Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 |   ...   | 54 |

Семантическое поле смехового и комического обширно и неоднородно. Один из его центров Ц - идея позитивно окрашенной коммуникации. Это Ц - докультурная составляющая: первая улыбка ребенка такова; хотя животные не знают смеха, игры юных зверят как бы погружены в атмосферу смеха. (Отметим, что смешным может быть только человеческое, человекоподобное, относящееся к человеку: красивый пейзаж может отсылать воображение к идее мировой гармонии, но смешной пейзаж Ц - если такой можно представить Ц - напомнит нам лишь о самих себе.) Если вычесть из игровой ситуации ее коммуникативный и эмоциональный аспекты, останется моделирование настоящей деятельности, подготовка к ней или замена ее. Игра в рамках культуры Ц - это моделирование со специальными функциями. Его цель Ц - как бы проявить все фазовое пространство культуры, все потенциально доступные ей состояния; экономный метод сделать это Ц - построить модель в дальнем углу фазового пространства. Инверсии обычных отношений Ц - самый распространенный прием такого конструирования. (Таскать вам не перетас Фрейденберг О. М. Цит. соч. С. 282.

М кать Ц - на похоронах.) Создатель смеховой ситуации смещается по нескольким осям; доходя до предела возможного, он переворачивает оппозицию, существенную для культуры. Но смеховая ситуация конвенциональна, она есть плод соглашения. Нарушение табу может находиться в рамках позитивно окрашенной коммуникации лишь по общественному согласию и на время, иначе культура взрывается и сменяется другой. Перевод нарушения в вербальный план осуществляет моделирование второго порядка. Это облегчает достижение общественного соглашения о комичности: над рассказами о шутах смеются дольше, чем над их проделками. Не возник ли смех как побочный эффект развитой речи Сравним несколько интерпретаций скатологического (от греч.

, род. пад., Ц - испражнения) мотива Ц - универсального для низовой смеховой культуры. Одно его иконологическое представление Ц - это нагая фигура (дьявол, шут) в позе дефекации над (или перед) символом храма или мира. А. М. Панченко полагает, что оно выражает идею нечеловеческой, именно сатанинской, гордыни, высокомерного презрения к миру (если фигура изображает дьявола) или ту же идею, переведенную в план комической деградации. Для автора жития юродивого Василия Блаженного, на людях отправлявшего естественные потребности, смысл этих действий иной Ц - свобода души от плоти: душу свободну имея... не срамляясь человеческого срама, многаши убо чреву его свое потребование и пред народом проход твори 3. Эта альтернативность и двусмысленность восприятия принята и подчеркивается как существенная характеристика мотива, но ею не исчерпывается его глубинная семантика.

Вспомним известное свидетельство К. Г. Юнга о его юношеском видении: бог на золотом небесном троне, экскременты которого разрушают сверкающий собор. В рамках аналитической психологии Юнга мы имеем дело, стало быть, с некоторым архаичным прамотивом, который лишь манифестируется в видении, сопровождаясь глубоким эмоциональным потрясением, но принципиально не может быть исчерпан рационализацией. Наконец, практика психиатрической клиники и ее осмысление предлагают интерпретацию этого круга мотивов в терминах болезненных аутистических изменений личности при шизофрении: дефицит возможностей больного получать удовлетворение от контакта с другими людьми и объектами ведет к нарциссизму и аутоэротизму. Скатологические образы с этой точки зрения образуют базисный психологический язык аутоэротизма; он прочитывается Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 984. С. 90.

302 Ч IV. Я,, во многих сюжетах о Вороне и Вакдьюнкаге, а также в житиях юродивых и святых.

И в этой сфере, разумеется, изысканное выражение в рамках развитой литературной традиции усиливает, а иногда впервые создает смеховой эффект. Рабле Ц - бездонный источник примеров (2604 8 человек, потонувших в моче Гаргантюа, должны вызвать адекватную реакцию у читателей Природы: комизм связан с точностью измерения).

Итак, архаичный комизм изначально не смешон. Персонифицированный в фигуре трикстера, он воплощает ювенильное нарушение границ культуры. Экскурсии в докультурное и во внекультурное расширяют поле культуры, но главное Ц - расширяют отношение к ней.

Дестабилизирующий эффект трикстерства исходно разрушителен. Комическое перерастает в смеховое по мере созревания индивидуальной и социальной психологии, которое помогает нейтрализовать эти разрушительные силы, переводя их в игровой план. В конечном счете цивилизированный смех есть радостное согласие на временный переход границ.

Архетип Пустого Города Памяти Игоря Юрьевича Кобзарева Цивилизация как форма общественного бытия имеет одну центральную идеологему: Город. В этой статье мы рассматриваем Город с точки зрения аналитической психологии К.-Г. Юнга, в частности, оперируем такими конструктами, как коллективное бессознательное и архетипы.

Обе темы при этом Ц - Город и глубинная психология Ц - в замысле статьи полагаются как равноправные. Одна из них поверяет другую.

Иными словами, мы не постулируем заранее, что имеется теория цивилизации, из которой можно логически вывести или объяснить открытые Юнгом элементы коллективного бессознательного; точно так же мы не предполагаем, что гипотеза Юнга (или любая другая психологическая концепция) листинна и может быть положена в основу универсального объяснения той формы социального бытия, которая связана с концентрированным и технологизированным общежитием и лотрывом от почвы. Если угодно, сюжет нашего этюда Ц - отсвет, бросаемый каждым из этих предметов на другой.

С точки зрения теории цивилизации, мы пытаемся понять, какова природа встроенных в нее механизмов саморазрушения.

С точки зрения глубинной психологии, мы ищем новых свидетельств реальности коллективного бессознательного в проявлениях проектного сознания.

I 25 ноября 984 года в Гуггенхеймовском музее Нью-Йорка закрылась выставка архитектурных рисунков Билла Инсли. На ней были представлены многочисленные листы и объяснительные записки, относящиеся к огромному проекту города на 400 миллионов жителей (все население США), который Инсли называет ONECITY. Мы рискнем дальше пользоваться русифицированным вариантом ЕДИНГРАД, имея в виду, что читатель поэкспериментирует с другими корнесловаВпервые опубликовано в международном журнале по теории и истории мировой культуры Arbor Mundi. М., 992. №. С. 2834.

304 Ч IV. Я,, ми; как мы увидим дальше, Инсли работает с глубоко невербальной реальностью, а перевод Ц - один из эффективных приемов расшатать ограничения словесной оболочки.

Знакомство с проектом ЕДИНГРАДА можно начать с объяснения урбанистических проблем, на которые он как бы призван дать ответ.

Нью-Йорк быстро разрушается, Ц - говорит Инсли. Как и многие американские города, он может в конечном счете перестать функционировать в качестве поселения. Люди будут жить, кочуя по незастроенным землям, и когда-нибудь решат объединить свои усилия в отчаянной попытке обеспечить свое выживание в новой городской общности.

ЕДИНГРАД раскинется на площади 675 квадратных миль в озерном и холмистом краю между Миссисипи и Скалистыми Горами. Его основные жилые массивы образуют Внешний Город: 14 000 квадратных девятиэтажных зданий, со стороной в две с половиной мили, разбитых на сто комнат. Только одна пятая площади Внешнего Города будет отведена под застройку, остальное составят природоохранные и рекреационные зоны.

Жилые здания будут иметь также до девяти подземных этажей, в которых разместятся все производственные и административные органы города, магазины, концертные залы, музеи; разумеется, все процессы управления и производства будут компьютеризованы.

Центр ЕДИНГРАДА занят единственным зданием, которое известно как Внутренний Город. Сердце Внутреннего Города Ц - Матовая Библиотека, пустой и запретный лабиринт, хранящий спиритуальные тайны ГРАДА, неудержимо влекущий горожан, но закрытый для них реально и духовно.

ГРАД, по-видимому, будет иметь какую-то форму демократического самоуправления, с принудительным и почти ежедневным голосованием по всевозможным вопросам. Реальных проблем политической демократии Инсли, как и все утописты, не касается. Религиозная жизнь общества связана с поклонением линии горизонта, понимаемой как мистическая грань между прошлым и будущим. Инсли полагает, что он пересекал эту грань и видел свой Город.

Вне городского периметра размещены загадочные /строения/ (косые скобки предупреждают читателя, что речь не идет об обычных единицах застройки). Они не имеют видимого функционального назначения. Пробираясь между косыми стенами, созерцая внезапно открывающиеся провалы или открытые пространства, пытаясь разгадать тайну, горожанин осуществляет индивидуальный мистический акт.

А П Г Работа над /строениями/ начинается еще до строительства самого ЕДИНГРАДА, и после завершения /строения/ должны быть навсегда покинуты. Время и стихии немедленно примутся за их уничтожение, но память и легенды о них переживут их материальное существование. В конце концов ЕДИНГРАД предстает взору современников как руины, погребенные в будущем.

II Прежде чем пытаться проанализировать этот проект с точки зрения аналитической психологии, мы должны сделать две вещи: вкратце напомнить понятийный аппарат последней, а также обсудить более традиционные способы осмысления культурных явлений, в ряду которых находится проект ЕДИНГРАДА.

Представление о личностной сфере бессознательного достаточно обсуждалось в психологической литературе, чтобы в этой статье считать его известным. Коллективное бессознательное в трактовке Юнга прежде всего противопоставляется личностному, как родовое Ц - индивидуальному (см., однако, ниже уточнение этой трактовки).

Бессознательное имеет свой язык, экспликация и дешифровка которого являются одной из главных целей глубинной психологии. Единицы выражения этого языка суть комплексы, если речь идет об индивидуальном бессознательном, и лархетипы, если о коллективном.

Пользуясь компьютерной метафорой, язык бессознательного имеет промежуточный уровень, в частности, его семантика двулика. Тот ее лик, который обращен вглубь, нам непосредственно не доступен, и архетипы, как и комплексы, реконструируются лишь по их внешним манифестациям, когда последние осознаются как таковые.

Терапевтическая роль осознания комплексов в практике фрейдовского психоанализа может трансформироваться в идею коллективной терапии социума по Юнгу: эта тема явственно слышна в последней книге, задуманной Юнгом и вышедшей под его редакцией, Человек и его символы. Однако в структуре теоретических взглядов Юнга инвентаризация архетипов скорее является просто необходимым этапом работы по выявлению содержания коллективного бессознательного.

В работах Юнга некоторые архетипы перечислены (Анимус и Анима, Мать, Дитя); им посвящены отдельные статьи, дающие представление о методологии их поисков. Очень существенны при этом некоторые предостережения Юнга, в частности замечание о том, что каждый архетип является чистой формой, что он может лишь проявлять306 Ч IV. Я,, ся в различных осознанных вариантах, но никогда не сводится к ним, не исчерпывается ими.

Присутствие архетипического мотива в произведении искусства (или в данных мифологии, этнографии) распознается по нескольким признакам, из которых два главные Ц - высокая интенсивность переживания при загадочности содержания и культурно-независимая повторяемость.

Архетипический мотив не цивилизован. Он выламывается из рамок любых этических и эстетических оценок. Можно сказать, что архетип этически амбивалентен и эстетически вездесущ (Райдер Хаггард может быть столь же архетипичен, сколь и Гёте), но это будет лишь рабочим выражением того факта, что он принадлежит к другой сфере психики.

Мы обсудим ниже гипотезу о том, что проект ЕДИНГРАДА и историко-культурный ряд, в который он включен, свидетельствуют о существовании архетипа, не зарегистрированного Юнгом, который назовем архетипом Пустого Города.

Но сначала несколько слов о самом этом культурном ряде.

Проект ЕДИНГРАДА проще всего рассматривать как выдающийся образец хорошо известного искусствоведам явления бумажной архитектуры. Его истоки принято возводить к архитектурным листам Пиранези. В простейшем варианте это фантазии художника или архитектора, с самого начала не предназначенные для исполнения, но в принципе реализации поддающиеся. В условиях нашей страны и эпохи такое упрощенное истолкование бумажной архитектуры ставило ее в один ряд с неисполняемой музыкой и непубликуемой литературой и подразумевало, что проект, оставшийся на бумаге, есть род выкидыша в нормальном творческом процессе. Конечно, такое примитивно политизированное понимание имеет мало общего с реальностью.

Несколько ближе к истине понимание бумажной архитектуры как полноценного продукта проектного сознания. Жизнедеятельность цивилизованного общества в огромной степени спланирована. План предполагает некоторый список параметров создаваемой ситуации и стремление к их оптимизации. Оптимизация, а также выявление неожиданностей (которые могут оцениваться как положительно, так и отрицательно) достигаются в ходе моделирования, разработки проектов, часть которых тогда вполне естественно оставляется на бумаге как свидетельство отброшенных возможностей и резервуар идей. Регулярное планирование вырабатывает особый тип индивидуального и коллективного сознания, которое принято называть проектным.

А П Г Деятельность проектного сознания очень часто принимается за чистую монету, и любая бытующая идеология исторического оптимизма имеет проектное сознание в своем списке ценностей.

Отчего же бумажная архитектура Инсли (и многих других, от Пиранези с его Carceri до московских школьников, чей проект Города Будущего предлагал холмы, засыпавшие былые здания, и реки, текущие по бывшим улицам) с таким трудом рационализируется и внушает безотчетное беспокойство Разумеется, оттого, что подразумеваемая цель проектирования в проекте не только не воплощена, но как бы с ним и несовместима.

Очевидно, что в городе Инсли нельзя жить; что Пиранези менее всего заботился о разумном устройстве пенитенциарной системы;

что Columbarium Habitabile А. Бродского и И. Уткина с его посмертными масками умершего жилья лишь притворяется, и не слишком настойчиво, архитектурным проектом.

Это внутреннее противоречие проектного сознания лишь в простейших случаях удается осмыслить как предостережение, т. е. сознательное выявление нежелательных тенденций развития, их заострение, с единственной целью увидеть их яснее и тем легче избежать.

Автора и нас выдает упоение на краю бездны, готовность шагнуть в черный квадрат.

Pages:     | 1 |   ...   | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 |   ...   | 54 |    Книги по разным темам