Книги, научные публикации Pages:     | 1 | 2 | 3 | -- [ Страница 1 ] --

. М. ДОСТОЕВСКIЙ.

ДНЕВНИКЪ ПИСАТЕЛЯ.

1873.

IMWERDENVERLAG Ч MNCHEN 2007 СОДЕРЖАНIЕ.

I. Вступленiе......................................................................................................................3 II. Старые люди..................................................................................................................6 III. Среда..........................................................................................................................12 IV. Нчто личное..............................................................................................................24 V. Власъ...........................................................................................................................33 VI. Бобокъ........................................................................................................................ 45 VII. Смятенный видъ.................................................................................................... VIII. Полписьма лодного лица........................................................................................ IX. По поводу выставки.................................................................................................... X. Ряженый...................................................................................................................... XI. Мечты и грёзы.......................................................................................................... XII. (По поводу новой драмы)........................................................................................ XIII. Маленькiя картинки............................................................................................... XIV. Учителю.

................................................................................................................ XV. Нчто о врань........................................................................................................ XVI. Одна изъ современныхъ фальшей.......................................................................... Текст печатается по электронному изданию журнала Гражданин, подготовленному в Петразаводском университете, Карелия й й I.

Вступленiе.

Двадцатаго декабря я узналъ что уже все ршено, и что я редакн торъ Гражданина. Это чрезвычайное событiе, т. е., чрезвычайное для меня (я никого не хочу обижать), Ч произошло однако довольно просто.

Двадцатаго декабря я какъ разъ читалъ статью Московскихъ Вдомон стей о бракосочетанiи китайскаго императора;

она оставила во мн сильное впечатлнiе. Это великолпное и повидимому весьма сложное событiе произошло тоже удивительно просто: все оно было предусмотрн но и опредлено еще за тысячу тъ, до послдней подробности, почти въ двухстахъ томахъ церемонiй. Сравнивъ громадность китайскаго сон бытiя съ моимъ назначенiемъ въ редакторы, Ч я вдругъ почувствовалъ неблагодарность къ отечественнымъ установленiямъ, не смотря на то, что меня такъ легко утвердили и подумалъ, что намъ, т. е. мн и князю Мещерскому, въ Кита было бы несомннно выгодне, чмъ здсь, изн давать Гражданина. Тамъ все такъ ясно... Мы оба предстали бы въ нан значенный день въ тамошнее главное управленiе во дламъ печати.

Стукнувшись бами объ полъ и полизавъ полъ языкомъ, мы бы встали и подняли наши указательные персты передъ собою, почтительно склон нивъ головы. Главноуправляющiй по дламъ печати, конечно, сдлалъ бы видъ что не обращаетъ на насъ ни малйшаго вниманiя, какъ на влетвшихъ мухъ. Но всталъ бы третiй помощникъ третьяго его секрен таря и держа въ рукахъ дипломъ о моемъ назначенiи въ редакторы, произнесъ бы намъ внушительнымъ, но ласковымъ голосомъ опредленн ное церемонiями наставленiе. Оно было бы такъ ясно и такъ понятно, что обоимъ намъ было бы неимоврно прiятно слушать. На случай, еслибъ я въ Кита былъ такъ глупъ и чистъ сердцемъ, что, приступая къ редакторству и сознавая слабость моихъ способностей, ощутилъ бы въ себ страхъ и угрызенiя совсти, Ч мн бы тотчасъ же было доказан но что я вдвое глупъ питая такiя чувства. Что именно съ этого момента мн вовсе не надо ума, еслибъ даже и былъ;

напротивъ того, несравненн но благонадежне если его нтъ вовсе. И ужь безъ сомннiя это было бы весьма прiятно выслушать. Заключивъ прекрасными словами: Иди, рен дакторъ, отнын ты можешь сть рисъ и пить чай съ новымъ спокойн ствiемъ твоей совсти, третiй помощникъ третьяго секретаря вручилъ бы мн красивый дипломъ, напечатанный на красномъ атлас золотыми литерами, князь Мещерскiй далъ бы полновсную взятку, и оба мы, возн вратясь домой, тотчасъ же бы издали великолпнйшiй № Гражданин на, такой, какого здсь никогда не издадимъ. Въ Кита мы бы издавали отлично.

Подозрваю однако, что въ Кита князь Мещерскiй непремнно бы со мною схитрилъ, пригласивъ меня въ редакторы наиболе съ тою цн лью, чтобъ я замнялъ его лицо въ главномъ управленiи по дламъ пен чати каждый разъ, когда бы его приглашали туда получать удары по пян тамъ бамбуковыми дощечками. Но я перехитрилъ бы его: я бы тотчасъ пересталъ печатать Бисмарка, самъ же, напротивъ, сталъ отлично пин сать статьи, Ч такъ что къ бамбуку призывали бы меня всего лишь чен резъ нумеръ. За то я бы выучился писать.

Въ Кита я бы отлично писалъ;

здсь это гораздо трудне. Тамъ все предусмотрно и все разсчитано на тысячу тъ;

здсь же все вверхъ дномъ на тысячу тъ. Тамъ я даже по невол писалъ бы понятн но;

такъ что не знаю кто бы меня сталъ и читать. Здсь, чтобы заставить себя читать, даже выгодне писать непонятно. Только въ Московскихъ Вдомостяхъ передовыя статьи пишутся въ полтора столбца и Ч къ удивленiю Ч понятно;

да и то если принадлежатъ извстному перу. Въ Голос он пишутся въ восемь, въ десять, въ двнадцать и даже въ тринадцать столбцовъ. И такъ вотъ сколько надо здсь истратить столбн цовъ, чтобы заставить уважать себя.

У насъ говорить съ другими Ч наука, т. е., съ перваго взгляда, пон жалуй также какъ и въ Кита;

какъ и тамъ, есть нсколько очень упрон щенныхъ и чисто научныхъ прiемовъ. Прежде, напримръ, слова: ля нин чего не понимаю означали только глупость произносившаго ихъ;

теперь же приносятъ великую честь. Стоитъ лишь произнести съ открытымъ видомъ и съ гордостью: Я не понимаю религiи, я ничего не понимаю въ Россiи, я ровно ничего не понимаю въ искусств Ч и вы тотчасъ же ставите себя на отмнную высоту. И это особенно выгодно, если вы въ самомъ дл ничего не понимаете.

Но этотъ упрощенный прiемъ ничего не доказываетъ. Въ сущности у насъ каждый подозрваетъ другаго въ глупости, безо всякой задумчин вости и безо всякаго обратнаго вопроса на себя: да ужъ не я ли это глупъ въ самомъ дл? Положенiе вседовольное, и однако же никто не доволенъ имъ, а вс сердятся. Да и задумчивость въ наше время почти невозможна: дорого стоитъ. Правда, покупаютъ готовыя идеи. Он прон даются везд, даже даромъ;

но даромъ то еще дороже обходятся, и это уже начинаютъ предчувствовать. Въ результат никакой выгоды и по прежнему безпорядокъ.

Пожалуй, мы тотъ же Китай, но только безъ его порядка. Мы едва лишь начинаемъ т, чт въ Кита уже оканчивается. Несомннно прин демъ къ тому же концу, но когда? Чтобы принять тысячу томовъ Церен монiй съ тмъ, чтобы уже окончательно выиграть право ни о чемъ не задумываться, Ч намъ надо прожить по крайней мр еще тысячелтiе задумчивости. И что же Ч никто не хочетъ ускорить срокъ, потому что никто не хочетъ задумываться.

Правда и то: если никто не хочетъ задумываться, то, казалось бы, тмъ легче русскому литератору. Да, легче дйствительно;

и горе тому литератору и издателю, который въ наше время задумывается. Еще горн ше тому кто самъ захотлъ бы учиться и понимать;

но еще горше тому, который объявитъ объ этомъ искренно;

а если заявитъ что уже капельку понялъ и желаетъ высказать свою мысль, то немедленно всми оставн ляется. Ему остается лишь подыскать какого нибудь одного подходящаго человчка, или даже нанять его, и только съ нимъ однимъ и разговарин вать;

можетъ быть для него одного и журналъ издавать. Положенiе омерзительное, ибо это все равно что говорить самому съ собой и издан вать журналъ для собственнаго удовольствiя. Я сильно подозрваю, что Гражданину еще долго придется говорить самому съ собой для собн ственнаго удовольствiя. Взять уже т, что по медицин разговоръ съ сон бой обозначаетъ предрасположенiе къ помшательству. Гражданинъ долженъ непремнно говорить съ гражданами и вотъ въ томъ вся бда его!

И такъ вотъ къ какому изданiю я прiобщилъ себя. Положенiе мое въ высшей степени неопредленное. Но буду и я говорить самъ съ собой и для собственнаго удовольствiя, въ форм этого дневника, а тамъ чтоЦбы ни вышло. Объ чемъ говорить? Обо всемъ что поразитъ меня или застан витъ задуматься. Если же найду читателя и, Боже сохрани, оппонента, то понимаю что надо умть разговаривать и знать съ кмъ и какъ говон рить. Этому постараюсь выучиться, потому что у насъ это всего трудне, т. е. въ литератур. Къ тому же и оппоненты бываютъ различные;

не со всякимъ можно начать разговоръ. Разскажу одну басню, которую слын шалъ на дняхъ. Говорятъ что басня древняя, чуть не индiйскаго происн хожденiя, что весьма утшительно.

Однажды свинья поспорила со львомъ и вызвала его на дуэль. Ворон тясь домой, одумалась и струсила. Собралось все стадо, подумали и ршили такъ:

Ч Видишь, свинья, тутъ у насъ по близости есть одна яма;

поди, вываляйся въ ней хорошенько и явись такъ на мсто. Увидишь.

Свинья такъ и сдлала. Левъ пришелъ, понюхалъ, поморщился и пошелъ прочь. Долго еще потомъ свинья хвалилась что левъ струсилъ и убжалъ съ поля битвы.

Вотъ басня. Конечно, львовъ у насъ нтъ, Ч не по климату, да и слишкомъ величественно. Но поставьте вмсто льва порядочнаго чен ловка, какимъ каждый обязанъ быть, и нравоученiе выйдетъ тоже самое.

Кстати разскажу еще присказку:

Однажды, разговаривая съ покойнымъ Герценомъ, я очень хвалилъ ему одно его сочиненiе, Ч Съ того берега. Объ этой книг, къ велин чайшему моему удовольствiю, съ похвалой отнесся и Михаилъ Петрон вичъ Погодинъ въ своей превосходной и любопытнйшей стать о свин данiи его за границей съ Герценомъ. Эта книга написана въ форм разн говора двухъ лицъ, Герцена и его оппонента.

Ч И мн особенно нравится, замтилъ я между прочимъ, что вашъ оппонентъ то же очень уменъ. Согласитесь что онъ васъ во многихъ слун чаяхъ ставитъ къ стн.

Ч Да вдь въ томъЦто и вся штука, засмялся Герценъ. Я вамъ разскажу анекдотъ. Разъ, когда я былъ въ Петербург, затащилъ меня къ себ Блинскiй и усадилъ слушать свою статью, которую горячо пин салъ: Разговоръ между господиномъ А. и господиномъ Б. (Вошла въ собранiе его сочиненiй). Въ этой стать господинъ А., т. е., разумется, самъ Блинскiй, Ч выставленъ очень умнымъ, а господинъ Б., его оппон нентъ, поплоше. Когда онъ кончилъ, то съ лихорадочнымъ ожиданiемъ спросилъ меня:

Ч Ну что, какъ ты думаешь?

Ч Да хорошо то хорошо и видно что ты очень уменъ, но только охон та теб была съ такимъ дуралеемъ свое время терять.

Блинскiй бросился на диванъ, лицомъ въ подушку, и закричалъ, смясь что есть мочи:

Ч Зарзалъ! Зарзалъ!

II.

Старые люди.

Этотъ анекдотъ о Блинскомъ напомнилъ мн теперь мое первое вступленiе на литературное поприще, Богъ знаетъ сколько тъ тому назадъ;

грустное, роковое для меня время. Мн именно припомнился самъ Блинскiй, какимъ я его тогда встртилъ и какъ онъ меня тогда встртилъ. Мн часто припоминаются теперь старые люди, конечно пон тому что встрчаюсь съ новыми. Это была самая восторженная личность изо всхъ мн встрчавшихся въ жизни. Герценъ былъ совсмъ другое:

то былъ продуктъ нашего барства, gentilhomme russe et citoyen du monde1 прежде всего, Ч типъ явившiйся только въ Россiи и который нин гд кром Россiи не могъ явиться. Герценъ не эмигрировалъ, не полан галъ начало русской эмиграцiи;

Ч нтъ, онъ такъ ужъ и родился эмин грантомъ. Они вс, ему подобные, такъ прямо и рождались у насъ эмин грантами, хотя большинство ихъ и не вызжало изъ Россiи. Въ полтон раста тъ предыдущей жизни русскаго барства, за весьма малыми исн ключенiями, истлли послднiе корни, расшатались послднiя связи его съ русской почвой и съ русской правдой. Герцену какъ будто сама исн торiя предназначила выразить собою въ самомъ яркомъ тип этотъ разн рывъ съ народомъ огромнаго большинства образованнаго нашего сон словiя. Въ этомъ смысл это типъ историческiй. Отдлясь отъ народа, они естественно потеряли и Бога. Безпокойные изъ нихъ стали атеистан ми;

вялые и спокойныеЧиндиферентными. Къ русскому народу они пин тали лишь одно презрнiе, воображая и вруя въ то же время что люн бятъ его и желаютъ ему всего лучшаго. Но они любили его отрицательн но, воображая вмсто него какойЦто идеальный народъ, Ч какимъЦбы долженъ быть по ихъ понятiямъ русскiй народъ. Этотъ идеальный нан родъ невольно воплощался тогда у иныхъ передовыхъ представителей большинства въ парижскую чернь девяносто третьяго года. Тогда это былъ самый плнительный идеалъ народа. Разумется, Герценъ долн женъ былъ стать соцiалистомъ и именно какъ русскiй баричъ, то есть безо всякой нужды и цли, а изъ одного только логическаго теченiя идей и отъ сердечной пустоты на родин. Онъ отрекся отъ основъ прежняго общества;

отрицалъ семейство и былъ, кажется, хорошимъ отн цомъ и мужемъ. Отрицалъ собственность, а въ ожиданiи усплъ устроить дла свои, и съ удовольствiемъ ощущалъ за границей свою обезпеченность. Онъ заводилъ революцiи и подстрекалъ къ нимъ друн гихъ и въ тоже время любилъ комфортъ и семейный покой. Это былъ хун дожникъ, мыслитель, блестящiй писатель, чрезвычайно начитанный чен ловкъ, остроумецъ, удивительный собесдникъ (говорилъ онъ даже лучше, чмъ писалъ) и великолпный рефлектёръ. Рефлексiя, способн русский дворянин и гражданин мира (франц.). Ч здесь и далее перевод всех иноязычныхтекстовприводитсянамипосовременномуизданиюДневникаписателя Достоевского.ЧПрим.издательстваImWerden.

ность сдлать изъ самаго глубокаго своего чувства объектъ, поставить его передъ собою, поклониться ему и сейчасъ же, пожалуй, и насмяться надъ нимъ, Ч была въ немъ развита въ высшей степени. Безъ сомннiя, это былъ человкъ необыкновенный;

но чмъ бы онъ ни былъ, Ч пин салъЦли свои записки, издавалъЦли журналъ съ Прудономъ, выходилъ - ли въ Париж на баррикады, (чт такъ комически описалъ въ своихъ зан пискахъ);

страдалъЦли, радовалсяЦли, сомнвалсяЦли;

посылалъЦли въ Россiю, въ шестьдесятъ третьемъ году, въ угоду полякамъ свое воззванiе къ русскимъ революцiонерамъ, въ тоже время не вря полякамъ и зная, что они его обманули, зная, что своимъ воззванiемъ онъ губитъ сотни этихъ несчастныхъ молодыхъ людей;

съ наивностью ли неслыханною признавался въ этомъ самъ въ одной изъ позднйшихъ статей своихъ, даже и не подозрвая, въ какомъ свт самъ себя выставляетъ такимъ признанiемъ Ч всегда, везд и во всю свою жизнь онъ, прежде всего, былъ gentilhomme russe et citoyen du monde, по просту продуктъ прежн няго крпостничества, которое онъ ненавидлъ и изъ котораго произон шелъ, не по отцу только, а именно чрезъ разрывъ съ родной землей и съ ея идеалами. Блинскiй напротивъ, Блинскiй былъ вовсе не gentilн homme, Ч о, нтъ. (Онъ Богъ знаетъ отъ кого происходилъ. Отецъ его былъ, кажется, военнымъ лекаремъ).

Блинскiй былъ по преимуществу не рефлективная личность, а именно беззавтно восторженная, всегда и во всю его жизнь. Первая пон всть моя Бдные Люди восхитила его (потомъ, почти годъ спустя, мы разошлись Ч отъ разнообразныхъ причинъ, весьма впрочемъ неважн ныхъ во всхъ отношенiяхъ);

но тогда, въ первые дни знакомства, прин вязавшись ко мн всмъ сердцемъ, онъ тотчасъ же бросился, съ самою простодушною торопливостью, обращать меня въ свою вру. Я нискольн ко не преувеличиваю его горячаго влеченiя ко мн, по крайнейЦмр въ первые мсяцы знакомства. Я засталъ его страстнымъ соцiалистомъ и онъ прямо началъ со мной съ атеизма. Въ этомъ много для меня знамен нательнаго, Ч именно удивительное чутье его и необыкновенная способн ность глубочайшимъ образомъ проникаться идеей. Интернацiоналка въ одномъ изъ своихъ воззванiй, года два тому назадъ, начала прямо съ знаменательнаго заявленiя: мы прежде всего общество атеистическое, т. е., начала съ самой сути дла;

тмъ же началъ и Блинскiй. Выше всего цня разумъ, науку и реализмъ, онъ въ тоже время понималъ глубже всхъ, что одни: разумъ, наука и реализмъ могутъ создать лишь муравейникъ, а не соцiальную гармонiю, въ которой бы можно было ужиться человку. Онъ зналъ, что основа всему Ч начала нравственн ныя. Въ новыя нравственныя основы соцiализма (который однако не указалъ до сихъ поръ ни единой, кром гнусныхъ извращенiй природы и здраваго смысла) онъ врилъ до безумiя и безо всякой рефлексiи;

тутъ былъ одинъ лишь восторгъ. Но какъ соцiалисту, ему прежде всего слн довало низложить христiанство;

онъ зналъ, что революцiя непремнно должна начинать съ атеизма. Ему надо было низложить ту религiю, изъ которой вышли нравственныя основанiя отрицаемаго имъ общества. Сен мейство, собственность, нравственную отвтственность личности Ч онъ отрицалъ радикально. (Замчу, что онъ былъ тоже хорошимъ мужемъ и отцомъ какъ и Герценъ). Безъ сомннiя онъ понималъ, что отрицая нравственную отвтственность личности онъ тмъ самымъ отрицаетъ и свободу ея;

но онъ врилъ всмъ существомъ своимъ (гораздо слпе Герцена, который, кажется, подконецъ усумнился), что соцiализмъ не только не разрушаетъ свободу личности, а напротивъ возстановляетъ ее въ неслыханномъ величiи, но на новыхъ и уже адамантовыхъ оснон ванiяхъ.

Тутъ оставалась однако сiяющая личность самого Христа, съ котон рою всего трудне было бороться. Ученiе Христово онъ, какъ соцiан листъ, необходимо долженъ былъ разрушать, называть его ложнымъ и невжественнымъ человколюбiемъ, осужденнымъ современною наукой и экономическими началами;

но всеЦтаки оставался пресвтлый ликъ Богочеловка, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудон творная красота. Но въ безпрерывномъ, неугасимомъ восторг своемъ Блинскiй не остановился даже и предъ этимъ неодолимымъ препятн ствiемъ какъ остановился Ренанъ, провозгласившiй въ своей полной безврiя книг Vie de Jesus1, что Христосъ все таки есть идеалъ красон ты человческой, типъ недостижимый, которому нельзя уже боле пон вториться даже и въ будущемъ.

Ч Да знаетеЦли вы, взвизгивалъ онъ разъ вечеромъ (онъ иногда какъЦто взвизгивалъ, если очень горячился), обращаясь ко мн, знаете - ли вы, что нельзя насчитывать грхи человку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество такъ подло устроено, что чен ловку невозможно не длать злодйствъ, когда онъ экономически прин веденъ къ злодйству и что нелпо и жестоко требовать съ человка того, чего уже по законамъ природы не можетъ онъ выполнить, еслибъ даже хотлъ...

Въ этотъ вечеръ мы были не одни;

присутствовалъ одинъ изъ друн зей Блинскаго, котораго онъ весьма уважалъ и во многомъ слушался;

былъ тоже одинъ молоденькiй, начинающiй литераторъ, заслужившiй потомъ извстность въ литератур.

ЖизньИисуса(франц.).

Ч Мн даже умилительно смотрть на него, прервалъ вдругъ свои яростныя восклицанiя Блинскiй, обращаясь къ своему другу и указын вая на меня: каждыйЦто разъ, когда я вотъ такъ помяну Христа, у него все лицо измняется, точно заплакать хочетъ... Да, поврьте же, наивн ный вы человкъ, набросился онъ опять на меня, поврьте же, что вашъ Христосъ, если бы родился въ наше время, былъ бы самымъ незамтн нымъ и обыкновеннымъ человкомъ;

такъ и стушевался бы при ныншн ней наук и при ныншнихъ двигателяхъ человчества.

Ч Ну, нтъ! подхватилъ другъ Блинскаго. (Я помню, мы сидли, а онъ расхаживалъ взадъ и впередъ по комнат) Ч ну, нтъ:

если бы теперь появился Христосъ, Онъ бы примкнулъ къ движенiю и сталъ во глав его...

Ч Ну да, ну да, вдругъ и съ удивительною поспшностью согласилн ся Блинскiй. Онъ бы именно примкнулъ къ соцiалистамъ и пошелъ за ними.

Эти двигатели человчества, къ которымъ предназначалось примн кнуть Христу, были тогда все французы: прежде всхъ ЖоржъЦЗандъ, теперь совершенно забытый Кабетъ, Пьеръ Леру и Прудонъ, тогда еще только начинавшiй свою дятельность. Этихъ четырехъ, сколько припон мню, всего боле уважалъ тогда Блинскiй. Фурье уже далеко не такъ уважался. Объ нихъ толковалось у него по цлымъ вечерамъ. Былъ тоже одинъ нмецъ, передъ которымъ тогда онъ очень склонялся Ч Фейербахъ. (Блинскiй, не могшiй во всю жизнь научиться ни одному иностранному языку, произносилъ: Фiербахъ). О Штраус говорилось съ благоговнiемъ.

При такой теплой вр въ свою идею, это былъ, разумется, самый счастливйшiй изъ людей. О, напрасно писали потомъ, что Блинскiй, еслибъ прожилъ дольше, примкнулъ бы къ славянофильству. Никогда бы не кончилъ онъ славянофильствомъ. Блинскiй можетъ быть кончилъ бы эмиграцiей, если бы прожилъ дольше и еслибы удалось ему эмигрирон вать, и скитался бы теперь, маленькимъ и восторженнымъ старичкомъ, съ прежнею теплой врой, не допускающей ни малйшихъ сомннiй, гд нибудь по конгрессамъ Германiи и Швейцарiи, или примкнулъ бы адън ютантомъ къ какой нибудь нмецкой MЦme Гёггъ, на побгушкахъ по какому нибудь женскому вопросу.

Этотъ всеблаженный человкъ, обладавшiй такимъ удивительнымъ спокойствiемъ совсти, иногда впрочемъ очень грустилъ;

но грусть эта была особаго рода, Ч не отъ сомннiй, не отъ разочарованiй, о, нтъ, Ч а вотъ почему не сегодня, почему не завтра? Это былъ самый торопивн шiйся человкъ въ цлой Россiи. Разъ я встртилъ его утромъ, часа въ три по полудни, у Знаменской церкви. Онъ сказалъ мн, что выходилъ гулять и идетъ домой.

Ч Я сюда часто захожу взглянуть какъ идетъ постройка (вокзала Николаевской желзной дороги, тогда еще строившейся). Хоть тмъ сердце отведу, что постою и посмотрю на работу: наконецъЦто и у насъ будетъ хоть одна желзная дорога. Вы не поврите, какъ эта мысль обн легчаетъ мн иногда сердце.

Это было горячо и хорошо сказано;

Блинскiй никогда не рисовалн ся. Мы пошли вмст. Онъ, помню, сказалъ мн дорогою:

Ч А вотъ какъ зароютъ въ могилу (онъ зналъ, что у него чахотка), тогда только спохватятся и узнаютъ кого потеряли.

Въ послднiй годъ его жизни я уже не ходилъ къ нему. Онъ меня не взлюбилъ, но я страстно принялъ тогда все ученiе его. Еще годъ спустя, въ Тобольск, когда мы, въ ожиданiи дальнйшей участи, сидли въ острог на пересыльномъ двор, жены декабристовъ умолили смотритен ля острога и устроили въ квартир его тайное свиданiе съ нами. Мы увидли этихъ великихъ страдалицъ, добровольно послдовавшихъ за своими мужьями въ Сибирь. Он бросили все, знатность, богатство, свян зи и родныхъ, всмъ пожертвовали для высочайшаго нравственнаго долн га, самаго свободнаго долга, какой только можетъ быть. Ни въ чемъ нен повинныя, он въ долгiя двадцать пять тъ перенесли все, что перенен сли ихъ осужденные мужья. Свиданiе продолжалось часъ. Он благослон вили насъ въ новый путь, перекрестили и каждаго одлили еванн гелiемъ Ч единственная книга, позволенная въ острог. Четыре года пролежала она подъ моей подушкой въ каторг. Я читалъ ее иногда и читалъ другимъ. По ней выучилъ читать одного каторжнаго. Кругомъ меня были именно т люди, которые, по вр Блинскаго, не могли не сдлать своихъ преступленiй, а стало быть были правы и только нен счастне, чмъ другiе. Я зналъ, что весь русскiй народъ называетъ насъ тоже несчастными и слышалъ это названiе множество разъ и изъ мнон жества устъ. Но тутъ было чтоЦто другое, совсмъ не то, о чемъ говон рилъ Блинскiй и чт слышится, напримръ теперь въ иныхъ приговон рахъ нашихъ присяжныхъ. Въ этомъ слов несчастные, въ этомъ прин говор народа, звучала другая мысль. Четыре года каторги была длинн ная школа;

я имлъ время убдиться... Теперь именно объ этомъ хотлось бы поговорить.

III.

Среда.

Кажется одно общее ощущенiе всхъ присяжныхъ засдателей въ цломъ мiр, а нашихъ въ особенности (кром прочихъ, разумется, ощущенiй) должно быть ощущенiе власти, или лучше сказать самон властiя. Ощущенiе иногда пакостное, т. е. въ случа если преобладаетъ надъ прочими. Но хоть и въ незамтномъ вид, хоть и подавленное цлою массою иныхъ благороднйшихъ ощущенiй, Ч всеЦтаки оно должно крпиться въ каждой засдательской душ, даже при самомъ высокомъ сознанiи своего гражданскаго долга. Мн думается, что это какъ нибудь выходитъ изъ самыхъ законовъ природы и потому, я помню, ужасно мн было любопытно въ одномъ смысл, когда только что устан новился у насъ новый (правый) судъ. Мн въ мечтанiяхъ мерещились засданiя, гд почти сплошь будутъ засдать напримръ крестьяне, вчен рашнiе крпостные. Прокуроръ, адвокаты будутъ къ нимъ обращаться, заискивая и заглядывая, а наши мужички будутъ сидть и про себя пон малчивать: Вонъ оно какъ теперь, захочу, значитъ, оправдаю, не захон чу Ч въ самоё Сибирь.

И вотъ однако же замчательно теперь что они не караютъ, а сплошь оправдываютъ. Конечно, это тоже пользованiе властью, даже пон чти черезъ край, но въ какуюЦто одну сторону, сантиментальную что - ли, не разберешь Ч но общую, чуть не предвзятую у насъ повсемстно, точно вс сговорились. Общность направленiя не подвержена сон мннiю. Въ томъ и задача, что манiя оправданiя во что бы ни стало не у однихъ только крестьянъ вчерашнихъ униженныхъ и оскорбленныхъ, а захватила сплошь всхъ русскихъ присяжныхъ, даже самаго высокаго подбора, нобльменовъ и профессоровъ университета. Уже одна эта общн ность представляетъ прелюбопытную тему для размышленiй и наводитъ на многообразныя и пожалуй странныя иногда догадки.

Недавно въ одной изъ нашихъ влiятельнйшихъ газетъ, въ очень скромной и очень благонамренной статейк, была мелькомъ проведена догадка: ужъ не наклонны ли наши присяжные, какъ люди вдругъ и ни съ того ни съ сего ощутившiе въ себ столько могущества (точно съ неба упало) да еще посл такой вковой приниженности и забитости Ч не наклонны ли они подсолить вообще властямъ, при всякомъ удобномъ случа, такъ, для игривости или такъ сказать для контраста съ прошедн шимъ, прокурору хоть напримръ? Догадка недурная и тоже не лишенн ная нкоторой игривости, но, разумется, ею нельзя всего объяснить.

Просто жаль губить чужую судьбу;

человки тоже. Русскiй народъ жалостливъ, разршаютъ иные, какъ случалось иногда слышать.

Я однакоже всегда думалъ, что въ Англiи напримръ народъ тоже жалостливъ;

и если и нтъ въ немъ такой такъ сказать слабосердости какъ въ нашемъ русскомъ народ, то по крайней мр гуманность есть;

есть сознанiе и живо чувство христiанскаго долга къ ближнему, и мон жетъ быть доведенныя до высокой степени, до твердаго и самостоятельн наго убжденiя;

даже можетъ быть боле твердаго чмъ у насъ, взявъ во вниманiе тамошнюю образованность и вковую самостоятельность. Тамъ вдь не вдругъ съ неба имъ столько власти свалилось. Да и самый судъЦто присяжныхъ они сами себ выдумали, ни у кого не занимали, вками утвердили, изъ жизни вынесли, не въ вид дара получили.

А между тмъ тамъ присяжный засдатель понимаетъ, чуть только займетъ свое мсто въ зал суда, что онъ Ч не только чувствительный человкъ съ нжнымъ сердцемъ, но прежде всего гражданинъ. Онъ дун маетъ даже (врноЦли, нтъЦли), что исполненiе долга гражданскаго даже пожалуй и выше частнаго сердечнаго подвига. Еще недавно общiй гулъ пошелъ у нихъ по всему королевству, когда присяжные оправдали одного явнаго вора. Общее движенiе страны доказало, что если и тамъ возможны такiе же приговоры, какъ и у насъ, то появляются рдко, какъ случаи исключительные и немедленно возмущающiе общее мннiе. Тамъ присяжный понимаетъ прежде всего, что въ рукахъ его знамя всей Анн глiи, что онъ уже перестаетъ быть частнымъ лицомъ, а обязанъ изобран жать собою мннiе страны. Способность быть гражданиномъ Ч это и есть способность возносить себя до цлаго мннiя страны. О, и тамъ есть жалостливость приговора, и тамъ принимается во вниманiе задающая среда (кажется любимое теперь ученiе наше) Ч но до изн встнаго предла, на сколько допускаетъ здоровое мннiе страны и стен пень просвщенiя ея христiанскою нравственностiю (а степеньЦто кан жется довольно высокая). Но зато, и весьма часто, тамошнiй присяжн ный, скрпя свое сердце, произноситъ приговоръ обвинительный, понин мая прежде всего, что обязанность его состоитъ въ томъ преимущественн но чтобы засвидтельствовать своимъ приговоромъ передъ всми согран жданами, что въ старой Англiи, за которою всякiй изъ нихъ отдастъ свою кровь, порокъ по прежнему называется порокомъ и злодйство Ч злодйствомъ и что нравственныя основы страны все т же, крпки, не измнились, стоятъ какъ и прежде стояли.

Ч Даже хоть и предположить, слышится мн голосъ, Ч что крпн кiяЦто ваши основы (т. е. христiанскiя) все тже и что вправду надо быть прежде всего гражданиномъ, ну и тамъ держать знамя и пр. какъ вы наговорили, Ч хоть и предположить пока безъ спору, подумайте, откуда у насъ взяться гражданамъЦто? Вдь сообразить только что было вчера! Вдь гражданскiяЦто права (да еще какiя!) на него вдругъ какъ съ горы скатились. Вдь они придавили его, вдь они пока для него только бремя, бремя!

Ч Конечно, есть правда въ вашемъ замчанiи, отвчаю я голосу нсколько повся носъ, но вдь опять таки русскiй народъ...

Ч Русскiй народъ? Позвольте, слышится мн другой голосъ, Ч вотъ говорятъ, что дарыЦто съ горы скатились и его придавили. Но вдь онъ не только можетъ быть ощущаетъ, что столько власти онъ получилъ какъ даръ, но и чувствуетъ сверхъ того, что и получилъЦто ихъ даромъ, т. е. что не стоитъ онъ этихъ даровъ пока. Замтьте, это вовсе не знан читъ, что и въ самомъ дл онъ не стоитъ этихъ даровъ и что не надо или рано было одарять его;

совсмъ даже напротивъ: это самъ народъ въ своей смиренной совсти сознаетъ, что онъ не достоинъ даровъ тан кихъ, Ч и это смиренное, но высокое сознанiе народное о своей недон стойности есть именно залогъ того, что онъЦто ихъ и достоинъ. А пон камстъ, въ смиренiи своемъ, народъ смущенъ. Кто заглядывалъ въ сон кровенные тайники его сердца? МожетъЦли у насъ хоть кто нибудь скан зать что вполн знакомъ съ русскимъ народомъ? Нтъ, тутъ не одна только жалостливость и слабосердость, какъ изволите вы насмхаться.

Тутъ сама эта власть страшна! Испугала насъ эта страшная власть надъ судьбой человческою, надъ судьбой родныхъ братьевъ, и пока дорон стемъ до вашего гражданства Ч мы милуемъ. Изъ страха милуемъ. Мы сидимъ присяжными и можетъ быть думаемъ: самиЦто мы лучшеЦли подсудимаго? Мы вотъ богаты, обезпечены, а случись намъ быть въ тан комъ же положенiи какъ онъ, такъ можетъ сдлаемъ еще хуже чмъ онъ, Ч мы и милуемъ. Такъ вдь это еще можетъ быть хорошоЦсъ, умин ленiеЦто это сердечное. Это можетъ быть залогъ къ чему нибудь такому высшему христiанскому въ будущемъ, чего еще и не знаетъ мiръ до сихъ поръ!

Это отчасти славянофильскiй голосъ, разсуждаю я про себя.

Мысль дйствительно утшительная, а догадка о смиренiи народномъ предъ властью полученною даромъ и дарованною пока недостойному, ужъ конечно почище догадки о желанiи поддразнить прокурора, хотя всеЦтаки и эта догадка продолжаетъ мн нравиться своимъ реализмомъ (конечно, принимая ее боле въ вид частнаго случая, какъ выставлялъ, впрочемъ, и самъ авторъ ея) но... но вотъ что наиболе смущаетъ меня однако: чт это нашъ народъ вдругъ сталъ бояться такъ своей жалости?

Больно дескать очень приговорить человка. Ну и чтожъ, и уйдите съ болью. Правда выше вашей боли.

Въ самомъ дл, вдь если ужъ мы считаемъ что сами иной разъ еще хуже преступника, то тмъ самымъ признаёмся и въ томъ, что на половину и виноваты въ его преступленiи. Если онъ преступилъ законъ, который земля ему написала, то сами мы виноваты въ томъ, что онъ стон итъ теперь передъ нами. Вдь если бы мы вс были лучше, то и онъ бы былъ лучше и не стоялъЦбы теперь передъ нами...

Ч Такъ вотъ тутъЦто и оправдать?

Нтъ, напротивъ;

именно тутъЦто и надо сказать правду и зло нан звать зломъ;

но зато половину тяготы приговора взять на себя. Войдемъ въ залу суда съ мыслью, что и мы виноваты. Эта боль сердечная, которой вс теперь такъ боятся и съ которою мы выйдемъ изъ залы суда, и бун детъ для насъ наказанiемъ. Если истинна и сильна эта боль, то она насъ очиститъ и сдлаетъ лучшими. Вдь сдлавшись сами лучшими, мы и среду исправимъ и сдлаемъ лучшею. Вдь только этимъ однимъ и можн но ее исправлять. А такъЦто бжать отъ собственной жалости и чтобы не страдать самому сплошь оправдывать Ч вдь это легко. Вдь этакъ мало по малу придемъ къ заключенiю, что и вовсе нтъ преступленiй, а во всемъ среда виновата. Дойдемъ до того, по клубку, что преступн ленiе сочтемъ даже долгомъ, благороднымъ протестомъ противъ среды. Такъ какъ общество гадко устроено, то въ такомъ обществ нельзя ужиться безъ протеста и безъ преступленiй. Такъ какъ общен ство гадко устроено, то нельзя изъ него выбиться безъ ножа въ рукахъ. Ч Вдь вотъ что говоритъ ученiе о сред, въ противоположн ность христiанству, которое, вполн признавая давленiе среды и провозн гласивши милосердiе къ согршившему, ставитъ однакоЦже нравственн нымъ долгомъ человку борьбу со средой, ставитъ предлъ тому, гд среда кончается, а долгъ начинается. Длая человка отвтственнымъ, христiанство тмъ самымъ признаетъ и свободу его. Длая же человка зависящимъ отъ кaждой ошибки въ устройств общественномъ, ученiе о сред доводитъ человка до совершенной безличности, до совершеннаго освобожденiя его отъ всякаго нравственнаго личнаго долга, отъ всякой самостоятельности, доводитъ до мерзйшаго рабства какое только можн но вообразить. Вдь этакъ табаку человку захочется, а денегъ нтъ, такъ убить другаго, чтобы достать табаку. Помилуйте: Развитому чен ловку, ощущающему сильне неразвитаго страданiе отъ неудовлетвон ренiя своихъ потребностей, надо денегъ для удовлетворенiя ихъ Ч такъ почему ему не убить неразвитаго если нельзя иначе денегъ достать? Да неужели вы не прислушивались къ голосамъ адвокатовъ: Конечно, дескать, нарушенъ законъ, конечно, это преступленiе, что онъ убилъ нен развитаго, но, господа присяжные, возьмите во вниманiе и то... и т. д.

Вдь уже почти раздавались подобные голоса, да и не почти...

Ч Ну, вы, однако же, слышится мн чейЦто язвительный голосъ, - вы, кажется, народу новйшую философiю среды навязываете, это какъ же она къ нему залетла? Вдь эти двнадцать присяжныхъ иной разъ сплошь изъ мужиковъ сидятъ и каждый изъ нихъ за смертный грхъ пон читаетъ въ постъ оскоромиться. Вы бы ужъ прямо обвинили ихъ въ соцiальныхъ тенденцiяхъ.

Конечно, конечно, гд же имъ до среды, то есть сплошьЦто всмъ, задумываюсь я, Ч но вдь идеи, однако же, носятся въ воздух;

въ иде есть нчто проницающее...

Ч Вотъ на! хохочетъ язвительный голосъ.

Ч А что если нашъ народъ особенно наклоненъ къ ученiю о сред, даже по существу своему, по своимъ, положимъ, хоть славянскимъ нан клонностямъ? Что если именно онъЦто и есть наилучшiй матерiалъ въ Европ для иныхъ пропагаторовъ?

Язвительный голосъ хохочетъ еще громче, но какъ то выдланно.

Нтъ, тутъ съ народомъ пока еще только фортель, а не философiя среды. Тутъ есть одна ошибка, одинъ обманъ и въ этомъ обман много соблазна.

Обманъ этотъ можно разъяснить въ такомъ вид, примромъ по крайней мр.

Положимъ народъ называетъ осужденныхъ несчастными, подаетъ имъ гроши и калачи. ЧтоЦже хочетъ онъ этимъ сказать, вотъ уже мон жетъ быть въ продолженiе вковъ? ХристiанскуюЦли правду или правду Среды? Именно тутъЦто и камень преткновенiя, именно тутъЦто и скрывается тотъ рычагъ, за который съ успхомъ могъ бы ухватиться пропагаторъ среды.

Есть идеи невысказанныя, безсознательныя и только лишь сильно чувствуемыя;

такихъ идей много какъ бы слитыхъ съ душой человка.

Есть он и въ цломъ народ, есть и въ человчеств взятомъ какъ цлое. Пока эти идеи лежатъ лишь безсознательно въ жизни народной и только лишь сильно и врно чувствуются, Ч до тхъ поръ только и мон жетъ жить сильнйшею живою жизнью народъ. Въ стремленiяхъ къ вын ясненiю себ этихъ сокрытыхъ идей и состоитъ вся энергiя его жизни.

Чмъ неколебиме народъ содержитъ ихъ, чмъ мене способенъ изн мнить первоначальному чувству, чмъ мене склоненъ подчиняться различнымъ и ложнымъ толкованiямъ этихъ идей, тмъ онъ могуче, крпче, счастливе. Къ числу такихъ сокрытыхъ въ русскомъ народ идей Ч идей русскаго народа Ч и принадлежитъ названiе преступленiя несчастiемъ, преступниковъ Ч несчастными.

Идея эта чисто русская. Ни въ одномъ европейскомъ народ ея не замчалось. На запад провозглашаютъ ее теперь лишь философы и толковники. Народъ же нашъ провозгласилъ ее еще задолго до своихъ философовъ и толковниковъ. Но изъ этого не слдуетъ чтобы онъ не могъ быть сбитъ съ толку ложнымъ развитiемъ этой идеи толковникомъ, временно по крайней мр, съ краю. Окончательный смыслъ и послдн нее слово останутся безъ сомннiя всегда за нимъ, но временно Ч мон жетъ быть иначе.

Короче: этимъ словомъ несчастные народъ какъ бы говоритъ нен счастнымъ: Вы согршили и страдаете, но и мы вдь гршны. Будь мы на вашемъ мст, Ч можетъ и хуже бы сдлали. Будь мы получше сами, можетъ и вы не сидли бы по острогамъ. Съ возмездiемъ за преступн ленiя ваши вы приняли тяготу и за всеобщее беззаконiе. Помолитесь объ насъ и мы объ васъ молимся. А пока берите, несчастные, гроши наши;

подаемъ ихъ чтобы знали вы что васъ помнимъ и не разорвали съ вами братскихъ связей.

Согласитесь, что ничего нтъ легче какъ примнить къ такому взн гляду ученiе о сред: Общество скверно, потому и мы скверны;

но мы богаты, мы обезпечены, насъ миновало только случайно то, съ чмъ вы столкнулись. Столкнись мы Ч сдлалиЦбы тоже самое что и вы. Кто вин новатъ? Среда виновата. И такъ есть только подлое устройство среды, а преступленiй нтъ вовсе.

Вотъ въ этомъЦто софистическомъ вывод и состоитъ тотъ форн тель, о которомъ я говорилъ.

Нтъ, народъ не отрицаетъ преступленiя и знаетъ, что преступн никъ виновенъ. Народъ знаетъ только что и самъ онъ виновенъ вмст съ каждымъ преступникомъ. Но обвиняя себя, онъ тмъ то и доказыван етъ, что не вритъ въ среду;

вритъ напротивъ, что среда зависитъ вполн отъ него, отъ его безпрерывнаго покаянiя и самосовершенствон ванiя. Энергiя, трудъ и борьба, Ч вотъ чмъ переработывается среда.

Лишь трудомъ и борьбой достигается самобытность и чувство собственн наго достоинства. Достигнемъ того, будемъ лучше и среда будетъ лучн ше. Вотъ чт, невысказанно, ощущаетъ сильнымъ чувствомъ въ своей сокрытой иде о несчастiи преступника русскiй народъ.

Представьте же теперь, что если самъ преступникъ, слыша отъ нан рода, что онъ несчастный, сочтетъ себя только несчастнымъ, а не прен ступникомъ. Вотъ тогдаЦто и отшатнется отъ такого жетолкованiя нан родъ и назоветъ его измною народной правд и вр.

Я бы могъ представить и примры тому, но отложимъ ихъ пока и скажемъ такъ:

Преступникъ и намревающiйся совершить преступленiе Ч это два разныя лица, но одной категорiи. Что же, если, приготовляясь къ прен ступленiю сознательно, преступникъ скажетъ себ: Нтъ преступн ленiя! Чт, назоветъ его народъ несчастнымъ? Можетъ и назоветъ;

безъ сомннiя назоветъ;

народъ жалостливъ;

да и ничего нтъ несчастне такого преступника, который даже перен сталъ себя считать за преступника: это животное, это зврь. Чтжъ въ томъ, что онъ не понимаетъ, что онъ животное и заморилъ въ себ совсть? Онъ только вдвое несчастне. Вдвое несчастне, но и вдвое преступне. Народъ пожалетъ и его, но не откажется отъ правды свон ей. Никогда народъ, называя преступника несчастнымъ не перестан валъ его считать за преступника! И не было бы у насъ сильне бды какъ если бы самъ народъ согласился съ преступникомъ и отвтилъ ему:

Нтъ, не виновенъ, ибо нтъ преступленiя! Вотъ наша вра, наша общая вра хотлось бы мн сказать;

вра всхъ уповающихъ и ожидающихъ. Прибавлю еще два слова.

Я былъ въ каторг и видалъ преступниковъ, ршеныхъ преступн никовъ. Повторяю, это была долгая школа. Ни одинъ изъ нихъ не перен ставалъ себя считать преступникомъ. Съ виду это былъ страшный и жен стокiй народъ. Куражились, впрочемъ, только изъ глупенькихъ, нон венькiе и надъ ними смялись. Большею частью народъ былъ мрачный, задумчивый. Про преступленiя свои никто не говорилъ. Никогда не слын халъ я никакого ропота. О преступленiяхъ своихъ даже и нельзя было вслухъ говорить. Случалось, что раздавалось чье нибудь слово, съ вызон вомъ и вывертомъ, и Ч вся каторга, какъ одинъ человкъ, осаживала выскочку. Про это не принято было говорить. Но, врно говорю, мон жетъ ни одинъ изъ нихъ не миновалъ долгаго душевнаго страданiя внун три себя, самаго очищающаго и укрпляющаго. Я видалъ ихъ одиноко задумчивыхъ, я видалъ ихъ въ церкви молящихся передъ исповдью;

прислушивался къ отдльнымъ внезапнымъ словамъ ихъ, къ ихъ восклицанiямъ;

помню ихъ лица, о Ч поврьте, никто изъ нихъ не счин талъ себя правымъ въ душ своей!

Не хотлъ бы я чтобы слова мои были приняты за жестокость. Но всеЦтаки я осмлюсь высказать. Прямо скажу: строгимъ наказанiемъ, острогомъ и каторгой вы можетъ быть половину спаслиЦбы изъ нихъ.

Облегчили бы ихъ, а не отяготили. Самоочищенiе страданiемъ легче, легче говорю вамъ, чмъ та участь, которую вы длаете многимъ изъ нихъ сплошнымъ оправданiемъ ихъ на суд. Вы только вселяете въ его душу цинизмъ, оставляете въ немъ соблазнительный вопросъ и насмшн ку надъ вами же. Вы не врите? Надъ вами же, надъ судомъ вашимъ, надъ судомъ всей страны! Вы вливаете въ его душу безврiе въ правду народную, въ правду Божiю;

оставляете его смущеннаго... Онъ уходитъ и думаетъ: Э, да вотъ какъ теперь, нту строгости. Поумнли знать.

Боятся можетъ. Значитъ оно можно и въ другой разъ также. Понятно, коли я былъ въ такой нужд Ч какъ же было не своровать.

И неужто вы думаете, что отпуская всхъ сплошь невиновными или достойными всякаго снисхожденiя, Ч вы тмъ даете имъ шансъ исн правиться? Станетъ онъ вамъ исправляться! Какая ему бда! Значитъ пожалуй я и не виновенъ былъ вовсе, Ч вотъ что онъ скажетъ въ конн ц концовъ. Сами же вы натолкнете его на такой выводъ. Главное то, что вра въ законъ и въ народную правду расшатывается.

Еще недавно я жилъ нсколько тъ сряду за границей. Когда я выхалъ изъ Россiи, новый судъ только что у насъ начинался. Съ какою жадностью я читалъ тамъ все, что касалось русскихъ судовъ, въ нашихъ газетахъ. За границей я тоже съ горечью смотрлъ на нашихъ абсентеин стовъ;

на дтей ихъ, не знающихъ роднаго языка или забывающихъ его.

Мн ясно было, что половина ихъ самою силою вещей обратится подъ конецъ въ эмигрантовъ. Объ этомъ мн всегда было больно думать:

столько силъ, столько можетъ быть лучшихъ людей, а у насъ такъ нун ждаются въ людяхъ! Но иногда, выходя изъ читальной залы, ей Богу, господа, я невольно мирился съ абсентеизмомъ и съ абсентеистами.

Сердце поднималось до боли. Читаешь, Ч тамъ оправдали жену, убивн шую мужа. Преступленiе явное, доказанное;

она сознается сама: Нтъ, не виновна. Тамъ молодой человкъ разламываетъ кассу и крадетъ деньги: Влюбленъ дескать очень былъ, надо было денегъ добыть, люн бовниц угодить, Ч Нтъ, не виновенъ. И хоть бы вс эти случаи оправдывались состраданiемъ, жалостью;

тоЦто и есть, что не понималъ я причинъ оправданiя, путался. Впечатлнiе выносилось смутное и Ч почти оскорбительное. Въ эти злыя минуты мн представлялась иногда Россiя какойЦто трясиной, болотомъ, на которомъ ктоЦто затялъ пон строить дворецъ. Снаружи почва какъ бы и твердая, гладкая, а между тмъ это нчто въ род поверхности какого нибудь гороховаго киселя, ступите и такъ и скользнете внизъ, въ самую бездну. Я очень упрекалъ себя за мое малодушiе;

меня ободряло, что всеЦтаки я издали могу ошин баться, что всеЦтаки я покамстъ тотъ же абсентеистъ, не вижу близко, не слышу ясно...

И вотъ я давно уже снова на родин.

Да полно жалко ли имъ въ самомъ дл, Ч вдь вотъ вопросъ!

Не смйтесь, что я придаю такую важность ему. Жалость по крайней мр хоть чтоЦнибудь и какъ нибудь объясняетъ, хоть изъ потемокъ вын водитъ, а безъ этого послдняго объясненiя Ч одно недоумнiе, точно мракъ, въ которомъ живетъ какойЦто сумасшедшiй.

Мужикъ забиваетъ жену, увчитъ ее долгiе годы, ругается надъ нею хуже чмъ надъ собакой. Въ отчаянiи, ршившись на самоубiйство, идетъ она почти обезумвшая въ свой деревенскiй судъ. Тамъ отпусн каютъ ее, промямливъ ей равнодушно: Живите согласне. Да разв это жалость? Это какiяЦто тупыя слова проснувшагося отъ запоя пьянин цы, который едва различаетъ что вы стоите предъ нимъ, глупо и безн предметно машетъ на васъ рукой, чтобы вы не мшали, у котораго еще не ворочается языкъ, чадъ и безумiе въ голов.

Исторiя этой женщины, впрочемъ, извстна, слишкомъ недавняя.

Ее читали во всхъ газетахъ и можетъ быть еще помнятъ. Просто за - просто жена отъ побоевъ мужа повсилась;

мужа судили и нашли дон стойнымъ снисхожденiя. Но мн долго еще мерещилась вся обстановка, мерещится и теперь...

Я все воображалъ себ его фигуру: сказано, что онъ высокаго рон сту, очень плотнаго сложенiя, силенъ, блокуръ. Я прибавилъ бы еще:

съ жидкими волосами. Тло блое, пухлое, движенiя медленныя, важн ныя;

взглядъ сосредоточенный;

говоритъ мало и рдко, слова роняетъ какъ многоцнный бисеръ и самъ цнитъ ихъ прежде всхъ. Свидтели показали что характера былъ жестокаго: поймаетъ курицу и повситъ ее за ноги, внизъ головой, такъ, для удовольствiя, это его развлекало:

превосходная, характернйшая черта! Онъ билъ жену чмъ попало, нсколько тъ сряду, Ч веревками, палками. Вынетъ половицу, просун нетъ въ отверстiе ея ноги, а половицу притиснетъ, и бьетъ, и бьетъ. Я думаю, онъ и самъ не зналъ за что ее бьетъ, такъ, по тмъ же вроятно мотивамъ, по которымъ и курицу вшалъ. Морилъ тоже голодомъ, по три дня не давалъ ей хлба. Положитъ на полку хлбъ, ее подзоветъ и скажетъ: не смй трогать хлба, это мой хлбъ, Ч чрезвычайно хан рактерная тоже черта! Она побиралась съ девятилтнимъ ребенкомъ у сосдей, дадутъ хлбца, подятъ, не дадутъ Ч сидятъ голодомъ. Работу съ нея спрашивалъ;

все она исполняла неуклонно, безсловесно, запуганн но и стала наконецъ какъ помшанная. Я воображаю и ея наружность:

должно быть очень маленькая, исхудавшая какъ щепка женщина. Инон гда это бываетъ что очень большiе и плотные мужчины, съ блымъ, пухн лымъ тломъ, женятся на очень маленькихъ, худенькихъ женщинахъ (даже наклонны къ такимъ выборамъ, я замтилъ) и такъ странно смотн рть на нихъ, когда они стоятъ или идутъ вмст. Мн кажется, что еслибы она забеременла отъ него въ самое послднее время, то это была бы еще характернйшая и необходимйшая черта, чтобы восполн нить обстановку;

а то чегоЦто какъ будто недостаетъ. Видали ли вы какъ мужикъ счетъ жену? Я видалъ. Онъ начинаетъ веревкой или ремн немъ. Мужицкая жизнь лишена эстетическихъ наслажденiй Ч музыки, театровъ, журналовъ;

естественно, надо чмъ нибудь восполнить ее.

Связавъ жену или забивъ ея ноги въ отверстiе половицы, нашъ мужин чокъ начиналъ, должно быть методически, хладнокровно, сонливо даже, мрными ударами, не слушая криковъ и моленiй;

тоЦесть именно слушая ихъ, слушая съ наслажденiемъ, а то какое было бы удовольствiе ему бить? Знаете, господа, люди родятся въ разной обстановк: неужели вы не поврите, что эта женщина, въ другой обстановк, могла бы быть кан кой нибудь Юлiей или Беатриче изъ Шекспира, Гретхенъ изъ Фауста?

Я вдь не говорю, что была, и было бы это очень смшно утверждать, но вдь могло быть въ зародыш и у ней нчто очень благородное въ душ, пожалуй не хуже чмъ и въ благородномъ сословiи, любящее, даже возн вышенное сердце, характеръ, исполненный оригинальнйшей красоты.

Уже одно т, что она столько медлила наложить на себя руки, показыван етъ ее въ такомъ тихомъ, кроткомъ, терпливомъ, любящемъ свт. И вотъ этуЦто Беатриче или Гретхенъ скутъ, скутъ какъ кошку! Удары сыплются все чаще, рзче, безчисленне;

онъ начинаетъ разгорячаться, входить во вкусъ. Вотъ уже онъ озврлъ совсмъ и самъ съ удовольн ствiемъ это знаетъ. Животные крики страдалицы хмлятъ его какъ вино: Ноги твои буду мыть, воду эту пить, Чкричитъ Беатриче нечен ловческимъ голосомъ, наконецъ затихаетъ, перестаетъ кричать и тольн ко дико какъЦто кряхтитъ, дыханiе поминутно обрывается, а удары тутъЦто и чаще, тутъЦто и садче... Онъ вдругъ бросаетъ ремень, какъ ошаллый схватываетъ палку, сучокъ, что попало, ломаетъ ихъ съ трехъ послднихъ ужасныхъ ударовъ на ея спин, Ч баста! Отходитъ, садится за столъ, воздыхаетъ и принимается за квасъ. Маленькая двочн ка, дочь ихъ (была же и у нихъ дочь!) на печк въ углу дрожитъ, прян чется: она слышала какъ кричала мать. Онъ уходитъ. Къ разсвту мать очнется, встанетъ охая и вскрикивая при каждомъ движенiи, идетъ дон ить корову, тащится за водой, на работу. А онъ ей уходя своимъ методин ческимъ, медленнымъ и важнымъ голосомъ: Не смй сть этотъ хлбъ, это мой хлбъ.

Подъ конецъ ему нравилось тоже вшать ее за ноги, какъ вшалъ курицу. Повситъ должно быть, а самъ отойдетъ, сядетъ, примется за кашу, постъ, потомъ вдругъ опять возьметъ ремень и начнетъ и нан чнетъ висячую... А двочка все дрожитъ скорчившись на печи, дико зан глянетъ украдкой на повшенную за ноги мать и опять спрячется...

Она удавилась въ ма, по утру, должно быть въ ясный весеннiй день. Ее видли наканун избитую, совсмъ обезумвшую. Ходила она тоже передъ смертью въ волостной судъ и вотъ тамъЦто и промямлили ей: Живите согласне.

Когда она повсилась и захрипла, двочка закричала ей изъ угла:

Мама, на что ты давишься? Потомъ робко подошла, окликнула висвн шую, дико осмотрла ее и нсколько разъ въ утро подходила изъ угла на нее смотрть, до самыхъ тхъ поръ какъ воротился отецъ.

И вотъ онъ передъ судомъ, Ч важный, пухлый, сосредоточенный;

запирается во всемъ: Душа въ душу жили, роняетъ онъ цннымъ бин серомъ рдкiя слова. Присяжные выходятъ и по краткомъ совщанiи выносятъ приговоръ:

Виновенъ, но достоинъ снисхожденiя.

Замтьте, что двочка свидтельствовала противъ отца. Она разн сказала все и исторгла, говорятъ, слезы присутствующихъ. Еслибы не снисхожденiе присяжныхъ, то его сослали бы на поселенiе въ Сибирь.

Но съ снисхожденiемъ ему только восемь мсяцевъ пробыть въ острог, а тамъ воротится домой и потребуетъ къ себ свидтельствон вавшую противъ него за мать двочку. Будетъ кого опять за ноги вшать.

Достоинъ снисхожденiя! И вдь этотъ приговоръ данъ за знамо.

Знали вдь чт ожидаетъ ребенка. Къ кому, къ чему снисхожденiе? Чувн ствуешь себя какъ въ какомъЦто вихр;

захватило васъ и вертитъ, и вертитъ.

Постойте, разскажу еще анекдотъ.

КогдаЦто, еще до новыхъ судовъ (впрочемъ, не задолго до нихъ) прочиталъ я въ нашихъ газетахъ вотъ какой одинъ фактикъ: мать тасн кала на рукахъ ребенка годоваго или четырнадцати мсяцевъ. Въ этотъ возрастъ идутъ зубки;

дти нездоровы, плачутъ и очень мучаются. Нан долъ ребенокъ матери, можетъ и дла у ней было много, а тутъ таскай его на рукахъ и слушай его раздирающiй плачъ. Озлилась она. А впрон чемъ, неужто бить за это такого маленькаго ребеночка? Вдь такъ жалн ко прибить его, и чт онъ смыслитъ? Вдь онъ такъ безпомощенъ, завин ситъ отъ послдней пылинки... Вдь и не уймешь коли прибьешь: онъ зальется своими слёзками и васъ же обхватитъ ручками, а то васъ же начнетъ цаловать и плачетъ и плачетъ. Но она не прибила его, а тамъ въ комнат киплъ самоваръ. Она поднесла ручку ребенка подъ самый кранъ и отвернула кранъ. Она выдержала ручку подъ кипяткомъ секунн дъ десять.

Это фактъ, я читалъ. Но вотъ, представьте, что это случилось тен перь и эту женщину вызвали въ судъ. Присяжные удаляются и по кратн комъ совщанiи выносятъ приговоръ:

Достойна всякаго снисхожденiя.

Ну представьте это себ;

я по крайней мр матерей приглашаю представить. ТоЦто должно быть вертлся бы тутъ адвокатъ:

Ч Господа присяжные, конечно, случай этотъ нельзя назвать вполн н гуманнымъ, но возьмите дло въ его цлости, представьте среду, обн становку. Эта женщина бдна, одна въ дом работница, терпитъ нен прiятности. Ей не на что было даже няньку нанять. Естественно, что подъ такую минуту, когда злоба отъ завшей среды входитъ, такъ скан зать, внутрь, господа, естественно что она и поднесла ручку подъ кранъ самовара... ну и... и...

О, конечно, я понимаю всю полезность и всю высоту адвокатскаго званiя, всми уважаемаго. Но нельзя же не взглянуть иногда съ одной точки, - согласенъ, легкомысленной, но и невольной: вдь какова же иногда ихъ должность каторжная, подумаешь про себя, вертится, извон рачивается какъ ужъ, жетъ противъ своей совсти, противъ собственн наго убжденiя, противъ всякой нравственности, противъ всего чен ловческаго! Нтъ, подлинно не даромъ деньги берутъ.

Ч Да подите! восклицаетъ вдругъ давешнiй язвительный голосъ.

Вдь все это вздоръ и одна только ваша фантазiя. Никогда не выносили такого приговора присяжные. Никогда не вертлся адвокатъ. Все напредставили.

А жена прившенная вверхъ ногами какъ курица, а лэто мой хлбъ, не смй сть его, а двочка дрожащая на печи, полчаса слушан ющая крики матери, а мама, на что ты давишься? Ч это разв не тоже самое что и ручка подъ кипяткомъ? Вдь почти тоже самое!

Неразвитость, тупость, пожалйте, среда, настаивалъ адвокатъ мужика. Да вдь ихъ миллiоны живутъ и не вс же вшаютъ женъ своихъ за ноги! Вдь все таки тутъ должна быть черта... Съ другой стон роны вотъ и образованный человкъ да сейчасъ повситъ. Полноте вертться, господа адвокаты, съ вашей средой.

IV.

Нчто личное.

Меня нсколько разъ вызывали написать мои литературныя воспон минанiя. Не знаю напишуЦли, да и память слаба. Да и грустно вспомин нать;

я вообще не люблю вспоминать. Но нкоторые эпизоды моего лин тературнаго поприща мн по невол представляются съ чрезвычайною отчетливостью, не смотря на слабую память. Вотъ, напримръ, одинъ анекдотъ:

Разъ весной по утру я зашелъ къ покойному Егору Петровичу Кон валевскому. Ему очень нравился мой романъ Преступленiе и Накан занiе, появившiйся тогда въ Русскомъ Встник. Онъ съ жаромъ хвалилъ его и передалъ мн одинъ драгоцнный для меня отзывъ одного лица, имени котораго не могу выставить. Тмъ временемъ въ комнату вошли одинъ за другимъ два издателя двухъ журналовъ. Одинъ изъ этихъ журналовъ прiобрлъ въ послдствiи небывалое досел ни у однон го изъ нашихъ ежемсячныхъ изданiй число подписчиковъ, но тогда только лишь начинался. Другой, напротивъ, уже оканчивалъ замчан тельное и влiятельное на литературу и публику существованiе свое;

но тогда въ то утро его издатель еще не зналъ, что изданiе его уже такъ близко къ своему берегу. Вотъ съ этимъЦто издателемъ мы вышли въ другую комнату и остались наедин.

Не называя его имени, скажу лишь, что первая встрча моя съ нимъ въ жизни была чрезвычайно горячая, изъ необыкновенныхъ, для меня вчно памятная. Можетъ помнитъ и онъ. Тогда еще онъ не былъ издан телемъ. Потомъ произошли многiя недоразумнiя. По возвращенiи мон емъ изъ Сибири мы очень рдко встрчались, но разъ мелькомъ онъ скан залъ мн чрезвычайно теплое слово и по одному поводу указалъ на одни стихи, Ч лучшiе что онъ написалъ когдаЦлибо. Прибавлю, что видомъ и обычаемъ никто мене его не походилъ на поэта, да еще изъ страдаюн щихъ. А между тмъ, онъ одинъ изъ самыхъ страстныхъ, мрачныхъ и страдающихъ нашихъ поэтовъ.

Ч Ну, вотъ мы васъ обругали, сказалъ онъ мн (т. е. въ его журн нал за Преступленiе и Наказанiе).

Ч Знаю, сказалъ я.

Ч А знаете почему?

Ч По принципу, должно быть.

Ч За Чернышевскаго.

Я остолбенлъ отъ удивленiя:

Ч NN., который написалъ критическую статью, продолжалъ издан тель, сказалъ мн такъ: Романъ его хорошъ, но такъ какъ онъ въ своей повсти два года назадъ, не постыдился надругаться надъ несчастнымъ ссыльнымъ и окарикатурить его, то я его романъ обругаю.

Ч Такъ это все таже глупая сплетня о Крокодил? вскричалъ я сообразивъ. Да неужто и вы врите? Читали вы эту мою повсть сами, Крокодила?

Ч Нтъ, не читалъ.

Ч Да вдь все это сплетня, самая пошлйшая сплетня, какая тольн ко можетъ случиться. Вдь нужно имть умъ и поэтическое чутье Булн гарина, чтобы въ этой бездлк, повсти для смху, прочитать между строкъ такую гражданскую аллегорiю, да еще на Чернышевскаго!

Еслибъ вы знали какъ глупа такая натяжка! Никогда, впрочемъ, не прон щу себ, что два года назадъ не протестовалъ противъ этой подлой клен веты, когда только что ее выпустили!

Этотъ разговоръ мой съ издателемъ уже давно угаснувшаго теперь журнала, происходилъ тъ семь тому назадъ и вотъ я до сихъ поръ еще не протестовалъ противъ клеветы Ч то пренебрегалъ, то не было времени. Между тмъ эта низость, мн приписываемая, такъ и остaлась въ воспоминанiяхъ иныхъ особъ несомнннымъ фактомъ, имла ходъ въ литературныхъ кружкахъ, проникла и въ публику и уже не разъ приносила мн непрiятности. Пора сказать обо всемъ этомъ хоть одно слово, тмъ боле, что оно теперь кстати и хотя голословно, но опровергнуть клевету, впрочемъ, тоже въ высшей степени голословн ную. Долгимъ молчанiемъ моимъ и небрежностью я до сихъ поръ какъ бы подтверждалъ ее.

Съ Николаемъ Гавриловичемъ Чернышевскимъ я встртился въ первый разъ въ пятьдесятъ девятомъ году, въ первый же годъ по возвран щенiи моемъ изъ Сибири, не помню гд и какъ. Потомъ иногда встрчан лись, но очень не часто, разговаривали, но очень мало. Всегда, впрон чемъ, подавали другъ другу руку. Герценъ мн говорилъ, что Чернын шевскiй произвелъ на него непрiятное впечатлнiе, т. е. наружностью, манерою. Мн наружность и манера Чернышевскаго нравились.

Однажды утромъ я нашелъ у дверей моей квартиры, на ручк замн ка, одну изъ самыхъ замчательныхъ прокламацiй, изо всхъ которыя тогда появлялись;

а появлялось ихъ тогда довольно. Она называлась Къ молодому поколнiю. Ничего нельзя было представить нелпе и глупе. Содержанiя возмутительнаго, въ самой смшной форм, какую только ихъ злодй могъЦбы имъ выдумать, чтобы ихъ же зарзать. Мн ужасно стало досадно и было грустно весь день. Все это было тогда еще внов и до того вблизи, что даже и въ этихъ людей вполн всмотрться было тогда еще трудно. Трудно именно потому, что какъЦто не врилось чтобы подъ всей этой сумятицей скрывался такой пустякъ. Я не про двин женiе тогдашнее говорю, въ его цломъ, а говорю только про людей. Что до движенiя, то это было тяжелое, болзненное, но роковое своею истон рическою послдовательностiю явленiе, которое будетъ имть свою сен рьезную страницу въ петербургскомъ перiод нашей исторiи. Да и стран ница эта кажется еще далеко не дописана.

И вотъ мн, давно уже душой и сердцемъ несогласному ни съ этими людьми, ни со смысломъ ихъ движенiя, Ч мн вдругъ тогда стало досадн но и почти какъЦбы стыдно за ихъ неумлость: зачмъ у нихъ это такъ глупо и неумло выходитъ? И какое мн было до этого дло? Но я жаллъ не о неудач ихъ. Собственно разбрасывателей прокламацiй я не зналъ ни единаго, не знаю и до сихъ поръ;

но тмъЦто и грустно было, что явленiе это представлялось мн не единичнымъ, не глупеньн кою продлкой такихъЦто вотъ именно лицъ, до которыхъ нтъ дла.

Тутъ подавлялъ одинъ фактъ: уровень образованiя, развитiя и хоть кан когоЦнибудь пониманiя дйствительности, подавлялъ ужасно. Не смотря на то, что я уже три года жилъ въ Петербург и присматривался къ инымъ явленiямъ, Ч эта прокламацiя въ то утро какъ бы ошеломила меня, явилась для меня совсмъ какъ бы новымъ неожиданнымъ открон венiемъ: никогда до этого дня не предполагалъ я такого ничтожества!

Пугала именно степень этого ничтожества. Предъ вечеромъ мн вдругъ вздумалось отправиться къ Чернышевскому. Никогда до тхъ поръ ни разу я ни бывалъ у него и не думалъ бывать, равно какъ и онъ у меня.

Я вспоминаю, что это было часовъ въ пять пополудни. Я засталъ Николая Гавриловича совсмъ одного, даже изъ прислуги никого дома не было и онъ отворилъ мн самъ. Онъ встртилъ меня чрезвычайно ран душно и привелъ къ себ въ кабинетъ.

Ч Николай Гавриловичъ, что это такое? вынулъ я прокламацiю.

Онъ взялъ ее какъ совсмъ незнакомую ему вещь и прочелъ. Было всего строкъ десять.

Ч Ну, чтоЦже? спросилъ онъ съ легкой улыбкой.

Ч Неужели они такъ глупы и смшны? Неужели нельзя остановить ихъ и прекратить эту мерзость?

Онъ чрезвычайно вско и внушительно отвчалъ:

Ч Неужели вы предполагаете что я солидаренъ съ ними и думаете что я могъ участвовать въ составленiи этой бумажки?

Ч Именно не предполагалъ, отвчалъ я, и даже считаю не нужн нымъ васъ въ томъ уврять. Но во всякомъ случа ихъ надо остановить во чтобы ни стало. Ваше слово для нихъ вско и ужъ конечно они боятн ся вашего мннiя.

Ч Я никого изъ нихъ не знаю.

Ч Увренъ и въ этомъ. Но вовсе и не нужно ихъ знать и говорить съ ними лично. Вамъ стоитъ только вслухъ гд нибудь заявить ваше пон рицанiе и это дойдетъ до нихъ.

Ч Можетъ и не произведетъ дйствiя. Да и явленiя эти, какъ стон роннiе факты, неизбжны.

Ч И однако всмъ и всему вредятъ.

Тутъ позвонилъ другой гость, не помню кто. Я ухалъ. Долгомъ считаю замтить, что съ Чернышевскимъ я говорилъ искренно и вполн врилъ, какъ врю и теперь, что онъ не былъ солидаренъ съ этими разбрасывателями. Мн показалось, что Николаю Гавриловичу не нен прiятно было мое посщенiе;

черезъ нсколько дней онъ подтвердилъ это захавъ ко мн самъ. Онъ просидлъ у меня съ часъ и признаюсь я рдко встрчалъ боле мягкаго и радушнаго человка, такъ что тогда же подивился нкоторымъ отзывамъ о его характер, будтоЦбы жесткомъ и необщительномъ. Мн стало ясно что онъ хочетъ со мною познакомиться и, помню, мн было это прiятно. Потомъ я былъ у него еще разъ и онъ у меня тоже. Вскор по нкоторымъ моимъ обстоятельн ствамъ я переселился въ Москву и прожилъ въ ней мсяцевъ девять.

Начавшееся знакомство такимъ образомъ прекратилось. За симъ произошелъ арестъ Чернышевскаго и его ссылка. Никогда ничего не могъ я узнать о его дл;

не знаю и до сихъ поръ.

Года полтора спустя мн вздумалось написать одну фантастическую сказку, въ род подражанiя повсти Гоголя Носъ. Никогда еще не пробовалъ я писать въ фантастическомъ род. Это была чисто литеран турная шалость, единственно для смху. Представилось дйствительно нсколько комическихъ положенiй, которыя мн захотлось развить.

Хоть и не стоитъ того, но разскажу сюжетъ чтобы понятно было чт пон томъ изъ него вывели. Тогда въ Петербург въ Пассаж какойЦто нмецъ показывалъ за деньги крокодила. Одинъ петербургскiй чиновн никъ, предъ поздкой за границу, отправляется съ своей молодой женой и съ неотлучнымъ другомъ своимъ въ Пассажъ и между прочимъ вс зан ходятъ посмотрть крокодила. Чиновникъ этотъ, Ч средняго круга, но изъ тхъ которые имютъ нкоторое независимое состоянiе, еще молон дой, но заденный самолюбiемъ;

прежде всего дуракъ какъ и незабвенн ный маiоръ Ковалевъ, потерявшiй свой носъ. Онъ комически увренъ въ своихъ великихъ достоинствахъ;

полуобразованъ, но считаетъ себя чуть не за генiя, почитается въ своемъ департамент за человка пустйшаго и постоянно обиженъ всеобщимъ къ нему невниманiемъ. Какъ бы въ отн местку за это муштруетъ и тиранизируетъ своего безхарактернаго друга, величаясь надъ нимъ своимъ умомъ. Другъ ненавидитъ его, но перенон ситъ все потому что въ тайн ему нравится его жена. Въ Пассаж пока эта дамочка, молоденькая и хорошенькая, чисто петербургскаго типа, глупенькая кокетка средняго круга, засмотрлась на показывавшихся вмст съ крокодиломъ обезьянъ, генiальный супругъ ея какъЦто разн дразнилъ досел соннаго и лежавшаго какъ колода крокодила: тотъ вдругъ разваетъ пасть и проглатываетъ его всего цликомъ, безъ остатку. Вскор оказывается что великiй человкъ не потерплъ оттого ни малйшаго поврежденiя;

напротивъ, по свойственному ему упрямству объявилъ изъ крокодила что ему очень хорошо въ немъ сидть. Другъ и жена удаляются хлопотать по начальству о его освобожденiи. Для этого представлялось совершенно необходимымъ убить крокодила, взрзать его и освободить великаго человка;

но при томъ, конечно, слдовало вознаградить за крокодила нмца хозяина и его неразлучную муттеръ.

Нмецъ сначала въ негодованiи и отчаянiи изъ боязни что его крокон дилъ, проглотившiй ганцъ чиновникъ, можетъ умереть;

но скоро доган дывается, что проглоченный членъ петербургской администрацiи и оставшiйся при томъ въ живыхъ можетъ доставить ему впредь чрезвын чайный сборъ во всей Европ. Онъ требуетъ за крокодила огромную сумму и сверхъ того чинъ русскаго полковника. Съ другой стороны нан чальство приходитъ въ немалое затрудненiе, что слишкомъ ужъ новый по министерству случай и что подобныхъ примровъ до сихъ поръ не бывало. Еслибы намъ хоть какойЦнибудь подобный примрчикъ прежн де, то можно бы дйствовать, а то затруднительно. Подозрваетъ тоже, что чиновникъ залзъ въ крокодила вслдствiе какихъ нибудь запрен щенныхъ, либеральныхъ тенденцiй. Супруга между тмъ стала находить что положенiе ея въ род какъЦбы вдовы не лишено интереса.

Проглоченный супругъ ея между тмъ объявляетъ своему другу окончан тельно, что ему несравненно лучше оставаться въ крокодил чмъ на служб, ибо теперь онъ уже по невол обратитъ на себя вниманiе чего никогда прежде не могъ добиться. Онъ настаиваетъ, чтобы жена его зан вела вечера, и чтобы на эти вечера его приносили вмст съ крокодин ломъ въ ящик. Онъ увренъ, что на вечера эти бросится весь Петерн бургъ и вс государственные сановники Ч смотрть новый феноменъ.

ТутъЦто онъ и намренъ выиграть: Буду изрекать правду и учить;

гон сударственному мужу подамъ совтъ, предъ министромъ выкажу способн ности, говоритъ онъ, считая себя какъ бы уже не отъ мiра сего и уже вправ давать совты и изрекать приговоры. На осторожный, но ядовин тый вопросъ друга: А ну, какъ если онъ неожиданнымъ какимъ нибудь процессомъ, котораго, впрочемъ, слдуетъ ожидать, переварится во что нибудь такое, чего не ожидаетъ Ч великiй человкъ отвчаетъ, что уже думалъ объ этомъ;

но съ негодованiемъ будетъ сопротивляться этон му весьма возможному по законамъ природы явленiю. Супруга, однако же, не соглашается давать вечера съ такою цлью, хотя ей и нравится мысль о нихъ: Какъ же это моего мужа будутъ приносить ко мн въ ящик? говоритъ она. Къ тому же и положенiе какъ бы вдовы ей все боле и боле нравится. Она входитъ во вкусъ;

въ ней берутъ участiе.

Къ ней здитъ начальникъ ея мужа и играетъ съ ней въ свои козыри...

Вотъ первая часть этого шутовскаго разсказа Ч онъ не доконченъ.

Когда нибудь непремнно докончу, хоть я уже и забылъ о немъ и теперь долженъ былъ перечитать, чтобы припомнить.

Вотъ что, однако же, сдлали изъ этой маленькой вещицы. Едва только разсказъ появился въ журнал Эпоха (въ 1865 г.), какъ вдругъ Голосъ, въ фельетон, сдлалъ странную замтку. Не помню буквально, да и слишкомъ далеко справляться, но смыслъ былъ въ род того: Напрасно, дескать, авторъ Крокодила вступаетъ на такой путь;

это не принесетъ ему ни чести, ни ожидаемой выгоды и пр. и пр.

Затмъ, нсколько самыхъ туманныхъ и непрiязненныхъ колкостей. Я прочелъ мелькомъ, ничего не понялъ, видлъ только, что много яду, но не зналъ за чт. Этотъ туманный фельетонный отзывъ, самъ по себ, ран зумется, не могъ повредить мн;

изъ читателей все равно никто бы его не понялъ, также какъ и я;

но вдругъ недлю спустя, Н. Н. С. сказалъ мн: Знаете, что тамъ думаютъ? Тамъ уврены, что вашъ Крокодилъ Ч аллегорiя, исторiя ссылки Чернышевскаго, и что вы хотли выставить и осмять Чернышевскаго. Я хоть и удивился, но не очень обезпокоился;

мало ли какихъ не бываетъ догадокъ? Мннiе это показалось мн слишкомъ единичнымъ и натянутымъ, чтобы оно возымло ходъ и я почелъ совершенно не нужнымъ протестовать. Нин когда не прощу себ этого, ибо мннiе укрпилось и возымло ходъ. Caн lomniez, il en restera toujours quelque chose. Я, впрочемъ, убжденъ и теперь, что тутъ вовсе и не было клевен ты, Ч да и за что, для чего? Я почти ни съ кмъ въ литератур не пон ссорился, по крайней мр очень не ссорился. Теперь, въ эту минуту, я всего во второй разъ, въ двадцать семь тъ моей литературной дян тельности, говорю о себ лично. Просто тутъ была тупость, угрюмая, мнительная тупость, засвшая въ какую нибудь голову съ направн ленiемъ. Я убжденъ, что эта многодумная голова совершенно уврена Клевещите,всегдачтонибудьдаостанется(франц.).

до сихъ поръ, что не ошиблась и что я непремнно глумился надъ нен счастнымъ Чернышевскимъ. Убжденъ даже, что никакими объясненiян ми и извиненiями не измню взгляда ея въ свою пользу даже и теперь.

Но вдь за то она и многодумная голова. (Я, разумется, не объ Андре Александрович говорю;

въ качеств редактора и издателя своей газен ты, онъ тутъ какъ и всегда въ сторон).

Въ чемъ же аллегорiя? Ну, конечно Ч крокодилъ изображаетъ сон бою Сибирь;

самонадянный и легкомысленный чиновникъ Ч Чернын шевскаго. Онъ попалъ въ крокодила и все еще питаетъ надежду поучать весь мiръ. Безхарактерный другъ его, котораго онъ деспотируетъ Ч это все здшнiе друзья Чернышевскаго. Хорошенькая, но глупенькая жена чиновника, радующаяся своему положенiю какъ бы вдовы Ч это... Но тутъ уже такъ грязно, что я не хочу мараться и продолжать разъясненiе аллегорiи. (А между тмъ вдь она укрпилась и именно можетъЦбыть послднiй то намекъ и укрпился;

я имю несомннныя доказательства).

Значитъ предположили, что я, самъ бывшiй ссыльный и каторжный, обрадовался ссылк другаго несчастнаго;

мало того Ч написалъ на этотъ случай радостный пашквиль. Но гд же тому доказательства;

въ аллегорiи? Но принесите мн что хотите: Записки сумасшедшаго, оду Богъ, Юрiя Милославскаго, стихи Фета Ч что хотите Ч и я берусь вамъ вывести тотчасъ же изъ первыхъ десяти строкъ вами указанныхъ, что тутъ именно аллегорiя о франкоЦпрусской войн или пашквиль на актера Горбунова, однимъ словомъ на кого угодно, на кого прикажете.

Вспомните какъ въ старину, въ самомъ конц сороковыхъ годовъ напримръ, цензора разсматривали рукописи и транспаранты: не было строчки, не было точки, въ которыхъ бы не подозрвалось чегоЦнибудь, какой нибудь аллегорiи. Пусть лучше представятъ хоть чтоЦнибудь изъ всей моей жизни для доказательства, что я похожъ на злаго, безсердечн наго пашквилянта, и что отъ меня можно ожидать такихъ аллегорiй.

Именно поспшность и торопливость подобныхъ бездоказательн ныхъ выводовъ и свидтельствуетъ, напротивъ, о нкоторой низменнон сти духа самихъ обвинителей, о грубости и негуманности взгляда ихъ.

Тутъ даже самое простодушiе догадки не извинительно;

чтожъ? Можно быть и простодушно низменнымъ, и только.

Можетъ быть я ненавидлъ Чернышевскаго лично? Чтобы предун предить это обвиненiе я нарочно разсказалъ выше о нашемъ краткомъ и радушномъ знакомств. Скажутъ, Ч этого мало и что я питалъ затаенн ную ненависть. Но пусть же выставятъ и предлоги къ этой ненависти, если имютъ что выставить. Ихъ не было. Съ другой стороны я убн жденъ, что самъ Чернышевскiй подтвердитъ точность моего разсказа о нашей встрч, если когда нибудь прочтетъ его. И дай Богъ чтобы онъ получилъ возможность это сдлать. Я также тепло и горячо желаю того какъ искренно сожаллъ и сожалю о его несчастiи.

Но ненависть изъ за убжденiй быть можетъ?

Почему же? Чернышевскiй никогда не обижалъ меня своими убн жденiями. Можно очень уважать человка, расходясь съ нимъ въ мннiяхъ радикально. Тутъ, впрочемъ, я могу говорить не совсмъ голон словно и имю даже маленькое доказательство. Въ одномъ изъ самыхъ послднихъ №№ прекратившагося въ то время журнала Эпоха (чуть ли не въ самомъ послднемъ) была помщена большая критическая стан тья о знаменитомъ роман Чернышевскаго Кто виноватъ. Эта стан тья замчательная и принадлежитъ извстному перу. И чтоже? Въ ней именно отдается все должное уму и таланту Чернышевскаго. Собственно объ роман его было даже очень горячо сказано. Въ замчательномъ же ум его никто и никогда не сомнвался. Сказано было только въ стать нашей объ особенностяхъ и уклоненiяхъ этого ума, но уже самая серьезн ность статьи свидтельствовала и о надлежащемъ уваженiи нашего крин тика къ достоинствамъ разбираемаго имъ автора. Теперь согласитесь:

если бы была во мн ненависть изъ за убжденiй, яЦбы, конечно, не дон пустилъ въ журнал статьи, въ которой говорилось о Чернышевскомъ съ надлежащимъ уваженiемъ;

на самомъ дл вдь я былъ редакторомъ Эпохи, а не кто другой.

Можетъ быть я, печатая ядовитую аллегорiю, надялся выиграть гд нибудь en haut lieu?1 Но когда и кто можетъ сказать про меня что я заигрывалъ или выигрывалъ въ этомъ смысл въ какомъЦнибудь lieu т. е. продавалъ свое перо. Я думаю даже что самъ авторъ догадки не имлъ такой мысли не смотря на все свое простодушiе. Да и не укрпин лась бы она ни за что въ литературномъ мiр, если бы только въ этомъ состояло обвиненiе.

Что же касается до возможности обвиненiя въ пашквильной аллен горiи на счетъ иныхъ какихъ нибудь домашнихъ обстоятельствъ Никон лая Гавриловича, то опять таки повторю что не хочу даже и прикасаться съ этой точки къ моему лоправданiю чтобы не вымараться...

Мн очень досадно что на этотъ разъ я заговорилъ о себ. Вотъ что значитъ писать литературныя воспоминанiя;

никогда не напишу ихъ.

Весьма сожалю что несомннно надолъ читателю;

но я пишу дневн никъ, дневникъ отчасти личныхъ моихъ впечатлнiй, а какъ разъ недавн ввысшихсферах(франц.).

но я вынесъ одно литературное впечатлнiе, косвенно вдругъ напон мнившее мн и этотъ забытый анекдотъ о забытомъ моемъ Крокодил.

На дняхъ одинъ изъ самыхъ уважаемыхъ мною людей, мннiемъ кон тораго я высоко дорожу, сказалъ мн:

Я только что прочелъ статью вашу о Сред и о приговорахъ нан шихъ присяжныхъ (Гражданинъ № 2). Я съ вами совершенно соглан сенъ, но статья ваша можетъ произвести непрiятное недоумнiе. Подун маютъ что вы за отмну суда присяжныхъ и за новое вмшательство административной опеки...

Я былъ горестно изумленъ. Это былъ голосъ человка въ высшей степени безпристрастнаго и стоящаго вн всякихъ литературныхъ партiй и лаллегорiй.

Ч Неужели такъ можно истолковать мою статью! Посл этого ни объ чемъ нельзя говорить. Экономическое и нравственное состоянiе нан рода по освобожденiи отъ крпостнаго ига Ч ужасно. Несомннные и въ высшей степени тревожные факты о томъ свидтельствуютъ помин нутно. Паденiе нравственности, дешовка, жидыЦкабатчики, воровство и дневной разбой Ч все это несомннные факты и все растетъ, растетъ.

Ну чтожъ? Если кто нибудь, тревожась духомъ и сердцемъ, возьметъ перо и напишетъ, Ч что же, неужели закричатъ что онъ крпостникъ и стоитъ за обратное закрпощенiе крестьянъ?

Ч Во всякомъ случа надо желать чтобы народъ имлъ полную свободу самъ выйти изъ грустнаго своего положенiя, безо всякой опеки и поворотовъ назадъ.

Да непремнно же такъ, и это именно моя мысль! И еслибы даже отъ упадка народнаго (сами же они, оглядываясь иногда на себя, говон рятъ теперь по мстамъ: Ослабли, ослабли!) Ч еслибы даже, говорю я, произошло какое нибудь уже настоящее, несомннное несчастiе нан родное, какое нибудь огромное паденiе, большая бда Ч то и тутъ нан родъ спасетъ себя самъ, себя и насъ, какъ уже неоднократно бывало съ нимъ, о чемъ свидтельствуетъ вся его исторiя. Вотъ моя мысль. Именн но Ч довольно вмшательствъ!.. Но какъ однакоже могутъ быть поняты и перетолкованы слова. Пожалуй и еще натолкнешься на аллегорiю!

V.

Власъ.

ПомнитеЦли вы Власа? Онъ чтоЦто мн вспоминается.

Въ армяк съ открытымъ воротомъ, Съ обнаженной головой, Медленно проходитъ городомъ Дядя Власъ Ч старикъ сдой.

На груди икона мдная:

Проситъ онъ на Божiи храмъ... У этого Власа, какъ извстно, прежде Бога не было....... побоями Въ гробъ жену свою загналъ, Промышляющихъ разбоями, Конокрадовъ укрывалъ.

Даже и конокрадовъ, Ч пугаетъ насъ поэтъ, впадая въ тонъ нан божной старушки. Ухъ, вдь какiе грхи! Ну, и грянулъ же громъ. Зан боллъ Власъ и видлъ виднiе, посл котораго поклялся пойти по мiру и собирать на храмъ. Видлъ онъ адъЦсъ, ни мало ни меньше:

Видлъ свта преставленiе, Видлъ гршниковъ въ аду:

Мучатъ бсы ихъ проворные, Жалитъ вдьмаЦегоза.

Ефiопы Ч видомъ черные И какъ углiе глаза.

............

Т на длинный шестъ нанизаны, Т горячiй лижутъ полъ...

Однимъ словомъ невообразимые ужасы, такъ даже что страшно чин тать. Но всего не описать Ч продолжаетъ поэтъ, Богомолки, бабы умныя, Могутъ лучше разсказать.

О, поэтъ! (къ несчастiю, истинный поэтъ нашъ) если бы вы не подн ходили къ народу съ вашими восторгами, про которые Богомолки, бабы умныя, Могутъ лучше разсказать то не оскорбили бы и насъ выводомъ, что вотъ изъ за такихъ то, въ конн ц концовъ, бабьихъ пустяковъ Выростаютъ храмы Божiи По лицу земли родной.

Но хоть и по глупости своей ходитъ съ котомкою Власъ, но сен рьезность его страданiя вы всеЦтаки поняли;

все же васъ поразила велин чавая фигура его. (Да вдь и поэтъ же вы;

не могло быть иначе.) Сила вся души великая Въ дло Божiе ушла великолпно говорите вы. Хочу, впрочемъ, врить, что вы вставили вашу насмшку невольно, страха ради либеральнаго, ибо эта страшная, пугающая даже сила смиренiя Власова, эта потребность самоспасенiя, эта страстная жажда страданiя поразила и васъ, общечеловка и русскан го gentilhommТa, и величавый образъ народный вырвалъ восторгъ и уван женiе и изъ вашей высоко Ч либеральной души!

Роздалъ Власъ свое имнiе, Самъ остался босъ и голъ И сбирать на построенiе Храма Божьяго пошолъ.

Съ той поры мужикъ скитается Вотъ ужъ скоро тридцать тъ, Подаянiемъ питается Ч Строго держитъ свой обтъ............

Полонъ скорбью неутшною Смуглолицъ, высокъ и прямъ (Чудо какъ хорошо!) Ходитъ онъ стопой неспшною По селеньямъ, городамъ. Ч............

Ходитъ съ образомъ и съ книгою, Самъ съ собой все говоритъ И желзною веригою Тихо на ходу звенитъ.

Чудо, чудо какъ хорошо! Даже такъ хорошо, что точно и не вы пин сали;

точно это не вы, а другой кто замсто васъ кривлялся потомъ на Волг, въ великолпныхъ тоже стихахъ, про бурлацкiя псни. А впрон чемъ Ч не кривлялись вы и на Волг, разв только немножко: вы и на Волг любили общечеловка въ бурлак и дйствительно страдали по немъ, то есть, не по бурлак собственно, а такъ сказать по общеЦбурн лак. Видите лиЦсъ, любить общечеловка значитъ наврно ужъ презин рать, а подчасъ и ненавидть стоящаго подл себя настоящаго чен ловка. Я нарочно подчеркнулъ неизмримо прекрасные стихи въ этомъ шутовскомъ (въ его цломъ, ужъ извините меня) стихотворенiи вашемъ.

Я потому припомнилъ этого стихотворнаго Власа, что слышалъ на дняхъ одинъ удивительно фантастическiй разсказъ про другаго Власа, даже про двухъ, но уже совершенно особенныхъ, даже неслыханныхъ досел Власовъ. Происшествiе это истинное и уже по одной своей необыкновенности замчательное.

На Руси, по монастырямъ, есть, говорятъ, и теперь иные схимники, монахиЦисповдники и совтодатели. Хорошо или дурно это, нужно ли монаховъ или не нужно ихъ, Ч про это въ данную минуту не хочу разн суждать и не для того взялъ перо. Но такъ какъ мы живемъ въ данной дйствительности, то вдь нельзя же выпихнуть изъ разсказа хотя бы даже и монаха, если на немъ зиждется разсказъ. Эти монахиЦсовтодан тели бываютъ иногда, будто бы, великаго образованiя и ума. Такъ, по крайней мр, повствуютъ о нихъ;

я ничего не знаю. Говорятъ, что встрчаются нкоторые съ удивительнымъ, будто бы, даромъ проникнон венiя въ душу человческую и умнiя совладать съ нею. Нсколько тан кихъ лицъ извстны, говорятъ, всей Россiи, т. е. въ сущности тмъ, кому надо. Живетъ этотъ старецъ, положимъ, въ Херсонской губернiи, а къ нему дутъ или даже идутъ пшкомъ изъ Петербурга, изъ Арханн гельска, съ Кавказа и изъ Сибири. Идутъ, разумется, съ раздавленною отчаянiемъ душою, которая уже и не ждетъ себ исцленiя, или съ тан кимъ страшнымъ бременемъ на сердц, что гршникъ уже и не говоритъ о немъ своему священникуЦдуховнику, Ч не отъ страха или недоврiя, а просто въ совершенномъ отчаянiи за спасенiе свое. А прослышитъ вдругъ про какого нибудь такого монахаЦсовтодателя, и пойдетъ къ нему.

И вотъ, говорилъ одинъ изъ такихъ старцевъ однажды, въ дружен ской бесд наедин съ однимъ слушателемъ, Ч выслушиваю я людей двадцать тъ и врите ли, ужъ сколько казалось бы въ двадцать тъ знакомства моего съ самыми потаенными и сложными болзнями души человческой;

но и черезъ двадцать тъ приходишь иногда въ содрон ганiе и въ негодованiе, слушая иныя тайны. Теряешь необходимое спон койствiе духа для поданiя утшенiя и самъ вынужденъ себя же укрпн лять въ смиренiи и безмятежности...

И тутъЦто онъ и разсказалъ ту удивительную повсть изъ народн наго быта, о которой я выше упомянулъ.

Вижу, вползаетъ ко мн разъ мужикъ на колняхъ. Я еще изъ окна видлъ какъ онъ ползъ по земл. Первымъ словомъ ко мн:

Ч Нтъ мн спасенiя;

проклятъ! И что бы ты ни сказалъ Ч все одно проклятъ!

Я его коеЦкакъ успокоилъ;

вижу за страданiемъ приползъ чен ловкъ;

издалека.

Собрались мы въ деревн нсколько парней, началъ онъ говорить, и стали промежду себя спорить: кто кого дерзостне сдлаетъ? Я по гордости вызвался передъ всми. Другой парень отвелъ меня и говоритъ мн съ глазу на глазъ:

Ч Это никакъ невозможно теб, чтобы ты сдлалъ какъ говоришь.

Хвастаешь.

Я ему сталъ клятву давать.

Ч Нтъ, стой, поклянись, говоритъ, своимъ спасенiемъ на томъ свт, что все сдлаешь какъ я теб укажу.

Поклялся.

Ч Теперь скоро постъ, говоритъ, стань говть. Когда пойдешь къ причастью Ч причастье прими, но не проглоти. Отойдешь Ч вынь рукой и сохрани. А тамъ я теб укажу.

Такъ я и сдлалъ. Прямо изъ церкви повелъ меня въ огородъ.

Взялъ жердь, воткнулъ въ землю и говоритъ: положи! Я положилъ на жердь.

Ч Теперь, говоритъ, принеси ружье.

Я принесъ.

Ч Заряди.

Зарядилъ.

Ч Подыми и выстрли.

Я поднялъ руку и намтился. И вотъ только бы выстрлить, вдругъ предо мною, какъ есть, крестъ, а на немъ Распятый. Тутъ я и упалъ съ ружьемъ въ безчувствiи.

Происходило это еще за нсколько тъ до прихода къ старцу. Кто былъ этотъ Власъ, откуда и какъ его имя Ч старецъ, разумется, не открылъ, равно какъ и покаянiе, которое наложилъ на него. Должно быть обременилъ душу страшнымъ трудомъ, даже не по силамъ чен ловческимъ, разсуждая, что чмъ больше, тмъ тутъ и лучше: Самъ за страданiемъ приползъ. Не правда ли, что происшествiе даже весьма характерное съ одной стороны, на многое намекающее, такъ что, пожан луй, и стоитъ двухъЦтрехъ минутъ особеннаго разбора. Я все того мннiя, что вдь послднее слово скажутъ они же, вотъ эти самые разные Власы, кающiеся и не кающiеся;

они скажутъ и укажутъ намъ новую дорогу и новый исходъ изъ всхъ, казалось бы, безъисходныхъ затрудненiй нашихъ. Не Петербургъ же разршитъ окончательно судьн бу русскую. А потому всякая даже малйшая новая черта объ этихъ, тен перь уже новыхъ людяхъ, можетъ быть достойна вниманiя нашего.

Во первыхъ, мн именно удивительно Ч удивительно всего боле Ч самое начало дла, то есть возможность такого спора и состян занiя въ русской деревн: Кто кого дерзостне сдлаетъ? Ужасно на многое намекающiй фактъ, а для меня почти совсмъ даже и неожиданн ный;

а я видывалъ таки довольно народу, да еще самаго характернаго.

Замчу тоже, что кажущаяся исключительность факта тмъ самымъ одн нако и свидтельствуетъ о его достоврности: когда гутъ, то изобртан ютъ чтоЦнибудь гораздо боле обыкновенное и къ обыденному подходян щее, чтобы вс поврили.

Затмъ замчательна собственно медицинская часть факта. Галюн синацiя есть преимущественно явленiе болзненное, и болзнь эта весьн ма рдкая. Возможность внезапной галюсинацiи хотя и у крайне возбун жденнаго, но все же совершенно здороваго человка, Ч можетъ быть случай еще неслыханный. Но это дло медицинское, а я въ немъ мало знаю.

Другое дло психологическая часть факта. Тутъ являются передъ нами два народные типа, Ч въ высшей степени изображающiе намъ весь русскiй народъ въ его цломъ. Это прежде всего Ч забвенiе всякой мрн ки во всемъ (и замтьте всегда почти временное и преходящее, являюн щееся какъ бы какимъЦто навожденiемъ). Это Ч потребность хватить черезъ край, потребность въ замирающемъ ощущенiи, дойдя до пропан сти, свситься въ нее на половину, заглянуть въ самую бездну и, Ч въ частныхъ случаяхъ, но весьма не рдкихъ Чброситься въ нее какъ ошаллому, внизъ головой. Это Ч потребность отрицанiя въ человк иногда самомъ не отрицающемъ и благоговющемъ, отрицанiя всего, самой главной святыни сердца своего, самаго полнаго идеала своего, всей народной святыни во всей ея полнот, передъ которой сейчасъ лишь благоговлъ и которая вдругъ какъ будто стала ему невыносимымъ какимъЦто бременемъ. Особенно порaжаетъ та торопливость, стремин тельность, съ которою русскiй человкъ спшитъ иногда заявить себя, въ иныя характерныя минуты своей или народной жизни, заявить себя въ хорошемъ или въ поганомъ. Иногда тутъ просто нтъ удержу. Люн бовьЦли, виноЦли, разгулъ самолюбiя, зависть Ч тутъ иной русскiй чен ловкъ отдается почти беззавтно, готовъ порвать все, отречься отъ всего, отъ семьи, обычая, Бога. Иной добрйшiй человкъ какъЦто вдругъ можетъ сдлаться омерзительнымъ безобразникомъ и преступнин комъ, Ч стоитъ только попасть ему въ этотъ вихрь, роковой для насъ круговоротъ судорожнаго и моментальнаго самоотрицанiя и саморазрун шенiя, такъ свойственный русскому народному характеру въ иныя рон ковыя минуты его жизни. Но зато съ такою же силою, съ такою же стрен мительностью, съ такою же жаждою самосохраненiя и покаянiя русскiй человкъ, равно какъ и весь народъ и спасаетъ себя самъ и обыкновенно когда дойдетъ до послдней черты, т. е. когда уже идти больше некуда.

Но особенно характерно то что обратный толчокъ, толчокъ возстановн ленiя и самоспасенiя, всегда бываетъ серьозне прежняго порыва, Ч пон рыва отрицанiя и саморазрушенiя. То есть, то бываетъ всегда на счету какъЦбы мелкаго малодушiя;

тогда какъ въ возстановленiе свое русскiй человкъ уходитъ съ самымъ огромнымъ и серьознымъ усилiемъ, а на отрицательное прежнее движенiе свое смотритъ съ презрнiемъ къ самон му себ.

Я думаю самая главная, самая коренная духовная потребность русн скаго народа Ч есть потребность страданiя, всегдашняго и неутолимаго, везд и во всемъ. Этою жаждою страданiя онъ, кажется, зараженъ искон ни вковъ. Страдальческая струя проходитъ черезъ всю его исторiю, не отъ вншнихъ только несчастiй и бдствiй, а бьетъ ключемъ изъ самаго сердца народнаго. У русскаго народа даже въ счастьи непремнно есть часть страданiя, иначе счастье его для него не полно. Никогда, даже въ самыя торжественныя минуты его исторiи, не иметъ онъ гордаго и торн жествующаго вида, а лишь умиленный до страданiя видъ;

онъ воздыхан етъ и относитъ славу свою къ милости Господа. Страданiемъ своимъ русн скiй народъ какъ бы наслаждается. Чт въ цломъ народ, то и въ отдльныхъ типахъ, говоря, впрочемъ, лишь вообще. Вглядитесь, напр., въ многочисленные типы русскаго безобразника. Тутъ не одинъ лишь разгулъ черезъ край, иногда удивляющiй дерзостью своихъ предловъ и мерзостью паденiя души человческой. Безобразникъ этотъ прежде всего самъ страдалецъ. Наивно торжественнаго довольства собою въ русскомъ человк совсмъ даже нтъ, даже въ глупомъ. Возьмите русн скаго пьяницу и напримръ хоть нмецкаго пьяницу: русскiй пакостне нмецкаго, но пьяный нмецъ несомннно глупе и смшне русскаго.

Нмцы Ч народъ по преимуществу самодовольный и гордый собою. Въ пьяномъ же нмц эти основныя черты народныя, выростаютъ въ разн мрахъ выпитаго пива. Пьяный нмецъ несомннно счастливый чен ловкъ и никогда не плачетъ;

онъ поетъ самохвальныя псни и гордится собою. Приходитъ домой пьяный какъ стелька, но гордый собою. Русскiй пьяница любитъ пить съ горя и плакать. Если же куражится, то не торн жествуетъ, а лишь буянитъ. Всегда вспомнитъ какую нибудь обиду и упрекаетъ обидчика, тутъ ли онъ нтъ ли. Онъ дерзостно, пожалуй, дон казываетъ, что онъ чуть ли не генералъ, горько ругается, если ему не врятъ и, чтобы уврить, въ конц концовъ всегда зоветъ караулъ.

Но вдь потому онъ такъ и безобразенъ, потому и зоветъ караулъ, что въ тайникахъ пьяной души своей наврно самъ убжденъ что онъ вовсе не генералъ, а только гадкiй пьяница и опакостился ниже всякой скон тины. Чт въ микроскопическомъ примр, то и въ крупномъ. Самый крупный безобразникъ, самый даже красивый своею дерзостью и изящн ными пороками, такъ что ему даже подражаютъ глупцы, все таки слын шитъ какимъЦто чутьемъ, въ тайникахъ безобразной души своей, что въ конц концовъ онъ лишь негодяй и только. Онъ недоволенъ собою;

въ сердц его наростаетъ попрекъ и онъ мститъ за него окружающимъ;

бснуется и мечется на всхъ и тутъЦто вотъ и доходитъ до краю, бон рясь съ накопляющимся ежеминутно въ сердц страданiемъ своимъ, а вмст съ тмъ и какъ бы упиваясь имъ съ наслажденiемъ. Если онъ способенъ возстать изъ своего униженiя, то мститъ себ за прошлое пан денiе ужасно, даже больне, чмъ вымщалъ на другихъ, въ чаду безобн разiя, свои тайныя муки отъ собственнаго недовольства собою.

Кто натолкнулъ обоихъ парней на споръ о томъ: кто сдлаетъ дерн зостне?, и какими причинами сложилась возможность подобнаго сон стязанiя Ч осталось неизвстнымъ, но несомннно, что оба страдали Ч одинъ принимая вызовъ, другой предлагая его. Конечно, тутъ было что нибудь предварительно: или затаенная ненависть между ними, или ненан висть съ дтства, и даже неизвстная имъ самимъ, и вдругъ проявившан яся въ минуту спора и вызова. Послднее вроятне;

и вроятно, они были друзьями до сей минуты и жили въ согласiи, которое становилось, чмъ дале, тмъ невыносиме;

но въ моментъ вызова напряженiе взан имной ненависти и зависти жертвы къ своему Мефистофелю уже было необыкновенное.

Ч Не побоюсь ничего, сдлаю все что укажешь;

погибай душа, а осрамлю тебя!

Ч Хвастаешь, убжишь какъ мышь въ подполье, насмюсь надъ тон бой, погибай душа!

Можно было выбрать для состязанiя что нибудь очень дерзкое и другаго рода, Ч разбой, убiйство, открытое буйство противъ могущен ственнаго человка. Вдь поклялся же парень что на все пойдетъ и исн куситель его зналъ что на этотъ разъ серьезно говорено, впрямь пойн детъ.

Нтъ. Самыя страшныя дерзости кажутся искусителю слишкомъ обыкновенными. Онъ придумываетъ неслыханную дерзость, небывалую и немыслимую, и въ ея выбор выразилось цлое мiровоззрнiе народн ное.

Немыслимую? А между тмъ одно уже то, что онъ именно останон вился на ней показываетъ что онъ уже можетъ быть и мыслилъ о ней.

Можетъ быть давно уже, съ дтства, эта мечта заползала въ душу его, потрясала ея ужасомъ, а вмст съ тмъ и мучительнымъ наслан жденiемъ. Что придумалъ онъ все давно уже, и ружье и огородъ, и дерн жалъ только въ страшной тайн Ч въ этомъ почти нтъ сомннiя. Прин думалъ, разумется, не для того чтобы исполнить, да и не посмлъ бы можетъ быть одинъ никогда. Просто нравилось ему это виднiе, пронин цало его душу изрдка, манило его, а онъ робко подавался, и отступалъ, холодя отъ ужаса. Одинъ моментъ такой неслыханной дерзости, а тамъ хоть все пропадай! И ужъ, конечно, онъ вровалъ, что за это ему вчная гибель;

но Ч былъ же и я на такомъ верху!... Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать безсознательно. Но, неправдаЦли, любопытная душа, и, главное, изъ этого быта. Въ этомъ все вдь и дло. ХорошоЦбы тоже узнать какъ онъ считалъ себя: виновне или нтъ своей жертвы? Судя по кажущемуся его развитiю надо полагать что считалъ виновне, или покрайней мр равнымъ по вин;

такъ что вызывая жертву на дерн зость вызывалъ и себя.

Говорятъ русскiй народъ плохо знаетъ Евангелiе, не знаетъ основн ныхъ правилъ вры. Конечно такъ, но Христа онъ знаетъ и носитъ его въ своемъ сердц искони. Въ этомъ нтъ никакого сомннiя. Какъ возн можно истинное представленiе Христа безъ ученiя о вр? Ч Это друн гой вопросъ. Но сердечное знанiе Христа и истинное представленiе о немъ существуетъ вполн. Оно передается изъ поколнiя въ поколнiе и слилось съ сердцами людей. Можетъ быть единственная любовь народа русскаго есть Христосъ и онъ любитъ образъ Его по своему, то есть до страданiя. Названiемъ же православнаго, то есть истинне всхъ исн повдующаго Христа, онъ гордится боле всего. Повторю: можно очень много знать безсознательно.

И вотъ, надругаться надъ такой святыней народною, разорвать тмъ со всею землей, разрушить себя самого во вки вковъ для одной лишь минуты торжества отрицаньемъ и гордостью Ч ничего не могъ вын думать русскiй Мефистофель дерзостне! Возможность такого напрян женiя страсти, возможность такихъ мрачныхъ и сложныхъ ощущенiй въ душ простолюдина поражаетъ! И замтьте все это возрасло почти до сознательной идеи.

Жертва однако же не сдается, не смиряется, не пугается. По крайней мр длаетъ видъ что не пугается. Парень принимаетъ вын зовъ. Проходятъ дни и онъ стоитъ на своемъ. Наступаетъ уже не мечта, а самое дло: онъ ходитъ въ церковь, слышитъ ежедневно слова Христон вы и не отступаетъ. Бываютъ страшные убiйцы, не смущащiеся даже при вид убитой ими жертвы. Одинъ изъ такихъ убiйцъ, явный и улин ченный на мст, не сознавался до конца и продолжалъ гать передъ слдователемъ. КогдаЦже тотъ всталъ и веллъ его отвести въ острогъ, то онъ, съ умиленнымъ видомъ, попросилъ какъ милости проститься съ лежавшею тутъ же убитою (его бывшею любовницею, которую онъ убилъ изъ ревности). Онъ нагнулся, поцаловалъ ее съ умиленiемъ, заплакалъ и не вставая съ колнъ еще разъ повторилъ надъ нею, простирая руку, что онъ не виновенъ. Я только хочу замтить до какой зврской степени можетъ доходить въ человк безчувственность.

Но здсь была совсмъ не безчувственность. Сверхъ того было еще нчто совсмъ особенное Ч мистическiй ужасъ, самая огромная сила надъ душой человческой. Онъ несомннно былъ, судя по крайней мр по развязк дла. Но сильная душа парня съ этимъ ужасомъ еще могла вступить въ борьбу;

онъ доказалъ это. СилаЦли это, впрочемъ, или въ послдней степени малодушiе? Вроятно и то и другое вмст, въ сон прикосновенiи противуположностей. Тмъ не мене этотъ мистическiй ужасъ не только не порвалъ, но еще продлилъ борьбу и наврно онъ то и способствовалъ привести ее къ окончанiю, именно тмъ что удалялъ отъ сердца гршника всякое чувство умиленiя, и чмъ сильне подавн лялъ его, тмъ невозможне оно становилось. Ощущенiе ужаса есть чувн ство жесткое, сушитъ и каменитъ сердце для всякаго умиленiя и высокан го чувства. Вотъ почему преступникъ выдержалъ и моментъ передъ чан шей, хотя можетъ быть и цпеня отъ страху до изнеможенiя. Я думаю тоже что взаимная ненависть между жертвой и ея мучителемъ упала въ эти дни совершенно. Порывами искушаемый могъ съ болзненною злон стью ненавидть себя, окружающихъ, молящихся въ церкви, но всего мене своего Мефистофеля. Оба они чувствовали что взаимно другъ въ друг нуждаются, чтобы сообща кончить дло. Каждый наврно счин талъ себя безсильнымъ его кончить одинъ. Для чего же они продолжали его, для чего же приняли столько муки? Они и не могли, впрочемъ, разорвать союзъ. Еслибъ ихъ контрактъ былъ нарушенъ, то тотчасъ же возгорлась бы взаимная ненависть въ десять разъ сильне прежняго и наврно произошло бы убiйство: мученикъ убилъ бы своего мучителя.

Пусть и это. Даже и это бы ничего передъ вынесеннымъ жертвою ужасомъ. То то и есть, что тутъ должно было быть непремнно, на дн души, и у того и у другаго, нкоторое адское наслажденiе собственной гибелью, захватывающая дыханiе потребность нагнуться надъ пропан стью и заглянуть въ нее, потрясающее восхищенiе передъ собственной дерзостью. Почти невозможно чтобы дло было доведено до конца безъ этихъ возбуждающихъ и страстныхъ ощущенiй. Не простые же были это баловники, мальчишки тупые и глупые, Ч начиная съ состязанiя о дерн зости и кончая отчаянiемъ передъ старцемъ.

Замтьте еще что искуситель не открылъ своей жертв всей тайны:

она еще не знала выходя изъ церкви чт должна будетъ сдлать съ свян тыней, до самаго того момента какъ онъ веллъ принести ружье. Стольн ко дней такой мистической неизвстности опять свидтельствуютъ объ ужасномъ упорств гршника. Съ другой стороны и деревенскiй Мефин стофель выказываетъ себя большимъ психологомъ.

Но можетъ быть придя въ огородъ оба они уже не помнили себя?

Парень помнилъ однако какъ заряжалъ ружье и наводилъ. Можетъ быть дйствовалъ лишь машинально, хотя и въ полной памяти, какъ дйствин тельно бываетъ иногда въ состоянiи ужаса? Не думаю: еслибы онъ обран тился въ одну лишь машину, продолжающую дйствовать по одной лишь инерцiи, то наврно не имлъ бы потомъ виднiя;

просто упалъ бы безъ чувствъ, когда бы истощилъ весь запасъ инерцiи Ч и не до, а ужъ посл выстрла. Нтъ, вроятне всего что сознанiе сохранялось все время въ чрезвычайной ясности, несмотря на смертельный ужасъ все нароставшiй съ каждымъ мгновенiемъ прогрессивно. И уже потому что жертва выдерн жала такое давленiе ужаса, нароставшаго прогрессивно, повторю опять, она была несомннно одарена огромною душевною силой.

Обратимъ вниманiе на то что заряжанiе ружья есть операцiя во всян комъ случа требующая нкотораго вниманiя. Самое труднйшее и нен выносимое дло въ подобную минуту, по моему, есть способность отон рваться отъ своего ужаса, отъ подавляющей собою идеи. Обыкновенно до послдней степени пораженные ужасомъ уже не могутъ оторваться отъ его созерцанiя, отъ предмета или идеи ихъ поразившихъ: они стоятъ передъ ними какъ вкопанные и своему ужасу смотрятъ прямо въ глаза какъ очарованные. Но парень зарядилъ ружье внимательно, онъ это пон мнилъ;

онъ помнилъ какъ потомъ сталъ наводить, помнилъ все до пон слдняго момента. Могло быть и то что процессъ заряжанiя ружья былъ ему облегченiемъ, исходомъ страждущей души его и онъ радъ былъ сон средоточить на себя хотя бы одно только мгновенiе на какомъ нибудь исн ходномъ вншнемъ предмет. Такъ бываетъ на гильотин съ тми котон рымъ рубятъ голову. Дюбарри кричала палачу: Encore un, moment monsieur le bourreau, encore un moment!1 Въ двадцать разъ она бы вын страдала больше въ эту даровую минуту, еслибъ ей ее подарили, а все таки кричала и молила о ней. Но если предположить что заряжанiе рун жья было для нашего гршника въ род какъ у Дюбарри encore un moн ment, то ужъ, конечно, онъ бы не могъ посл такого момента опять обратиться къ своему ужасу, отъ котораго разъ оторвался, и продолжать дло, наводить и стрлять. Тутъ простоЦбы онмли руки и перестали - бы слушаться, ружьеЦбы вывалилось изъ нихъ само собою, не смотря даже на сохранившiяся сознанiе и волю.

И вотъ въ самый послднiй моментъ Ч вся ложь, вся низость пон ступка, все малодушiе принимаемое за силу, весь срамъ паденiя, все это вырвалось вдругъ въ одно мгновенiе изъ его сердца и стало передъ нимъ въ грозномъ обличенiи. Неимоврное виднiе предстало ему... все конн чилось.

Судъ прогремлъ изъ его сердца, конечно. Почему прогремлъ не сознательно, не внезапнымъ проясненiемъ ума и совсти, почему прон явился въ образ, какъ бы совершенно вншнимъ, независимымъ отъ его духа фактомъ? Въ этомъ огромная психологическая задача и дло Господа. Для него, для преступника, безъ сомннiя было дломъ Господнимъ. Власъ пошелъ по мiру и потребовалъ страданiя.

Ну, а другойЦто Власъ, оставшiйся, искуситель? Легенда не говон ритъ что онъ поползъ за покаянiемъ, не упоминаетъ о немъ ничего. Мон жетъ поползъ и онъ, а можетъ и остался въ деревн и живетъ себ до Ещеминуточку,господинпалач,ещеминуточку!(франц.).ImWerden сихъ поръ, опять пьетъ и зубоскалитъ по праздникамъ: вдь не онъ же видлъ виднiе. ТакъЦли впрочемъ? Очень бы желательно узнать и его исторiю, для свднiя, для этюда.

Вотъ почему еще желательноЦбы: чт если это и впрямь настоящiй нигилистъ деревенскiй, доморощенный отрицатель и мыслитель, не врующiй, съ высокомрною насмшкой выбравшiй предметъ состян занiя, не страдавшiй, не трепетавшiй вмст съ своею жертвою, какъ предположили мы въ нашемъ этюд, а съ холоднымъ любопытствомъ слдившiй за ея трепетанiями и корчами, изъ одной лишь потребности чужаго страданiя, человческаго униженiя, Ч чортъ знаетъ, можетъ быть изъ ученаго наблюденiя?

Если ужъ есть и такiя черты даже и въ народномъ характер (а въ настоящее время все возможно предположить) да еще въ нашей ден ревн, Ч то это уже новое откровенiе, нсколько даже и неожиданное.

ЧтоЦто не слыхано было прежде о подобныхъ чертахъ. Искуситель у г. Островскаго въ прекрасной комедiи Не такъ живи какъ хочется вын шелъ даже очень плоховатъ. Жаль что тутъ нельзя узнать ничего дон стоврнаго.

Конечно, интересъ разсказанной исторiи Ч если только въ ней есть интересъ, Ч лишь въ томъ что она истинная. Но заглядывать въ душу современнаго Власа иногда дло не лишнее. Современный Власъ быстро измняется. Тамъ внизу у него такое же кипнiе какъ и сверху у насъ, начиная съ 19 февраля. Богатырь проснулся и расправляетъ члены;

мон жетъ захочетъ кутнуть, махнуть черезъ край. Говорятъ ужъ закутилъ.

Разсказываютъ и печатаютъ ужасы: пьянство, разбой, пьяныя дти, пьяныя матери, цинизмъ, нищета, безчестность, безбожiе. Соображаютъ иные, серьезные, но нсколько торопливые люди, и соображаютъ по фактамъ, что если продолжится такой кутежъ еще хоть только на ден сять тъ, то и представить нельзя послдствiй, хотя бы только съ экон номической точки зрнiя. Но вспомнимъ Власа и успокоимся: въ пон слднiй моментъ вся ложь, если только есть ложь, выскочитъ изъ сердца народнаго и станетъ передъ нимъ съ неимоврною силою обличенiя. Очн нется Власъ и возьмется за дло Божiе. Во всякомъ случа спасетъ себя самъ еслибы и впрямь дошло до бды. Себя и насъ спасетъ, ибо опять таки Ч свтъ и спасенiе возсiяютъ снизу (въ совершенно можетъ быть неожиданномъ вид для нашихъ либераловъ и въ этомъ будетъ много комическаго). Есть даже намеки на эту неожиданность, наклевываются и теперь даже факты... Впрочемъ, объ этомъ можно и посл поговорить.

Во всякомъ случа наша несостоятельность какъ птенцовъ гнзда Петн рова въ настоящiй моментъ несомннна. Да вдь девятнадцатымъ февралемъ и закончился по настоящему Петровскiй перiодъ русской исн торiи, такъ что мы давно уже вступили въ полнйшую неизвстность.

VI.

Бобокъ.

На этотъ разъ помщаю Записки одного лица. Это не я;

это совсмъ другое лицо. Я думаю, боле не надо никакого предисловiя.

Записки одного лица.

Семенъ Ардальоновичъ третьяго дня мн какъ разъ:

Ч Да будешьЦли ты, Иванъ Ивановичъ, когда нибудь трезвъ, скан жи на милость?

Странное требованiе. Я не обижаюсь, я человкъ робкiй;

но однакон же вотъ меня и сумасшедшимъ сдлали. Списалъ съ меня живописецъ портретъ изъ случайности: всеЦтаки ты, говоритъ, литераторъ. Я далн ся, онъ и выставилъ. Читаю: Ступайте смотрть на это болзненное, близкое къ помшательству лицо.

Оно пусть, но вдь какъ же однако такъ прямо въ печати? Въ печан ти надо все благородное;

идеаловъ надо, а тутъ...

Скажи по крайней мр косвенно, на то теб слогъ. Нтъ, онъ косн венно уже не хочетъ. Нын юморъ и хорошiй слогъ исчезаютъ и руган тельства за мсто остроты принимаются. Я не обижаюсь: не Богъ знаетъ какой литераторъ чтобы съ ума сойти. Написалъ повсть Ч не напечан тали. Написалъ фельетонъ Ч отказали. Этихъ фельетоновъ я много по разнымъ редакцiямъ носилъ, везд отказывали: соли, говорятъ, у васъ нтъ.

Ч Какой же теб соли, спрашиваю съ насмшкою: аттической?

Даже и не понимаетъ. Перевожу больше книгопродавцамъ съ франн цузскаго. Пишу и объявленiя купцамъ: Рдкость! Красненькiй, дескать, чай съ собственныхъ плантацiй... За панегирикъ его превосхон дительству покойному Петру Матвевичу большой кушъ хватилъ. Исн кусство нравиться дамамъ по заказу книгопродавца составилъ. Вотъ этакихъ книжекъ я штукъ шесть въ моей жизни пустилъ. Вольтеровы бонмо хочу собрать, да боюсь не прсноЦли нашимъ покажется. Какой теперь Вольтеръ;

нынче дубина, а не Вольтеръ! Послднiе зубы другъ другу повыбили! Ну вотъ и вся моя литературная дятельность. Разв что безмездно письма по редакцiямъ разсылаю, за моею полною подпин сью. Все увщанiя и совты даю, критикую и путь указую. Въ одну рен дакцiю на прошлой недл сороковое письмо за два года послалъ;

четыре рубля на одн почтовыя марки истратилъ. Характеръ у меня скверенъ, вотъ что.

Думаю что живописецъ списалъ меня не литературы ради, а ради двухъ моихъ симметрическихъ бородавокъ на бу: феноменъ дескать.

ИдеиЦто нтъ, такъ они теперь на феноменахъ вызжаютъ. Ну и какъ же у него на портрет удались мои бородавки, Ч живыя! Это они реан лизмомъ зовутъ.

А на счетъ помшательства, такъ у насъ прошлаго года многихъ въ сумасшедшiе записали. И какимъ слогомъ: При такомъ дескать самон бытномъ талант... и вотъ что подъ самый конецъ оказалось... впрочемъ давно уже надо было предвидть... Это еще довольно хитро;

такъ что съ точки чистаго искусства даже и похвалить можно. Ну, а т вдругъ еще умнй воротились. ТоЦто, свестиЦто съ ума у насъ сведутъ, а умнй то еще никого не сдлали.

Всхъ умнй по моему тотъ, кто хоть разъ въ мсяцъ самого себя дуракомъ назоветъ, Ч способность нын неслыханная! Прежде, по крайности, дуракъ хоть разъ въ годъ зналъ про себя что онъ дуракъ, ну а теперь ниЦни. И до того замшали дла что дурака отъ умнаго не отн личишь. Это они нарочно сдлали.

Припоминается мн испанская острота когда французы, два съ пон ловиною вка назадъ, выстроили у себя первый сумасшедшiй домъ: Они заперли всхъ своихъ дураковъ въ особенный домъ, чтобы уврить что сами они люди умные. Оно и впрямь: тмъ что другаго запрешь въ сун масшедшiй своего ума не докажешь. К. съ ума сошелъ, значитъ теперь мы умные. Нтъ, еще не значитъ.

Впрочемъ, чортъ... и что я съ своимъ умомъ развозился: брюзжу, брюзжу. Даже служанк надолъ. Вчера заходилъ прiятель: У тебя, гон воритъ, слогъ мняется, рубленый. Рубишь, рубишь Ч и вводное предложенiе, потомъ къ вводному еще вводное, потомъ въ скобкахъ еще чтоЦнибудь вставишь, а потомъ опять зарубишь, зарубишьЕ Прiятель правъ. Со мной чтоЦто странное происходитъ. И харакн теръ мняется, и голова болитъ. Я начинаю видть и слышать какiяЦто странныя вещи. Не то чтобы голоса, а такъ какъ будто кто подл: бон бокъ, бобокъ, бобокъ!

Какой такой бобокъ? Надо развлечься.

Ходилъ развлекаться, попалъ на похороны. Дальнiй родственникъ.

Коллежскiй, однако, совтникъ. Вдова, пять дочерей, вс двицы. Вдь это только по башмакамъ, такъ во что обойдется! Покойникъ добывалъ, ну а теперь Ч пенсiонишка. Подожмутъ хвосты. Меня принимали всегда нерадушно. Да и не пошелъ бы я и теперь, еслибы не экстренный такой случай. Провожалъ до кладбища въ числ другихъ;

сторонятся отъ меня и гордятся. Вицмундиръ мой дйствительно плоховатъ. Лтъ двадцать пять, я думаю, не бывалъ на кладбищ;

вотъ еще мстечко!

Вопервыхъ духъ. Мертвецовъ пятнадцать нахало. Покровы разныхъ цнъ;

даже было два катафалка: одному генералу и одной кан койЦто барын. Много скорбныхъ лицъ, много и притворной скорби, а много и откровенной веселости. Причту нельзя пожаловаться: доходы.

Но духъ, духъ. Не желалъ бы быть здшнимъ духовнымъ лицомъ.

Въ лица мертвецовъ заглядывалъ съ осторожностью, не надясь на мою впечатлительность. Есть выраженiя мягкiя, есть и непрiятныя. Вон обще улыбки не хороши, а у иныхъ даже очень. Не люблю;

снятся.

За обдней вышелъ изъ церкви на воздухъ: день былъ сроватъ, но сухъ. Тоже и холодно;

ну, да вдь и октябрь же. Походилъ по могилн камъ. Разные разряды. Третiй разрядъ въ тридцать рублей: и прилично и не такъ дорого. Первые два въ церкви и подъ папертью;

ну, это кусан ется. Въ третьемъ разряд за этотъ разъ хоронили человкъ шесть, въ томъ числ генерала и барыню.

Заглянулъ въ могилки Ч ужасно: вода и какая вода! Совершенно зеленая и... ну, да ужъ что! Поминутно могильщикъ выкачивалъ черпан комъ. Вышелъ, пока служба, побродить за врата. Тутъ сейчасъ бон гадльня, а немного подальше и ресторанъ. И такъ себ не дурной рен сторанчикъ: и закусить и все. Набилось много и изъ провожатыхъ.

Много замтилъ веселости и одушевленiя искренняго. Закусилъ и вын пилъ.

Затмъ участвовалъ собственноручно въ отнесенiи гроба изъ церкви къ могил. Отчего это мертвецы въ гробу длаются такъ тяжелы? Говорятъ, по какойЦто инерцiи, что тло будто бы какъЦто уже не управляется самимъ... или какойЦто вздоръ въ этомъ род;

протин ворчитъ механик и здравому смыслу. Не люблю, когда при одномъ лишь общемъ образованiи суются у насъ разршать спецiальности;

а у насъ это сплошь. Штатскiя лица любятъ судить о предметахъ военныхъ и даже фельдмаршальскихъ, а люди съ инженернымъ образованiемъ сун дятъ больше о философiи и политической экономiи.

На литiю не похалъ. Я гордъ, и если меня принимаютъ только по экстренной необходимости, то чего же таскаться по ихъ обдамъ, хотя бы и похороннымъ? Не понимаю только, зачмъ остался на кладбищ;

слъ на памятникъ и соотвтственно задумался.

Началъ съ московской выставки, а кончилъ объ удивленiи, говоря вообще какъ о тем. Объ лудивленiи я вотъ что вывелъ:

Всему удивляться, конечно, глупо, а ничему не удивляться гораздо красиве и почемуЦто признано за хорошiй тонъ. Но врядъ ли такъ въ сущности. По моему, ничему не удивляться гораздо глупе чмъ всему удивляться. Да и кром того: ничему не удивляться почти тоже что нин чего и не уважать. Да глупый человкъ и не можетъ уважать.

Ч Да я, прежде всего, желаю уважать. Я жажду уважать, Ч скан залъ мн какъЦто разъ, на дняхъ, одинъ мой знакомый.

Ч Жаждетъ онъ уважать! И Боже, подумалъ я, чт бы съ тобой было еслибъ ты это дерзнулъ теперь напечатать!

ТутъЦто я и забылся. Не люблю читать надгробныхъ надписей;

вчн но тоже. На плит подл меня лежалъ недоденный бутербротъ: глупо и не къ мсту. Скинулъ его на землю, такъ какъ это не хлбъ, а лишь бун тербротъ. Впрочемъ, на землю хлбъ крошить кажется не гршно;

это на полъ гршно. Справиться въ календар Суворина.

Надо полагать, что я долго сидлъ, даже слишкомъ;

то есть даже прилегъ на длинномъ камн въ вид мраморнаго гроба. И какъ это такъ случилось, что вдругъ началъ слышать разныя вещи? Не обратилъ снан чала вниманiя и отнесся съ презрнiемъ. Но однако разговоръ продолн жался. Слышу, Ч звуки глухiе, какъ будто рты закрыты подушками;

и при всемъ томъ внятные и очень близкiе. Очнулся, прислъ и сталъ внин мательно вслушиваться.

Ч Ваше превосходительство, это просто никакъ невозможноЦсъ.

Вы объявили въ червяхъ, я вистую и вдругъ у васъ семь въ бубнахъ.

Надо было условиться заране насчетъ бубенъЦсъ.

Ч Чтоже, значитъ играть наизусть? ГдЦже привлекательность?

Ч Нельзя, ваше превосходительство, безъ гарантiи никакъ нельзя.

Надо непремнно съ болваномъ, и чтобъ была одна темная сдача.

Ч Ну, болвана здсь не достанешь.

Какiя заносчивыя однако слова! И странно и неожиданно. Одинъ такой вскiй и солидный голосъ, другой какъЦбы мягко услащенный;

не поврилъ бы еслибъ не слышалъ самъ. На литiи я кажется не былъ. И однако какъ же это здсь въ преферансъ, и какой такой генералъ? Что раздавалось изъ подъ могилъ въ томъ не было и сомннiя. Я нагнулся и прочелъ надпись на памятник:

Здсь покоится тло генералъЦмаiора Перводова... такихъЦто и такихъ орденовъ кавалера. Гмъ. Скончался въ август сего года... пятин десяти семи... Покойся милый прахъ до радостнаго утра! л Гмъ, чортъ, въ самомъ дл генералъ! На другой могилк, откуда шелъ льстивый голосъ, еще не было памятника;

была только плитка;

должно быть изъ новичковъ. По голосу надворный совтникъ.

Ч ОхъЦхоЦхоЦхо! послышался совсмъ уже новый голосъ, сажен няхъ въ пяти отъ генеральскаго мста и уже совсмъ изъ подъ свжей могилки, Ч голосъ мужской и простонародный, но разслабленный на благоговйноЦумиленный манеръ.

Ч ОхъЦхоЦхоЦхо!

Ч Ахъ, опять онъ икаетъ! раздался вдругъ брезгливый и высон комрный голосъ раздраженной дамы, какъ бы высшаго свта. Накан занiе мн подл этого лавочника!

Ч Ничего я не икалъ, да и пищи не принималъ, а одно лишь это мое естество. Ч И все то вы, барыня, отъ вашихъ здшнихъ капризовъ нин какъ не можете успокоиться.

Ч Такъ зачмъ вы сюда легли?

Ч Положили меня, положили супруга и малыя дтки, а не самъ я возлегъ. Смерти таинство! И не легъЦбы я подл васъ ни за что, ни за какое злато;

а лежу по собственному капиталу, судя по цнЦсъ. Ибо это мы всегда можемъ чтобы за могилку нашу по третьему разряду внен сти.

Ч Накопилъ;

людей обсчитывалъ?

Ч Чмъ васъ обсчитаешьЦто коли съ января почитай никакой ван шей уплаты къ намъ не было. Счетецъ на васъ въ лавк имется.

Ч Ну, ужъ это глупо;

здсь по моему долги розыскивать очень глун по! Ступайте на верхъ. Спрашивайте у племянницы;

она наслдница.

Ч Да ужъ гд теперь спрашивать и куда пойдешь. Оба достигли предла и предъ Судомъ Божiимъ во грсхъ равны.

Ч Во грсхъ! презрительно передразнила покойница. И не смйте совсмъ со мной говорить!

Ч ОхъЦхоЦхоЦхо!

Ч Однако лавочникъЦто барыни слушается, ваше превосходительн ство.

Ч ПочемуЦже бы ему не слушаться?

Ч Ну да извстно, ваше превосходительство, такъ какъ здсь нон вый порядокъ.

Ч КакойЦже это новый порядокъ?

Ч Да вдь мы, такъ сказать, умерли, ваше превосходительство.

Ч Ахъ да! Ну всеЦже порядокъ...

Ну, одолжили;

нечего сказать утшили! Если ужь здсь до того дон шло, то чего же спрашивать въ верхнемъЦто этаж? Какiя однако же штуки! Продолжалъ однако выслушивать, хотя и съ чрезмрнымъ негон дованiемъ.

Ч Нтъ, яЦбы пожилъ! Нтъ... я, знаете... яЦбы пожилъ! раздалн ся вдругъ чейЦто новый голосъ, гдЦто въ промежутк между генеран ломъ и раздражительной барыней.

Ч Слышите, ваше превосходительство, нашъ опять за тоже. По три дня молчитъ Ч молчитъ и вдругъ: ЯЦбы пожилъ, нтъ, яЦбы пожилъ! И съ такимъ, знаете, аппетитомъ, хиЦхи!

Ч И съ легкомыслiемъ.

Ч Пронимаетъ его, ваше превосходительство, и, знаете, засыпаетъ, совсмъ уже засыпаетъ, съ апрля вдь здсъ, и вдругъ: ЯЦбы пон жилъ! Ч Скучновато однако, замтилъ его превосходительство.

Ч Скучновато, ваше превосходительство, разв Авдотью Игнан тьевну опять пораздразнить, хиЦхи?

Ч Нтъ ужъ прошу уволить. Терпть не могу этой задорной крикн сы.

Ч А я напротивъ васъ обоихъ терпть не могу, брезгливо откликн нулась крикса. Оба вы самые прескучные и ничего не умете разсказать идеальнаго. Я про васъ, ваше превосходительство, Ч не чваньтесь пон жалуйста, Ч одну исторiйку знаю, какъ васъ изъ подъ одной супружен ской кровати по утру лакей щеткой вымелъ.

Ч Скверная женщина! сквозь зубы проворчалъ генералъ.

Ч Матушка, Авдотья Игнатьевна, возопилъ вдругъ опять лавочн никъ, Чбарынька ты моя, скажи ты мн, зла не помня, чтожъ я по мын тарствамъ это хожу али что иное дется?..

Ч Ахъ, онъ опять за тоже, такъ я и предчувствовала, потому слын шу духъ отъ него, духъ, а это онъ ворочается!

Ч Не ворочаюсь я, матушка, и нтъ отъ меня никакого такого осон баго духу, потому еще въ полномъ нашемъ тл какъ есть сохранилъ себя, а вотъ вы, барынька, такъ ужъ тронулись Ч потому духъ дйствин тельно нестерпимый, даже и по здшнему мсту. Изъ вжливости тольн ко молчу.

Ч Ахъ, скверный обидчикъ! Отъ самого такъ и разитъ, а онъ на меня.

Ч ОхъЦхоЦхоЦхо! Хоша бы сороковинки наши скоре пристигли:

слезные гласы ихъ надъ собою услышу, супруги вопль и дтей тихiй плачъ!..

Ч Ну, вотъ объ чемъ плачетъ: нажрутся кутьи и удутъ. Ахъ, хоть бы кто проснулся!

Ч Авдотья Игнатьевна, заговорилъ льстивый чиновникъ. Подождин те капельку, новенькiе заговорятъ.

Ч А молодые люди есть между ними?

Ч И молодые есть, Авдотья Игнатьевна. Юноши даже есть.

Ч Ахъ какъ бы кстати!

Ч А что не начинали еще? освдомился его превосходительство.

Ч Даже и третьеводнишнiе еще не очнулись, ваше превосходительн ство, сами изволите знать иной разъ по недл молчатъ. Хорошо что ихъ вчера, третьяго дня и сегодня какъ то разомъ вдругъ навезли. А то вдь кругомъ сажень на десять почти все у насъ прошлогоднiе.

Ч Да, интересно.

Ч Вотъ, ваше превосходительство, сегодня дйствительнаго тайнан го совтника Тарасевича схоронили. Я по голосамъ узналъ. Племянникъ его мн знакомъ, давеча гробъ опускалъ.

Ч Гмъ, гд же онъ тутъ?

Ч Да шагахъ въ пяти отъ васъ, ваше превосходительство, влво.

Почти въ самыхъ вашихъ ногахъЦсъ... Вотъ бы вамъ, ваше превосходин тельство, познакомиться.

Ч Гмъ, нтъ Ч ужъ... мн чтоЦже первому.

Ч Да онъ самъ начнетъ, ваше превосходительство. Онъ будетъ даже польщенъ, поручите мн, ваше превосходительство, и я...

Ч Ахъ, ахъ... ахъ, чтоЦже это со мной? закряхтлъ вдругъ чейЦто испуганный новенькiй голосокъ.

Ч Новенькiй, ваше превосходительство, новенькiй, слава Богу, и какъ вдь скоро! Другой разъ по недл молчатъ.

Ч Ахъ, кажется молодой человкъ! взвизгнула Авдотья Игнатьевн на.

Ч Я... я... я отъ осложненiя и такъ внезапно! залепеталъ опять юноша. Мн Шульцъ еще наканун: у васъ, говоритъ, осложненiе, а я вдругъ къ утру и померъ. Ахъ! Ахъ!

Ч Ну, нечего длать, молодой человкъ, милостиво и очевидно ран дуясь новичку замтилъ генералъ, Ч надо утшиться! Милости просимъ въ нашу такъ сказать долину Iосафатову. Люди мы добрые, узнаете и оцните. ГенералъЦмаiоръ Василiй Васильевъ Перводовъ, къ вашимъ услугамъ.

Ч Ахъ, нтъ! нтъ, нтъ, это я никакъ! Я у Шульца;

у меня, знаен те, осложненiе вышло, сначала грудь захватило и кашель, а потомъ прон студился: грудь и гриппъ... и вотъ вдругъ совсмъ неожиданно... главн ное совсмъ неожиданно.

Ч Вы говорите сначала грудь, мягко ввязался чиновникъ, какъ бы желая ободрить новичка.

Ч Да, грудь и мокрота, а потомъ вдругъ нтъ мокроты и грудь, и дышать не могу... и знаете...

Ч Знаю, знаю. Но если грудь, вамъЦбы скоре къ Эку, а не къ Шульцу.

Ч А я, знаете, все собирался къ Боткину... и вдругъ...

Ч Ну, Боткинъ кусается, замтилъ генералъ.

Ч Ахъ нтъ, онъ совсмъ не кусается;

я слышалъ онъ такой вниман тельный и все предскажетъ впередъ.

Ч Его превосходительство замтилъ на счетъ цны, поправилъ чин новникъ.

Ч Ахъ, что вы, всего три цлковыхъ, и онъ такъ осматриваетъ, и рецептъ... и я непремнно хотлъ потому что мн говорили... Что же, господа, какъ же мн, къ Эку или къ Боткину?

Ч Что? Куда? прiятно хохоча заколыхался трупъ генерала. Чиновн никъ вторилъ ему фистулой.

Ч Милый мальчикъ, милый, радостный мальчикъ, какъ я тебя люн блю! восторженно взвизгнула Авдотья Игнатьевна. Ч Вотъ еслиЦбъ этакаго подл положили!

Нтъ, этого ужъ я не могу допустить! и это современный мертвецъ!

Однако послушать еще и не спшить заключенiями. Этотъ соплякъЦнон вичекъ, Ч я его давеча въ гробу помню, Ч выраженiе перепуганнаго цыпленка, наипротивнйшее въ мiр! Однако чт дале.

Но дале началась такая катавасiя что я всего и не удержалъ въ пан мяти, ибо очень многiе разомъ проснулись: проснулся чиновникъ, изъ статскихъ совтниковъ, и началъ съ генераломъ тотчасъ же и немедленн но о проект новой подкомиссiи въ министерств Ч длъ и о вроятн номъ, сопряженномъ съ подкомиссiей, перемщенiи должностныхъ лицъ, Ч чмъ весьма и весьма развлекъ генерала. Признаюсь я и самъ узналъ много новаго, такъ что подивился путямъ, которыми можно инон гда узнавать въ сей столиц административныя новости. Затмъ полун проснулся одинъ инженеръ, но долго еще бормоталъ совершенный вздоръ, такъ что наши и не приставали къ нему, а оставили до времени вылежаться. Наконецъ обнаружила признаки могильнаго воодушевленiя схороненная по утру подъ катафалкомъ знатная барыня. Лебезятниковъ (ибо льстивый и ненавидимый мною надворный совтникъ, помщавшiйн ся подл генерала Перводова, по имени оказался Лебезятниковымъ) очень суетился и удивлялся что такъ скоро на этотъ разъ вс просыпан ются. Признаюсь удивился и я;

впрочемъ нкоторые изъ проснувшихся были схоронены еще третьяго дня, какъ напримръ одна молоденькая очень двица, тъ шестнадцати, но все хихикавшая... мерзко и плотон ядно хихикавшая.

Ч Ваше превосходительство, тайный совтникъ Тарасевичъ просын паются! возвстилъ вдругъ Лебезятниковъ съ чрезвычайною торопливон стью.

Ч А? что? брезгливо и сюсюкающимъ голосомъ прошамкалъ вдругъ очнувшiйся тайный совтникъ. Въ звукахъ голоса было нчто капризноЦповелительное. Я съ любопытствомъ прислушался, ибо въ пон слднiе дни нчто слышалъ о семъ Тарасевич, Ч соблазнительное и тревожное въ высшей степени.

Ч Это яЦсъ, ваше превосходительство, покамстъ всего только я - съ.

Ч Чего просите и что вамъ угодно?

Ч Единственно освдомиться о здоровьи вашего превосходительн ства;

съ непривычки здсь каждый съ перваго разу чувствуетъ себя какъЦбы въ тснотЦсъ... Генералъ Перводовъ желалъ бы имть честь знакомства съ вашимъ превосходительствомъ и надются...

Ч Не слыхалъ.

Ч Помилуйте, ваше превосходительство, генералъ Перводовъ, Ван силiй Васильевичъ...

Ч Вы генералъ Перводовъ?

Ч НтъЦсъ, ваше превосходительство, я всего только надворный совтникъ ЛебезятниковъЦсъ къ вашимъ услугамъ, а генералъ Первон довъ...

Ч Вздоръ! И прошу васъ оставить меня въ поко.

Ч Оставьте, съ достоинствомъ остановилъ наконецъ самъ генералъ Перводовъ гнусную торопливость могильнаго своего клiента.

Ч Не проснулись еще, ваше превосходительство, надо имть въ видуЦсъ;

это они съ непривычкиЦсъ: проснутся и тогда примутъ иначе - съ...

Ч Оставьте, повторилъ генералъ.

Ч Василiй Васильевичъ! Эй вы, ваше превосходительство! вдругъ громко и азартно прокричалъ подл самой Авдотьи Игнатьевны одинъ совсмъ новый голосъ, Ч голосъ барскiй и дерзкiй, съ утомленнымъ по мод выговоромъ и съ нахальною его скандировкою;

Ч я васъ всхъ уже два часа наблюдаю;

я вдь три дня лежу;

вы помните меня, Василiй Ван сильевичъ? Клиневичъ, у Волоконскихъ встрчались, куда васъ не знаю почему тоже пускали.

Ч Какъ, графъ Петръ Петровичъ... да неужели же вы... и въ тан кихъ молодыхъ годахъ... Какъ сожалю!

Ч Да я и самъ сожалю, но только мн все равно, и я хочу отвсюду извлечь все возможное. И не графъ, а баронъ, всего только баронъ. Мы какiеЦто шелудивые баронишки, изъ лакеевъ, да и не знаю почему, наплевать. Я только негодяй псевдоЦвысшаго свта и считаюсь милымъ полисономъ. Отецъ мой какойЦто генералишка, а мать была когдаЦто принята en haut lieu1. Я съ Зифелемъ жидомъ на пятьдесятъ тысячъ прошлаго года фальшивыхъ бумажекъ провелъ, да на него и донесъ, а деньги вс съ собой Юлька Charpentier deЦLusignan увезла въ Бордо.

И представьте я уже совсмъ былъ помолвленъ Ч Щевалевская, трехъ мсяцевъ до шестнадцати не доставало, еще въ институт, за ней тын сячъ девяносто даютъ. Авдотья Игнатьевна, помните какъ вы меня тъ пятнадцать назадъ, когда я еще былъ четырнадцатилтнимъ пажемъ, развратили?..

Ч Ахъ, это ты, негодяй, ну хоть тебя Богъ послалъ, а то здсь...

Ч Вы напрасно вашего сосда негоцiанта заподозрили въ дурномъ запах... Я только молчалъ да смялся. Вдь это отъ меня;

меня такъ въ заколоченномъ гроб и хоронили.

Ч Ахъ какой, мерзкiй! Только я все таки рада;

вы не поврите, Клиневичъ, не поврите какое здсь отсутствiе жизни и остроумiя.

Ч Ну да, ну да, и я намренъ завести здсь нчто оригинальное.

Ваше превосходительство, Ч я не васъ, Перводовъ, Ч ваше превосхон дительство, другой, господинъ Тарасевичъ, тайный совтникъ! Откликн ввысшихсферах(франц.).

нитесь! Клиневичъ, который васъ къ mЦlle Фюри постомъ возилъ, слын шите?

Ч Я васъ слышу, Клиневичъ, и очень радъ, и поврьЦтеЕ Ч Ни на грошъ не врю и наплевать. Я васъ, милый старецъ, прон сто расцаловать хочу, да слава Богу не могу. Знаете вы, господа, что этотъ grandЦpre1 сочинилъ? Онъ третьяго дня аль четвертаго померъ и, можете себ представить, цлыхъ четыреста тысячъ казеннаго недочету оставилъ? Сумма на вдовъ и сиротъ и онъ одинъ почемуЦто хозяйнин чалъ, такъ что его, подконецъ, тъ восемь не ревизовали. Воображаю какiя тамъ у всхъ теперь длинныя лица и чмъ они его поминаютъ! Не правдаЦли сладострастная мысль! Я весь послднiй годъ удивлялся какъ у такого семидесятилтняго старикашки, подагрика и хирагрика, уцлло еще столько силъ на развратъ и Ч и вотъ теперь и разгадка!

Эти вдовы и сироты Ч да одна уже мысль о нихъ должна была раскан лять его!.. Я про это давно уже зналъ, одинъ только я и зналъ, мн Charpentier передала, и какъ я узналъ тутъЦто я на него, на Святой, и налегъ по прiятельски: Подавай двадцать пять тысячъ не то завтра обн ревизуютъ;

такъ, представьте, у него только тринадцать тысячъ тогда нашлось, такъ что онъ кажется теперь очень кстати померъ. Grand - pre, grandЦpre, слышите?

Ч Сhr Клиневичъ, я совершенно съ вами согласенъ и напрасно вы... пускались въ такiя подробности. Въ жизни столько страданiй, истян занiй и такъ мало возмездiя... я пожелалъ наконецъ успокоиться, и сколько вижу надюсь извлечь и отсюда все....

Ч Бьюсь объ закладъ что онъ уже пронюхалъ Катишь Берестову!

Ч Какую?.. Какую Катишь? плотоядно задрожалъ голосъ старца.

Ч АЦа, какую Катишь? А вотъ здсь налво въ пяти шагахъ отъ меня, отъ васъ въ десяти. Она ужъ здсь пятый день и еслибъ вы знали, grandЦpre, что это за мерзавочка... хорошаго дома, воспитана и Ч монстръ, монстръ до послдней степени! Я тамъ ее никому не показын валъ, одинъ я и зналъ... Катишь, откликнись!

Ч ХиЦхиЦхи! откликнулся надтреснутый звукъ двичьяго голоска, но въ немъ послышалось нчто въ род укола иголки. ХиЦхиЦхи!

Ч И блонЦдиЦночка? обрывисто въ три звука пролепеталъ grand - pre.

Ч ХиЦхиЦхи!

Ч Мн... мн давно уже, залепеталъ задыхаясь старецъ, Ч нравин лась мечта о блондиночк... тъ пятнадцати... и именно при такой обн становк...

дедушка(франц.).

Ч Ахъ, чудовище! воскликнула Авдотья Игнатьевна.

Ч Довольно! поршилъ Клиневичъ, Ч я вижу что матерiалъ прен восходный. Мы здсь немедленно устроимся къ лучшему. Главное чтобы весело провести остальное время;

но какое время? Эй, вы, чиновникъ кан койЦто, Лебезятниковъ чтоЦли, я слышалъ что васъ такъ звали!

Ч Лебезятниковъ, надворный совтникъ, Семенъ Евсичъ, къ ван шимъ услугамъ, и оченьЦоченьЦочень радъ.

Ч Наплевать что вы рады, а только вы кажется здсь все знаете.

Скажите вопервыхъ (я еще со вчерашняго дня удивляюсь) какимъ это образомъ мы здсь говоримъ? Вдь мы умерли, а между тмъ говоримъ;

какъ будто и движемся, а между тмъ и не говоримъ и не движемся? Что за фокусы?

Ч Это, еслиЦбъ вы пожелали, баронъ, могъ бы вамъ лучше меня Платонъ Николаевичъ объяснить.

Ч Какой такой Платонъ Николаевичъ? Не мямлите, къ длу.

Ч Платонъ Николаевичъ, нашъ доморощенный здшнiй философъ, естественникъ и магистръ. Онъ нсколько философскихъ книжекъ пун стилъ, но вотъ три мсяца и совсмъ засыпаетъ, такъ что уже здсь его невозможно теперь раскачать. Разъ въ недлю бормочетъ по нскольку словъ, не идущихъ къ длу.

Ч Къ длу, къ длу!..

Ч Онъ объясняетъ все это самымъ простымъ фактомъ, именно тмъ, что на верху, когда еще мы жили, то считали ошибочно тамошнюю смерть за смерть. Тло здсь еще разъ какъ будто оживаетъ, остатки жизни сосредоточиваются, но только въ сознанiи. Это Ч не умю вамъ выразить Ч продолжается жизнь какъ бы по инерцiи. Все сосредоточен но, по мннiю его, гдЦто въ сознанiи и продолжается еще мсяца два или три... иногда даже полгода... Есть, напримръ, здсь одинъ такой, который почти совсмъ разложился, но разъ, недль въ шесть, онъ все еще вдругъ пробормочетъ одно словцо, конечно, безсмысленное, про кан койЦто бобокъ: Бобокъ, бобокъ, Ч но и въ немъ, значитъ, жизнь все еще теплится незамтною искрой...

Ч Довольно глупо. Ну, а какъ же вотъ я не имю обонянiя, а слын шу вонь?

Ч Это... хеЦхе... Ну, ужъ тутъ нашъ философъ пустился въ тун манъ. Онъ именно про обонянiе замтилъ, что тутъ вонь слышится, такъ сказать, нравственная Ч хеЦхе! вонь будто бы души, чтобы въ дваЦтри этихъ мсяца успть спохватиться... и что это, такъ сказать, послднее милосердiе... Только мн кажется, баронъ, все это уже мистическiй бредъ, весьма извинительный въ его положенiи...

Ч Довольно и дале я увренъ все вздоръ. Главное, два или три мсяца жизни и въ конц концовъ Ч бобокъ. Я предлагаю всмъ провен сти эти два мсяца какъ можно прiятне и для того всмъ устроиться на иныхъ основанiяхъ. Господа! я предлагаю ничего не стыдиться!

Ч Ахъ, давайте, давайте ничего не стыдитъся! послышались многiе голоса, и странно, послышались даже совсмъ новые голоса, значитъ тмъ временемъ вновь проснувшихся. Съ особенною готовностью прон гремлъ басомъ свое согласiе совсмъ уже очнувшiйся инженеръ.

Двочка Катишь радостно захихикала.

Ч Ахъ, какъ я хочу ничего не стыдиться! съ восторгомъ воскликнун ла Авдотья Игнатьевна.

Ч Слышите, ужъ коли Авдотья Игнатьевна хочетъ ничего не стын диться...

Ч НтъЦнтъЦнтъ, Клиневичъ, я стыдилась, я все таки тамъ стын дилась, а здсь я ужасно, ужасно хочу ничего не стыдиться!

Ч Я понимаю, Клиневичъ, пробасилъ инженеръ, что вы предлагаен те устроить здшнюю, такъ сказать, жизнь на новыхъ и уже разумныхъ началахъ.

Pages:     | 1 | 2 | 3 |    Книги, научные публикации