Мы отгораживаемся от окружающего мира холодеющей кожей бетонных стен, телефоном, телевизором, и другими средствами самоограничения и коммуникации. Но, после недели работы, мы едем в деревню, чтобы стать ближе к земле(Б.Г.), погружаясь в пучину первозданного леса. Многие экзистенциальные переживания связаны для нас именно с этим ландшафтом, существовавший тысячу лет, но начинающим исчезать именно сейчас. Что-то ПОСТМОДЕРНИЗМ И РАГНАРЕК сломалось, что-то рухнуло в культуре, убившей Бога, сделавшей эт не исподволь, а по-русски открыто.
ишь немногим европейским этносам удалось сохранить тот ландшафт, который еще помнит культура. Исчезновение первоначальной среды обитания порождает фрустрацию, ощущающуюся как отсутствие архетипической связи с окружающим. Поток перевоплощений, переодеваний, явление все новых и новых кож. Результатом этого становится нескончаемая агрессия и апелляция к чужому ландшафту, попытка присвоить его себе.
Старые архетипы еще живы, но диссонанс с окружающим миром требует осмысления. Таким образом, религиозная практика замещается врачебной. Массовые военные психозы в так называемом цивилизованном мире становятся похожи на тот же самый импульс, который двигал поток варваров к границам Римской империи. Умирающий христианский мир требует все новых и новых ландшафтов, он как бы потребляет их, разрушая. Все кружится и мелькает, сплетается змеиным клубком как в начале августа, как в праздник Янки Купалы. Страшно приближаться к этому, страшно дотронуться. Но кровь холодеет, когда ты вглядываешься в зеркальный щит, созерцая своего отсутствующего двойника.
Бич мира - страх. Он гонит и оформляет, заставляет отрешиться, не помнить ни о чем, кроме себя. Бегство от ужаса. Вырванные картинки, остальное все слилось, потеряв смысл. Раскадровка. Все, что осталось за кадром, не имеет смысла, ибо лишено субъекта. Я смотрится в мир как в зеркальный щит Афины Паллады, стекленея от ужаса своего отсутствия. Мир, лишенный пространства, предполагает наличие Я-Иного, воспринимаемого вечно присутствующим Я - Другим. В меня как бы перетекает отраженное в зеркале, превращаясь в отстраненное Я. Субъект уже выделил нужное и структурировал его, но он не нашел ничего нового. Так наступает смерть мира, являя собой Рагнарек. В истории нашего города, в одной из его мифологем, связанных с Блокадой, есть хорошо известная всем страница, написанная слабеющей детской рукой. Все умерли. Осталась одна Таня. Что было после - текст не указывает. Это фигура умолчания. Фигура смерти. После не было ничего. Ибо все было разрушено, и люди покинули этот мир. Мы, подобно этой девочке, существуем в ситуации последнего человека в мире. Мы умрем, но смерти не будет, ибо тот, кому она адресована, мертв. Боль приходит, но мы Екатерина СУРОВА, Владислав ТРОФИМОВ ее не ощущаем. Ибо Рагнарек - это момент восхождения от одного мира к другому, от элементарного к элементарному. Как символ, он соединяет в себе два равновеликих начала, два равновеликих мира. От архаического, циклического мира образ Рагнарека заимствует идею умирания и возрождения. От христианского, исторического - идею начала мира.
Это две модели времени, две модели смерти, в совокупности задающие исчезновение.
Все умерли...
Но страшного суда не будет. Мы видели в их глазах ужас, но они должны были нас убить. Тогда мы вытащили свои револьверы и расстреляли их( Борхес )... В первый момент было легко и свободно. Смерть Богов, их нелепые позы, вызывали детскую радость и любопытство. Похожие на танец. Мы читали письмена на их коже и говорили вам. Так незаметно мы проговорили смерть.
ХХ в. - это оргия смерти богов, это творение смерти из НеБытия. Современный автор всецело определяется своим собственным произведением. Слово уже не является поэзисом, оно уже не творит Бытие из Ничто. Убив Бога, человечество утеряло божественный Глагол. Тщетные попытки восстановить потерянное единство, отбрасывают нас к самим себе. В результате предметом собственного творчества становлюсь я сам. Автор полностью переходит в текст. Примером такого дискурса можно назвать фрейдизм. Фрейд выпускает в мир темную сторону своей души, извлекая из своих сновидений хтонических чудовищ сексуального. Подвергая их рациональному осмыслению, он переходит всем своим дьявольским существом в свое собственное творение. Таким образом, осуществляется странный симбиоз автора и текста. Рождается дискурс, способный порождать подобное себе. Автор-текст начинает существовать в культуре абсолютно самостоятельно. Фактически он присваивает себе авторскую функцию, превращаясь в двойника автора, в портрет Дориана Грея, совершая все новые и новые злодеяния, старея на глазах изумленного юноши. Так называемый метадискурс по существу является смертью автора, или скорее всего его двойником. Этот двойник не тождественен автору, он сам - автор. Точнее, Я-Иное по отношению к породившему его. Автор-текст - это новый образ индивидуальной смерти человека, ментальный образ личной смерти. Начиная с эпохи романтизма, литературу захлестывает нескончаемый поток образов, связанных с двойничестПОСТМОДЕРНИЗМ И РАГНАРЕК вом. Особенно активен этот образ в западной культуре. В галерее двойников привлекает Портрет Дориана Грея. В нем, может быть, наиболее ярко высвечивается идея метадискурса.
Произведение творца, ставшее двойником, это образ произведения, выполняющего функцию самого автора. Художник создает портрет, более живой, чем модель, на котором остается лишь Я-Иное, явленное другому. Сам же герой, совершая ряд за рядом свои злодеяния, лишь остается собственным двойником. Портрет же, изменяясь, фактически, творит реальность вокруг Дориана Грея. Как итог - смерть (убийство) автора, смерть (убийство) портрета, самоубийство.
Будучи портретом самого себя, Дориан Грей умер еще при своем рождении. Это чудовище намного страшнее банальной оппозиции автора и творца, доктора Франкенштейна и его мутанта.
Это автор-текст, автор-паук. Это троичное Не-Бытие, заменяющее сакраментальное единство.
Я уже мертв, но страшного суда не будет, ибо Боги мертвы, ибо исчезающий мир требует наступления Иного. Но будущего тоже нет. Мы лишь существуем в постнастоящем, так как смерть совершается здесь и сейчас. В результате невозможности выразить смену картины времени в старом языке, современное искусство начинает фиксировать этот процесс как ситуацию тотального морга. Нет автора, нет зрителя, нет сакрального, нет Бога. И, как итог, невозможность нового. Современный автор готов превратить в портрет Дориана Грея окружающий его мир. Это культура перфоменса и инсталляции, цитаты и мертвого символа.
Назревает бунт против исторического. Мы существуем в настающем настоящем, а язык, современный нам, историчен. Парадокс постмодерна в том, что он сочетает в себе две модели времени: историческую и постисторическую. Это борьба хаоса совершившегося с хаосом настоящего. Отсутствие присутствующего живого и присутствие отсутствующего мертвого, это - автортекст, автор-паук. Это Я-Иное, Я-Зеркало, Я-Рагнарек. Все это - глобальный мазохизм. Новое за кадром. Но что бы ни происходило, оно всегда устремляется к своему апогею. И мазохизм решает судьбу мира. В наивысшей степени это проявляется у Творца, у автора. Бог умер Как бы не так. Святое всегда свято. Ибо:
Какую же лучшую и более драгоценную жертву ради него могли бы принести Богу как не его самого. Но не дивно ли это, что ему в дар приносишь его же и платишь за него им же самим Екатерина СУРОВА, Владислав ТРОФИМОВ (Мейстер Экхарт) Это процесс саморазрушения. Но мазохизм не постигает своего апогея. Это лишь желание жертвы, приносится в жертву кто-то иной, будь то распятый любовью Христос, или затравленный искалеченный Пан. Творец и тварь. Тварь уже по положению своему лишена ответственности за Творца, который всегда жертвенен, ежели добр и благ. И гибнут Боги за своих чад.
И свершается миг Рагнарека, длящийся вечно. Ибо и Вечность лишь миг в ожидании Субъекта. И какой смысл длить то, о чем никто никогда не узнает.
Человек - образ и подобие Творца. Как взлелеяна эта мысль автором в преддверии конца. Образ двойника маячит в тумане и темноте постмодернистского хаоса. Но лишь в подобии так ярко вырисовывается различие. Господь рождает Явь, а ты - Небытие.
Твой мир лишь голограмма. Ты ее освещаешь, дробишь. Но твой мир мертв и, заходя за эту черту, ты видишь свое НИЧТО. Ибо:
Наказание за желание - это агония неудовлетворенности. (Божественный Пимандр Гермеса Меркурия Трисмегиста). Так говорит мое Я, сбрасывая пожелтевшую кожу, открываясь бытию, находящемуся за чертой. Я возвращает себе себя, утраченное в этой битве. Я уже не автор, Я уже настоящее Я-Иное.
Игла разума пробивает оболочку яйца мира. Рождается новый автор, и, дай Бог, он будет лишен того страха, который опятьтаки убьет его. Но нет, это будет в ином мире.
Е. Сурова, В. Трофимов, Российские контексты культурологии РЕЛИГИЯ, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА (К вопросу о статусе культурологии) Александр КАЗИН Неверующих людей, к счастью, не существует. Различие между верующими и неверующими только то, что верующие верят в Бога - бесконечную жизнь, а неверующие (атеистыбезбожники) верят в смерть. Однако смерть не просто ничто, а не-бытие, ме-он, бытие с отрицательным знаком. На языке богословия это называется адом. Такова духовная вертикаль человека и человечества, разворачивающая его существование между полюсом абсолютного Света и полюсом внешней тьмы, где плач и скрежет зубов. Ни то, ни другое в земной жизни (здесь-бытии), разумеется, недостижимо, но каждая экзистенция (индивидуальная и групповая) несет в себе свой рай и ад. На горизонтали тварного эмпирического бывания те же полюсы Абсолюта символизированы правой и левой сторонами мира. С древнейших времен и до наших дней в соборном сознании народов присутствует образ (архетип) мирового дерева, разделяющего и соединяющего Небо и землю, Правое и левое. В результате спасительной жертвы Иисуса Христа людям дано откровение, в котором отношения между духом и материей освящены как любовные и творческие, имеющие провиденциальный смысл. Мистическим и логическим символом этих отношений является Крест. Вертикальную основу мирового Креста образует божественная энергия - Фаворский свет, исходящий от Пресвятой Троицы и пронизывающий собой весь сотворенный космос сверху донизу, вплоть до области тьмы кромешной, до ада. Онтологическую горизонталь Креста составляет тварный мир как таковой, в его относительной завершенности и самоценности, где решающую роль играет различение дел правой и левой руки - правды и кривды. Таков логос христианской цивилизации вообще, в особенности же цивилизации православно-русской, ибо именно в России все концы сходятся, все противоречия вместе живут. Если к указанной вертикали нетварных энергий и горизонтали материального мира прибавить Александр КАЗИН ещё диагональ культуры, постоянно колеблющейся между Светом и тьмою, между святостью и демонизмом, мы получим начальную метафизическую схему цивилизации.Ещё более наглядно та же схема выглядит в круговом исполнении. В духовном центре цивилизации находится религиозное ядро, включающее в себя веру народа и его священный язык, на котором он говорит с Богом. В русской цивилизации это, соответственно, православная вера и славянский язык. Вокруг указанного ядра располагаются цивилизационные оболочки, начиная с умственно-нравственно-художественной (собственно культура); далее следует государственно-политическая сфера - область соединения священства и царства, духовной и светской власти;
наконец, внешнюю форму цивилизации образуют её технологии, тело власти, излучающее энергию на весь остальной космос.
Как в качестве креста, так и в форме круга христианская цивилизация являет собой пространство-время, в котором по неисповедимому промыслу Божию борются друг с другом добро и зло.
Применительно к круговой схеме это означает, что некоторые оболочки цивилизации (в частности, культура) могут иногда значительно отдаляться от её духовно-онтологического ядра, или даже вовсе противоречить ему.Итак, цивилизация - это уникальная соборная человеческая сущность, развернутая в истории. В качестве социальной личности цивилизация обладает относительным единством своего духовного и материального бытия, в то время как культура - это преимущественно светская (и уже потому сниженная) ипостась духовного существования соответствующего социума. В настоящее время культурологи насчитывают в мире семь больших самостоятельных цивилизаций, среди которых восточнохристианская (православно-русская), евро-атлантическая, южноазиатская и другие. Духовное ядро отечественной цивилизации образует православная вера и русский язык. Крещение Руси по Русская Православная Церковь входит в хронотоп русской цивилизации лишь частично - в той мере, в какой она является человеческим и социальным институтом. Как мистическое тело Христово, Церковь, разумеется, выше всякой цивилизации и культуры.
Что касается лантицеркви, то в неё входят все сознательные и бессознательные противники образа Божия в человеке.
Приведенные схемы можно сколь угодно уточнять и детализировать - в плане сакральной географии, политологии, эмблематики цвета и т.д. Но это предмет отдельной работы.
РЕЛИГИЯ, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА православному обряду означало принятие ею христианства, не искаженного особенностями римского рациональноюридического сознания. Это оказало решающее влияние на последующую русскую историю и культуру вплоть до ХХ столетия, одновременно отделив её от романо-германской Европы. Православие всегда стремилось к богосыновству (а не к богорабству или богоборчеству) в вере, государственности и просвещении.
Pages: | 1 | ... | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | ... | 62 | Книги по разным темам