Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 40 |

Однако, стремление к стабильности, простоте вступает во взаимодействие с другим человеческим стремлением - к свободе1. И чтобы разрешить эту ситуацию в пользу, например, первого стремления, человек сознательно идет на принятие для себя каких-то ограничений в поведении. Можно, однако, предположить иную ситуацию, когда данное взаимодействие человек стремится разрешить в пользу свободы, в этом случае он сознательно идет на отказ от гарантированности для себя определенных спокойствия и удобств, расширяя тем самым свои творческие возможности. Как сознательное принятие ограничений, так и сознательный отказ от гарантированных удобств являют собой вторичные по характеру действия человека. Эти действия принципиально отличны от его стремления к простоте и стремления к свободе - природного в человеке. Сознательные решения - суть моменты антропологической инженерии, в которой выстраиваются те самые механизмы и процедуры человеческого поведения, которые в поведении животного запаяны как природные.

Важное свойство вводимых понятий мера и норма состоит в их локализованности деятельностью конкретного субъекта. То есть, с праксеологической точки зрения даже принятие человеком такой нормы как закон (научный, государственный, территориальный, общественный или какой-то иной) означает лишь факт признания его данным субъектом, признание его значимости и, соответственно, следование им этому закону наравне со своими собственными, индивидуальными мерами и нормами деятельности - законами для себя. Не признаваемый субъектом Снова заметим, что далеко не все явления человеческой природы нами рассматриваются в работе, это касается и затронутого здесь стремления к свободе, и некоторых др.

общепризнанный закон под понятие его нормы, элемента порядка уже не подпадает - такой закон есть препятствие, а не содействие упрощению ситуации данного субъекта. Протагоровское человек есть мера всех вещей - это как раз лозунг праксеолога. Однако, в праксеологии он интерпретируется несколько уже: конкретный человек есть мера всех своих вещей. В высказывании Шопенгауэра /154, 295/: Насколько люди невосприимчивы и равнодушны по отношению к всеобщим истинам, настолько же падки они на истины индивидуальные можно как раз поспорить с критической интонацией автора и воспринимать его буквально.

Тезис Х. Ортега-и-Гассета /107, 144/: там, где нет норм, нет и культуры может быть в большей степени (если не полностью) следует относить к индивидуальной деятельности человека, нежели к общественным, групповым процессам. Общественные нормы конкретным человеком лишь принимаются (либо не принимаются), но не устанавливаются. Имеется в виду - не устанавливаются как общезначимые нормы сознательно. Понятно, что великие индивидуальные творческие, культурные достижения становятся в конце концов и общественными нормами - нормами для многих. Данное положение есть своего рода философское обоснование системы права, основанной на прецеденте (прецедентного права), - здесь идея справедливости имеет личностные, человеческие истоки, поскольку прецедент по своей сути субъективен; альтернативная система права, основанная на законе (статусное право), наоборот, имеет общественные, обезличенные истоки, поскольку закон здесь - предельно обезличенное, объективное1 понятие.

Примечательна попытка Бердяева перенести понятие нормы из социальной этики (лзаконнической этики в его терминологии) в мир индивидуального /31, 64/: Речь тут не о личности вообще, а о ценности конкретной и неповторимой личности, о ценности индивидуального.

Это и есть прежде всего преодоление законнической этики. И далее /31, 97/: Нормативизм законнической этики применим лишь к очень грубым элементарным случаям - не нужно развратничать, убивать, красть, гать, но совсем не применим к более глубоким и тонким случаям, требующим индивидуально-творческого разрешения.... Настоящая проблема этики связана с той индивидуальной сложностью жизни, которая порождена столкновением ценностей высшего порядка и обнаруживает трагическое в жизни. Между тем как этика преимущественно понималась как учение о том, что не следует красть платков из карманов.

Нормирование столь глобально, что вполне обоснованно считается, например, что вся система наук несет именно нормативную функцию по отношению к материальной природе и природе человека - претендуя в своих рамках, пусть и не на высшее (хотя именно такую мировоззренческую позицию пытаются провести в позитивизме и сциентизме), но и никак не меньше, как на раскрепощение человека от гнета непостижимого мира, от гнета заблуждений и темноты. Человек именно нормированием процессов среды и своей деятельности во многом снимает Здесь лобъективное не означает справедливое.

заботы дня, освобождая себя для этого высшего. Нормированием пронизана вся наша повседневная жизнь - примерно одна ложка на литр, локоло часа пешком, километра через полтора, градусов двадцать и т.п. Причем, эти обыденные час, литр, километр, градус почти никогда не есть математически строгие час, литр, километр, градус, более того, в индивидуальном чувственном ощущении они вообще представляются каждому человеку по-своему, и именно этими индивидуальными часом, литром, километром, градусом человек очень часто и пользуется. Ценность этих нормативов как раз не столько в достигаемой точности, приближенности линструментальной/индивидуальной меры к всеобщему эталону (что, конечно, важно при коммуникации), сколько в том, что они дают самому человеку механизм, логику нормирования его собственных действий - во времени, в пространстве, в ценностных характеристиках. М. Полани /116, 102/:

Мастер сам устанавливает для себя стандарты и сам себя судит в соответствии с ними; знаток оценивает обширные целостности, ориентируясь на им же установленные стандарты их совершенства.

И далее /116, 147/: Можно сказать, что адаптация наших органов чувств, побудительная сила наших потребностей и страхов, способность к передвижению, сохранению равновесия и вертикального положения, равно как и процессы научения, развиваемые неартикулированным интеллектом на их основе, являются таковыми и приводят к тем результатам, к которым они приводят, благодаря своеобразному самоконтролю, ориентированному на стандарты, которые они сами себе задают. То есть, стандарты (опять же, нормы) заданы, продиктованы человеку его природой - стандарты наших органов чувств.

М. Хайдеггер подчеркивает /143, 246/, что тезис Планка: действительно лишь то, что поддается измерению верен именно потому, что в нем высказано нечто принадлежащее существу всей современной науки, а не только естествознанию (физике), что понятие исчисления следует интерпретировать не в узком смысле числовых операций, но в широком сущностном смысле - лисчислять значит брать что-либо в расчет, принимать во внимание, ожидать определенный результат и т.д., в этом плане всякое опредмечивание действительного есть исчисление.

В.В. Зеньковский указывает на то, что известным русским философом В.Д. Кудрявцевым отмечен онтологический смысл нормы для человека /67, 36/: В.Д. Кудрявцев впервые ясно и точно сформулировал положение о том, что надо разуметь под листиной. Истина о всякой вещи, говорит Кудрявцев, есть не только истина о том, что есть, но и о том, чем должна быть данная вещь. Мы это ясно понимаем, когда речь идет, например, о здоровье человека: истина о здоровье основана на соотношении фактического состояния человека и того нормального состояния, которое может быть и должно было бы быть у него.

Категория болезни есть вообще более широкая категория, чем это принято думать, - она относится ко всему бытию, ко всему в бытии.

... Категория болезни внутренне связана с выяснением взаимоотношения факта и нормы в бытии.

В естественном характере нормирования человеком процессов среды и своей деятельности отчасти состоит момент его понимающего вхождения в эту среду. Такое положение созвучно указанию Полани на пророческую силу рациональности (формализованности) /116, 23/:

Можно утверждать, что вообще всякая теория, которую мы провозглашаем безусловно рациональной, тем самым наделяется пророческой силой. Мы принимаем ее в надежде, что благодаря этому нам удастся войти в соприкосновение с реальностью. Любой достигнутый порядок - в виде нормы, меры, рациональности - есть момент соприкосновения с реальностью. Даже миф, отмечает Мамардашвили, несет в себе некое человеческое представление порядка /88, 20/: Центр тяжести мифа не есть утверждение того, что в мире действительно что-то случилось, скажем, с Зевсом, с титанами, с Хроносом, а потом наука или философия показывают, что никакого Хроноса не было, все это выдумки. Центр тяжести не в этом, а в разыгрывании практической, формальной или технической вещи, которая призвана вносит порядок в человека и в его мир. Мамардашвили отмечает также следующий интересный момент относительно понятия порядка /88, 174-177/: Аристотель, судя по всему контексту его мышления, утверждает, что порядок не может возникнуть из хаоса - только из порядка. Е Идея, что порядок - только из порядка, означает, что мы не можем утверждать, что из низшего возникает высшее, из несовершенного со временем получится совершенное, из низкого - высокое; все эти посылки прямо противоположны эволюционной теории. Здесь заведомо исключено, что из обезьяны может получиться человек. Е Здесь содержится предположение (философский постулат), что в этом вертикальном разрезе (ортогональном развороту времени) все есть свершимость в завершенном виде, есть завершенная полнота бытия. Формы свершились, и они как актуалии управляют тем, что и как появляется в реальном мире. Е Все, что вызывается и случается в мире деятельности, все, что мы можем понять и о чем можем осмысленно говорить, все это называется завершенными и полными формами. И если мы можем предмет (животное, человеческий поступок, астрономическое явление, физическое явление) поставить в луч света завершенного бытия, то тогда об этом можно осмысленно говорить.

Возможно здесь мы обнаруживаем замечательное взаимное дополнение, гармонию между физической (материальной) природой и природой человека. Физическая природа хаотична в том смысле, что в ней нет ничего, что было бы источником стремления к порядку, к поддержанию порядка (природа, к примеру, не знает закономерной смены дня и ночи - этой закономерности нет, а если кто в этом сомневается, тот пусть выйдет в открытый космос и попытается обнаружить это явление). Но, в то же время, физическая природа является тем исключительным местом, где все происходит. Человек же как раз несет в себе - в своей человеческой природе - стремление к порядку, он им актуализирован, однако, природа человека не может выступить материалом его собственной деятельности - в этом качестве вступает как раз физическая природа (в том числе, конечно, и физическая природа самого человека). Мы считаем методологически очень важным тезис об априорной ориентированности человека на порядок - становится понятным где искать истоки любой науки - они в человеке.

Пожалуй, наша схема открывает ход к следующей интуиции Паскаля /109, 127/: Геометрический порядок не определяет всего и не доказывает всего, и в этом отношении он уступает абсолютно совершенному порядку. Но он признает лишь то, что ясно и постоянно для естественного света, и потому он есть совершенно истинный порядок, и если его недостаточно поддерживает рассуждение, то его поддерживает природа. Этот порядок, для людей самый совершенный, не состоит ни в том, чтобы все определять и все доказывать, ни в том, чтобы ничего не определять и ничего не доказывать. Он заключается в том, чтобы придерживаться средней линии - не определять то, что ясно и понятно всем людям, и определять все остальное. Против этого порядка грешат в равной мере и те, которые пытаются все определять и все доказывать, и те, которые пренебрегают определением и доказательством того, что само по себе не очевидно. Там, где Паскаль говорит: порядок - то, что ясно и постоянно для естественного света, есть для естественного света именно субъекта (!), но это и есть обозначенное нами человеческое стремление к порядку, его чувство порядка - субъект совершенно необходимо присутствует в этой схеме. С другой стороны, листинный порядок поддерживает природа - это есть наша интерпретация природы как единственно возможного материального носителя порядка. Этой стороной явление порядка также необходимо должно поддерживаться.

Но, похоже, доминируют следующие две крайние позиции - либо все закономерное от физической природы, либо все от самого человека.

Первой позиции придерживается тот же Мамардашвили /88, 140-141/: У Платона - то, что он называет идеей или формой, и что потом Аристотель будет называть абстракцией, - нечто не гносеологическое, то есть не отвлечение, совершающееся в нашей голове, а нечто, обладающее чертами бытия и существования.... Небо в том смысле, в каком греки о нем рассуждали - было таким материальным носителем гармонии, наблюдение которого или отношение к которому производило в наблюдающих упорядоченность души. Это не просто абстракция - вот я отвлек в небе, в абстракции, какую-то закономерность.

Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 40 |    Книги по разным темам