Книги, научные публикации
Pages: | 1 | 2 | 3 | . М. ДОСТОЕВСКIЙ. ...
-- [ Страница 2 ] --Ч Ну, это мн наплевать! На этотъ счетъ подождемъ Кудеярова, вчера принесли. Проснется и вамъ все объяснитъ. Это такое лицо, такое великанское лицо! Завтра, кажется, притащутъ еще одного естественнин ка, одного офицера наврно и, если не ошибаюсь, дня черезъ три - четыре одного фельетониста, и кажется вмст съ редакторомъ. Впрон чемъ, чортъ съ ними, но только насъ соберется своя кучка и у насъ все само собою устроится. Но пока я хочу чтобъ не гать. Я только этого и хочу, потому что это главное. На земл жить и не гать невозможно, ибо жизнь и ложь синонимы;
ну а здсь мы для смху будемъ не гать.
Чортъ возьми, вдь значитъ же что нибудь могила! Мы вс будемъ вслухъ разсказывать наши исторiи и уже ничего не стыдиться. Я прежде всхъ про себя разскажу. Я, знаете, изъ плотоядныхъ. Все это тамъ вверху было связано гнилыми веревками. Долой веревки и проживемъ эти два мсяца въ самой безстыдной правд! Заголимся и обнажимся!
Ч Обнажимся, обнажимся! закричали во вс голоса.
Ч Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! взвизгивала Авдотья Игнан тьевна.
Ч Ахъ... ахъ... Ахъ я вижу что здсь будетъ весело;
я не хочу къ Эку!
Ч Нтъ, я бы пожилъ, нтъ, знаете, я бы пожилъ!
Ч ХиЦхиЦхи! хихикала Катишь.
Ч Главное, что никто не можетъ намъ запретить и хоть Первон довъ, я вижу, и сердится, а рукой онъ меня всеЦтаки не достанетъ.
GrandЦpre, вы согласны?
Ч Я совершенно, совершенно согласенъ и съ величайшимъ моимъ удовольствiемъ, но съ тмъ что Катишь начнетъ первая свою бiЧоЧ графiю.
Ч Протестую! протестую изо всхъ силъ, съ твердостiю произнесъ генералъ Перводовъ.
Ч Ваше превосходительство! въ торопливомъ волненiи и понизивъ голосъ лепеталъ и убждалъ негодяй Лебезятниковъ, Ч ваше превосхон дительство, вдь это намъ даже выгодне, если мы согласимся. Тутъ, знаете эта двочка... и наконецъ вс эти разныя штучки...
Ч Положимъ двочка, но...
Ч Выгодне, ваше превосходительство, ейЦБогуЦбы выгодне! Ну хоть для примрчика, ну хоть попробуемъ...
Ч Даже и въ могил не дадутъ успокоиться!
Ч Вопервыхъ, генералъ, вы въ могил въ преферансъ играете, а вовторыхъ, намъ на васъ наЦплеЦвать, Ч проскандировалъ Клиневичъ.
Ч Милостивый государь, прошу однако не забываться.
Ч Что? Да вдь вы меня не достанете, а я васъ могу отсюда дразн нить какъ Юлькину болонку. И воЦпервыхъ, господа, какой онъ здсь генералъ? Это тамъ онъ былъ генералъ, а здсь пшикъ!
Ч Нтъ не пшикъ... я и здсь...
Ч Здсь вы сгнiете въ гробу и отъ васъ останется шесть мдныхъ пуговицъ.
Ч Браво, Клиневичъ, хаЦхаЦха! заревли голоса.
Ч Я служилъ государю моему... я имю шпагу...
Ч Шпагой вашей мышей колоть и къ тому же вы ее никогда не вын нимали.
Ч Все равноЦсъ;
я составлялъ часть цлаго.
Ч МалоЦли какiя есть части цлаго.
Ч Браво, Клиневичъ, браво, хаЦхаЦха!
Ч Я не понимаю что такое шпага, провозгласилъ инженеръ.
Ч Мы отъ пруссаковъ убжимъ какъ мыши, растреплютъ въ пухъ!
прокричалъ отдаленный и неизвстный мн голосъ, но, буквально, зан хлебывавшiйся отъ восторга.
Ч Шпага, сударь, есть честь! крикнулъ было генералъ, но только я его и слышалъ. Поднялся долгiй и неистовый ревъ, бунтъ и гамъ, и лишь слышались нетерпливые до истерики взвизги Авдотьи Игнатьевны:
Ч Да поскоре же, поскорй! Ахъ, когда же мы начнемъ ничего не стыдиться!
Ч ОхъЦхоЦхо! во истину душа по мытарствамъ ходитъ! раздался было голосъ простолюдина, и...
И тутъ я вдругъ чихнулъ. Произошло внезапно и ненамренно, но эффектъ вышелъ поразительный: все смолкло точно на кладбищ, исчезн ло какъ сонъ. Настала истинноЦмогильная тишина. Не думаю, чтобы они меня устыдились: ршились же ничего не стыдиться! Я прождалъ минутъ съ пять и Ч ни слова, ни звука. Нельзя тоже предположить, чтобы испугались доноса въ полицiю;
ибо что можетъ тутъ сдлать пон лицiя? Заключаю невольно, что все таки у нихъ должна быть какаяЦто тайна, неизвстная смертному, и которую они тщательно скрываютъ отъ всякаго смертнаго.
Ну, подумалъ, миленькiе, я еще васъ навщу и съ симъ словомъ оставилъ кладбище.
Нтъ, этого я не могу допустить;
нтъ, во истину нтъ! Бобокъ меня не смущаетъ (вотъ онъ бобокъЦто и оказался!).
Развратъ въ такомъ мст, развратъ послднихъ упованiй, разн вратъ дряблыхъ и гнiющихъ труповъ и Ч даже не щадя послднихъ мгновенiй сознанiя! имъ даны, подарены эти мгновенiя и... А главное, главное въ такомъ мст! Нтъ, этого я не могу допустить...
Побываю въ другихъ разрядахъ, послушаю везд. ТоЦто и есть, что надо послушать везд, а не съ одного лишь краю, чтобы составить пон нятiе. Авось наткнусь и на утшительное.
А къ тмъ непремнно вернусь. Общали свои бiографiи и разные анекдотцы. Тьфу! Но пойду, непремнно пойду;
дло совсти!
Снесу въ Гражданинъ;
тамъ одного редактора портретъ тоже вын ставили. Авось напечатаетъ.
VII.
Смятенный видъ.
Я коеЦчто прочелъ изъ текущей литературы и чувствую что Гран жданинъ обязанъ упомянуть о ней на своихъ страницахъ. Но Ч какой я критикъ? Я дйствительно хотлъЦбыло писать критическую статью, но кажется я могу сказать коеЦчто лишь по поводу. Всего я прочелъ:
Запечатлннаго Ангела г. Лскова, поэму Некрасова и статью г. Щедрина. Прочелъ я тоже статьи гг. Скабичевскаго и Н. М. въ Отечественныхъ Запискахъ. Об эти статьи въ нкоторомъ смысл были для меня какъЦбы новымъ откровенiемъ;
когдаЦнибудь непремнн но надо поговорить о нихъ. А теперь начну сначала, т. е. въ томъ порядн к какъ читалъ, именно съ Запечатлннаго Ангела.
Это разсказъ г. Лскова въ Русскомъ Встник. Извстно, что сочиненiе это многимъ понравилось здсь въ Петербург и что очень многiе его прочли. Дйствительно оно того стоитъ: и характерно и занин мательно. Это повсть разсказанная однимъ бывшимъ раскольникомъ на станцiи въ рождественскую ночь о томъ, какъ вс они, раскольники, чен ловкъ сто пятьдесятъ, цлою артелью перешли въ православiе, вслдн ствiе чуда. Эта артель работниковъ строила мостъ въ одномъ большомъ русскомъ город и года три жила въ отдльныхъ баракахъ на берегу рки. Была у нихъ своя часовня, а въ ней множество древнихъ обн разовъ, освященныхъ еще до временъ патрiарха Никона. Очень заниман тельно разсказано, какъ одному господину, не совершенно маловажному чиновнику, захотлось сорвать съ артели взятку, тысячъ въ пятнадцать.
Нахавъ вдругъ въ часовню со властью, онъ потребовалъ по ста рублей съ иконы выкупа. Дать не могли. Тогда онъ арестовалъ образа. Въ нихъ просверлили дырья, нанизали ихъ на желзныя спицы какъ бублики и унесли кудаЦто въ подвалъ. Но тутъ была икона Ангела, древняя и осон бо уважаемая, считаемая артелью за чудотворную. Чтобы поразить, отн мстить и оскорбить, чиновникъ, раздраженный упорствомъ неплатян щихъ раскольниковъ, взялъ сургучъ и въ виду всего собранiя накапалъ его на ликъ образа и приложилъ казенную печать. Мстный архiерей, увидавъ запечатлнный ликъ святыни, изрекъ: Смятенный видъ, и распорядился поставить поруганную икону въ собор на окно.
Г. Лсковъ увряетъ, что слова архiерея и распоряженiе отнести порун ганную икону въ соборъ, а не въ подвалъ, будто бы очень понравились раскольникамъ.
Затмъ началась запутанная и занимательная исторiя о томъ какъ былъ выкраденъ этотъ Ангелъ изъ собора. Съ раскольниками связался англичанинъ, баринъ и кажется подрядчикъ по строющемуся мосту, пон любилъ ихъ и такъ какъ съ нимъ они были откровенны Ч то взялся имъ помогать. Особенно выдаются въ разсказ бесды раскольниковъ съ анн гличаниномъ объ иконной живописи. Это мсто серьозно хорошо, лучн шее во всемъ разсказ. Все кончается тмъ, что за всенощной икону нан конецъ выкрали изъ собора, ангела распечатлли, подмнили иконою новою, еще не освященною, которую взялась запечатлть, на подобiе первой, жена англичанина. И вотъ въ критическую минуту случилось чудо: отъ новой запечатлнной иконы видли свтъ (правда, видлъ одинъ только человкъ), а икона, когда ее принесли, оказалась незапен чатлнною, т. е. безъ сургуча на лик. Это такъ поразило принесшаго ее раскольника, что онъ тутъЦже отправился въ соборъ къ архiерею и во всемъ ему покаялся, причемъ владыко простилъ и изрекъ:
Это теб должно быть внушительно теперь гд вра дйственне:
вы, говоритъ, плутовствомъ съ своего Ангела печать свели, а нашъ самъ съ себя ее снялъ и тебя сюда привелъ.
Чудо такъ поразило раскольниковъ что они всею артелью, сто пятьн десятъ или около человкъ, перешли въ православiе.
Но тутъ авторъ не удержался и кончилъ повсть довольно неловко.
(Къ этимъ неловкостямъ г. Лсковъ способенъ;
вспомнимъ только кон нецъ дiакона Ахиллы въ его Соборянахъ). Онъ, кажется, испугался что его обвинятъ въ наклонности къ предразсудкамъ и поспшилъ разън яснить чудо. Самъ же разскащикъ, т. е. мужичокъ, бывшiй раскольникъ весело у него сознается, что на другой день посл ихъ обращенiя въ православiе доискались почему распечатллся Ангелъ. Англичанка не осмлилась закапать ликъ хотя и не освященной иконы, а сдлала пен чать на бумажк и подвела ее подъ края оклада. Въ дорог бумажка, кон нечно, соскользнула и Ангелъ распечатллся. Такимъ образомъ отчасти и не понятно почему раскольники остались въ православiи, не смотря на разъясненiе чуда? Конечно, отъ умиленiя и отъ ласки простившаго ихъ архiерея? Но взявъ въ соображенiе твердость и чистоту ихъ прежнихъ врованiй, взявъ въ соображенiе посрамленiе ихъ святыни и надруганiе надъ святынею ихъ собственныхъ чувствъ, взявъ въ соображенiе, након нецъ, вообще характеръ нашего раскола, врядъЦли можно объяснить обн ращенiе раскольниковъ однимъ умиленiемъ, Ч да и къ чему, къ кому?
Въ благодарность за одно только прощенiе архiерея? Вдь понимали же они Ч даже лучше другихъ Ч чт именно на самомъ дл должна бы означать власть архiерея въ церкви, а потому и не могли бы умилиться чувствомъ къ той церкви, гд архiерей, посл такого неслыханнаго, всен народноЦбезстыднаго и самоуправнаго святотатства, которое позволилъ себ взяточникъЦчиновникъ, касающагося какъ раскольниковъ, такъ равно и всхъ православныхъ, ограничивается лишь тмъ, что говоритъ съ воздыханiемъ: Смятенный видъ! л и не въ силахъ остановить даже второстепеннаго чиновника отъ такихъ зврскихъ и ругательныхъ для религiи дйствiй.
И вообще въ этомъ смысл повсть г. Лскова оставила во мн впен чатлнiе болзненное и нкоторое недоврiе къ правд описаннаго.
Она, конечно, отлично разсказана и заслуживаетъ многихъ похвалъ, но вопросъ: неужели это все правда? Неужели это все у насъ могло произойдти? ТоЦто и есть что разсказъ, говорятъ, основанъ на дйствин тельномъ факт. Вообразимъ только такой случай: положимъ, гд нин будь теперь, въ какой нибудь православной церкви, находится древняя чудотворная икона, повсемстно чтимая всмъ Православiемъ. Предстан вимъ, что какая нибудь артель раскольниковъ цлымъ скопомъ выкран дываетъ эту икону изъ собора, собственно чтобы имть эту древнюю святыню у себя, въ своей моленной. Все это, конечно, могло бы случитьн ся. Представимъ, что тъ черезъ десять какой нибудь чиновникъ нахон дитъ эту икону, торгуется съ раскольниками чтобы добыть знатную взятку;
они такой суммы дать не въ силахъ и вотъ онъ беретъ сургучъ и капаетъ его на ликъ святыни съ приложенiемъ казенной печати. Неужен ли отъ того только, что икона побыла нкоторое время въ рукахъ расн кольниковъ, она потеряла свою святыню? Вдь и икона Ангела, о кон торой разсказываетъ г. Лсковъ, была древле освященною православн ною иконою, чтимою до раскола всмъ Православiемъ? И неужели при семъ мстный архiерей не могъ и не имлъ бы права поднять хоть пан лецъ въ защиту святыни, а лишь съ воздыханiемъ проговорилъ: Смян тенный видъ. Мои тревожные вопросы могутъ показаться нашимъ обн разованнымъ людямъ мелкими и предразсудочными;
но я того убн жденiя, что оскорбленiе народнаго чувства во всемъ что для него есть святаго Ч есть страшное насилiе и чрезвычайная безчеловчность. Неун жели раскольникамъ не пришла въ голову мысль: Чтоже, какъ бы сей православный владыко защитилъ церковь, еслибы обидчикомъ было еще боле важное лицо? Могли ли они съ почтенiемъ отнестись къ той церкви, въ которой высшая духовная власть, какъ описано въ повсти, такъ мало иметъ власти? Ибо чмъ же объяснить поступокъ архiерея какъ не малою властью его? Неужели равнодушiемъ и ностью и неслын ханнымъ предположенiемъ что онъ, забывъ обязанность своего сана, обратился въ чиновника отъ правительства? Вдь если ужъ такая нелн пость зайдетъ въ головы духовныхъ чадъ его, то ужъ это всего хуже:
православныя дти его постепенно потеряютъ всякую энергiю въ дл вры, умиленiе и преданность къ церкви, а расколъ будетъ смотрть на православную церковь съ презрнiемъ. Вдь значитъ же что нибудь пан стырь? Вдь понимаютъ же это раскольники?
Итакъ, вотъ какiя мысли приходятъ въ голову посл чтенiя прен краснаго разсказа г. Лскова;
такъ что мы, повторяемъ, наклонны счин тать этотъ разсказъ, въ нкоторыхъ подробностяхъ, почти неправдон подобнымъ. Между тмъ, въ одномъ изъ недавнихъ №№ Голоса прон челъ я слдующее извстiе:
Одинъ изъ деревенскихъ священниковъ Орловской губернiи пишетъ въ газету Современность: Занимаясь обученiемъ дтей своихъ прихожанъ грамот почти съ самаго уничтоженiя крпостнаго права, я оставилъ эту обязанность только тогда, когда наше дЦское земство приняло на себя вознагражденiе и пожелало имть свон бодныхъ отъ другихъ занятiй наставниковъ. Но въ начал ныншняго 1872Ч 73 учебнаго года оказался недостатокъ народныхъ учителей въ нашемъ узд. Я, не желая закрытiя училища въ своемъ сел, ршился изъявить свое желанiе занять должность наставника и обратился въ училищный совтъ съ прошенiемъ объ утверн жденiи меня въ этой должности. Совтъ отвтилъ мн, что ля тогда буду утверн жденъ въ должности наставника, когда на то изъявитъ свое согласiе общество''. Обн щество пожелало и составило о томъ приговоръ. Обращаюсь въ волостное правленiе для засвидтельствованiя приговора, какъ требовалъ того училищный совтъ. Вон лостное правленiе, имя во глав невжественнаго писаря М. С. и во всемъ послушн наго ему старшину, не восхотло засвидтельствовать приговора, ссылаясь на то, что мн учить некогда, но въ душ руководясь другими побужденiями. Я обращаюсь къ мировому посреднику. Посредникъ П. высказалъ мн въ глаза слдующiя достон примчательныя слова: правительство вообще не расположено къ тому, чтобы нан родное образованiе было въ рукахъ духовенства. Почему бы такъ? Ч спрашиваю я.
Потому, отвчаетъ посредникъ, что духовенство проводитъ суеврiе.
Какъ вамъ нравится, господа, это сообщенiе? Вдь оно, конечно, въ косвенномъ смысл, почти возстановляетъ правдоподобность разсказа г.
Лскова, въ которой мы такъ усумнились и упорно продолжаемъ сон мнваться. Тутъ важно не то, что случился такой посредникъ: чт за нужда, что какой нибудь глупецъ скажетъ съ втру глупое слово? И кан кое намъ дло до его убжденiй? Тутъ важно то, что это такъ откровенн но и со властью высказано;
съ такою сознательною властью, съ такою небезпокоющеюся безцеремонностью. Онъ высказываетъ свое премудрое убжденiе уже прямо и не обинуясь въ глаза и, кром того, иметъ дерн зость навязывать такiя убжденiя правительству и говорить отъ лица правительства.
Ну, осмлился бы это сказать не то что какойЦто посредникъ, а въ десять разъ высшее его по власти лицо какому нибудь хоть, напримръ, остзейскому пастору? Господи, какой бы этотъ пасторъ затялъ крикъ и какой бы въ самомъ дл поднялся крикъ! У насъ священникъ смиренно обличаетъ дерзкаго путемъ гласности. Но приходитъ мысль: если бы это лицо было повыше посредника (чт вдь очень можетъ быть, потому что у насъ все можетъ случиться), то вдь можетъ быть пастырь добрый и не сталъ бы совсмъ обличать его, зная, что изъ этого выйдетъ одинъ лишь смятенный видъ и ничего боле. Да и нельзя же требовать отъ него энергiи первыхъ вковъ христiанства, хотя бы и желалось того. Мы вон обще наклонны обвинять наше духовенство въ равнодушiи къ святому длу;
но какъ же и быть ему при иныхъ обстоятельствахъ? А между тмъ помощь духовенства народу никогда еще не была такъ настоятельн но необходима. Мы переживаемъ самую смутную, самую неудобную, сан мую переходную и самую роковую минуту можетъ быть изъ всей исторiи русскаго народа.
Очень странное явленiе случилось недавно въ одномъ углу Россiи Ч нмецкое протестантство въ сред православiя, новая секта штундистовъ. Гражданинъ о ней сообщалъ своевременно. Явленiе пон чти уродливое, но въ немъ какъЦбы слышится нчто пророческое.
Въ Херсонской губернiи какойЦто пасторъ Бонекетбергъ пожаллъ отъ добраго сердца тамошнiй русскiй народъ, видя его непросвщенн нымъ и духовноЦоставленнымъ, и сталъ проповдывать ему христiанскую вру, но держась православiя, и самъ уговаривая его отъ православiя не отступать. Но случилось иначе: проповдь имла полный успхъ, но новые христiане тотчасъ же начали тмъ, что отстали отъ православiя, поставили себ это первымъ и непремннымъ условiемъ, отвернулись отъ обрядовъ, иконъ, стали собираться по лютерански и пть псалмы по книжк;
иные выучились даже нмецкому языку. Секта распространяется съ фанатическою быстротой, переходитъ въ другiе узды и губернiи. Сектанты измнили образъ жизни, не пьянствуютъ.
Они такъ, напримръ, разсуждаютъ:
Ч У нихъ (то есть у нмецкихъ, лютеранскихъ штундистовъ), Ч у нихъ потому хорошо, и потому они такъ честно и благообразно живутъ, что нтъ постовъ...
Логика мизерная, но какойЦто есть смыслъ, какъ хотите, особенно если смотрть на постъ какъ на одинъ лишь обрядъ. А откудова бдный человкъ могъЦбы узнать спасительную, глубокую цль поста? Да онъ и всю свою прежнюю вру зналъ какъ одинъ лишь обрядъ.
Значитъ противъ обряда и протестовалъ.
Это, положимъ, понятно. Но почему онъ такъ вдругъ схватился протестовать? Гд причина его подвигнувшая?
Причина можетъ быть очень общая Ч та, что возсiялъ ему свтъ новой жизни съ 19 февраля. Онъ могъ споткнуться и упасть съ первыхъ шаговъ на новомъ пути;
но очнуться надо было непремнно, а очнувн шись, онъ вдругъ увидалъ какъ онъ жалокъ и бденъ, и слпъ, и нищъ, и нагъ. Главное, Ч правды захотлось, правды во что бы ни стало, даже жертвуя всмъ, что было до сихъ поръ ему свято. Потому что нин какимъ развратомъ, никакимъ давленiемъ и никакимъ униженiемъ не исн требишь, не замертвишь и не искоренишь въ сердц народа нашего жан жду правды, ибо эта жажда ему дороже всего. Онъ можетъ страшно упасть;
но въ моменты самаго полнаго своего безобразiя онъ всегда бун детъ помнить, что онъ всего только безобразникъ и боле ничего;
но что есть гд то высшая правда и что эта правда выше всего.
Вотъ явленiе. Явленiе это можетъ быть пока единичное, съ краю, но врядъЦли случайное. Оно можетъ затихнуть и зачерствть въ самомъ начал и опять таки преобразиться въ какую нибудь обрядность, подобн но большинству русскихъ сектъ, особенно если ихъ не трогать. Но, какъ хотите, въ явленiи этомъ, повторяю, можетъ все таки заключаться какъ бы нчто пророческое. Въ настоящее время, когда все будущное такъ загадочно, позволительно иногда даже врить въ пророчества.
Ну, чт если нчто подобное развернется уже по всей Руси? Не это самое, не штундисты (тмъ боле, что, говорятъ, уже приняты надлежан щiя мры), а только нчто подобное? Чт если весь народъ вдругъ скан жетъ себ, дойдя до краевъ своего безобразiя и разглядвъ свою нищен ту: Не хочу безобразiя, не хочу пить вина, а хочу правды и страха Бон жьяго, а главное правды, правды прежде всего.
Что возжаждетъ онъ правды Ч въ томъ, конечно, явленiе отрадное.
А между тмъ вмсто правды можетъ выйти чрезвычайная ложь, какъ и у штундистовъ.
Ну какой въ самомъ дл нашъ народъ протестантъ и какой онъ нмецъ? и къ чму ему учиться по нмецки чтобы пть псалмы? И не заключается ли все, все чего ищетъ онъ Ч въ православiи? Не въ немъ ли одномъ и правда и спасенiе народа русскаго, а въ будущихъ вкахъ и для всего человчества? Не въ православiи ли одномъ сохранился божен ственный ликъ Христа во всей чистот? И можетъ быть главнйшее предъизбранное назначенiе народа русскаго въ судьбахъ всего человчен ства и состоитъ лишь въ томъ, чтобъ сохранить у себя этотъ божественн ный образъ Христа во всей чистот, а когда придетъ время, Ч явить этотъ образъ мiру, потерявшему пути свои!
Да, но покамстъ это все сбудется, пасторъ то вотъ всталъ пораньн ше, съ первыми птицами, да и пришелъ къ народу, чтобы сказать ему правду Ч православную правду, онъ былъ очень совстливъ. Но народъ пошелъ за нимъ, а не за православiемъ, Ч не изъ благодарности только, а за то что отъ него первую правду увидлъ. Ну, и вышло, что лу него потому хорошо, что постовъ нтъ. Заключенiе очень понятное коли замшалась личность.
Ну, а кстати: чтоже наши священники? Что объ нихъЦто слышно?
А наши священники тоже, говорятъ, просыпаются. Духовное наше сословiе, говорятъ, давно уже начало обнаруживать признаки жизни. Съ умиленiемъ читаемъ мы назиданiя владыкъ по церквамъ своимъ о прон повдничеств и благообразномъ житiи. Наши пастыри, по всмъ изн встiямъ, ршительно принимаются за сочиненiе проповдей и готовятн ся произнести ихъ.
ПоспютъЦли только во время? Поспютъ ли проснуться съ первын ми птицами? Пасторъ всеЦтаки птица иная, залетная, да и гарантирон ванъ иначе. Ну, да и служба совсмъ другая, начальство и проч. Такъ то такъ, да вдь не чиновникъ же въ самомъ дл и нашъ священникъ!
И не проповдникъЦли онъ единой великой Истины, имющей обновить весь мiръ?
Пасторъ посплъ раньше него, это все правда;
но что же и длать однако было священнику, въ случа, напримръ, хоть штундистовъ? Мы вотъ все наклонны обвинять нашихъ священниковъ, а вникнемъ однако:
неужели ограничиться лишь доносомъ начальству? О, конечно нтъ, дон брыхъ пастырей у насъ много, Ч можетъ быть боле даже чмъ мы мон жемъ надяться, или сами того заслуживаемъ. Но всеЦтаки, чтЦже онъ сталъЦбы тутъ проповдывать? Ч (приходитъ мн иногда въ голову какъ свтскому человку, съ дломъ незнакомому) Ч О преимуществ православiя передъ лютеранствомъ? Но вдь мужики люди темные: нин чего не поймутъ и пожалуй не убдятся. Доброе поведенiе и добрые нран вы, говоря вообще и не слишкомъ пускаясь въ подробности? Но какiе - же тутъ добрые нравы, когда народъ пьянъ съ утра до вечера. Воздерн жанiе отъ вина въ такомъ случа, чтобы истребить зло въ самомъ корн? Безъ сомннiя такъ, хотя тоже не слишкомъ пускаясь въ подробн ности, ибо... ибо всеЦтаки надо имть въ соображенiи величiе Россiи какъ великой державы, которое такъ дорого стоитъ... Ну, а вдь ужъ это въ нкоторомъ род почти тоже, что и смятенный видъЦсъ. Остается стало быть проповдывать, чтобы народъ пилъ немножко только пон меньше...
Ну, а пастору какое дло до величiя Россiи какъ великой европейн ской державы? И не боится онъ никакого смятеннаго вида, и служба у него совсмъ другая. А потому дло и осталось за нимъ.
VIII.
Полписьма лодного лица.
Ниже я помщаю письмо, или лучше сказать полписьма лодного лица въ редакцiю Гражданина;
все письмо напечатать было никакъ невозможно. Это все тоже лицо, вотъ тотъ самый, который уже отн личился разъ въ Гражданин насчетъ могилокъ. Признаюсь, печан таю единственно чтобы отъ него отвязаться. Редакцiя буквально задавн лена его статьями. Во первыхъ, это лицо ршительно выступаетъ мон имъ защитникомъ противъ литературныхъ враговъ моихъ. Онъ напин салъ уже за меня и въ пользу мою три лантикритики, дв замтки, три случайныя замтки, одно по поводу и наконецъ наставленiе ккъ вести себя. Въ этомъ послднемъ полемическомъ сочиненiи свон емъ, онъ, подъ видомъ наставленiя врагамъ моимъ, нападаетъ уже на меня самого и нападаетъ въ такомъ даже тон, что я ничего подобнаго, по энергiи и ярости, не встрчалъ даже и у враговъ моихъ. Онъ хон четъ чтобы я это все напечаталъ! Я ршительно заявилъ ему, что, во первыхъ, враговъ моихъ никакихъ не имю, и что все это только ткъ и призраки;
во вторыхъ, что и время уже прошло, ибо весь этотъ гамъ журналистовъ, раздавшiйся съ появленiя перваго № Гражданина сего 1873 года съ такою неслыханною литературною яростью, безпардоннон стью и простодушiемъ прiемовъ атаки, теперь, недли дв, даже три тому назадъ, вдругъ и неизвстно почему прекратился, точно также какъ неизвстно почему и начался. Наконецъ, что если бы я и вздумалъ кому отвчать, то съумлъ бы это сдлать самъ, безъ его помощи.
Онъ разсердился и поссорясь со мною вышелъ. Я даже былъ радъ тому. Это человкъ болзненный... Онъ въ напечатанной у насъ еще прежде стать уже сообщилъ, отчасти, нкоторыя черты изъ своей бiон графiи: человкъ огорченный и ежедневно себя логорчающiй. Но главн ное, меня пугаетъ эта непомрная сила гражданской энергiи сего сон трудника. Представьте, онъ съ первыхъ словъ заявилъ мн, что не трен буетъ ни малйшаго гонорарiя, а пишетъ единственно изъ гражданскан го долга. Даже признался мн, съ гордою, но вредящею себ откровенн ностью, что писалъ вовсе не для того чтобы защищать меня, а единственно чтобы провести при семъ случа свои мысли, такъ какъ ихъ ни въ одной редакцiи не принимаютъ. Онъ просто за просто питалъ сладкую надежду отмежевать себ, хоть задаромъ, постоянный уголокъ въ нашемъ журнал чтобы имть возможность постоянно излагать свои мысли. Какiя же это мысли? Пишетъ онъ обо всемъ, отзывается на все, съ горечью, съ яростью, съ ядомъ и со слезой умиленiя. Девяносто процентовъ на ядъ и одинъ процентъ на слезу умиленiя! объявляетъ онъ самъ въ одной своей рукописи. Начнется новый журналъ или новая газета, и онъ уже немедленно тутъ: поучаетъ и даетъ наставленiя. Это совершенная правда что, въ одну газету онъ отослалъ до сорока писемъ съ наставленiями, то есть ккъ издавать, ккъ вести себя, объ чемъ пин сать и на чт обращать вниманiе. Въ нашей редакцiи накопилось его пин семъ, въ два съ половиною мсяца, до двадцати осьми штукъ. Пишетъ онъ всегда за своею полною подписью, такъ что его везд уже знаютъ, и мало того что тратитъ послднiя копйки на франкировку, но еще въ письма же вкладываетъ свжiя марки, предполагая, что добьется таки своего и затетъ гражданскую переписку съ редакцiями. Всего боле удивляетъ меня, что я никакъ не могъ, даже изъ двадцати восьми его пин семъ, открыть какого онъ направленiя и чего собственно такъ добиваетн ся? Это какойЦто сумбуръ... Рядомъ съ грубостью прiемовъ, съ цинизмон мъ краснаго носа и логорченнаго запаха, изступленнаго слога и разон рванныхъ сапоговъ, мелькаетъ какая то скрытая жажда нжности, чего то идеальнаго, вра въ красоту, Sehnsucht1 по чему то утраченному, и все это выходитъ какъЦто до крайности въ немъ отвратительно. И вообн ще онъ мн надолъ. Правда, онъ грубитъ открыто и денегъ за это не требуетъ, стало быть отчасти лицо благородное;
но Богъ съ нимъ и съ его благородствомъ! Не дале какъ три дня посл нашей ссоры онъ явился опять, съ послднею уже попыткой, и принесъ вотъ это Письн мо одного лица. Нечего длать я взялъ и долженъ теперь напечатать.
Первую половину письма ршительно нельзя напечатать. Это Ч одн только личности и ругательства чуть не всмъ петербургскимъ и московскимъ изданiямъ, выходящiя изо всякой мрки. Ни одно изъ упрен каемыхъ имъ изданiй не возвышалось до такого цинизма въ ругательн ствахъ. И главное, самъЦто онъ ихъ ругаетъ единственно за цинизмъ и за дурной тонъ ихъ полемики. Я просто отрзалъ ножницами всю перн вую часть письма и возвратилъ ему. Заключительную же часть печатаю лишь потому, что тутъ, такъ сказать, тема общая: это нкое увщанiе какомуЦто воображаемому фельетонисту, Ч увщанiе даже пригодное для фельетонистовъ всхъ вковъ и народовъ, до того оно общее. Слогъ возвышенный, причемъ сила слога равняется лишь наивности изложенн ныхъ мыслей. Обращаясь съ увщанiемъ къ фельетонисту, онъ говоритъ ему ты, какъ въ одахъ стараго времени. Онъ ни за что не хотлъ чтобы я началъ съ точки и настоялъ на томъ чтобы печатанiе полуписьма его началось съ полуфразы, именно такъ какъ отрзалось ножницами:
томление,тоска(нем.).
пусть, дескать, увидятъ какъ меня исказили! Онъ же отстоялъ и зан главiе: я хотлъ всеЦтаки написать: Письмо одного лица;
онъ нен премнно потребовалъ чтобы озаглавлено было: Полписьма одного лица.
Итакъ вотъ эти полписьма...
Полписьма одного лица.
...и неужели въ слов свинья заключается столь магическiй и зан манчивый смыслъ, что ты тотчасъ же и несомннно принимаешь его на свой счетъ? Я давно уже сталъ замчать, что въ русской литератур это словцо постоянно иметъ нкоторый особенный и даже какъ бы мистин ческiй смыслъ. Даже ддушка Крыловъ, понимая это, употреблялъ съ особою любовью свинью въ своихъ апологахъ. Читающiй литераторъ, даже въ уединенiи и про себя, встртившись съ словомъ симъ, немедленн но вздрагиваетъ и тотчасъ же начинаетъ задумываться: Не яЦли это?
Не про меня ли написано? Согласенъ, что словцо энергическое, но зачмъ же подразумвать непремнно себя и даже себя одного? Есть и другiе кром тебя. Ужъ не имешь ли тайныхъ причинъ къ сему? Ибо чмъ иначе могу объяснить твою мнительность? Второе, что замчу теб, о другъ мой фельетонистъ, это то, что ты невоздерженъ въ планировк своихъ фельетоновъ. Ты напихиваешь въ столбцы свои столько генераловъ, акцiонеровъ, князей, въ теб и въ острыхъ словахъ твоихъ имющихъ нужду, что поневол заключаю, чин тая, что за обилiемъ многихъ не имешь ни одного. Здсь ты присутн ствуешь на значительномъ засданiи совта и изрекаешь бонмо, свысока и небрежно, но тмъ бросаешь лучъ свта и совтъ немедленно и торон пливо перемняется къ лучшему. Тамъ въ глаза осмялъ одного богатан го князя, за чт онъ немедленно зоветъ тебя на обдъ, но ты проходишь мимо и гордо, но либерально отъ обда отказываешься. Тамъ зазжему милорду, въ интимномъ разговор, въ салон, въ шутку открываешь всю Это несомннно преувеличено, но отчасти и врно. Тутъ намекъ собственно на то, что въ первомъ № Гражданина я имлъ несчастiе привести одну древнйшую индiйскую басню о дуэли льва и свиньи, причемъ ловко отклонилъ даже самую возможность предположенiя, что слово левъ нескромно отношу на свой счетъ. И чт же? Дйствительно многiе выказали чрезвычайную и поспшную мнительность. Даже было нчто въ род феномена: въ редакцiю пришло письмо одного подписчика изъ одной далекой окраины Россiи;
подписчикъ дерзко и азартно укоряетъ редакцiю за то, что подъ словомъ свинья она, будтоЧбы, несомннно подразумваетъ своихъ подписчиковъ Ч предположенiе до того нелпое, что даже иные и петербургскiе фельетонисты не ршились имъ воспользоваться въ своихъ обвиненiяхъЕ а это уже мра всему.
Ред.
тайную подкладку Россiи: онъ, въ страх и въ восхищенiи, тутъ же телеграфируетъ въ Лондонъ и на другой же день министерство Викторiи падаетъ. Тамъ, на Невскомъ, на прогулк отъ двухъ до четырехъ, ты разршаешь государственную задачу тремъ отставнымъ, но бгущимъ за тобою министрамъ;
встрчаешь проигравшагося гвардейскаго ротмин стра и бросаешь ему двсти рублей взаймы;
съ нимъ дешь къ Фифин для благороднаго (будто бы?) негодованiя... Однимъ словомъ, ты тутъ, ты тамъ, ты везд;
ты разсыпанъ въ обществ, тебя рвутъ на расхватъ;
глотаешь трюфели, шь конфекты, разъзжаешь на извощикахъ, въ дружб съ половыми у Палкина, Ч словомъ, безъ тебя ничего. Столь высокая обстановка твоя является наконецъ подозрительною. Тихiй чин татель провинцiи сочтетъ тебя можетъ быть и вправду за обойденнаго наградой или по крайней мр за отставнаго министра, желающаго вновь путемъ свободной, но оппозицiонной печати возвратить свою должность. Но опытный житель обихъ столицъ знаетъ иное: ибо знан етъ онъ, что ты не боле, какъ нанятой борзописецъ у антрепренера - издателя;
ты нанятъ и обязанъ его защищать. Онъ же (но никто другой) натравливаетъ тебя на кого ему вздумается.
Итакъ, весь этотъ гнвъ и азартъ въ теб, весь этотъ лай твой, Ч все это лишь наемное и натравленное чужою рукой. И добро бы ты самъ за себя стоялъ! Напротивъ, чему всего боле удивляюсь въ теб Ч это тому, что ты, наконецъ, горячишься дйствительно, принимаешь къ сердцу какъ будто въ самомъ дл свое, ругаешься съ фельетонистомъ - соперникомъ какъ бы изъЦза какойЦто любимой идеи, изъЦза дорогаго теб убжденiя. Между тмъ, знаешь самъ, что своихъ идей не имешь, а убжденiй и подавно. Или можетъ быть, вслдствiе многолтней гон рячки и упоенiя смраднымъ успхомъ своимъ, ты возмечталъ, наконецъ, что у тебя есть идея, что и ты способенъ имть убжденiе? Если такъ, то какъ же расчитываешь посл сего на мое уваженiе?
Нкогда ты былъ честнымъ и благообразнымъ юношей... О, вспомни у Пушкина, если не ошибаюсь съ персидскаго: почтенный старецъ говон ритъ рвущемуся сразиться юнош:
Я боюсь среди сраженiй Ты утратишь навсегда Скромность робкую движенiй, Прелесть нги и стыда.
Увы, ты все это и давно уже навсегда утратилъ! Смотри самъ, какъ ты споришь съ фельетоннымъ врагомъ твоимъ и пойми до чего вы, након нецъ, доругались! Ибо вовсе вы уже не такъ подлы, какъ другъ друга рисуете. Вспомни, что въ дтскомъ возраст дти дерутся наиболе пон тому, что не научились еще разумно излагать свои мысли. Ты же, сдое дитя, за неимнiемъ мыслей, бранишься всми словами разомъ, Ч худой прiемъ! Именно за неимнiемъ убжденiй и настоящей учености, ты стан раешься боле вникнуть въ частную жизнь своего соперника;
съ жаднон стью узнаешь проступки его, искажаешь ихъ и предаешь ихъ благодтельной гласности. Не жалешь жены и дтей его. Предполагая другъ друга умершими, пишете каждый и обоюдно одинъ другому, въ вид пашквиля, по надгробному слову. Скажи же, кто повритъ теб наконецъ? Читая фельетонъ твой, обрызганный слюной и чернилами, я невольно наклоненъ подумать, что ты неправъ, что въ фельетон твоемъ особый и секретный смыслъ, что вы врно гд нибудь подрались на дач и не можете позабыть сего. Невольно заключаю въ пользу твоего соперн ника и эффектъ твой манкированъ. А къ тому ли стремился ты?
И какая дтская неумлость въ теб! Обругавъ соперника, ты зан ключаешь свой фельетонъ словами: Вижу васъ, господинъ NN, какъ вы, прочитавъ эти строки, бгаете вн себя по комнат, рвете ваши волосы, кричите на вбжавшую въ испуг жену свою, гоните прочь дтей и, скрежеща зубами, колотите въ стну кулакомъ отъ безсильнаго бшенн ства...
Другъ мой, простодушный, но изступленный страдалецъ своего фиктивнаго, напускнаго въ пользу антрепренера бшенства, о другъ мой фельетонистъ! Скажи: прочитавъ въ твоемъ фельетон подобныя строки будто бы о твоемъ соперник, неужели я не догадаюсь, что это ты, ты самъ, а не соперникъ твой, бгаешь по своей комнат, рвешь свои волон сы, бьешь вбжавшаго въ испуг лакея, если онъ есть у тебя и съ февраля еще не утратилъ первобытной невинности;
съ визгомъ и скрен жетомъ кидаешься ты на стну и отбиваешь въ кровь кулаки свои! Ибо кто повритъ, что можно послать такiя строки сопернику не отбивъ въ кровь своихъ собственныхъ кулаковъ предварительно? Такимъ обн разомъ, самъ выдаешь себя.
Очнись же и прiобрти стыдъ. Прiобртя стыдъ, прiобртешь и умнье писать фельетоны, Ч вотъ выгода.
Представлю теб аллегорiю. Ты вдругъ публикуешь въ афишк, что на будущей недл въ четвергъ или въ пятницу (словомъ, представь себ день, въ который пишешь свои фельетоны) въ театр Берга или въ особо устроенномъ для того помщенiи, будешь показывать себя нагин шомъ и даже въ совершенной подробности. Врю, что найдутся любитен ли;
такiя зрлища особенно привлекаютъ современное общество. Врю, что съдутся и даже во множеств, но для того ли, чтобы уважать тебя?
А если такъ, то въ чемъ же твое торжество?
Теперь разсуди если можешь: не то ли самое изображаютъ твои фен льетоны? Не выходишь ли каждую недлю, въ такойЦто именно день, нагишомъ и со всми подробностями передъ публику? И для чего, для кого ты стараешься?
Тутъ смшне всего, что вся публика знаетъ весь секретъ войны вашей, знаетъ и знать не хочетъ, проходитъ мимо васъ равнодушно;
вы же рветесь изъ себя и думаете, что вс берутъ въ васъ участiе. Чен ловкъ простодушный! Публик слишкомъ извстно, что антрепренеръ столичной газеты, когда, по примру его, основалась другая газета, въ испуг сказалъ себ, схватясь за карманъ: Эта новооснованная негодн ница можетъ лишить меня двухъ или двухъ съ половиною тысячъ подн писчиковъ. Найму же кудлашку и натравлю на соперницу. Кудлашн ка Ч вдь это ты!
Антрепренеръ тобою доволенъ;
онъ гладитъ свои бакенбарды и, пон сл завтрака, съ улыбкою думаетъ: Какъ я однако же натравилъ его! ПомнишьЦли ты Антропку въ Тургенев? Сiя вещь любимаго писан теля публики Ч по истин генiальная. Антропка есть провинцiальный мальчишка или врне братъ другаго провинцiальнаго мальчишки, и уже Антропки, (а первый положимъ Нефедъ), скрывшагося изъ избы въ темную тнюю ночь, по поводу сдланной шалости. Строгiй отецъ пон слалъ старшаго мальчика привести нашалившаго братишку домой. И вотъ надъ обрывомъ оврага раздаются раздирательные вопли:
Ч Антропка! Антропка!
Долго не откликается виноватый шалунъ, но наконецъ какъ бы съ того свта раздается дрожащiй и робкiй голосенокъ его, съ другой стон роны оврага.
Ч ЧивоЦо?
Ч А тебя тятенька высиЦичь хочиЦитъ! съ злобною и торопливою радостью подхватываетъ старшiй братишка.
Голосъ съ того свта разумется затихаетъ. Но вотъ съ надрын вомъ и съ безсильнымъ, самоскребущимъ озлобленiемъ все еще слышатн ся въ темную ночь безконечные, но безсильные вопли:
Ч АнтропкаЦа! АнтропкаЦаЦа!
Сей генiальный возгласъ къ Антропк и Ч чт главное Ч безсильн ный, но злобный надрывъ его, можетъ повториться не только среди прон винцiальныхъ мальчишекъ, но и между взрослыми, дошедшими до пон чтенныхъ сдинъ, членами современнаго, но взволнованнаго реформами общества. И не напоминаетъЦли теб хотя бы что либо сихъ Антропокъ въ столиц? Ибо между сими двумя антрепренерами столичныхъ изданiй не замчаешь ли нчто антропочное? Ты и соперникъ твой Ч не выслан ныЦли вы оба своими хозяевами для отысканiя Антропокъ? Антропки Ч не тЦли это изъ предполагаемыхъ вами новыхъ подписчиковъ, которые моглиЦбы поврить вашей невинности? Вы знаете оба, что вся ваша ярость, весь надрывъ и старанiя ваши останутся втун, что не отзовется Антропка, что не отобьете вы другъ у друга ни одного подписчика, что у каждаго будетъ довольно и безъ того;
но вы уже такъ вълись въ игру сiю и такъ нравится вамъ этотъ скребущiй сердца ваши до крови фельен тонный безсильный надрывъ, что вы уже не можете удержаться! И вотъ, еженедльно и въ извстные дни, среди темной ночи объявшей нашу лин тературу, съ надрывомъ и съ яростью раздается: АнтропкаЦа! Антропн каЦа! И мы это слушаемъ.
Позволю себ и еще аллегорiю.
Представь, что тебя пригласили въ порядочное общество;
ибо предн полагаю, что здишь и ты въ порядочные круги общества. Ты прибылъ на званую вечеринку къ статскому даже совтнику, въ день его имен нинъ. Гости уже заране предувдомлены хозяиномъ о твоемъ острон умiи. Ты входишь съ приличiемъ, одтъ хорошо, расшаркиваешься съ хозяйкою и говоришь ей любезности. Съ удовольствiемъ ощущаешь, что на тебя смотрятъ и готовишься отличиться. И вдругъ, о ужасъ! замчан ешь въ углу залы литературнаго твоего соперника, прибывшаго раньше тебя и котораго даже и знакомымъ въ семъ мст не предполагалъ до послдней минуты. Ты измнился въ лиц;
но хозяинъ, относя сiе къ минутному твоему нездоровью, спшитъ, по наивности, познакомить тебя съ литературнымъ врагомъ твоимъ. Вы мычите и тотчасъ же поверн тываетесь другъ къ другу спинами. Хозяинъ въ смущенiи, но ободряетн ся, полагая, что это лишь новый литературный прiемъ, неизвстный ему за длами службы. Между тмъ спшатъ картами, и хозяйка приглашан етъ тебя въ ералашъ, съ свойственною ей любезностiю. Чтобъ избавитьн ся отъ соперника, ты берешь карту съ радостiю;
новый ужасъ: оказыван ется, что вы за однимъ столомъ. Отказаться уже нельзя, ибо причиною тому об развязныя и любезныя свтскiя дамы, ваши партнерки. Об сан дятся спша, а кругомъ нихъ нсколько родственницъ и знакомыхъ и вс жаждутъ слушать двухъ литераторовъ, вс смотрятъ на ваши рты, вс ловятъ ваше первое слово, не спуская съ васъ глазъ своихъ. Соперн никъ твой обращается къ дам съ спокойствiемъ и говоритъ ей: Кажетн ся, сдача за вами, сударыня. Вс улыбаются, вс переглядываются, остроумное слово получаетъ успхъ и сердце твое сжимается завистью.
Но слдуетъ сдача. Открываешь свои карты: тройки, двойки, шестерки и самая старшая Ч валетъ. Ты скрежещешь зубами, а соперникъ твой улыбается. Къ нему пришли карты и онъ съ гордостью объявляетъ кон ронку. Взоръ твой тускнетъ. Схватываешь бронзовый вскiй фамильн ный подсвчникъ, которымъ гордится хозяинъ, хранящiйся весь годъ у хозяйки въ шкафу и выставляемый на видъ лишь единственно въ дни ангеловъ Ч схватываешь и стремительно пускаешь его въ лобъ своему сопернику. Крикъ и недоумнiе! Вс вскакиваютъ, но вы уже бросились и съ пной ярости вцпились другъ другу въ волосы.1 Ибо судя по твоен му нетерпнiю въ литератур и неумнiю сдержать себя имю право зан ключить и о нетерпнiи твоемъ въ частныхъ обществахъ. Партнерка твоя, молодая дама, ожидавшая отъ тебя столько остроумiя, съ крикомъ спасается подъ крыло своего супруга, значительнаго инженеръЦподполн ковника. Тотъ, указывая на васъ, обоихъ, крутящихся за волосы, говон ритъ ей: Я предварялъ тебя, миленькая, чего можно ожидать отъ соврен менной беллетристики! Но васъ уже стащили вонъ съ стницы и вын пихнули на улицу. Именинникъ хозяинъ, чувствуя вину свою передъ сон званнымъ обществомъ, проситъ у всхъ извиненiя, рекомендуя забыть о русской литератур и продолжать ералашъ. Ты же лишилъ себя свтн скаго вечера, прiятныхъ, хотя и невинныхъ минутъ съ петербургскою дамой и ужина. Но вамъ обоимъ не до того: вы схватываете по легковон му извощику и несетесь по зловоннымъ петербургскимъ улицамъ кажн дый въ квартиру свою, чтобы тотчасъ же ссть за фельетонъ. Ты погон няешь извощика, мимоходомъ завидуя его невинности, но уже обдумыван ешь статью свою. Ты прилетлъ, схватываешь перо свое и разсказыван ешь точь въ точь и въ малйшей подробности все чт случилось съ тобой у совтника!
Ты обличаешь именинника, ты обличаешь жену его, угощенiе ихъ, возстаешь противъ обычая именинъ, противъ инженеръЦподполковника, противъ дамы своей партнерки и наконецъЦто добираешься до сопернин ка. О, тутъ уже все до послдней подробности, по извстной ныншней общей манер вашей выставлять подноготную. Ты разсказываешь какъ онъ билъ тебя и какъ ты его билъ, общаешь что будешь бить и какъ онъ общался бить. Ты хочешь приложить къ стать своей пачку вырванн ныхъ у него волосъ. Но вотъ уже утро... Ты бгаешь по комнат и ждешь редакцiоннаго часа. Являешься къ редактору и вдругъ тотъ, съ спокойнымъ видомъ, объявляетъ теб, что еще наканун, примирился съ антрепренеромъЦсоперникомъ, прекратившимъ изданiе и сдавшимъ ему подписчиковъ, самъ же запилъ съ нимъ миръ у Дюссота бутылкой шамн Редакцiя находитъ эту картину немного преувеличенною.
панскаго. Затмъ благодаритъ тебя за услуги и объявляетъ, что ты ему больше не нуженъ. Скажи, каково положенiе твое!
Всего боле не люблю я послднихъ дней масляницы, когда черный народъ допивается до послдней степени своего безобразiя. Отуплыя рожи пьяницъ, въ рваныхъ халатахъ и сюртучишкахъ, толпятся у кабан ковъ. Вотъ двое остановились на улиц: одинъ увряетъ, что онъ генен ралъ, а другой ему: врешь! Тотъ бсится и ругается, а этотъ: врЦрешь!
Тотъ еще пуще, а этотъ все тоже: врЦрешь! и такъ дале, до двухсотъ даже разъ! Оба именно находятъ красоту въ безсильномъ и въ безконечн номъ повторенiи одного и того же слова, такъ сказать погрязая въ услан жденiи безсилiемъ своего униженiя.
Читая фельетоны твои, невольно воображаю себ слишкомъ уже долго продолжающуюся въ литератур нашей какуюЦто безконечную, пьяную, безтолковую масляницу. Ибо не тоже ли и у васъ какъ и у этихъ двухъ остановившихся у перекрестка безтолковыхъ, пьяныхъ халатнин ковъ? Не увряетъЦли твой соперникъ въ каждомъ фельетон своемъ, что онъ генералъ, и не отвчаешьЦли ты ему какъ халатникъ на перен крестк: ВрЦрешь! И все это такое безконечное число разъ, безъ малйшаго даже предчувствiя какъ все это наконецъ надоло. Вообран жаю васъ именно какъ на масляниц, обезумвшихъ и упившихся, въ послднiй (прощеный!) день;
воображаю какъ вы валяетесь каждый передъ окнами своей редакцiи и копошась въ грязномъ, столичномъ, бун ромъ снгу, кричите изо всей мочи, другъ на друга, сиплыми голосами:
Ч Караулъ! карЦраулъ! карЦраулъ!
Но молчу и поспшаю мимо...
Молчаливый наблюдатель.
NВ. Молчаливый наблюдатель Ч это псевдонимъ Одного лица;
я забылъ о томъ предувдомить.
IX.
По поводу выставки.
Я заходилъ на выставку. На внскую всемiрную выставку отправн ляется довольно много картинъ нашихъ русскихъ художниковъ. Это уже не въ первый разъ и русскихъ современныхъ художниковъ начинаютъ знать въ Европ. Но всеЦтаки приходитъ на мысль: возможноЦли тамъ понять нашихъ художниковъ и съ какой точки зрнiя ихъ тамъ будутъ цнить? По моему, переведите комедiю г. Островскаго, Ч ну Свои люди сочтемся, или даже любую, и переведите по возможности лучше, на нмецкiй или французскiй языкъ, и поставьте гд нибудь на европейн ской сцен, Ч и я право не знаю чт выйдетъ. Что нибудь, конечно, поймутъ, и, кто знаетъ, можетъ быть даже найдутъ нкоторое удовольн ствiе, но по крайней мр три четверти комедiи останутся совершенно недоступны европейскому пониманiю. Я помню, въ моей молодости, какъ ужасно заинтересовало меня извстiе, что г. Вiардо (мужъ знаменитой пвицы, пвшей у насъ тогда въ итальянской опер) французъ, не знан ющiй ничего по русски, переводитъ нашего Гоголя подъ руководствомъ г. Тургенева. У Вiардо, конечно, была художественноЦкритическая способность и сверхъ того чуткость въ пониманiи поэзiи чужихъ нацiон нальностей, чт онъ и доказалъ превосходнымъ своимъ переводомъ ДонъЧКихота на французскiй языкъ. Господинъ же Тургеневъ понин малъ Гоголя конечно до тонкости;
какъ вс тогда, полагаю, любилъ его до восторга и сверхъ того самъ былъ поэтъ, хотя тогда почти не начин налъ еще своего поэтическаго поприща (NB. Онъ написалъ только нсколько стиховъ, забылъ какихъ, и сверхъ того повсть Три портрен та Ч произведенiе уже значительное.) Такимъ образомъ могло бы что нибудь и выйти. Замчу что г. Тургеневъ должно быть превосходно знан етъ французскiй языкъ. И чт же? Вышла изъ этого перевода такая странность, что я, хоть и предчувствовалъ заране, что Гоголя нельзя передать по французски, всеЦтаки никакъ не ожидалъ такого исхода.
Этотъ переводъ можно достать и теперь Ч посмотрите чт это такое.
Гоголь исчезъ буквально. Весь юморъ, все комическое, вс отдльныя детали и главные моменты развязокъ, отъ которыхъ и теперь, вспоминая ихъ иногда нечаянно, наедин (и часто въ самые не литературные мон менты жизни) зальешься вдругъ самымъ неудержимымъ смхомъ про себя, Ч все это пропало, какъ не бывало вовсе. Я не понимаю, чт могли заключать тогда французы о Гогол судя по этому переводу;
впрочемъ, кажется ничего не заключили. Пиковая дама, Капитанская дочка, которыя тоже были переведены тогда по французски, безъ сомннiя тоже исчезли на половину, хотя въ нихъ гораздо боле можно было пон нять чмъ въ Гогол. Словомъ, все характерное, все наше нацiональное по преимуществу (а стало быть все истинно художественное) по моему мннiю для Европы неузнаваемо. Переведите повсть Рудинъ Турген нева (я потому говорю о г. Тургенев, что онъ наиболе переведенъ изъ русскихъ писателей, а о повсти Рудинъ потому, что она наиболе изъ всхъ произведенiй г. Тургенева подходитъ къ чемуЦто нмецкон му) Ч на какой хотите европейскiй языкъ Ч и даже ея не поймутъ.
Главная суть дла останется совсмъ даже не подозрваемою. Записки же охотника точно также не поймутъ какъ и Пушкина, какъ и Гоголя.
Такъ что всмъ нашимъ крупнымъ талантамъ, мн кажется, суждено на долго можетъ быть остаться для Европы совсмъ неизвстными;
и даже такъ, что чмъ крупне и своеобразне талантъ, тмъ онъ будетъ и неузнаваеме. Между тмъ мы на русскомъ язык понимаемъ Диккенса, я увренъ, почти также какъ и англичане, даже можетъ быть со всми оттнками;
даже можетъ быть любимъ его не меньше его соотечественн никовъ. А однако какъ типиченъ, своеобразенъ и нацiоналенъ Диккенн съ! ЧтоЦже изъ этого заключить? ЕстьЦли такое пониманiе чужихъ нацiональностей особый даръ русскихъ предъ европейцами? Даръ осон бенный можетъ быть и есть, и если есть этотъ даръ (равно какъ и даръ говорить на чужихъ языкахъ, дйствительно сильнйшiй чмъ у всхъ европейцевъ), то даръ этотъ чрезвычайно значителенъ и сулитъ много въ будущемъ, на многое русскихъ предназначаетъ, Ч хотя и не знаю:
вполнЦли это хорошiй даръ, или есть тутъ чтоЦнибудь и дурное... Врн не же (скажутъ многiе), что европейцы мало знаютъ Россiю и русскую жизнь, потому что не имли до сихъ поръ еще и нужды ее узнавать въ слишкомъ большой подробности. Правда;
дйствительно въ Европ до сихъ поръ не было никакой особенной надобности слишкомъ подробно насъ узнавать. Но всеЦтаки кажется несомнннымъ, что европейцу, кан койЦбы онъ ни былъ нацiональности, всегда легче выучиться другому европейскому языку и вникнуть въ душу всякой другой европейской нацiональности, чмъ научиться русскому языку и понять нашу русскую суть. Даже нарочно изучавшiе насъ европейцы, для какихъЦнибудь цлей (а таковые были), и положившiе на это большой трудъ, несомннн но узжали отъ насъ, хотя и много изучивъ, но всеЦтаки до конца не пон нимая иныхъ фактовъ и даже можно сказать Ч долго еще не будутъ пон нимать, въ современныхъ и ближайшихъ поколнiяхъ по крайней мр.
Все это намекаетъ на долгую еще можетъ быть и печальную нашу уедин ненность въ европейской семь народовъ;
на долгiя еще въ будущемъ ошибки европейцевъ въ сужденiяхъ о Россiи;
на ихъ видимую нан клонность судить насъ всегда къ худшему и Ч можетъ быть объясняетъ и ту постоянную, всеобщую, основанную на какомъЦто сильнйшемъ нен посредственномъ и гадливомъ ощущенiи, врaждебность къ намъ Европы;
отвращенiе ея отъ насъ какъ отъ чегоЦто противнаго, отчасти даже нкоторый суеврный страхъ ея передъ нами и Ч вчный, извстный, давнишнiй приговоръ ея о насъ: что мы вовсе не европейцы.... Мы ран зумется обижаемся и изо всхъ силъ таращимся доказать, что мы еврон пейцы...
Я конечно не говорю, что въ Европ не поймутъ нашихъ, напримръ, пейзажистовъ: виды Крыма, Кавказа, даже нашихъ степей будутъ конечно и тамъ любопытны. Но за то нашъ русскiй, по преимун ществу нацiональный пейзажъ, тоЦесть сверной и средней полосы нан шей европейской Россiи, я думаю, тоже не произведетъ въ Вн большаго эффекта. Эта скудная природа, вся характерность которой состоитъ, такъ сказать, въ ея безхарактерности, намъ мила однако и дон рога. Ну, а нмцамъ чт до чувствъ нашихъ? Вотъ, напримръ, эти дв березки въ пейзаж г. Куинджи (Видъ на Валаам): на первомъ план болото и болотная поросль, на заднемъ Ч съ;
оттуда Ч туча не туча, но мгла, сырость;
сыростью васъ какъ будто проницаетъ всего, вы почти ее чувствуете, и на средин, между сомъ и вами, дв блыя бен резки, яркiя, твердыя Ч самая сильная точка въ картин. Ну, чт тутъ особеннаго? Чт тутъ характернаго, а между тмъ какъ это хорошо!...
Можетъ быть я ошибаюсь, но нмцу это не можетъ такъ понравиться.
Про историческiй родъ и говорить нечего;
въ чистоЦисторическомъ род мы давно уже не блистаемъ, а стало быть Европу и не удивимъ;
даже батальнымъ родомъ не очень удивимъ;
даже переселенiе черкесовъ (огромная пестрая картина, можетъ быть съ большими достоинствами Ч не могу судить) не произведетъ, по моему, за границею слишкомъ сильн наго впечатлнiя. Но жанръ, нашъ жанръ Ч въ немъЦто чт поймутъ?
А вдь у насъ онъ, вотъ уже столько тъ, почти исключительно царн ствуетъ;
и если есть намъ чмъЦнибудь погордиться и чтоЦнибудь покан зать, то ужъ конечно изъ нашего жанра. Вотъ напримръ небольшая картинка (Маковскаго) Любители соловьинаго пнiя кажется, не знаю какъ она названа. Посмотрите: комнатка у мщанина, аль у какогоЦто отставнаго солдата, торговца пвчими птицами и должно быть тоже и птицелова. Видно нсколько птичьихъ клтокъ;
скамейки, столъ, на стол самоваръ, а за самоваромъ сидятъ гости, два купца или лавочнин ка, любители соловьинаго пнiя. Соловей виситъ у окна въ клтк и должно быть свиститъ, заливается, щелкаетъ, а гости слушаютъ. Оба они видимо люди серьозные, тугiе лавочники и барышники, уже въ тахъ, можетъ быть и безобразники въ домашнемъ быту (какъЦто уже это принято, что все это темное царство непремнно составлено изъ безобразниковъ и должно безобразничать въ домашнемъ быту), а между тмъ оба они видимо уже раскисли отъ наслажденiя, Ч самаго невиннан го, почти трогательнаго. Тутъ происходитъ чтоЦто трогательное до глун пости. Сидящiй у окна немного потупилъ голову, одну руку приподнялъ и держитъ на всу, вслушивается, таетъ, въ лиц блаженная улыбка;
онъ дослушиваетъ трель... Онъ хочетъ чтоЦто ухватить, боится чтоЦто потерять. Другой сидитъ за столомъ, за чаемъ, къ намъ почти спиной, но вы знаете, что онъ страдаетъ не мене своего товарища. Передъ ними хозяинъ зазвавшiй ихъ слушать и конечно имъ же продать солон вья. Это довольно сухощавый и высокiй парень тъ сорока слишкомъ, въ домашнемъ, довольно безцеремонномъ костюм, (да и чт тутъ теперь церемониться);
онъ чтоЦто говоритъ купцамъ и вы чувствуете, что онъ со властью говоритъ. Передъ этими лавочниками онъ, по соцiальному положенiю своему, т. е. по карману, конечно личность ничтожная;
но тен перь у него соловей и хорошiй соловей, а потому онъ смотритъ гордо (какъ будто онъ это самъ поетъ), обращается къ купцамъ даже съ кан кимъЦто нахальствомъ, съ строгостiю (нельзя жеЦсъ)... Любопытно, что лавочники непремнно сидятъ и думаютъ, что это такъ и должно быть, чтобы онъ ихъ тутъ немножко подраспекъ, потому что лужъ оченно хон рошъ у него соловей! Чай кончится и начнется торгъ... Ну чт, спран шивается, пойметъ въ этой картин нмецъ или внскiй жидъ (Вна, какъ и Одесса, говорятъ, вся въ жидахъ)? Можетъ кто и растолкуетъ въ чемъ дло и они узнаютъ, что у русскаго купца средней руки дв стран сти Ч рысакъ и соловей и что потому это ужасно смшно;
но что же изъ этого выйдетъ? Это знанiе какоеЦто отвлеченное и нмцу очень трудно будетъ представить почему это такъ смшно. Мы же смотримъ на карн тинку и улыбаемся;
вспоминаемъ про нее потомъ и намъ опять почему - то смшно и прiятно. Право, и пусть смются надо мной, но вотъ въ этихъ маленькихъ картинкахъ, по моему, есть даже любовь къ человчен ству, не только къ русскому въ особенности, но даже и вообще. Я вдь эту картинку только для одного примра поставилъ. Но вдь что всего досадне Ч это то, что мыЦто подобную картинку у нмцевъ, изъ ихъ нмецкаго быта, поймемъ точно также какъ и они сами и даже восхин щаться будемъ какъ они сами, почти ихъ же, нмецкими, чувствами, а они вотъ у насъ совсмъ ничего не поймутъ. Впрочемъ можетъ быть для насъ это въ нкоторомъ смысл и выгодне.
Ну, вотъ въ эстонской или лифляндской кают игра въ карты, Ч это конечно понятно, особенно фигура мальчика, участвующаго въ игр;
въ карты вс играютъ и гадаютъ, такъ что и Десятка пикъ (такъ нан звана одна картина) будетъ совершенно понятна;
но не думаю чтобы пон няли напримръ Перова Охотниковъ. Я нарочно назначаю одну изъ понятнйшихъ картинъ нашего нацiональнаго жанра. Картина давно уже всмъ извстна: Охотники на привал;
одинъ горячо и зазнамо вретъ, другой слушаетъ и изъ всхъ силъ вритъ, а третiй ничему не вритъ, прилегъ тутъ же и смется... Что за прелесть! Конечно расн толковать Ч такъ поймутъ и нмцы, но вдь не поймутъ они, какъ мы, что это русскiй враль и что вретъ онъ по русски. Мы вдь почти слын шимъ и знаемъ объ чемъ онъ говоритъ, знаемъ весь оборотъ его вранья, его слогъ, его чувства. Я увренъ, что если бы г. Перовъ (и онъ наврно бы смогъ это сдлать) изобразилъ французскихъ или нмецкихъ охотнин ковъ (конечно по другому и въ другихъ лицахъ) то мы, русскiе, поняли бы и нмецкое и французское вранье, со всми тонкостями, со всми нацiональными отличiями, и слогъ и тему вранья, угадали бы все только смотря на картину. Ну, а нмецъ какъ ни напрягайся, а нашего русскаго вранья не пойметъ. Конечно, не большой ему въ томъ убытокъ, да и намъ, опятьЦтаки, можетъ быть это и выгодне;
но за то и картину не вполн пойметъ а стало быть и не оцнитъ какъ слдуетъ;
ну, а ужъ это жаль, потому что мы демъ чтобъ насъ похвалили.
Не знаю какъ отнесутся въ Вн къ Псаломщикамъ Маковскаго.
По моему, это уже не жанръ, а картина историческая. Я пошутилъ, кон нечно, но присмотритесь однако: больше ничего какъ пвчiе, въ нкотон ромъ род оффицiальный хоръ, исполняющiй за обдней концертъ. Все это господа въ оффицiальныхъ костюмахъ, съ гладкоЦгладко выбритыми подбородками. Вглядитесь, напримръ, въ этого господина съ бакенбарн дами;
ясно, что онъ такъ сказать переряженъ въ этотъ совершенно нен гармонирующiй съ нимъ костюмъ и носитъ его лишь по служб. Правда, и вс пвчiе надваютъ такiе костюмы лишь по служб и искони такъ велось, съ патрiархальныхъ временъ, но тутъ эта переряженность какъ - то особенно въ глаза бросается. Вы такого благообразнаго чиновника привыкли видть лишь въ вицмундир и въ департамент;
это скромный и солидный, прилично обстриженный человчекъ средняго круга. Онъ тянетъ чтоЦто въ род извстнаго луязвленъ! но и луязвленъ обращан ется, глядя на него, во чтоЦто оффицiальное. Ничего даже нтъ смшн не какъ предположить, чтобъ этотъ вполн благонамренный и успокон енный службою человкъ могъ быть луязвленъ! Не смотрть на нихъ, отвернуться и только слушать и выйдетъ чтоЦнибудь прелестное;
ну, а посмотрть на эти фигуры и вамъ кажется, что псаломъ поется только такъ... что тутъ чтоЦто вовсе другое...
Я ужасно боюсь направленiя если оно овладваетъ молодымъ хун дожникомъ, особенно при начал его поприща;
и какъ вы думаете чего именно тутъ боюсь: а вотъ именно того, что цльЦто направленiя не дон стигнется. ПовритъЦли одинъ милый критикъ, котораго я недавно чин талъ, но котораго называть теперь не хочу, Ч повритъЦли онъ, что всякое художественное произведенiе, безъ предвзятаго направленiя, исн полненное единственно изъ художнической потребности, и даже на сюн жетъ совсмъ постороннiй, совсмъ и не намекающiй на что нибудь направительное, Ч повритъЦли этотъ критикъ, что такое произвен денiе окажется гораздо полезне для его же цлей, чмъ напримръ вс псни о рубашк (не Гуда, а нашихъ писателей), хотя бы съ виду и пон ходило на то что называютъ лудовлетворенiемъ празднаго любопытства? Если даже люди ученые повидимому еще не догадались объ этомъ, то чтЦже можетъ происходить иногда въ сердцахъ и въ умахъ нашихъ молодыхъ писателей и художниковъ? Какая бурда пон нятiй и предвзятыхъ ощущенiй? Въ угоду общественному давленiю мон лодой поэтъ давитъ въ себ натуральную потребность излиться въ собн ственныхъ образахъ, боится что осудятъ за праздное любопытство;
дан витъ, стираетъ образы, которые сами просятся изъ души его, оставляетъ ихъ безъ развитiя и вниманiя и вытягиваетъ изъ себя, съ болзненными судорогами, тему, удовлетворяющую общему, мундирному, либеральному и соцiальному мннiю. Какая однако ужасно простая и наивная ошибка, какая грубая ошибка! Одна изъ самыхъ грубйшихъ ошибокъ состоитъ въ томъ, что обличенiе порока (или то что либерализмомъ принято счин татъ за порокъ) и возбужденiе къ ненависти и мести считается за единственный и возможный путь къ достиженiю цли! Впрочемъ даже и на этомъ узкомъ пути можно было бы вывернуться сильному дарованiю и не заглохнуть въ начал поприща;
стоило бы вспоминать лишь по чаще о золотомъ правил, что высказанное слово Ч серебряное, а невын сказанное Ч золотое. Есть очень и очень значительные таланты, котон рые такъ много общали, но которыхъ до того зало направленiе, что ршительно одло ихъ въ какойЦто мундиръ. Я читалъ дв послднiя поэмы Некрасова Ч ршительно этотъ почтенный поэтъ нашъ ходитъ теперь въ мундир. А вдь даже и въ этихъ поэмахъ есть нсколько хон рошаго и намекаетъ на прежнiй талантъ г. Некрасова. Но чт длать:
мундирный сюжетъ, мундирность прiема, мундирность мысли, слога, нан туральности... да, мундирность даже самой натуральности. ЗнаетъЦли напримръ маститый поэтъ нашъ, что никакая женщина, даже преисн полненная первйшими гражданскими чувствами, прiявшая, чтобы свидться съ несчастнымъ мужемъ, столько трудовъ, прохавшая шесть тысячъ верстъ въ телг и лузнавшая прелесть телги, слетвшая, какъ вы сами увряете, съ высокой вершины Алтая (что впрочемъ совсмъ уже невозможно) Ч знаетеЦли вы, поэтъ, что эта женщина ни за что не поцалуетъ сначала цпей любимаго человка, а поцалуетъ нен премнно сначала его самого, а потомъ уже его цпи, если ужъ такъ сильно и внезапно пробудится въ ней великодушный порывъ гран жданскаго чувства, и такъ сдлаетъ всякая женщина ршительно. Кон нечно, замчанiе мое пустяшное, да и не стоилоЦбы приводить, потому что и поэмаЦто такъ только написана, ну, напримръ, чтобы къ первому января отвязаться... Впрочемъ, г. Некрасовъ всеЦтаки уже громкое лин тературное имя, почти законченное, и иметъ за собою много прекрасн ныхъ стиховъ. Это поэтъ страданiя и почти заслужилъ это имя. Ну, а новенькихъ всеЦтаки жаль: не у всякаго такой сильный талантъ чтобы не подчиниться мундирной мысли въ начал поприща, а сталоЦбыть и уберечь себя отъ литературной чахотки и смерти. Что длать: мундиръ - то вдь такъ красивъ, съ такимъ шитьемъ, блеститъ... Да и какъ выгон денъ! то есть теперь особенно выгоденъ.
Чуть только я прочелъ въ газетахъ о бурлакахъ г. Рпина, то тотн часъ же испугался. Даже самый сюжетъ ужасенъ: у насъ какъЦто прин нято, что бурлаки всего боле способны изображать извстную соцiальн ную мысль о неоплатномъ долг высшихъ классовъ народу. Я такъ и приготовился ихъ всхъ встртить въ мундирахъ, съ извстными ярлын ками на бу. И что же? Къ радости моей, весь страхъ мой оказался напраснымъ: бурлаки, настоящiе бурлаки и боле ничего. Ни одинъ изъ нихъ не кричитъ съ картины зрителю: Посмотри какъ я несчастенъ и до какой степени ты задолжалъ народу! И ужъ это одно можно постан вить въ величайшую заслугу художнику. Славныя, знакомыя фигуры:
два передовые бурлака почти смются, по крайней мр вовсе не план чутъ и ужъ отнюдь не думаютъ о соцiальномъ своемъ положенiи. Солдан тикъ хитритъ и фальшивитъ, хочетъ набить трубочку. Мальчишка серьозничаетъ, кричитъ, даже ссорится Ч удивительная фигура, почти лучшая въ картин и равна по замыслу съ самымъ заднимъ бурлакомъ, понуреннымъ мужиченкой, плетущимся особо, котораго даже и лица не видно. Невозможно и представить себ, чтобы мысль о политикоЦэконон мическихъ и соцiальныхъ долгахъ высшихъ классовъ народу могла хоть когдаЦнибудь проникнуть въ эту бдную, понуренную голову этого зан битаго вковчнымъ горемъ мужиченка... и Ч и знаетеЦли вы, милый критикъ, что вотъ этаЦто смиренная невинность мысли этого мужиченки и достигаетъ цли несравненно боле чмъ вы думаете Ч именно вашей направительной, либеральной цли! Вдь иной зритель уйдетъ съ нарын вомъ въ сердц и любовью (съ какою любовью!) къ этому мужиченк, или къ этому мальчишк, или къ этому плутуЦподлецу солдатику! Вдь нельзя не полюбить ихъ, этихъ беззащитныхъ, нельзя уйти ихъ не полюн бя. Нельзя не подумать, что долженъ, дйствительно долженъ народу...
Вдь эта бурлацкая партiя будетъ сниться потомъ во сн, черезъ пятн надцать тъ вспомнится! А не были бы они такъ натуральны, невинны и просты Ч не производили бы такого впечатлнiя и не составилиЦбы такой картины. Теперь вдь это почти картина! Да и отвратительны вс мундирные воротники, какъ ни расшивай ихъ золотомъ! Впрочемъ что тутъ разглагольствовать;
да и картину разсказывать нечего;
картины слишкомъ трудно передавать словами. Просто скажу: фигуры Гоголевн скiя. Слово это большое, но я и не говорю, что г. Рпинъ Ч есть Гоголь въ своемъ род искусства. Нашъ жанръ еще до Гоголя и до Диккенса не доросъ.
Нкоторую утрировку можно замтить впрочемъ и у г. Рпина: это именно въ костюмахъ, и то только въ двухъ фигурахъ. Такiя лохмотья даже и быть не могутъ. Эта рубашка, напримръ, нечаянно попала въ корыто, въ которой рубили счкой котлеты. Безъ сомннiя бурлаки кон стюмами не блистаютъ. Всмъ извстно откуда этотъ народъ: дома въ конц зимы, какъ не разъ извщали по крайней мр, Ч корой питаютн ся и идутъ по весн къ хозяину тянуть барку, по крайней мр иные Ч изъ за одной только каши, почти безъ всякаго уговора. Примры бывали что съ первыхъ дней такъ и умретъ у каши бурлакъ, навалившись на нее съ голодухи, задушится, лопнетъ. Лкаря взрзывали, говорятъ, этихъ людей и находили одну только кашу до самаго горла. Вотъ это какiе иногда субъекты. Но все же невысказанное слово Ч золотое, тмъ боле что такую рубашку и надть нельзя если разъ только снять: не влзетъ. Впрочемъ, въ сравненiи съ достоинствомъ и независимостью замысла картины, эта крошечная утрировка костюмовъ ничтожна.
Жаль что я ничего не знаю о г. Рпин. Любопытно узнать молодой это человкъ или нтъ? Какъ бы я желалъ чтобъ это былъ очень еще мон лодой и только что еще начинающiй художникъ. Нсколько строкъ выше я поспшилъ оговориться, что всеЦтаки это не Гоголь. Да, г. Рпинъ, до Гоголя еще ужасно какъ высоко;
не возгордитесь заслуженнымъ успн хомъ. Нашъ жанръ на хорошей дорог и таланты есть, но чего то недон стаетъ ему чтобы раздвинуться или расшириться. Вдь и Диккенсъ Ч жанръ, не боле;
но Диккенсъ создалъ Пиквика, Оливера Твиста и Ддушку и внучку въ роман Лавка древностей;
нтъ, нашему жанру до этого далеко;
онъ еще стоитъ на Охотникахъ и Соловьяхъ.
Соловьевъ и Охотниковъ у Диккенса множество на второстепенныхъ мстахъ. Я даже думаю, что нашему жанру, въ настоящую минуту нан шего искусства, сколько могу судить по нкоторымъ признакамъ, Пин квикъ и Внучка покажутся даже чмъ то идеальнымъ, а сколько я замтилъ по разговорамъ съ иными изъ нашихъ крупнйшихъ художнин ковъ Ч идеальнаго они боятся въ род нечистой силы. Боязнь благородн ная, безъ сомннiя, но предразсудочная и несправедливая. Надо пон больше смлости нашимъ художникамъ, побольше самостоятельности мысли и можетъ быть побольше образованiя. Вотъ почему, я думаю, страдаетъ и нашъ историческiй родъ, который какъ то затихъ. Повидин мому, современные наши художники даже боятся историческаго рода живописи и ударились въ жанръ какъ въ единый истинный и законный исходъ всякаго дарованiя. Мн кажется, что художникъ какъ будто предчувствуетъ, что (по понятiямъ его) придется ему непремнно лиден альничать въ историческомъ род, а стало быть гать. Надо изобран жать дйствительность какъ она есть, говорятъ они, тогда какъ такой дйствительности совсмъ нтъ, да и никогда на земл не бывало, потон му что сущность вещей человку недоступна, а воспринимаетъ онъ прин роду такъ, какъ отражается она въ его иде, пройдя черезъ его чувства;
стало быть надо дать поболе ходу иде и не бояться идеальнаго. Порн третистъ усаживаетъ, напримръ, субъекта, чтобы снять съ него порн третъ, приготовляется, вглядывается. Почему онъ это длаетъ? А потон му что онъ знаетъ на практик, что человкъ не всегда на себя похожъ, а потому и отыскиваетъ главную идею его физiономiи, тотъ моментъ когда субъектъ наиболе на себя похожъ. Въ умнiи прiискать и захван тить этотъ моментъ и состоитъ даръ портретиста. А стало быть чт же длаетъ тутъ художникъ какъ не довряется скоре своей иде (идеалу) чмъ предстоящей дйствительности? Идеалъ вдь тоже дйствительн ность, такая же законная, какъ и текущая дйствительность. У насъ какъ будто многiе не знаютъ того. Вотъ напримръ Гимнъ Пиагорейн цевъ Бронникова: иной художникъ Ч жанристъ (и даже изъ самыхъ талантливыхъ) удивится даже ккъ возможно современному художнику хвататься за такiя темы. А между тмъ такiя темы (почти фантастичен скiя) также дйствительны и также необходимы искусству и человку какъ и текущая дйствительность.
Чт такое въ сущности жанръ? Жанръ есть искусство изображенiя современной, текущей дйствительности, которую перечувствовалъ хун дожникъ самъ лично и видлъ собственными глазами, въ противоположн ность исторической напримръ дйствительности, которую нельзя видть собственными глазами и которая изображается не въ текущемъ, а уже въ законченномъ вид. (Сдлаю Nota bene: мы говоримъ: видлъ собственными глазами. Вдь Диккенсъ никогда не видлъ Пиквика собственными глазами, а замтилъ его только въ многоразличiи наблюн даемой имъ дйствительности, создалъ лицо и представилъ его какъ рен зультатъ своихъ наблюденiй. Такимъ образомъ это лицо также точно рен ально какъ и дйствительно существующее, хотя Диккенсъ и взялъ только идеалъ дйствительности). Между тмъ у насъ именно происхон дитъ смшенiе понятiй о дйствительности. Историческая дйствительн ность, напримръ въ искусств, конечно не та что текущая (жанръ) Ч именно тмъ что она законченная, а не текущая. Спросите какого угодн но психолога и онъ объяснитъ вамъ, что если воображать прошедшее сон бытiе и особливо давно прошедшее, завершенное, историческое (а жить и не воображать о прошломъ нельзя), то событiе непремнно предстан вится въ законченномъ его вид, то есть съ прибавкою всего послдуюн щаго его развитiя, еще и не происходившаго въ тотъ именно историчен скiй моментъ, въ которомъ художникъ старается вообразить лицо или событiе. А потому сущность историческаго событiя и не можетъ быть представлена у художника точь въ точь такъ какъ оно можетъ быть сон вершалось въ дйствительности. Такимъ образомъ художника объемн летъ какъЦбы суеврный страхъ того, что ему можетъ быть по невол придется лидеальничать, чт по его понятiямъ значитъ гать. Чтобъ избгнуть мнимой ошибки онъ придумываетъ (случаи бывали) смшать об дйствительности Ч историческую и текущую;
отъ этой неестен ственной смси происходитъ ложь пуще всякой. По моему взгляду, эта пагубная ошибка замчается въ нкоторыхъ картинахъ г. Ге. Изъ своей Тайной вечери напримръ, надлавшей когдаЦто столько шуму, онъ сдлалъ совершенный жанръ. Всмотритесь внимательне: это обыкнон венная ссора весьма обыкновенныхъ людей. Вотъ сидитъ Христосъ, Ч но разв это Христосъ? Это можетъ быть и очень добрый молодой чен ловкъ, очень огорченный ссорой съ Iудой, который тутъ же стоитъ и одвается чтобы идти доносить, но не тотъ Христосъ, котораго мы знан емъ. Къ Учителю бросились его друзья утшать его;
но спрашивается:
гд же и причемъ тутъ послдовавшiя восемнадцать вковъ христiанства? Какъ можно чтобъ изъ этой обыкновенной ссоры такихъ обыкновенныхъ людей, какъ у г. Ге, собравшихся поужинать, произошло нчто столь колоссальное?
Тутъ совсмъ ничего не объяснено, тутъ нтъ исторической правн ды;
тутъ даже и правды жанра нтъ, тутъ все фальшивое.
Съ какой бы вы ни захотли судить точки зрнiя, событiе это не могло такъ произойти: тутъ же все происходитъ совсмъ несоразмрно и непропорцiонально будущему. Тицiанъ по крайней мр придалъЦбы этому Учителю хоть то лицо, съ которымъ изобразилъ Его въ извстной картин своей Кесарево Кесареви;
тогда многое бы стало тотчасъ пон нятно. Въ картин же г. Ге просто перессорились какiеЦто добрые люди;
вышла фальшь и предвзятая идея, а всякая фальшь есть ложь и уже вон все не реализмъ. ГЦнъ Ге гнался за реализмомъ.
Однако я и забылъ о выставк. Впрочемъ... Какой же я репортеръ;
я хотлъ лишь сдлать нсколько отмтокъ по поводу. Тмъ не мене, редакцiя общаетъ помстить подробный отчетъ о картинахъ нан шихъ художниковъ, отправляющихся на внскую выставку;
или можетъ быть, еще лучше, постарается упомянуть о нихъ уже съ выставки, уже съ отчетомъ о впечатлнiи, которое они произведутъ, въ свою очередь, на собравшихся иностранцевъ.
X.
Ряженый.
Кто тебя!
Въ Русскомъ Мiр (№ 103) появилась на меня ругательная замтка. Ни на одну ругательную статью я не отвчаю;
на эту отвчу Ч по нкоторымъ соображенiямъ, а по какимъ Ч выяснится впродолженiе отвта.
И, во первыхъ, дло въ томъ что ругатель мой духовное лицо, Ч съ этой стороны мене всего ждалъ нападенiя. Замтка подписана:
Свящ. П. Касторскiй. Чт такое: Свящ.? Священникъ? Чт можетъ означать это сокращенiе кром священникъ? Тмъ боле что и рчь о церковномъ предмет. Въ 15Ц16 № Гражданина напечатана была пон всть г. Недолина: Дьячокъ. Ну, вотъ объ ней то и дло.
Вотъ эта замтка.
Холостыя понятiя о женатомъ монах.
Священнослужители и церковники весьма нердко въ наше время бываютъ изн бираемы нашими повствователями и романистами въ герои своихъ повствованiй;
еще чаще они появляются тамъ въ качеств вводныхъ, такъЦсказать аксесуарныхъ лицъ. Это и прекрасно, что ихъ описываютъ: въ духовномъ быту очень много типин ческихъ лицъ и почему ихъ не изображать съ ихъ добрыми и худыми сторонами? Нен давнiй успхъ Записокъ причетника въ Отечественныхъ Запискахъ и потомъ еще большiй успхъ Соборянъ въ Русскомъ Встник показываютъ, какъ много интереса могутъ возбуждать въ обществ художественныя изображенiя бытовой срен ды нашего клира. Оба названныя произведенiя представляли нашихъ клировыхъ люн дей съ разныхъ точекъ зрнiя и оба они прочитаны со вниманiемъ и съ удовольн ствiемъ. А почему? Ч потому что они написаны хорошо, художественно и съ знанiемъ дла. Но совсмъ не то выходитъ, когда по подражательности или по чему нибудь другому Ч напримръ, по самонадянности или по легкомыслiю Ч за это дло берутся люди, которые не имютъ о немъ никакого понятiя. Они только конфун зятъ себя и вредятъ длу, устанавливая на него ложные взгляды, а потому прохон дить такiя вредныя покушенiя Ч карикатурить бытъ нашего духовенства Ч невозн можно, и я вслдъ за псаломщикомъ, недавно замтившимъ въ Русскомъ Мiр нен вжество писателя Достоевскаго насчетъ пвчихъ, не могу промолчать о еще боле грубомъ, смшномъ и непростительномъ невжеств, обличенномъ опять въ томъ же журнал Гражданинъ, подъ которымъ подписывается редакторомъ тотъ же г. Дон стоевскiй.
Остановимся пока тутъ. Чт значитъ вслдъ за псаломщикомъ, обличившимъ въ Русскомъ Мiр невжество писателя Достоевскаго? Не читалъ. (И опять Русскiй Мiръ!) Отыскиваю (№ 87), дйствительн но есть обличенiе, подписано Псаломщикъ. Посмотримъ, чт такое:
О пвческой ливре.
(Письмо въ редакцiю).
Въ 13 № журнала Гражданинъ (26 марта) мн случилось прочесть статью г.. Достоевскаго по поводу академической художественной выставки. Г. Достоевн скiй, трактуя въ этой стать о псаломщикахъ, изображенныхъ художникомъ Ман ковскимъ, написалъ такiя строки: Все это господа въ офицiальныхъ костюмахъ съ гладкоЦгладко выбритыми подбородками. Правда и вс пвчiе надваютъ такiе костюмы лишь по служб и искони надваютъ такiе костюмы и искони такъ вен лось съ патрiархальныхъ временъЕ Прервемъ на минуту: во первыхъ, такой глупой фразы у меня совсмъ нтъ. У меня написано: Правда, и вс пвчiе надваютъ такiе костюмы лишь по служб и искони такъ велось, съ патрiархальныхъ врен менъ... Ч а это совсмъ другое.
Продолжаемъ выписку:
Это неосновательно: ни искони ни съ патрiархальныхъ временъ клировые пвцы въ русской церкви никогда не надвали на себя такихъ костюмовъ, въ какихъ мы видимъ ихъ нын и въ какихъ псаломщики изображены въ картин г. Маковскан го. Эта ливрея есть позднйшее позаимствованiе, взятое съ Запада или, точне скан зать, изъ Польши и въ числ достопочтенныхъ iерарховъ нашей церкви было и есть не мало такихъ, которые находятъ этотъ ливрейный маскарадъ неумстнымъ и пвн цы состоящихъ при нихъ хоровъ поютъ въ обыкновенныхъ черныхъ сюртукахъ, что конечно гораздо скромне и пристойне польскаго контуша. Искони же во времен на патрiархальныя пвцы пли стоя въ длинныхъ черныхъ азямахъ и непремнно съ стовками въ рук;
также точно стоятъ пвцы и нын въ церквахъ единоврн цевъ и моленныхъ раскольниковъ.
NB. Выходитъ пожалуй, что у насъ, въ теперешнихъ православн ныхъ храмахъ, пвчiе поютъ сидя. Свдущаго человка всегда полезно выслушать.
Опасаясь (есть чего!) дабы черезъ невдующее слово г. Достоевскаго не укрплялось неосновательное мннiе насчетъ этихъ ливрей (землетрясенiе будетъ отъ этого чтоЦли?) которыя давно бы пора перекроить на русскiй ладъ, я имю честь просить редакцiю Русскаго Мiра дать мсто этимъ краткимъ строкамъ моимъ.
Псаломщикъ.
Вотъ эта замтка псаломщика, на которую ссылается свящ. Касн торскiй. Прежде чмъ будемъ продолжать Касторскаго кончимъ съ псан ломщикомъ. Чего вы разсердились, г. псаломщикъ? Вы указываете ошибку и учите, а между тмъ ошибаетесь сами. Вы говорите: Это неосновательн но: ни искони, ни съ патрiархальныхъ временъ клировые пвцы въ русской церкви никогда не надвали на себя такихъ костюмовъ... Какъ такъ? Почему лэто неосновательно? Почему нельзя сказать: искони и съ патрiархальныхъ временъ? Что же они вчера чтоЦли такъ одлись?
Вдь Ч по крайней мр при праЦпраЦпраддахъ? Съ насупившимся видомъ глубокаго историка вы являетесь насъ поправлять, а между тмъ сами ничего не говорите точнаго. Ждешь что глубокiй историкъ съ точностiю опредлитъ время, годъ, а пожалуй и день, когда клиръ въ первый разъ одлся въ эти костюмы, а вы посл всего, что натрубили, довольствуетесь вялой догадкой: ЭтоЦде у насъ съ польскаго, Ч и только! А звонуЦто, звонуЦто!
Вы только отвтьте, г. псаломщикъ, ккъ по вашему: польское влiянiе, отразившееся одновременно у насъ на очень многомъ и даже вотъ на клир Ч давно оно было, по вашему, или всего только третьяго дня? Такъ почему же, ради всего сколько нибудь толковаго, нельзя вын разиться что искони такъ велось, съ патрiархальныхъ временъ? Не только съ патрiархальныхъ, но почти съ патрiаршими временами это соприкасается.
Эти костюмы (или подобные имъ) появились съ Петра Великаго, стало быть почти соприкасались со временами патрiаршими, немногаго не достало. Разв это недавно? Нельзя чтоЦли сказать искони? или съ патрiархальныхъ временъ? Если же я, въ стать моей, и самъ не опредлилъ съ историческою точностiю: съ какого именно времени наши пвчiе въ эти костюмы одваются, то потому что и намренiя сего не пин талъ, и цли такой не имлъ, а единственно хотлъ выразить, что завен дено это очень давно, Ч такъ давно что всегда можно выразиться лисн кони, и это всякiй пойметъ, кто прочтетъ статью мою. Не про Димитрiя Донскаго время я говорилъ и не про Ярославово. Я хотлъ сказать что лочень давно и ничего больше.
Но довольно съ ученымъ псаломщикомъ. Выскочилъ, намахалъ рун ками, и Ч ничего не вышло. По крайней мр этотъ выразился вжлин во: Опасаясь, дескать, дабы черезъ невдующее слово г. Достоевскаго и т. д. Но свящ. Касторскiй разомъ перескакиваетъ предлы, поставленн ные псаломщикомъ. Рзвый человкъ!.. Невжество писателя Достон евскаго насчетъ пвчихъ.... Не могу промолчать о еще боле грубомъ, смшномъ и непростительномъ невжеств, обличенномъ опять въ томъ же журнал Гражданинъ, подъ которымъ подписывается редакторомъ тотъ же г. Достоевскiй. Подумаешь чт за страшныя преступленiя натворилъ этотъ Достон евскiй: простить даже невозможно! Духовное лицо, которое, казалось, должно бы быть сама любовь, и то простить не въ состоянiи!.. Но однако какое же это невжество? Въ чемъ дло? Нечего длать, выпишемъ всего Касторскаго, угостимъ читателей. Зачмъ хорошаго по немножн ку? Чмъ больше его тмъ лучше, Ч вотъ моя мысль.
Въ 15Ч16 № журнала Гражданинъ, вышедшемъ 16 сего апрля, напечан танъ Дьячокъ, Разсказъ въ прiятельскомъ кругу г. Недолина. Разсказъ этотъ иметъ самое ложное и невозможное основанiе: въ немъ представленъ голосистый дьячокъ, котораго бьетъ его жена, и бьетъ его такъ усердно и жестоко, что онъ отъ ея побоевъ сбгаетъ въ монастырь, гд и лобрекъ себя Господу и не долженъ больше ни о чемъ земномъ думать. Онъ остается въ монастырской оград, а долго бившая его жена его дьячиха стоитъ за оградою;
онъ тамъ звонко распваетъ переложенiе псалма:
И святъ, о Боже, твой избранникъ!
Мечемъ ли руку ополчитъ, Велнiй Господа посланникъ, Онъ исполина сокрушитъ.
А покинутая жена опять стоитъ у монастырской ограды и, приложивъ свою пылавшую голову къ монастырской стн, плачетъ и проситъ выманить къ ней опредлившагося въ монастырь мужа, съ тмъ что она будетъ ему рабой и собакой. Но мужъ не вышелъ и такъ и умеръ въ монастыр.
Какая жалкая, невозможная и смшная небылица! Кто этотъ г. Недолинъ, мы не знаемъ;
но всеконечно это человкъ совсмъ не знающiй ни русскаго законодан тельства, ни русской жизни, Ч не знающiй ихъ дотого, что онъ полагаетъ, будто въ Россiи можно женатому человку опредлиться въ монастырь и будто его тамъ стан нутъ держать;
но какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который недавн но такъ пространно заявлялъ, что онъ большой христiанинъ и притомъ православн ный и православно врующiй въ самыя мудреныя чудеса? Разв, можетъ быть, онъ и это принятiе въ монастырь женатаго человка причисляетъ къ чудесамъ, Ч тогда это другое дло;
но всякiй малоЦмальски знающiй законы и уставы своей церкви мон жетъ легко убдить г. Достоевскаго, что даже такое чудо у насъ невозможно, потому что оно строго запрещено и преслдуется нашими положительными законами, котон рыхъ никакое монастырское начальство преступить не можетъ, и человка, имющан го живую жену, въ монастырь не приметъ.
Крайне бдная и неискусно скомпанованная фабула разсказа Дьячокъ, кон нечно, всеЦтаки могла бы коеЦчто выиграть, еслибы ей была дана вроподобная разн вязка, а таковая вполн возможна была для писателя или для редактора, хотя нен множечко знакомаго съ бытомъ изображаемой среды. Разсказъ, напримръ, могъ быть доведенъ до того весьма знакомаго драматическаго положенiя, что дьячокъ, чтобы скрыться отъ сварливой жены, бжитъ въ монастыри, но изъ однихъ его выгон няетъ начальство, потому что онъ женатъ, а изъ другихъ сама жена его вытребовын ваетъ и, пожалуй, опять его бьетъ... Тогда, не видя нигд въ отечеств спасенiя отъ жены и, въ то же время, стремясь къ монастырской жизни, злополучный дьячокъ могъ бы, напримръ, бжать на Аонъ, гд подъ мусульманскимъ управленiемъ тун рецкаго султана православная церковь дйствуетъ во многомъ самостоятельне, чмъ въ Россiи. Тамъ, какъ извстно, въ монастыряхъ иногда не боятся принимать и женатыхъ людей, ищущихъ иночества, и тамъЦто немилосердно побиваемый жен ною русскiй дьячокъ могъ бы прiютиться и молиться, и пть, но, во всякомъ случа, только пть отнюдь не то стихотворное переложенiе, которое поетъ дьячокъ Гран жданина, потому что, во первыхъ, какъ основательно извстно, это переложенiе у лицъ духовнаго званiя вниманiемъ не пользуется;
во вторыхъ, оно на голосъ не пон ложено и не поется, а въ третьихъ Ч никакихъ свтскихъ стихотворныхъ перелон женiй въ стнахъ православныхъ монастырей распвать не дозволяется и запрен щенiемъ этимъ никто, живущiй въ монастыр, манкировать не сметъ, дабы не нарун шать тишины, подобающей мсту.
Свящ. П. Касторскiй.
Теперь отвтимъ по пунктамъ и, во первыхъ, успокоимъ взволнон ваннаго священника Касторскаго въ самомъ главномъ пункт, объясн нивъ ему что повсть Дьячокъ вовсе не бытовая. Почтенному автору ея г. Недолину (не псевдонимъ), часть своей жизни проведшему на самой дятельной государственной служб, никакого дла не было, въ настоящемъ случа, до церковнаго быта. Его герой, дьячокъ, могъ безо всякой потери для себя и для разсказа быть какимъ нибудь, напримръ, почтамтскимъ чиновникомъ, и если остался въ разсказ дьячкомъ, то единственно потому что происшествiе это истинное. Поэма эта Ч исключительная, почти фантастическая. Знаете ли вы, священн никъ Касторскiй, что истинныя происшествiя, описанныя со всею исклюн чительностiю ихъ случайности, Ч почти всегда носятъ на себ харакн теръ фантастическiй, почти невроятный? Задача искусства Ч не слун чайности быта, а общая ихъ идея, зорко угаданная и врно снятая со всего многоразличiя однородныхъ жизненныхъ явленiй. Въ разсказ г. Недолина обобщено совсмъ другое явленiе человческаго духа. Если бы, напротивъ, онъ имлъ претензiю на бытовое изображенiе, то съ этой точки зрнiя, и съ однимъ своимъ анекдотомъ, непремнно бы попалъ въ исключительность. Недавно, т. е. нсколько мсяцевъ тому назадъ, въ одномъ изъ нашихъ знатнйшихъ монастырей, случилось, говорятъ, что одинъ глупый и злой монахъ убилъ въ школ десятилтняго мальчин ка жестокими побоями, да еще при свидтеляхъ. Ну, не фантастическоеЦли это приключенiе на первый взглядъ? А между тмъ оно, кажется, вполн истинное. Ну, опиши его кто нибудь Ч мигомъ зан кричатъ, что это невроятно, исключительно, изображено съ намренiемъ предумышленнымъ Ч и будутъ правы, если судить съ точн ки зрнiя одной бытовой врности изображенiя нашихъ монастырей.
Врности не было бы и съ однимъ такимъ анекдотомъ;
и понын найдетн ся въ монастыряхъ нашихъ ангельское житiе, во славу Божiю и церкви, и приключенiе съ злымъ монахомъ останется навсегда исключительн нымъ. Но для повствователя, для поэта, могутъ быть и другiя задачи, кром бытовой стороны;
есть общiя, вчныя и кажется во вки неизн слдимыя глубины духа и характера человческаго. А ужъ вамъ такъ и кажется, что ужъ если написано дьячокъ, такъ ужъ непремнно спецiальное описанiе быта;
а ужъ коли описанiе быта, такъ ужъ нен премнно отмежеванные и патентованные писатели для изображенiя его, и не смй, дескать, соваться на нашу ниву;
это нашъ уголъ, наша эксплуатацiя, наша доходная статья. Не правдаЦли, вдь это васъ взволновало, священникъ Касторскiй? Помилуйте, можно написать пен ромъ слово дьячокъ совсмъ безъ намренiя отбивать чтоЦнибудь у г. Лскова. И потому успокойтесь.
Успокоивъ васъ, попрошу васъ обратить вниманiе на заглавiе вашей полемической статьи:
Холостыя понятiя о женатомъ монах.
И мимоходомъ спрошу: къ чему тутъ холостыя? На сколько измн нятся понятiя если они будутъ женатыя? И разв есть холостыя понятiя и женатыя понятiя? Ну, да вы не литераторъ и все это вздоръ;
вы Ч взволнованный священникъ Касторскiй и съ васъ слогу нечего спрашин вать, особенно въ такомъ состоянiи. Главное дло вотъ въ чемъ: кто вамъ сказалъ что нашъ дьячокъ поступилъ въ монахи? Гд, во всей пон всти г. Недолина, нашли вы, что онъ постригся? Между тмъ это очень важно;
озаглавивъ такимъ образомъ, вы читателя, незнакомаго съ пон встью г. Недолина, прямо вводите въ недоумнiе: Да, дйствительно, подумаетъ онъ, женатый дьячокъ не могъ поступить въ монахи! Какъ же этого не знаетъ Гражданинъ? Такимъ образомъ, отведя словомъ монахъ глаза читателю, вы уже побдоносно восклицаете въ средин вашей статьи:
Какая жалкая, невозможная и смшная небылица!..... Какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который и т. д.....
А между тмъ вы просто за просто подтасовали дло и я преспокойн но ловлю васъ на плутн. Но вы немножко ошиблись, батюшка, и разн считали безъ хозяина. Женатаго въ монахи не постригутъ, это такъ;
но почему никакое монастырское начальство имющаго живую жену въ монастырь не приметъ, какъ утверждаете вы съ азартомъ? Это откудон ва почерпнули вы такое извстiе? Кто нибудь, напримръ, имлъ бы намренiе поселиться въ монастыр (гд есть напримръ удобное помщенiе), но онъ женатъ, жена его гд нибудь въ столиц, или за гран ницей и вотъ, потому только что онъ женатъ, его гонятъ вонъ изъ монан стыря? Такъ ли это? Не знаете дла, батюшка, а еще духовное лицо. Я вамъ даже смогъ бы указать на нкоторыя, извстныя всему петербургн скому обществу лица, памятныя въ обществ до сихъ поръ и которыя кончили тмъ, что поселились жить подъ конецъ жизни въ монастыряхъ и вотъ уже живутъ тамъ очень долго, а между тмъ женаты и жены ихъ живы до сихъ поръ. Все произошло съ обоюднаго согласiя. Такъ точно поселился жить въ монастыр и дьячекъ г. Недолина. Уничтожьте только подтасовку постриженiя въ монахи, съ умысломъ вами придуманн ную, и чего совсмъ нтъ во всей повсти г. Недолина, и вамъ тотчасъ же все объяснится. Тутъ даже лучше чмъ съ лобоюднаго согласiя произошло;
тутъ прямо произошло съ соизволенiя начальства. Я васъ, батюшка, имю средства на этотъ счетъ въ высшей степени успокоить.
Предположите что я навелъ справки и вотъ какiя получилъ свднiя:
ВоЦпервыхъ, артистъЦдьячокъ, еще за полгода до поступленiя въ монастырь, когда, при прощанiи съ помщикомъ, открылся ему въ перн вый разъ что намренъ уйти жить въ монастырь, уже и тогда зналъ что говорилъ. Именно потому, что уже сообщилъ о намренiи своемъ отцу Iоанну, игумену монастыря, который его очень любилъ, тоЦесть боле любилъ его пнiе, потому что былъ чрезвычайный любитель музыки и Софрону изо всхъ силъ покровительствовалъ;
даже самъ, кажется, и переманивалъ его жить въ монастыр. Дьячокъ поколебался на предлон женiе помщика хать за границу и вотъ почему прождалъ еще съ полн года;
но когда кончилось его терпнiе, ушелъ въ монастырь. Устроить же это было очень легко: отецъ Iоаннъ состоялъ въ тснйшей дружб съ епархiальнымъ начальникомъ, а когда два такiя лица согласились, то и предлоговъ не надо. Но наврно былъ отысканъ и предлогъ, по котон рому дьячокъ былъ такъ сказать лоткомандированъ въ монастырь.
Обтъ же, данный дьячкомъ, посвятить себя Господу (на что вы такъ особенно сердитесь), былъ совершенно свободный, внутреннiй, не офн фицiальный, дло его совсти, данъ самому себ. Мало того, въ разсказ г. Недолина есть совершенно ясное указанiе на то, что дьячокъ только проживалъ въ монастыр, а отнюдь не былъ постриженъ въ монахи, какъ вы съ такою безцеремонностiю присочинили, батюшка. Именно: вон ротившiйся помщикъ все еще уговариваетъ Софрона выйти изъ монан стыря и отправиться за границу, и дьячокъ въ первый день переговон ровъ даже колеблется. Ну могло ли бы это быть, еслибъ Софронъ былъ уже постриженъ? Не маскируйте, наконецъ, и того, что вдь это былъ артистъ неслыханный, по крайней мр одаренный неслыханно, и тан кимъ онъ заявляется въ повсти съ самаго начала. А если такъ, то пон нятно и такое пристрастiе къ нему отца Iоанна, страстнаго любителя мун зыки....
Но вдь это не объяснено въ повсти! воскликнете вы въ чрезвын чайномъ гнв. Нтъ, отчасти объяснено;
очень о многомъ можно доган даться изъ разсказа, хотя онъ быстръ и кратокъ. Но, положимъ, и не все объяснено, Ч зачмъ объяснять? Было бы только вроятно;
а унин чтожьте подтасовку постриженiя въ монахи и все станетъ вроятно. Да, разсказъ г. Недолина нсколько сжатъ, но знаете, батюшка, вы вотъ чен ловкъ не литературный, чт и доказали, а между тмъ я вамъ прямо скажу, что ужасно много современныхъ повстей и романовъ выиграли бы, еслибъ ихъ сократить. Ну что толку, что авторъ тянетъ васъ въ прон долженiи тридцати листовъ и вдругъ, на тридцатомъ лист, ни съ того, ни съ сего, бросаетъ свой разсказъ въ Петербург или въ Москв, а самъ тащитъ васъ кудаЦнибудь въ МолдоЦВалахiю, единственно съ тою цлью, чтобъ разсказать вамъ о томъ, какъ стая воронъ и совъ слетла съ какойЦто молдоЦвалахской крыши, и разсказавъ, вдругъ опять бросан етъ и воронъ и МолдоЦВалахiю, какъ будто ихъ не бывало вовсе, и уже ни разу боле не возвращается къ нимъ въ остальномъ разсказ;
такъ что читатель остается, наконецъ, въ совершенномъ недоумнiи. Изъ за денегъ пишутъ, чтобы только больше страницъ написать! Г. Недолинъ написалъ иначе, и хорошо можетъ быть сдлалъ.
Но жена, жена! восклицаете вы, вращая глазами, какъ же жена позволила и не жаловалась, какъ не вытребовала она его закономъ, силой! А вотъ тутъ то вы, и именно на женскомъ то этомъ пункт, всего больше и спасовали, батюшка. Вы вдь до того разыгрались въ ван шей стать, что даже сами принялись сочинять романъ, а именно какъ жена своего дьячка наконецъ воротила и опять начала колотить, какъ онъ сбжалъ въ другой монастырь, какъ изъ другаго воротила, какъ онъ сбжалъ наконецъ на Аонъ и тамъ уже успокоился подъ мусульн манскимъ управленiемъ султана (представьте, а вдь я до сихъ поръ думалъ что султанъ христiанинъ!).
Шутки въ сторону;
знайте, батюшка, что хоть вамъ бы и слдовало, уже по одному сану вашему, немножко знать сердце человческое, но вы его вовсе не знаете. Вы хоть и плохой сочинитель, но можетъ быть, еслин бы взялись за перо, дйствительно описали бы бытовую сторону духон венства врне г. Недолина;
но въ сердц человческомъ г. Недолинъ знаетъ боле вашего. Женщина, которая цлые дни выстаиваетъ у мон настырской стны и плачетъ, Ч не пойдетъ подавать просьбы и не стан нетъ уже дйствовать силой. Довольно силы! У васъ вотъ все битье да битье;
въ порыв авторскаго увлеченiя, вы продолжаете романъ и опять у васъ битье. Нтъ ужъ, довольно битья! Вспомните, батюшка, у Гоголя въ Женитьб, въ послдней сцен, посл того какъ Подколесинъ вын прыгнулъ въ окошко, Кочкаревъ кричитъ: воротить его, воротить! вон ображая что выпрыгнувшiй въ окошко женихъ все еще пригоденъ для сватьбы. Ну вотъ точно также разсуждаете и вы. Кочкарева останавлин ваетъ сваха словами: Эхъ, дла ты свадебнаго не знаешь;
добро бы въ дверь вышелъ;
а ужъ коли въ окно махнулъ, такъ ужъ тутъ мое пон чтенiе. Облагородьте случай съ Подколесинымъ и онъ, какъ разъ, прин дется къ положенiю бдной, оставленной мужемъ дьячихи. Нтъ, бан тюшка, битье кончилось! Эта женщина, Ч этотъ исключительный харакн теръ, страстное и сильное существо, гораздо высшее, между прочимъ, по душевнымъ силамъ чмъ артистъ ея мужъ, Ч эта женщина, подъ влiянiемъ среды, привычекъ, необразованности, могла дйствительно начать битьемъ. Толковому, понимающему человку тутъ именно реан лизмъ событiя понравится и г. Недолинъ мастерски поступилъ, что не смягчилъ дйствительности. Слишкомъ сильныя духомъ и характеромъ женщины, особенно если страстны, иначе и не могутъ любить какъ ден спотически и имютъ даже особенную наклонность къ такимъ слабымъ, ребяческимъ характерамъ какъ у артистаЦдьячка. И за что она такъ пон любила его? разв она знаетъ это! Онъ плачетъ, она не можетъ не прен зирать его слезъ, но плотоядно, сама мучаясь, наслаждается его слезами.
Она ревнива: не смй пть при господахъ! Она бы кажется проглотила его живьемъ, изъ любви. Но вотъ онъ бжалъ отъ нея и Ч никогда бы она тому не поврила! Она горда и самонадянна, она знаетъ что красан вица и Ч странная психологическая задача, Ч повритеЦли, вдь она все время была убждена, что онъ точно также ее безъ памяти любитъ, какъ и она его, безъ нея жить не можетъ, не смотря на битье! Вдь въ этомъ состояла вся ея вра;
мало того, тутъ и сомннiй для нея не сущен ствовало, и вдругъ ей все открывается: этотъ ребенокъ, артистъ, ея нин сколько не любитъ, давно уже пересталъ любить, можетъ быть никогда не любилъ и прежде! Она вдругъ смирилась, поникла, раздавлена, а отказаться отъ него всеЦтаки не въ силахъ, безумно любитъ, еще безн умне чмъ прежде. Но такъ какъ характеръ сильный, благородный и необыкновенный, то и выростаетъ вдругъ неизмримо и надъ прежнимъ бытомъ, и надъ прежней средой своей. Нтъ ужъ теперь она его не пон требуетъ силой. Силой ей его теперь и даромъ не надо;
она все еще неизн мримо горда, но гордость эта уже другаго рода, уже облагородилась:
она скоре умретъ съ горя тутъ же, въ трав у ограды, а не захочетъ употребить насилiе, писать просьбы, доказывать права свои. Ахъ, бан тюшка, да вдь въ этомъ и вся повсть, а вовсе не въ бытовой сторон церковниковъ! Нтъ, батюшка, этотъ крошечный разсказикъ гораздо значительне чмъ вамъ кажется, и поглубже. Повторяю, вы такъ не напишете, даже не поймете въ чемъ дло. У васъ отчасти душа кочкан ревская (въ литературномъ отношенiи разумется, Ч дале я не иду), какъ и имлъ я вамъ честь замтить...
Что же касается до сочинительства вашего и до пониманiя художен ственнаго, то къ вамъ, въ этомъ отношенiи, вполн, я думаю, можно приложить извстную эпиграму Пушкина:
Картину разъ высматривалъ сапожникъ, И въ обуви ошибку указалъ;
Взявъ тотчасъ кисть, исправился художникъ.
Вотъ, подбочась, сапожникъ продолжалъ:
Мн кажется, лицо немного криво...
А эта грудь не слишкомъ ли нага. Но Апеллесъ прервалъ нетерпливо:
Суди, дружокъ, не свыше сапога!..............
Вы, батюшка, точь въ точь какъ этотъ сапожникъ, съ тою только разницею, что даже и въ обуви не съумли указать г. Недолину, чт, надюсь, я вамъ и доказалъ основательно. А подтасовкой ничего не возьмете. Тутъ, видитеЦли, чтобы понимать что нибудь въ душ чен ловческой и судить повыше сапога, надо бы побольше развитiя въ другую сторону, поменьше этого цинизма, этого духовнаго матерiализн ма;
поменьше этого презрнiя къ людямъ, поменьше этого неуваженiя къ нимъ, этого равнодушiя. Поменьше этой плотоядной стяжательности, побольше вры, надежды, любви! Посмотрите, напримръ, съ какимъ грубымъ цинизмомъ обращаетесь вы со мной лично, съ какимъ, совсмъ несвойственнымъ вашему сану неприличiемъ говорите о чудесахъ.
Врить не хотлъ, когда прочелъ у васъ слдующее про себя:
!!... Но какъ же не знать этого редактору г. Достоевскому, который недавно такъ пространно заявлялъ, что онъ большой христiанинъ и притомъ православный и православно врующiй въ самыя мудреныя чудеса? Разв, можетъ быть, онъ и это принятiе въ монастырь женатаго человка причисляетъ къ чудесамъ, Ч тогда это другое дло...
ВоЧпервыхъ, батюшка, вы и тутъ сочинили (экая вдь страсть у васъ къ сочинительству!). Никогда и нигд не объявлялъ я о себ лично ничего о вр моей въ чудеса. Все это вы выдумали и я васъ вызываю указать: гд вы это нашли? Позвольте еще: еслибъ я,. Достоевскiй, гд нибудь и объявилъ это о себ (чего не было), то ужъ поврьте не отказался бы отъ словъ моихъ ни изъ за какого либеральнаго страху, или страху ради касторскаго. Просто за просто ничего подобнаго не было и я только констатирую фактъ. Но еслибы и было Ч чт вамъ то до вры моей въ чудеса? Чмъ они подходятъ къ длу? И чт такое мудрен ныя чудеса и немудреныя? Какъ уживаетесь вы съ подобными раздленiями сами? Вообще же желаю чтобы въ этомъ отношенiи вы оставили меня въ поко Ч уже хоть по тому одному, что приставать ко мн съ этимъ вовсе къ вамъ не идетъ, несмотря на все современное прон свщенiе ваше. Духовное лицо, а такъ раздражительны! Стыдно, г. Касн торскiй.
А знаете, вдь вы вовсе не г. Касторскiй, а ужь тмъ боле не свян щенникъ Касторскiй, и все это поддлка и вздоръ. Вы ряженый, вотъ точь въ точь такой какъ на святкахъ. И знаете чт еще? Ни единой то самой маленькой минутки я не пробылъ въ обман;
тотчасъ же узналъ ряженаго и вмняю себ это въ удовольствiе, ибо вижу отсюда вашъ длинный носъ: вы вполн были уврены, что я шутовскую маску, вывн сочной работы, приму за лицо настоящее. Знайте тоже, что я и отвчалъ вамъ немного уже слишкомъ развязно единственно потому, что сейчасъ же узналъ переряженнаго. Еслибы вы были въ самомъ дл священнин комъ, я, не смотря на вс ваши грубости, которыя въ конц вашей стан тьи доходятъ до какогоЦто побдоносноЦсеминарскаго ржанья, Ч все - таки отвтилъ бы вамъ съ соблюденiемъ, Ч не изъ личнаго къ вамъ уваженiя, а изъ уваженiя къ вашему высокому сану, къ высокой иде, которая въ немъ заключается. Но такъ какъ вы всего только ряженый, то и должны понести наказанiе. Наказанiе начну съ того, что объясню вамъ подробно почему васъ узналъ (между нами, я даже предугадалъ кто именно подъ маской скрывается;
но имя вслухъ не объявлю, а оставн лю при себ до времени) и это вамъ естественно будетъ очень досадно...
Ч А если предугадали, то почему же отвчали какъ священнику, Ч спросите вы, Ч къ чему написали предварительно столько лишняго?
Ч А по платью встрчаютъ, отвчаю я вамъ, и если написалъ что нибудъ непрiятное г. священнику, то ужъ пусть возьметъ это на свою совсть тотъ господинъ, который выдумалъ и употребилъ недостойный прiемъ перерядиться въ священника. Да, недостойный прiемъ, и онъ самъ это чувствовалъ. Мало того, онъ, сколько могъ, оберегъ себя. Онъ не подписался: священникъ П. Касторскiй, а подписался сокращенно:
Свящ. П. Касторскiй. Свящ. все таки не священникъ, если ужь крпко обличатъ. Всегда можно сказать что подразумвался священнолюбецъ, или что нибудь въ такомъ род.
Я узналъ васъ, г. ряженый, по слогу. Видите ли въ чемъ тутъ главн ная штука: въ томъ что современные критики и хвалятъ пожалуй иногда современныхъ писателейЦхудожниковъ, и даже публика довольна (потон му что чтЦже ей, наконецъ, читать?). Но и критика понизилась уже очень давно, да и художники наши, большею частiю, смахиваютъ на вывскныхъ маляровъ, а не на живописцевъ. Не вс конечно. Есть нкоторые и съ талантомъ, но большая часть самозванцы. Во первыхъ, г. ряженый, у васъ пересолено. Знаете ли вы чт значитъ говорить эсн сенцiями? Нтъ? Я вамъ сейчасъ объясню. Современный писательЦхун дожникъ, дающiй типы и отмежевывающiй себ какую нибудь въ лин тератур спецiальность (ну, выставлять купцовъ, мужиковъ и проч.) обыкновенно ходитъ всю жизнь съ карандашемъ и съ тетрадкой, подслун шиваетъ и записываетъ характерныя словечки;
кончаетъ тмъ что набен ретъ нсколько сотъ нумеровъ характерныхъ словечекъ. Начинаетъ пон томъ романъ и чуть заговоритъ у него купецъ или духовное лицо, Ч онъ и начинаетъ подбирать ему рчь изъ тетрадки по записанному. Читатен ли хохочутъ и хвалятъ и ужъ кажется бы врно: дословно съ натуры зан писано, но оказывается что хуже жи, именно потому что купецъ али солдатъ въ роман говорятъ эссенцiями, т. е. какъ никогда ни одинъ кун пецъ и ни одинъ солдатъ не говоритъ въ натур. Онъ, напримръ, въ натур скажетъ такуюЦто, записанную вами отъ него же фразу, изъ ден сяти фразъ въ одиннадцатую. Одиннадцатое словечко характерно и безн образно, а десять словечекъ передъ тмъ ничего, какъ и у всхъ людей.
А у типистаЦхудожника онъ говоритъ характерностями сплошь, по зан писанному, Ч и выходитъ неправда. Выведенный типъ говоритъ какъ по книг. Публика хвалитъ, ну а опытнаго, стараго литератора не надун ете.
И большею частiю работа вывскная, малярная. Между тмъ хун дожникъ считаетъ себя подъ конецъ за Рафаэля;
и не разувришь его!
Записывать словечки хорошо и полезно и безъ этого нельзя обойтись;
но нельзя же и употреблять ихъ совсмъ механически. Правда, есть оттнн ки и между художникамиЦзаписывателями;
одинъ всеЦтаки другаго талантливе, а потому употребляетъ словечки съ оглядкой, сообразно съ эпохой, съ мстомъ, съ развитiемъ лица и соблюдая пропорцiю. Но эсн сенцiозности всеЦтаки избжать не можетъ. Драгоцнное правило, что высказанное слово серебряное, а невысказанное Ч золотое, давнымъ давно уже не въ привычкахъ нашихъ художниковъ. Мало мры. Чувство мры уже совсмъ исчезаетъ. Взять и то, наконецъ, что наши художнин ки (какъ и всякая ординарность) начинаютъ отчетливо замчать явленiя дйствительности, обращать вниманiе на ихъ характерность и обработын вать данный типъ въ искусств уже тогда, когда большею частiю онъ проходитъ и исчезаетъ, выраждается въ другой, сообразно съ ходомъ эпохи и ея развитiя, такъ что всегда почти старое подаютъ намъ на столъ за новое. И сами врятъ тому, что это новое, а не преходящее.
Впрочемъ подобное замчанiе для нашего писателяЦхудожника нсколько тонко;
пожалуй и не пойметъ. Но я всеЦтаки выскажу, что только генiальный писатель, или ужь очень сильный талантъ угадыван етъ типъ современно и подаетъ его своевременно;
а ординарность только слдуетъ по его пятамъ, боле или мене рабски, и работая по заготовн леннымъ уже шаблонамъ.
Я, напримръ, не встрчалъ еще ни одного священника, во всю мою жизнь, даже самаго высокоЦобразованнаго, совершенно безъ всякихъ характерныхъ особенностей разговора, относящихся до его сословной среды. Всегда хоть капельку да есть что нибудь. Между тмъ, еслибъ дон словно стенографировать его разговоръ и потомъ напечатать, то пожан луй у иного высокоЦобразованнаго и долго бывшаго въ обществ свян щенника и не замтите никакой особенной характерности. Нашему хун дожнику этого естественно мало, да и публика къ другому прiучена.
Простонародье, напримръ, въ повстяхъ Пушкина, по мннiю большинства читателей, наврно говоритъ хуже, чмъ у писателя Грин горовича, всю жизнь описывавшаго мужиковъ. Я думаю и по мннiю многихъ художниковъ тоже. Не вытерпитъ онъ, что священникъ, напримръ, говоритъ почти безо всякой характерности, зависящей отъ сословiя, отъ среды его, а потому и не помститъ его въ свою повсть, а помститъ характернйшаго. Такимъ образомъ современнаго священнин ка, при извстныхъ обстоятельствахъ и въ извстной сред, заставитъ говорить иногда какъ священника начала столтiя и тоже при извстн ныхъ обстоятельствахъ и извстной сред.
Священникъ Касторскiй, начинаетъ какъ и вс, нкоторое время почти совсмъ не напоминая собою извстной среды.
Пока онъ хвалитъ художественность писателя Лскова, онъ говон ритъ какъ и вс, безо всякой характерности словечекъ и мыслей, облин чающихъ сословiе. Но такъ было надо автору: надо было его оставить въ поко, чтобы литературная похвала вышла серьозне, а порицанiе г. Недолину строже, ибо смшная и характерная фраза нарушила бы строгость. Но вдругъ авторъ, сообразивъ, что вдь пожалуй читатель и не повритъ что священникъ писалъ, Ч пугается и разомъ бросается въ типичности и уже тутъ ихъ цлый возъ. Что ни слово, то типичность!
Изъ такой суматохи естественно выходитъ типичность фальшивая и не пропорцiональная.
Главный признакъ человка необразованнаго, но почемуЦнибудь принужденнаго заговорить языкомъ и понятiями не своей среды Ч это нкоторая неточность въ употребленiи словъ, которыхъ онъ значенiе, положимъ, и знаетъ, но не знаетъ всхъ оттнковъ его употребленiя въ сфер понятiй другаго сословiя. А потому проходитъ такiя вредныя покушенiя.... невжеств, обличенномъ опять въ томъ журнал... въ немъ представленъ голосистый дьячокъ и т. д. Послднее словцо голон систый Ч уже слишкомъ грубо, и именно тмъ, что свящ. Касторскiй, желая выразить понятiе о лиц, одаренномъ прекраснымъ голосомъ пвн ца, думаетъ, что выражаетъ это понятiе словомъ голосистый. Авторъ - спецiалистъ забылъ, что хотя въ священнической сред и теперь, конечн но, встрчаются малообразованные люди, но чрезвычайно мало до такой ужъ степени не понимающихъ значенiя словъ. Это годится для романа, г. ряженый, а дйствительности не выдерживаетъ. Такое ошибочное вын раженiе прилично было бы разв пономарю, а все же не священнику. Не слжу за всми выраженiями дале;
повторяю, ихъ тамъ цлый возъ, чрезвычайно грубо натасканный изъ тетрадки. Но хуже всего то, что тин пичникъЦавторъ (если говорятъ о художникЦавтор, то возможно пон нятiе и о ремесленникЦавтор, а слово типичникъ опредляетъ ремен сло или мастерство), что типичникъЦавторъ выставилъ свой типъ въ тан комъ непривлекательномъ нравственномъ вид. Надо бы выставить все - таки въ свящ. Касторскомъ человка съ достоинствомъ, добродтельнан го и типичность ничему бы тутъ не помшала. Но типичникъ былъ самъ поставленъ въ затруднительное положенiе, изъ котораго и не съумлъ вывернуться: ему непремнно надо было обругать своего собратаЦавтон ра, наглумиться надъ нимъ, и вотъ свои прекрасныя побужденiя онъ, переряженный, поневол долженъ былъ навязать своему священнику. А ужъ насчетъ чудесъ Ч типичникъ совсмъ не сдержалъ себя. Вышла ужасная глупость: духовное лицо Ч да еще глумится надъ чудесами и длитъ ихъ на мудреныя и немудреныя! Плохо, г. типичникъ.
Я даже думаю, что и Псаломщикъ Ч произведенiе того же пера:
очень ужь перенаивничалъ неумлый мастеровой въ окончанiи, именно въ лопасенiяхъ псаломщика, которыя слишкомъ ужь не блистаютъ умон мъ. Однимъ словомъ, господа, вся эта вывсочная работа положимъ еще и сойдетъ въ повстяхъ, но, повторяю вамъ, не выдержитъ столкновенiя съ дйствительностiю и тотчасъ же обличитъ себя. Не вамъ, господаЦхун дожники, надуть стараго литератора.
Чт же это, шутки что ли съ ихъ стороны? И, нтъЦнтъ, вовсе не шутки. Это Ч это такъ сказать дарвинизмъ, борьба за существованiе.
Не смй, дескать, заходить на нашу ниву. И чмъ могъ вамъ повредить, господа, г. Недолинъ? Увряю же васъ, что онъ вовсе не иметъ намренiя описывать бытовую сторону духовенства, можете вполн успокоиться. Правда, смутило меня, на одно мгновенiе, одно странное обстоятельство: вдь если ряженый типичникъ напалъ на г. Недолина, то, ругая его, въ противуположность ему долженъ бы былъ хвалить самого себя. (На этотъ счетъ у этихъ людей нтъ ни малйшаго самолюн бiя: съ полнйшимъ безстыдствомъ готовы они писать и печатать похван лы себ сами и собственноручно). А между тмъ, къ величайшему моему удивленiю, типичникъ выставляетъ и хвалитъ талантливаго г. Лскова, а не себя. Тутъ что нибудь другое и наврное выяснится. Но ряженый не подверженъ ни малйшему сомннiю.
А причемъ же тутъ самъ Русскiй Мiръ? Ршительно не знаю. Нин чего и никогда не имлъ съ Русскимъ Мiромъ и не предполагалъ имть. Богъ знаетъ съ чего вскочутъ люди.
XI.
Мечты и грёзы.
1.
Мы въ прошломъ № Гражданина опять заговорили о пьянств, или скоре о возможности исцленiя отъ язвы всенароднаго пьянства, о нашихъ надеждахъ, о нашей вр въ ближайшее лучшее будущее. Но уже давно и невольно грусть и сомннiя приходятъ на сердце. Конечно, за текущими важными длами (а у насъ вс смотрятъ такими важными дловыми людьми) некогда и глупо думать о томъ чт будетъ черезъ ден сять тъ или къ концу столтiя, то есть когда насъ не будетъ. Девизъ настоящаго дловаго человка нашего времени Ч aprs moi le dluge1.
Но людямъ празднымъ, не практическимъ и не имющимъ длъ Ч пран во, простительно помечтать иногда о дальнйшемъ, если только мечтан ется. Мечталъ же Поприщинъ (Записки сумасшедшаго, Гоголя) объ испанскихъ длахъ: вс эти событiя меня такъ убили и потрясли, что я... и т. д. Ч писалъ онъ сорокъ тъ назадъ. Я признаюсь что и меня иногда многое потрясаетъ и, право, я даже въ унынiи отъ моихъ мечн танiй. Я на дняхъ мечталъ, напримръ, о положенiи Россiи какъ велин кой европейской державы, и ужь чегоЦчего не пришло мн въ голову на эту грустную тему!
послеменяхотьпотоп(франц.).
Взять уже то, что намъ во что бы то ни стало и какъ можно скоре надо стать великой европейской державой. Положимъ мы и есть великая держава;
но я только хочу сказать, что это намъ слишкомъ дорого стон итъ Ч гораздо дороже чмъ другимъ великимъ державамъ, а это предурной признакъ. Такъ что даже оно какъ бы и не натурально выхон дитъ. Спшу однако оговориться: я единственно только съ западничен ской точки зрнiя сужу и вотъ съ этой точки оно дйствительно такъ у меня выходитъ. Другое дло точка нацiональная и такъ сказать немножн ко славянофильская;
тутъ, извстно, есть вра въ какiя то внутреннiя самобытныя силы народа, въ какiя то начала народныя, совершенно личн ныя и оригинальныя, нашему народу присущiя, его спасающiя и поддерн живающiя. Но съ чтенiемъ статей г. Пыпина я отрезвился. Разумется я желаю и по прежнему продолжаю желать изо всхъ моихъ силъ, чтобы драгоцнныя, твердыя и самостоятельныя начала, присущiя народу русн скому, существовали дйствительно;
но согласитесь тоже Ч что же это за такiя начала, которыхъ даже самъ г. Пыпинъ не видитъ, не слышитъ и не примчаетъ, которыя спрятаны, спрятались и никакъ не хотятъ отыскаться? А потому невольно остается и мн обойтись безъ этихъ утшающихъ душу началъ. Такимъ образомъ и выходитъ у меня, что мы, покамстъ, всего только пимся на нашей высот великой держан вы, стараясь изо всхъ силъ чтобы не такъ скоро замтили это сосди.
Въ этомъ намъ чрезвычайно можетъ помочь всеобщее европейское нен вжество во всемъ что касается Россiи. Покрайней мр до сихъ поръ это невжество не подвержено было сомннiю Ч обстоятельство, о котон ромъ намъ вовсе нечего горевать;
напротивъ, намъ очень будетъ даже невыгодно, если сосди наши насъ разсмотрятъ поближе и покороче. То что они ничего не понимали въ насъ до сихъ поръ Ч въ этомъ была наша великая сила. Но въ томъ то и дло, что теперь, увы, кажется и они начинаютъ насъ понимать лучше прежняго;
а это очень опасно.
Огромный сосдъ изучаетъ насъ неусыпно и кажется уже многое видитъ насквозь. Не вдаваясь въ тонкости, возьмите хоть самыя наглядн ныя, въ глаза бросающiяся у насъ вещи. Возьмите наше пространство и наши границы (заселенныя инородцами и чужеземцами, изъ года въ годъ все боле и боле крпчающими въ индивидуальности своихъ собн ственныхъ инородческихъ, а отчасти и иноземныхъ сосдскихъ элеменн товъ), возьмите и сообразите: во сколькихъ точкахъ мы стратегически уязвимы? Да намъ войска, чтобы все это защитить (по моему штатскому, впрочемъ, мннiю) надо гораздо больше имть, чмъ у нашихъ сосдей.
Возьмите опять и то, что нын воюютъ не столько оружiемъ, сколько умомъ, и согласитесь что это послднее обстоятельство даже особенно для насъ невыгодно.
Теперь почти въ каждыя десять тъ измняется оружiе, даже чаще. Лтъ черезъ пятнадцать можетъ будутъ стрлять уже не ружьян ми, а какою нибудь молнiей, какою нибудь всесожигающею электричен скою струею изъ машины. Скажите чт можемъ мы изобрсти въ этомъ род, съ тмъ чтобы приберечь въ вид сюрприза для нашихъ сосдей?
Что, если тъ черезъ пятнадцать у каждой великой державы будетъ зан ведено, потаенно и про запасъ, по одному такому сюрпризу на всякiй случай? Увы, мы можемъ только перенимать и покупать оружiе у друн гихъ, и многоЦмного что съумемъ починить его сами. Чтобы изобн ртать такiя машины нужна наука самостоятельная, а не покупная;
своя, а не выписная;
укоренившаяся и свободная. У насъ такой науки еще не имется;
да и покупной даже нтъ. Ч Возьмите опять наши желзныя дороги, сообразите наши пространства и нашу бдность;
сравните наши капиталы съ капиталами другихъ великихъ державъ и смекните: во чт намъ наша дорожная сть, необходимая намъ какъ вен ликой держав, обойдется? И замтьте: тамъ у нихъ эти сти устроин лись давно и устраивались постепенно, а намъ приходится догонять и спшить;
тамъ концы маленькiе, а у насъ, сплошь, въ род Тихо - океанскихъ. Мы уже и теперь больно чувствуемъ во чт намъ обошлось лишь начало нашей сти;
какимъ тяжелымъ отвлеченiемъ капиталовъ въ одну сторону ознаменовалось оно, въ ущербъ хотя бы бдному нашему земледлiю и всякой другой промышленности. Тутъ дло не столько въ денежной сумм, сколько въ степени усилiя нацiи. Впрочемъ конца не будетъ если по пунктамъ высчитывать наши нужды и наше убожество.
Возьмите, наконецъ, просвщенiе, т. е. науку, и посмотрите насколько намъ нужно догнать въ этомъ смысл другихъ. По моему бдному сун жденiю, на просвщенiе мы должны ежегодно затрачивать по крайней мр столько же какъ и на войско, если хотимъ догнать хоть какую нин будь изъ великихъ державъ, Ч взявъ и то что время уже слишкомъ упун щено, что и денегъ такихъ у насъ не имется и что, въ конц концовъ, все это будетъ только толчекъ, а не нормальное дло;
такъ сказать пон трясенiе, а не просвщенiе.
Все это мои мечты, разумется;
но... повторяю, невольно мечтается иногда въ этомъ смысл, а потому и продолжаю мечту. Замтьте, что я цню все на деньги;
но разв это врный расчетъ? Деньгами ни за что не купишь всего;
ткъ можетъ только какой нибудь необразованный кун пецъ разсуждать въ комедiи г. Островскаго. Деньгами вы, напримръ, настроите школъ, но учителей сейчасъ не надлаете. Учитель Ч это штука тонкая;
народный, нацiональный учитель вырабатывается вкан ми, держится преданiями, безчисленнымъ опытомъ. Но положимъ надлаете деньгами не только учителей, но даже, наконецъ, и ученыхъ;
и чт же? Ч все таки людей не надлаете. Что въ томъ, что онъ ученый, коли дла не смыслитъ? Педагогiи онъ, напримръ, выучится и будетъ съ каедры отлично преподавать педагогiю, а самъ всеЦтаки педагогомъ не сдлается. Люди, Ч люди, Ч это самое главное. Люди дороже даже денегъ. Людей ни на какомъ рынк не купишь и никакими деньгами, пон тому что они не продаются и не покупаются, а опять таки только вками выдлываются;
ну, а на вка надо время, годковъ этакъ двадцать пять или тридцать, даже и у насъ, гд вка давно уже ничего не стоютъ. Чен ловкъ идеи и науки самостоятельной, человкъ самостоятельно длон вой, образуется лишь долгою самостоятельною жизнiю нацiи, вковымъ многострадальнымъ трудомъ ея Ч однимъ словомъ образуется всею исн торическою жизнью страны. Ну, а историческая жизнь наша, въ послдн нiя два столтiя, была не совсмъ таки самостоятельною. Ускорять же искусственно необходимые и постоянные историческiе моменты жизни народной никакъ не возможно. Мы видли примръ на себ и онъ до сихъ поръ продолжается: еще два вка тому назадъ хотли поспшить и все подогнать, а вмсто того и застряли;
ибо, не смотря на вс торжен ственные возгласы нашихъ западниковъ, мы несомннно застряли.
Наши западники Ч это такой народъ, что сегодня трубятъ во вс трубы, съ чрезвычайнымъ злорадствомъ и торжествомъ, о томъ, что у насъ нтъ ни науки, ни здраваго смысла, ни терпнiя, ни умнья;
что намъ дано только ползти ползкомъ за Европой, ей подражать во всемъ рабски и, въ видахъ европейской опеки, преступно даже и думать о собственной нашей самостоятельности;
а завтра, Ч заикнитесь лишь только о ван шемъ сомннiи въ безусловноЦцлительной сил бывшаго у насъ два вка назадъ переворота, Ч и тотчасъ же закричатъ они дружнымъ хон ромъ, что вс ваши мечты о народной самостоятельности Ч одинъ тольн ко квасъ;
квасъ и квасъ;
и что мы, два вка назадъ, изъ толпы варван ровъ стали европейцами, просвщеннйшими и счастливйшими, и по гробъ нашей жизни должны вспоминать о семъ съ благодарностiю.
Но оставимъ западниковъ и положимъ, что деньгами все можно сдлать, даже время купить, даже самобытность жизни воспроизвести какъЦнибудь на нарахъ;
спрашивается: откуда такiя деньги достать?
Чуть не половину теперешняго бюджета нашего оплачиваетъ водка, т. е.
по теперешнему народное пьянство и народный развратъ, Ч стало быть вся народная будущность. Мы, такъ сказать, будущностью нашею план тимъ зa нашъ величавый бюджетъ великой европейской державы. Мы подскаемъ дерево въ самомъ корн, чтобы достать поскоре плодъ. И кто же хотлъ этого? это случилось невольно, само собой, строгимъ исн торическимъ ходомъ событiй. Освобожденный великимъ Монаршимъ словомъ народъ нашъ, неопытный въ новой жизни и самобытно еще не жившiй, начинаетъ первые шаги свои на новомъ пути: переломъ огромн ный и необыкновенный, почти внезапный, почти невиданный въ исторiи по своей цльности и по своему характеру. Эти первые и уже собственн ные шаги освобожденнаго богатыря на новомъ пути требовали большой опасности, чрезвычайной осторожности;
а между тмъ, чт встртилъ нашъ народъ при этихъ первыхъ шагахъ? Шаткость высшихъ слоевъ общества, вками укоренившуюся отчужденность отъ него нашей интен лигенцiи (вотъ это то самое главное) и въ довершенiе Ч дешовку и жида. Народъ закутилъ и запилъ Ч сначала съ радости, а потомъ по привычк. ПоказалиЦль ему хоть чт нибудь лучше дешовки? Развлекн лиЦли, научилиЦль чему нибудь? Теперь въ иныхъ мстностяхъ, во мнон гихъ даже мстностяхъ, кабаки стоятъ уже не для сотенъ жителей, а всего для десятковъ;
мало того Ч для малыхъ десятковъ. Есть мстнон сти гд на полсотни жителей и кабакъ, мене даже чмъ на полсотни.
Гражданинъ уже сообщалъ разъ, въ особой стать, подробный бюдн жетъ теперешняго нашего кабака: возможности нтъ предположить, чтобы кабаки могли существовать лишь однимъ виномъ. Чмъ же стало - быть они окупаются? Народнымъ развратомъ, воровствомъ, укрывательн ствомъ, ростовщичествомъ, разбоемъ, разрушенiемъ семейства и стын домъ народнымъ Ч вотъ чмъ они окупаются!
Матери пьютъ, дти пьютъ, церкви пустютъ, отцы разбойничаютъ;
бронзовую руку у Ивана Сусанина отпилили и въ кабакъ снесли;
а въ кабакъ приняли! Спросите лишь одну медицину: какое можетъ родиться поколнiе отъ такихъ пьяницъ? Но пусть, пусть (и дай Боже!) пусть это лишь одна мечта пессимиста, въ десять разъ преувеличившая бду!
Вримъ и хотимъ вровать, но... если въ текущiя десять, пятнадцать тъ наклонность народа къ пьянству (которая всеЦтаки несомннна) не уменьшится, удержится, а стало быть еще боле разовьется, то Ч не оправдается ли и вся мечта? Вотъ намъ необходимъ бюджетъ великой державы, а потому очень, очень нужны деньги;
спрашивается: кто же ихъ будетъ выплачивать черезъ эти пятнадцать тъ, если настоящiй порядокъ продолжится? Трудъ, промышленность? ибо правильный бюдн жетъ окупается лишь трудомъ и промышленностью. Но какой же образун ется трудъ при такихъ кабакахъ? Настоящiе, правильные капиталы возн никаютъ въ стран не иначе, какъ основываясь на всеобщемъ трудовомъ благосостоянiи ея, иначе могутъ образоваться лишь капиталы кулаковъ и жидовъ. Такъ и будетъ если дло продолжится, если самъ народъ не опомнится;
а интелигенцiя не поможетъ ему. Если не опомнится, то весь, цликомъ, въ самое малое время очутится въ рукахъ у всевозможныхъ жидовъ и ужь тутъ никакая община его не спасетъ: будутъ лишь обще - солидарные нищiе, заложившiеся и закабалившiеся всею общиной, а жиды и кулаки будутъ выплачивать за нихъ бюджетъ. Явятся мелкiе, подленькiе, развратнйшiе буржуа и безконечное множество закабаленн ныхъ имъ нищихъ рабовъ, Ч вотъ картина! Жидки будутъ пить народн ную кровь и питаться развратомъ и униженiемъ народнымъ, но такъ какъ они будутъ платить бюджетъ, то стало быть ихъ же надо будетъ поддерживать. Мечта скверная, мечта ужасная и Ч слава Богу, что это только лишь сонъ! Сонъ титулярнаго совтника Поприщина, я съ этимъ согласенъ. Но не сбыться ему! Не разъ уже приходилось народу вырун чать себя! Онъ найдетъ въ себ охранительную силу, которую всегда нан ходилъ;
найдетъ въ себ начала, охраняющiя и спасающiя, Ч вотъ т самыя, которыхъ ни за что не находитъ въ немъ наша интелигенцiя. Не захочетъ онъ самъ кабака;
захочетъ труда и порядка, захочетъ чести, а не кабака!...
И слава Богу Ч все это кажется подтверждается;
по крайней мр есть признаки;
мы уже упоминали объ обществахъ трезвости. Правда, они едва начинаются;
попытки слабыя, едва замтныя, но Ч но только бы не помшали имъ развернуться, вслдствiе какихъ нибудь особенн ныхъ поводовъ! Напротивъ Ч о, еслиЦбы ихъ поддержать! Что еслибъ съ своей стороны поддержали ихъ и вс наши передовые умы, наши лин тераторы, наши соцiалисты, наше духовенство и вс, вс изнемогающiе ежемсячно и печатно подъ тяжестiю своего долга народу. Что еслибы поддержалъ ихъ и нарождающiйся нашъ школьный учитель! Я знаю что я человкъ непрактическiй (теперь, посл извстной недавней рчи г - на Спасовича въ этомъ даже лестно признаться), но мн Ч представьте себ Ч мн воображается, что даже самый бднйшiй какойЦнибудь школьный учитель и тотъ бы ужасно много могъ сдлать и единственно одной лишь своей иницiативой, захоти только сдлать! Въ томъ то и дло что тутъ важна личность, характеръ, важенъ дловой человкъ, и такой, который дйствительно способенъ хотть. На учительское мсто у насъ большею частiю прiзжаетъ теперь молодой человкъ, хотя бы даже и желающiй сдлать добро, но не знающiй народа, мнительный и недоврчивый;
посл первыхъ, иногда самыхъ горячихъ и благородныхъ усилiй, Ч быстро утомляется, смотритъ угрюмо, начинаетъ считать свое мсто за нчто переходное къ лучшему, а потомъ Ч или спивается окончательно, или за лишнiе десять рублей бросаетъ все и бжитъ куда угодно, даже даромъ бжитъ, даже въ Америку, чтобъ испытать свон бодный трудъ въ свободномъ государств. Это случалось и, говорятъ, случается и теперь. Тамъ, въ Америк, какой нибудь гнуснйшiй антрен пренеръ моритъ его на грубой ручной работ, обсчитываетъ и даже тун зитъ его кулаками, а онъ за каждымъ тузомъ восклицаетъ про себя въ умиленiи: Боже, какъ эти же самые тузы, на моей родин, ретроградны и неблагородны, и какъ, напротивъ, они здсь благородны, вкусны и лин беральны! И долго еще такъ ему будетъ казаться;
не измнять же изъ - за такихъ пустяковъ своимъ убжденiямъ! Но оставимъ его въ Америк;
я буду продолжать мою мысль. Моя мысль Ч напомню ее Ч въ томъ, что даже самый мелкiй сельскiй школьный учитель могъ бы взять на себя весь починъ, всю иницiативу освобожденiя народа отъ варварской стран сти къ пьянству, еслибъ только того захотлъ. На этотъ счетъ у меня есть даже сюжетъ одной повсти и можетъ быть я рискну сообщить его читателю раньше повсти...
XII.
(По поводу новой драмы).
Эта новая драма Ч драма г. Кишенскаго Пить до дна Ч не видать добра, которой три послднiе акта мы ршились помстить въ этомъ 25Цмъ номер Гражданина разомъ, не смотря на то что она зaняла у насъ чуть не половину мста. Но намъ хотлось не дробить впечатлнiя и, можетъ быть, читатели согласятся что драма стоитъ даже особаго ихъ вниманiя. Она написана для народнаго театра и написана съ знанiемъ дла, съ отчетливостiю и съ несомнннымъ талантомъ Ч а это главное, особенно теперь, когда почти не является новыхъ талантовъ.
Это все типы фабричнаго быта, фабричнаго села Ч чрезвычайно разнообразные и твердо очерченные. Сюжетъ на лицо и мы его подробно излагать не будемъ. Мысль серьозная и глубокая. Это вполн трагедiя и fatum ея Ч водка;
водка все связала, заполонила, направила и погубила.
Правда, авторъ, какъ истинный художникъ, не могъ не взглянуть еще шире на мiръ, имъ рисуемый, хотя и провозгласилъ въ названiи своей драмы что тема его Ч пить до дна не видать добра. Ч Тутъ кром того отзывается и все чрезвычайное экономическое и нравственное пон трясенiе посл огромной реформы ныншняго царствованiя. Прежнiй мiръ, прежнiй порядокъ Ч очень худой, но все же порядокъ Ч отошелъ безвозвратно. И странное дло: мрачныя нравственныя стороны прежн няго порядка, Ч эгоизмъ, цинизмъ, рабство, разъединенiе, продажничен ство не только не отошли съ уничтоженiемъ крпостнаго быта, но какъ бы усилились, развились и умножились;
тогда какъ изъ хорошихъ нравн ственныхъ сторонъ прежняго быта, которыя все же были, почти ничего не осталось. Все это отозвалось и въ картин г. Кишенскаго, по крайней мр, какъ мы ее понимаемъ. Тутъ все переходное, все шатающееся и Ч увы Ч даже и не намекающее на лучшее будущее.
Авторъ съ энергiей указываетъ на образованiе какъ на спасенiе, какъ на единственный выходъ;
а покамстъ Ч все захватила водка, все отравила и направила къ худшему, заполонила и поработила народъ.
Мрачную, ужасную картину этого новаго рабства, въ которое вдругъ впалъ русскiй крестьянинъ, выйдя изъ прежняго рабства, и рисуетъ г. Кишенскiй.
Тутъ два сорта типовъ Ч людей отживающихъ и новыхъ, молодаго поколнiя.
Молодое поколнiе знакомо автору. Типы излюбленные имъ, указын ваемые имъ какъ на надежду будущаго, составляющiе сiянiе мрачной картины Ч вышли довольно удачны (что очень странно;
ибо положин тельные типы почти совсмъ не удаются нашимъ поэтамъ). По крайней мр Марья вышла безукоризненна. Иванъ, женихъ ея, удался нскольн ко мене, не смотря на всю врность его изображенiя. Это парень молон дой, красивый, смлый, грамотный, довольно видвшiй и узнавшiй нован го, добрый и честный. Весь недостатокъ его въ томъ, что авторъ немного слишкомъ полюбилъ его, слишкомъ положительно его выставилъ. Отнен сись онъ къ нему поотрицательне и впечатлнiе читателя вышло бы боле въ пользу излюбленнаго имъ героя. Правда, какъ тонкiй художн никъ, авторъ не миновалъ и самыхъ невыгодныхъ чертъ характера своен го Ивана. Иванъ съ сильной энергiей и съ сильными умственными способностями, но молодъ и заносчивъ. Онъ великодушно вруетъ въ правду и въ правый путь, но правду смшиваетъ съ людьми и неспран ведливо требуетъ отъ нихъ невозможнаго. Онъ, напримръ, знаетъ иные законы, такъ что писарь Леванидъ Игнатьичъ побаивается прямо нападать на него, но слишкомъ простодушно вруетъ въ свое знанiе, а потому не вооруженъ передъ зломъ и не только не понимаетъ опасности, но и не предполагаетъ ея. Все это такъ натурально, и вышло бы прен красно, потому что такъ и должно ему быть. Мало того, авторъ не упун стилъ множества самыхъ симпатическихъ подробностей: Ваня, понимая всю мерзость негодяевъ (въ добавокъ еще враждебныхъ ему), какъ молон дой человкъ, свжiй, сильный и которому все такъ еще любо на свт, Ч недостаточно гнушается ими, съ ними водится, съ ними псни поетъ. Эта молодая черта привлекаетъ къ нему читателя чрезвычайно.
Но, повторяемъ, авторъ слишкомъ его полюбилъ и не ршается ни разу посмотрть на него свысока. Намъ кажется, что мало еще выставить врно вс данныя свойства лица;
надо ршительно освтить его собн ственнымъ художническимъ взглядомъ. Настоящему художнику ни зачто нельзя оставаться наравн съ изображаемымъ имъ лицомъ, дон вольствуясь одною его реальною правдой: правды въ впечатлнiи не выйдетъ. НемногоЦбы, капельку лишь иронiи автора надъ самоувренн ностiю и молодою заносчивостью героя Ч и читателю онъ сталъ бы миле. А то думаешь что авторъ такъ и желалъ изобразить его соверн шенно правымъ во всемъ обрушившемся на него несчастiи.
Другiя лица молодаго поколнiя, Ч лица погибшiя чуть не съ дтн ства, поколнiе пожертвованное, Ч вышли еще врне положительн ныхъ типовъ. Ихъ два сорта: невиноватые и виновные. Тутъ, напримръ, есть одна двочка (Матреша) Ч созданiе пожертвованное и несчастное и, чт ужасне всего, вы чувствуете, что она не одна такая, что такихъ несчастныхъ на Руси у насъ сколько хотите, вс деревни полны, бездна. Врность этого изображенiя заставитъ человка съ сердн цемъ и смотрящаго въ наше будущее сознательно Ч ужаснуться. Это поколнiе, поднявшееся уже посл реформы. Въ первомъ дтств оно застало семью уже разлагающуюся и циническое, поголовное пьянство, а затмъ попало прямо на фабрику. Бдная двочка! она развратничаетъ, можетъ быть, уже съ двнадцатилтняго возраста и Ч почти не знаетъ сама, что развратна. На Рождество она съ фабрики прiхала на побывку въ село и искренно удивляется какъ можетъ прежняя товарка ея, дерен венская двушка Маша, предпочитать честь нарядамъ: Во, Степанъ Захарычъ, и видна небразованность! говоритъ она, велика бда, што купецъ аль господинъ съ двкой поиграетъ. Это говоритъ она съ соверн шеннымъ убжденiемъ въ истин и правот своей, мало того: жаля Машу и деревенскихъ;
когда Маша отталкиваетъ подлеца купчишку она говоритъ прямо:
Pages: | 1 | 2 | 3 | Книги, научные публикации