустился внизъ. Тамъ онъ потребовалъ расписане {231} поздовъ. Да, Ч соверн шенно правильно. Что за чертовщина...

Въ этотъ вечеръ онъ никуда не пошелъ, все ждалъ чего-то, слъ писать невст, и не о чемъ было писать. Прошло нсколько дней. Въ среду онъ получилъ толстый конвертъ изъ Риги и въ немъ нашелъ четыре берлинскихъ открытки, адресованныхъ госпож Эдельвейсъ. На одной изъ нихъ онъ высмотрлъ вкрапленную въ русскй текстъ фразу по-англйски: Я часто хожу съ Дарвиномъ въ мюзикъ-холли. Дарвину сдлалось не по себ. Въ четвергъ утромъ, съ непрятнымъ чувствомъ, что участвуетъ въ дурномъ дл, онъ опустилъ первую по дат открытку въ синй почтовый ящикъ на углу. Прошла недля;

онъ опун стилъ и вторую. Затмъ онъ не выдержалъ и похалъ въ Ригу, гд постилъ своего консула, адресный столъ, полицю, но не узналъ ничего.

Мартынъ словно растворился въ воздух. Дарвинъ вернулся въ Берлинъ и нехотя опустилъ третью открытку. Въ пятницу, въ издательство Зилан нова зашелъ огромный человкъ иностраннаго вида, и Михаилъ Платон новичъ, всмотрвшись, узналъ въ немъ молодого англичанина, ухажин вавшаго въ Лондон за его дочерью. Ровнымъ голосомъ, по-нмецки, Дарвинъ изложилъ свой послднй разговоръ съ Мартыномъ и исторю съ пересылкой писемъ. Да, позвольте, Ч сказалъ Зилановъ, Ч позн вольте, тутъ что-то не то, Ч онъ говорилъ моей дочери, что будетъ работать на фабрик подъ Берлиномъ. Вы уврены, что онъ ухалъ?

Что за странная исторя... Я сперва думалъ, что онъ шутитъ, Ч скан залъ Дарвинъ. Ч Но теперь я не знаю, что думать... Если онъ дйствин тельно Ч. Какой, однако, сумасбродъ, Ч сказалъ Зилановъ. {232} Ч Кто бы могъ предположить. Юноша уравновешенный, солидный... Прон сто, вы знаете, не врится, тутъ какой-то подвохъ... Вотъ что: прежде всего слдуетъ выяснить, не знаетъ ли чего-нибудь моя дочь. Подемте ко мн.

Соня, увидвъ отца и Дарвина и замтивъ что-то необычное въ ихъ лицахъ, подумала на сотую долю мгновеня (бываютъ таке мгновенн ные кошмары), что Дарвинъ прхалъ длать предложене. Алло, алло, Соня, Ч воскликнулъ Дарвинъ съ очень дланной развязностью;

Зилан новъ же, тусклыми глазами глядя на дочь, попросилъ ее не пугаться и тутъ же, чуть ли не въ дверяхъ, все ей разсказалъ. Соня сдлалась блой, какъ полотно, и опустилась на стулъ въ прихожей. Но вдь это ужасно, Ч сказала она тихо. Она помолчала и затмъ легонько хлопн нула себя по колнямъ. Это ужасно, Ч повторила она еще тише. Онъ теб что-нибудь говорилъ? Ты въ курс дла? Ч спрашивалъ Зилан новъ. Дарвинъ потиралъ щеку, и старался не смотрть на Соню, и чувн ствовалъ самое страшное, что можетъ чувствовать англичанинъ:

желане заревть. Конечно, я все знаю, Ч тонкимъ голосомъ крен счендо сказала Соня. Въ глубин показалась Ольга Павловна, и мужъ сдлалъ ей знакъ рукой, чтобы она не мшала. Что ты знаешь?

Отвчай же толкомъ, Ч проговорилъ онъ и тронулъ Соню за плечо.

Она вдругъ согнулась вдвое и зарыдала, упершись локтями въ колни и опустивъ на ладони лицо. Потомъ Ч разогнулась, громко всхлипнула, словно задохнувшись, переглотнула и вперемежку съ рыданями закрин чала: Его убьютъ, Боже мой, вдь его убьютъ... Возьми себя въ ру ки, Ч сказалъ Зилановъ. {233} Ч Не кричи. Я требую, чтобы ты спон койно, толково объяснила, о чемъ онъ теб говорилъ. Оля, проведи этого господина куда-нибудь, Ч да въ гостиную же, Ч ахъ, пустяки, что монтеры... Соня, перестань кричать! Испугаешь Ирину, перестань, я требую... Онъ долго ее успокаивалъ, долго ее допрашивалъ. Дарвинъ сидлъ одинъ въ гостиной. Тамъ же монтеръ возился со штепселемъ, и электрин чество то гасло, то зажигалось опять.

Двочка, конечно, права, что требуетъ немедленныхъ мръ, Ч сказалъ Зилановъ, когда онъ вмст съ Дарвиномъ, опять вышелъ на улицу. Ч Но что можно сдлать? И я не знаю, все ли это такъ романтин чески авантюрно, какъ ей кажется. Она сама всегда такъ настроена.

Очень нервная натура. Я никакъ не могу понять, какъ молодой человкъ, довольно далекй отъ русскихъ вопросовъ, скоре, знаете, иностранной складки, могъ оказаться способенъ на... на подвигъ, если хотите. Я, разумется, кое-съ-кмъ снесусь, придется, возможно, съзн дить въ Латвю, но дло довольно безнадежное, если онъ дйствительно попытался перейти... вы знаете, такъ странно, вдь я же, Ч да, я, Ч когда-то сообщалъ фрау Эдельвейсъ о смерти ея перваго мужа.

Прошло еще нсколько дней. Выяснилось только одно: нужно терн пне, нужно ждать. Дарвинъ отправился въ Швейцарю, Ч предупрен дить Софью Дмитревну. Все было сро, шелъ мелкй дождь, когда онъ прибылъ въ Лозанну. Повыше въ горахъ пахло мокрымъ снгомъ, капало съ деревьевъ: ноябрь вдругъ отсырлъ посл первыхъ морозовъ.

Наемный автомобиль быстро довезъ его до деревни, {234} скользнулъ шинами на поворот и опрокинулся въ канаву. Шоферъ только расшибъ себ руку;

Дарвинъ всталъ, нашелъ шляпу, стряхнулъ съ пальто мокрый снгъ и спросилъ у звакъ, далеко ли до усадьбы Генриха Эдельвейса.

Ему указали кратчайшй путь, Ч тропинкой черезъ еловый съ. Выйдя изъ су, онъ перескъ прозжую дорогу и, пройдя по алле, увидлъ зелено-коричневый домъ. Передъ калиткой, на темной земл, остался посл его прохожденя глубокй слдъ отъ резиновыхъ узоровъ его подон швъ;

этотъ слдъ медленно наполнился мутной водой, а калитка, котон рую Дарвинъ неплотно прикрылъ, черезъ нкоторое время скрипнула отъ порыва влажнаго втра и открылась, сильно качнувшись. Погодя на нее сла синица, поговорила, поговорила, а потомъ перелетла на елон вую втку. Все было очень мокро и тускло. Черезъ часъ стало еще тускле. Изъ глубины печальнаго, бураго сада вышелъ Дарвинъ, прин крылъ за собой калитку (она тотчасъ открылась опять) и пошелъ обратно Ч тропинкой черезъ съ. Въ су онъ остановился и закурилъ трубку. Его широкое коричневое пальто было разстегнуто, на груди висли концы разноцвтнаго кашнэ. Въ су было тихо, только слышан лось легкое чмокане: гд-то, подъ мокрымъ срымъ снгомъ, бжала вода. Дарвинъ прислушался и почему-то покачалъ головой. Табакъ, едва разгорвшись, потухъ, трубка издала безпомощный сосущй звукъ.

Онъ что-то тихо сказалъ, задумчиво потеръ щеку и двинулся дальше.

Pages:     | 1 | 2 | 3 |    Книги, научные публикации
."/cgi-bin/footer.php"); ?>