Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 |   ...   | 62 |

Современный германский философ Ф. фон Лилиенфельд верно заметила по этому поводу: в России не было Реформации, но у вас были собственные события. Сравните: у вас - татарское иго, у нас (т. е. в Европе - А.К.) - расцвет схоластики и рыцарской поэзии. Русь страдала - и шла вглубь: вспомните проповеди Серапиона Владимирского, Слово о погибели Русской земли. Эта способность уйти вглубь дала удивительное явление, которое получило название северной Фиваиды - Сергий Радонежский и другие. Такого влияния монашества на культуру на Западе никогда не было. Этот путь вглубь человека и создал традицию.Пользуясь образом Л.П. Карсавина, можно сказать, что существенно иначе - по сравнению с дуальным католическопротестантским менталитетом - сложилась сама симфоническая личность русского народа, относительно которой дилемма священное\мирское оказывается вообще малоприменимой. На Западе римская курия вела успешные политические войны с королями, в то время как русская православная Церковь находилась с московским царем в состоянии симфонии.4 Со своей стороны Иоанн IV Грозный, например, приносил искреннее церковное покаяние за свои жестокости, а в письмах к князю Курбскому оправдывался перед беглецом: Отец и Сын и Святой дух ниже начала имеет, ниже конца, о Нем же живем и движемся. Им же цари величаются и сильные пишут правду.5 Сравни это с открытием одного из героев Достоевского: если Бога нет, то какой же я капитан Заботясь о технологической оболочке русской цивилизации, Петр Великий заимствовал у Запада прагматический постав жиз Лилиенфельд фон Ф. Восстановление Нет, возвращение // Лит. Газета. 1988. 13 апр.

С. 13.

Речь, разумеется, идет о принципе, а не о его нарушениях с той или другой стороны.

Первое послание Ивана Грозного князю Курбскому // Переписка Ивана Грозного с князем Курбским. Л., 1979. С. 12.

Александр КАЗИН ненного мира, однако не мог (да и не хотел) изменить само духовное ядро России. Святая Русь оставалась верной себе и в Москве и в Петербурге. На реформы Петра Россия ответила подвигом Серафима Саровского, поэзией Пушкина и победой над коронованной буржуазной революцией в лице Наполеона. Названные события суть знамения, символизирующие возврат России на православную духовную почву после западнических реформ Петра и Екатерины. Хрестоматийно известны слова Достоевского о том, что русский человек не согласится на что- либо меньшее, чем на всемирное братство по христову закону. По существу о том же мечтал и Лев Толстой. Со своей стороны, скромный библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров вынашивал проект всемирного бегства от равнодушной к Истине жизни капиталистического города на другие планеты. Крупнейший отечественный консерватор Константин Леонтьев прямо проклинал Европу как родоначальницу либерально-эгалитарного смертолюбия. Даже вольнодумец Владимир Соловьев писал о том, что лот народа - носителя божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтобы он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с её мелкими интересами.6 После всего этого не удивительно, что социалистическую революцию Россия переживала как мировое спасение, а Третий Рим за три дня стал Третьим Интернационалом.

Таким образом, тайная русская свобода в глубине своей отрицает раздвоение духа между фарисейски исповедуемой святыней и реально осуществляемым грехом. В этом плане русской истории как бы не было: симфоническая личность России метафизически остается с Богом, участвуя в мировом прогрессе лишь поверхностными слоями своей цивилизации. Если мировой либеральный прогресс направлен от рая к аду (а в этом ныне мало кто сомневается), то Россия дольше других сопротивлялась цивилизованной апостасии. После петровских реформ она создала целую лимперию фасадов: Петр Чаадаев и маркиз де Кюстин были отчасти правы, подчеркивая искусственный характер российско Соловьев В.С. Три силы // Соч. в 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 25.

РЕЛИГИЯ, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА го европеизма. В завитках барокко, вольтерьянства и императорского абсолютизма соборная душа России продолжала жить по модусу не так, как хочется, а так, как Бог велит. Выражения вроде русского классицизма, русского ницшеанства или русской демократии означают не больше, чем православный поставангард или ламериканская соборность. Даже марксистский коммунизм как последнее слово западного либеральноатеистического движения Россия сумела в конце концов преобразовать в соответствии со своим кондовым менталитетом. Диалектика господства и рабства, как было известно ещё Гегелю, трудная диалектика, и нужно подумать, прежде чем безоговорочно предпочесть господина (владельца, пользователя существования) малым сим, этим ко всему притерпевшимся лолухам царя небесного. Они отдали земли и фабрики генералиссимусу - но в глубине души они ощущали, что коренные ценности сущего не могут принадлежать никому лично, что они боговы. Это стремление лотдать свое (подлинно мое, по слову св. Максима Исповедника - то, что я отдал) красной нитью проходит сквозь Русь Советскую, хотя вся марксистская идеология требовала как раз взять чужое. Православный Крест незаметно, но упорно прорастал и сквозь петербургский миф, и сквозь мифологию научного социализма.

Из всего сказанного следует один существенный - для нашей темы - вывод: культуре (и, соответственно, культурологии) нужно бы держаться скромнее, знать свой шесток. Культура в метафизическом измерении - всего лишь тонкая колеблющаяся грань между духовными материками бытия, одна из средних (иногда даже слишком средних) оболочек цивилизации. Судить о человеке и тем более о народе только по светским (то есть заведомо условным, секуляризованным)) формам его духовной жизни - достаточно поверхностное занятие. Человек, как и народ, может быть духовно высок, но культурно скромен (Наташа Ростова не удостаивает быть умной), и наоборот, богат лцветущей сложностью культуры именно в пору своего увядания (лосень средневековья). В мистическом плане самодостаточная культура не столько раскрывает, сколько скрывает от человека бытие. Как мы заметили выше, культурная оболочка цивилизации может далеко отходить от её духовно-ценностного ядра или даже вовсе противоречить ему, что неизбежно приводит в конце Александр КАЗИН концов к культурной революции. Последнее характерно именно для России, где на протяжении ХVIII - ХХ вв. культурная революция происходила по меньшей мере дважды (петербургская Россия, советская Россия), и каждый раз православно-русское ядро нашей цивилизации решительно сбрасывало с себя ставшую для него чужой культурную кожу - порой весьма болезненно для обросшей этой кожей интеллигенции. Не сомневаюсь, что такая же участь ожидает и происходящую сейчас в России американизацию отечественной культуры. Противоречие двигает цивилизацию, противоречие же её и испытывает (вызов - ответ).

Как писал Р.-М. Рильке, ничто из того, что идет извне, не пригодится России... Тяжелая рука Господа-ваятеля лежит на ней как мудрая отсрочка. Пусть эта страна испытает все, что ей причитается, тогда медленнее и яснее свершится ее судьба.Итак, культура не только соединяет человека с Богом, но и отдаляет его от Источника бытия. Любой культурный акт как бы запаковывает бытие в паутину очередных слов, жестов, концепций, цена которым часто грош в базарный день. Культура играет и играется - её подлинный хозяин Homo Ludens. Героические попытки постмодернистов вырваться из этой паутины ни к чему не приводят именно потому, что остаются внутри культуры. Для выхода из порочного круга необходимо обратиться к самому Центру смыслов - разумеется, если для этого есть глаза и уши.

Великий художник, религиозный творец перерастает культуру...

Культура есть смысл нашего земного бытия. Слава Богу, бытие это не бессмысленно; но в Царствии Божием этого смысла будет не нужно.8 По мере приближения Парусии в мире нарастает противостояние света и тьмы, правды и кривды, причем тьма захватывает себе космические и человеческие горизонты существования, тогда как свет уходит во внутренние области бытия, в монастыри и катакомбы. На поверхности жизни почти полностью преобладают сегодня человеко-животные, которыми успешно управляют служители антицеркви. Новый мировой порядок практически повсеместно торжествует ныне свою победу. Однако никто не в силах обмануть Истину. Близ есть, при дверях.

А. Казин, Рильке Р.-М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1971. С. 173.

Вейдле В.В. Умирание искусства. СПб., 1996. С.218.

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КАК ПРОБЛЕМА КУЛЬТУРОЛОГИИ Константин ИСУПОВ В статье предлагается отказ от ведомственной историзации отдельных уровней культуры и от разнесения проблем их описания по статусам той или иной гуманитарной профессии, иератически узаконенным метаязыкам и т.п. Если означенная в заглавии История... желает быть относительно полной, написать ее обязаны культурологи. Объектом культурологии является не собственно культура. Объект такого объема неподъемен ни для какой отдельно взятой, сколь угодно линтегративной, дисциплины и требует единомножественного языка описания. Объект исторической культурологии - пространство взаимодействия различных уровней целостного тела культуры с приоритетным вниманием к какому-то одному, например, литературной культуре. Само это словосочетание (как философская культура или масонская культура) в нашем сознании и не ночевало, но обоснование его - тема отдельного разговора.

В журнале Вопросы литературы периодически проходят круглые столы по проблеме Как строить историю русской литературы (1987, N 9; 1988, N 1, 8; 1996, N 3; 1997, N 3/4). Предлагаемые ниже соображения - наша культурологическая реплика в диалоге. К термину листория литературы мы привыкли относиться ведомственно. Первая реакция: о какой и для кого Истории... идет речь: академической, вузовской или школьной Как известно, они друг на друга не оглядываются. Но академический многотомник должен обладать, помимо традиционных достоинств, свойством учебника. Здесь историка ожидает первая ловушка: разведение интересов высокой науки и лекционной прагматики. Разрыв этот приобрел уже трагический, если не трагикомический характер. Выходящие из стен академических учреждений разного рода Истории..., сборники и коллективные монографии - это, как правило, лотчет о проделанной работе. Сказанное не означает, что эта продукция лишена научной ценности, напротив, она свидетельствует о множестве чрезвычайно одаренных исследователей. Но зададим себе наивный вопрос, глядя на девятитомную Историю всемирной литературы: для кого она создана Тому, кто в этом материале (в Константин ИСУПОВ отличие от автора этих строк, увы) осведомлен, она ума не прибавит. Тому, кто его не знает - тем более.

Так - с позиции простеца Николая Кузанского - определяется жанровое требование к Истории... и историку: тексты такого рода должны быть вневедомственны и внеконъюнктурны (в наилучшем смысле последнего слова). Если История... прокатана и вариативно озвучена в студенческих и иных аудиториях, если хранит память рецепций, то она способна упреждать реакцию и запросы слушателя (читателя), а в этом смысле - стать реально полезной. Такой была книга Г.А. Гуковского Русская литература XVIII в. (М., 1939; ей предшествовали еще три), таковы исследования Ю.М. Лотмана по истории мировой литературной культуры.

Вторая трудность, стоящая перед теперешним историком в полный рост - это хронология и установление принципа отбора основных героев Истории... Русская культура, в том числе и литературная, развивалась как угодно, только не в режиме равномерной смены методов и стилей, как в Западной Европе. И. Киреевский сетовал, что у нас не было своей Античности; не слишком давно вспыхнула и быстро погасла полемика о русском Ренессансе. Нам очень хочется, чтобы и у нас было свое Возрождение. Что ж, утешают нас, ренессансные личности у нас, конечно, были (вспомним белинско-герценовский тандем: Петр Великий и Пушкин), но у нас не было ренессансного героя. Существует русский гамлетизм, и рыцарь бедный занял в русской словесности свое место, но все это - вторичные отражения, как русский Вертер или русский Фауст.

Классическая для Европы маркировка эпох на русской почве обретает кавычки и нестерпимую условность календарнолитературоведческой терминологии. Имена исторических вех национального пути предстоит продумать заново - без азарта новаторских номинаций и без православно-соборной гордыни паче чаяния. Как датировать отечественное Просвещение, если мы имеем два соприродных, но разделенных во времени феномена: эпоху Н. Новикова с одной стороны (Просвещение) и учительную деятельность шестидесятников XIX в. - с другой (лпросветительство) Та работа, которую взял на себя круг демократов Современника, Отечественных записок; деятельность Д. Писарева; проповедь и издательские инициативы Л. Толстого идеологически и функционально близки содержанию труда французских энциклопедистов и английских деистов XVIII в. Так называемое народничество, романтизм и реализм растеклись по целому столетию. Как датировать СеИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ...

ребряный век на фоне того факта, что последние мировоззренческие своды этот тип культуры достраивал вдали от Отечества и лишь недавно, со смертью последних инициаторов (В. Вейдле, Ф. Степуна, Н. Ульянова, В. Ильина) многоветвистый путь их был завершен (чтобы отразиться в карикатуре постмодерна, имитирующего авангард начала века) Наши культуртрегеры не просто лувезли Россию в 1922 г., они как бы лэкспортировали беспрецедентный по объему и аксиологически весомый проблемный репертуар духовного умозрения, литературный, театральный и музыкальный авангард, возможности которого раскрылись в мировой диаспоре в чрезвычайно обширной стилевой гамме. Конечно, и те, кому на родине забыли найти место на нарах, тоже не сидели, сложа руки; но им суждена была роль маргиналов. Одно созерцание библиографических компендиумов по Зарубежью производит то впечатление, которым - по другому, правда, поводу - поделился П. Флоренский: Чтение Евангелия производит впечатление золотого кирпича, упавшего на голову. Тезисы о единстве русскоязычного мирового литературного процесса до сих пор носят комплиментарно-патриотический характер. Русская классика нуждается не в комплиментах, а в монографическом анализе подлинного многообразия связей почвенной литературы и словесности, созданной в рассеяньи сущими. Статей и сборников по частным сюжетам в этой связи создано немало. И все же немым упреком смотрит на нас переводной том о Серебряном веке1, которому в подобном жанре противоставить (= сопоставить) пока нечего. За Державу обидно.

Pages:     | 1 |   ...   | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 |   ...   | 62 |    Книги по разным темам