Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 98 | 99 | 100 | 101 | 102 |   ...   | 114 |

С другой Ч основы биполярного мира размываются: пока сверхдержавы заняты преимущественно друг другом, некоторые их вассалы добиваются для себя автономии или даже полной независимости. СССР покидают Китай, Албания, отчасти Ч Румыния. Центральное звено в системе обороны Запада в Европе Ч Франция Ч выходит в 1966 г. из военной организации НАТО. В тот же период практически завершается распад колониальных империй: британской, французской, португальской, бельгийской. Наследие эпохи победивших империй окончательно превращается в достояние истории. Зато возникает феномен так наз.

третьего мира: обширной группы стран, по большей части зависимых от великих держав в экономическом отношении, но плохо контролируемых политически Ч помимо прочего, в силу внутренней и/или региональной нестабильности. Меняется и смысл ООН как символического фасада мира победителей во второй мировой войне. Начиная с рассматриваемого времени во главе этой организации в роли цензоров мирового порядка Ч постоянных членов СБ Ч выступают уже не империи-победительницы, а ядерные державы, хотя их состав остается прежним. Такая метаморфоза выглядит по-своему логично и позволяет достаточно мягко изменить логику ООН, не ломая ее структуры. Прием двух германских государств в ООН как бы подводит черту под послевоенным периодом.

Акмэ и символ безопасности в эпоху разрядок и похолоданий Ч Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975 г.). (Поскольку именно в Европе, по инерции, ожидают возникновения третьей мировой войны, этот континент по-прежнему остается ключевым звеном в устройстве мира.) Для слабеющего СССР хельсинкский процесс Ч средство поддержания послевоенного порядка, некий новый священный союз во имя неизменности основных границ и, косвенно, консервации основных структур и механизмов доминирования в Европе и во всем мире. В свою очередь, для Запада он, в частности, Ч очередное (и наиболее эффективное) орудие наведения мостов в отношениях с Востоком и приручения СССР.

Четвертая парадигма Ч перестройка. В отличие от всех предыдущих, данная парадигма в гораздо большей степени связана с виртуальной политикой, чем с реальной. Дело в том, что в этот период обозначается резкий разрыв между ментальными конструкциями и тем, что происходит в Европе и во всем мире в действительности. В середине 1980-х годов советская политика в отношении Европы и Запада в целом начинает интерпретироваться как возвращение к целям и идеалам Хельсинки, только на более низком уровне военного противостояния и с более глубокой перспективой, чем в 1975 г. Высказывания М. Горбачева и других государственных деятелей рассматриваемой эпохи вполне доказывают намерение гальванизировать хельсинкский процесс. Теперь провозглашенные в Хельсинки замыслы обретают реальную почву, Ч заявляет в 1990 г. Президент СССР. Ч И мы можем говорить как о чем-то вполне достижимом Ч о юридичеА.М. Салмин ски оформленном европейском пространстве в сферах безопасности, прав человека, экономики, экологии, информации. Сходные идеи левропейского дома, левропейской конфедерации, левропейского мирного порядка складываются в своего рода политический проект1.

Надо признать, что мотивы и стимулы политических деятелей эпохи перестройки и гласности понять иногда труднее, чем поступки их предшественников и последователей, и это не случайное или чисто субъективное обстоятельство. Одна из особенностей указанного периода Ч своеобразный ретро- и интроспективизм, логика поиска ключей к настоящему в прошлом, а также выявления якобы скрытых и стертых смыслов, реализации неиспользованных возможностей политических схем, возникших совсем в иных исторических контекстах. Эти схемы интерпретируются гуманистически и прогрессистски: во внутренней жизни так происходит с осмыслением реформ Н. Хрущева, новой экономической политики начала 1920-х годов и даже октябрьского переворота 1917 г. (попытки ревизовать опыт и политические образы В. Ленина, Н. Бухарина, Л. Троцкого и др.). В 1988Ц1989 гг. делается необычайно популярным большевистский лозунг вся власть Советам: только на этот раз, в отличие от революции 1917 г. и подобно Кронштадтскому восстанию 1921 г., Советы противопоставляются не Временному правительству или Учредительному собранию, а фактическому единовластию самой КПССЕ Распад СССР в декабре 1991 г. был подготовлен долгими интеллектуальными упражнениями по поводу смысла, заложенного в союзный договор 1922 г. его авторами, хотя сам договор с самого начала был совершеннейшей фикцией, никогда не вводившимся в действие текстом, идея которого была, к тому же, отвергнута союзной Конституцией 1924 г. В итоге границы между бывшими союзными республиками автоматически Ч без оспаривания, но и без оправдания этого обстоятельства Ч становятся границами независимых государств. Поспешное и почти единодушное одобрение российскими народными депутатами Беловежских соглашений 1991 г. свидетельствует об отсутствии у политической и интеллектуальной элит сколько-нибудь продуманной концепции реформы государства.

Нечто сходное можно было наблюдать и в сфере внешней политики. Комплекс отношений с прибалтийскими государствами, к примеру, механически рассматривался и перестроечным руководством, и новой российской властью лишь в парадигме советской истории 1917Ц1991 гг., без учета истории более ранней. В результате Россия начала переговоры с их новыми властями с позиции стороны, нарушившей договоры 1920-х годов.

Все это очень напоминает то, что поколением ранее происходило с советскими диссидентами-шестидесятниками, пытавшимися прочитать буквальноЕ сталинскую Конституцию 1936 г. Если прав Гегель, что история временами повторяется в виде фарса, то причина тому Ч во многом неизбежная стереотипность мышления ее творцов. При смене парадигм не только практики, но и теоретики не всегда успевают выработать проективную, прогрессивную, в точном смысле слова, философию и вынуждены обманывать себя, придумывая привлекательные имена для консервативных схем, которым пытаются навязать не свойственный ни им, ни другим, потенциально более действенным, моделям абстрактно-идеальный смысл. И в нашем случае можно предположить, что наиболее естественная логика выхода из тоталитаризма, который почти до самого своего краха оставался строгим цензором, диктовала сходство используемых прие452 Россия, Европа и новый мировой порядок мов и моделей мышления: перестройщики рубежа 1980Ц1990-х годов здесь мало чем отличались от диссидентов 1960Ц1970-х и демократов 1990-х. Между тем прочитанный буквально текст предполагает усвоение его лексики, грамматики, стилистики. Российским конституционалистам уже в 1990-е годы придется мучительно изживать слишком дословно понятые Конституции иных времен: сталинскую 1936 г. и брежневские 1977 (СССР) и 1978 (РСФСР) гг.

Точно так же и логика хельсинкского процесса оказала Ч не могла не оказать Ч сильное влияние на восприятие Европы как геополитической проблемы, а также нового миропорядка в целом. Идеологическое, чтобы не сказать Ч пропагандистское, обоснование СБСЕ, созданного в свое время для наведения мостов с Запада на Восток и консервации послевоенного положения вещей в Европе, начинает пониматься буквально. Получалось так, будто бы в Хельсинки был задан, по крайней мере, в глазах тогдашнего советского руководства, не только способ отказа от лялтинского миропорядка, но и образ того мира, который придет ему на смену. В середине 1970-х годов принципы многосторонних связей всех со всеми (а не только блока с блоком), новой открытости, единого гуманитарного стандарта и др. могли восприниматься в качестве неизбежной, причем формальной, не очень обременительной платы за гарантии сохранения Ч в основном Ч status quo. Во второй половине 1980-х годов они уже трактуются в качестве прогностической реальности, и советское руководство последнего периода делает на них ставку как на прообраз структуры, способной в будущем объединить всю геополитическую зону СБСЕ. И именно они программируют логику, которая становится для перестроечного руководства лестественным критерием оценки того, что уже происходит с Европой. Отказ от так наз. доктрины Брежнева провозглашается М. Горбачевым, закрепляется в Парижской хартии 1989 г. и осенью Ч зимой 1989 г. подтверждается делом при драматических обстоятельствах, сопровождающих бархатные и прочие революции в странах Восточной Европы. Будучи своеобразным синтезом политического прагматизма и нравственного выбора позднесоветских лидеров, этот отказ по-своему логичен. Нельзя забывать только, что его конкретная форма и реальные условия были оставлены в наследство Горбачеву и его преемникам не кем иным, как Брежневым, подписавшим в Хельсинки Заключительный акт СБСЕ совсем не для того, чтобы он во всем выполнялся. И во внутренней политике, и в международных отношениях в конце 1980-х Ч начале 1990-х годов стране приходится расплачиваться за псевдономические политико-правовые построения предшествующего периода, вдруг ставшие правовой реальностью. Двусмысленные неработающие Конституции, существовавшие до 1993 г., Крым, Севастополь, с одной стороны, крушение всей системы безопасности и союзов в Восточной Европе, с другой, Ч явления одного порядка.

Надо признать, что в годы советской перестройки внешняя политика западных держав и союзов, ориентированная на СССР и восточные союзы, также не отличается глубокой прозорливостью и проработанностью, хотя и по другим причинам. Она редко поднимается над тем, что специалисты в области теории планирования называют линкрементальностъю, злоупотребляет здравым смыслом и качественными оценками, чтобы провести незначительные модификации существующих политикЕ Полагаются на политические торги и компромиссы между участникамиЕ Инкрементализм беспомощен, сталкиваясь с совершенно новой проблемой2.

А.М. Салмин Если советское руководство начинает буквально воспринимать провозглашаемые цели Хельсинки или, за неимением лучшего, делает вид, что воспринимает их именно так, то его западные партнеры лишь эксплицируют некоторые из своих прежних реальных целей: демобилизация советского блока путем наведения мостов в политике и идеологии, его экономическая привязка к Западу, поддержка универсальных демократических начал и принципов рыночной экономики и т.д. Ожидается, что в новую эпоху эти не предназначавшиеся прежде для откровенного обсуждения с самим СССР цели уже не вызовут отторжения у перестроенного советского руководства, соответствуя его потребностям или возможностям. Так отчасти и происходит. Как бы то ни было, к концу перестройки СССР для Запада уже не противник, еще не союзник и, в любом случае, не соперник. Слабость Советского Союза признается всеми, но с ним попрежнему ведут себя так, как если бы он оставался сильным партнером, и не посягают открыто на бывшую сферу его влияния. Конечно, в расчет берутся сохраняющийся ядерный потенциал сверхдержавы и опасность неловкими движениями подтолкнуть советских реакционеров к активным действиям внутри страны и за ее пределами, но дело не только в этом. Запад еще сам толком не знает, чего и от кого на Востоке он хочет. И сам СССР, и его бывшие вассалы (кроме ГДР, просто воссоединенной с ФРГ на основании конституции последней) все еще остаются для него частями единой преобразующейся terra incognita в восточной части евроазиатского материка. Паралич, а затем распад Организации Варшавского договора и Совета Экономической Взаимопомощи разрыхляют названное пространство, но еще не делят его на новые зоны влияния и ответственности. По крайней мере, в официальной политике в рассматриваемое время преобладает так наз. институционалистский, или неолиберальный, подход с упором на международные институты, в принципе открытые для всех.

В 1990Ц1991 гг. на Западе предпочитают говорить о системе (сообществе) безопасности от Ванкувера до Владивостока, опирающейся на общеевропейские организации. Правительства стран Запада не только не стремятся подорвать СЭВ и ОВД, но и всячески предостерегают от их поспешного роспуска.

А Маастрихтские договоры 9Ц10 декабря 1991 г., провозгласившие преобразование Европейского сообщества в Союз, свидетельствуют о стремлении скорее углублять интеграцию, чем расширять ее географические рамки, во всяком случае Ч на Восток. И сам по себе развал СЭВ и ОВД еще не меняет этих ориентиров. Странам Восточной Европы предлагают создание зоны свободной торговли, платежного союза с ЕС, партнерство с НАТО, но отнюдь не вступление в данные организации. И главными возмутителями спокойствия, окончательно ломающими перестроечную парадигму, оказываются не субъекты самой этой системы Ч не СССР, не США, не какая-то другая западная держава или союз и не международные организации. Ими становятся новые самостоятельные игроки мировой и европейской сцены: страны Восточной Европы, а после распада СССР Ч и некоторые входившие в его состав республики. Так чаще всего и бывает: система международных отношений, подобно семье или организации, рушится не в результате побед одних ее субъектов над другими, а в силу появления новых фигур, играющих по своим правилам. Именно страны, пережившие в 1989 г. смену политического режима, в 1991 г. начинают требовать демонтажа СЭВ и ОВД, а затем все настойчивее стучаться в двери западных союзов, не слыша, впрочем, серьезных возражений со стороны СССР, а потом РФ. Так, ко454 Россия, Европа и новый мировой порядок гда в ноябре 1991 г. по инициативе НАТО создается Совет североатлантического сотрудничества, это не встречает никакого сопротивления со стороны СССР, а затем РФ. В декабре 1991 г. министр иностранных дел РФ А. Козырев заявляет:

НАТО все более становится союзом, способным поддерживать конструкцию нового мира, В августе 1993 г. Президент Б. Ельцин, комментируя намерение Польши вступить в НАТО, говорит: Это решение суверенной Польши не противоречило бы процессу общеевропейской интеграции, в том числе интересам России, Лишь 15 сентября 1993 г. Ельцин направляет президенту США и другим западным лидерам письма, в которых возражает против возможного вступления стран Центральной и Восточной Европы в НАТО3.

Pages:     | 1 |   ...   | 98 | 99 | 100 | 101 | 102 |   ...   | 114 |    Книги по разным темам