Тенденция усиления местного управления крайне благоприятна для активизации местных сообществ (что особенно важно с точки зрения будущего членства в Европейском Союзе), развития гражданского общества, укрепления демократии и стабилизации политической обстановки в целом. Есть, также, надежда, что децентрализация принесет в результате более эффективные методы расходования государственных средств и лучшее обслуживание населения коммунальными службами. Однако, в ближайшее время это может привести к серьезным проблемам с финансовой дисциплиной в стране. Местные органы управления в катастрофически ограничены в денежных средствах ( по крайней мере такова их субъективная оценка) и они попытаются пополнить свои финансовые ресурсы либо путем заимствований на рынке капиталов, либо выдавливая дополнительные ресурсы из центрального бюджета, либо и тем. и другим способами вместе.
Административная реформа, как и многие другие институциональные изменения, начатые в последние годы, неплохое вложение в будущее Польши, но в потенциале ее финансовая стоимость может нарушить бюджетное равновесие экономики. Финансовые последствия “четырех реформ” (их на самом деле больше, например, реформа угольной промышленности, реструктуризация железных дорог, судебная реформа и многие другие) очень серьезны и поставят перед правительством (или правительствами) сложную дилемму в будущем. Надо осознать необходимость поддерживать, или, точнее, постоянно усиливать финансовую дисциплину, что отражается в сокращении дефицита государственного сектора, и найти новые источники для совместного финансирования разнообразных усилий по модернизации, как это было продемонстрировано описанными выше институциональными реформами.
Истоки относительного успеха
Польша все еще остается бедной страной, по крайней мере относительно других стран Европейского Союза. ВВП на душу населения не превышает 40% от среднего уровня в странах Западной Европы (если измерять с учетом паритета покупательной способности). Конкурентоспособность польских фирм на международном рынке находится на низком уровне, хотя и растет. Экспортный потенциал ограничен. Инфраструктура, хотя и пытаются наверстать отставание, все еще во многих отношениях остается недоразвитой. Более четверти работающего населения занято в аграрном секторе. Десять лет быстрых изменений не могут компенсировать десятилетия, и даже века беспокойной истории, отсталости и бедности.
С другой стороны, решительные реформы и четкая перспектива вступления в Европейский Союз ставят Польшу в ряд наиболее обещающих “развивающихся рынков”, делают ее привлекательной для иностранных инвесторов и даже все более значимым игроком в регионе. Вне всякого сомнения, это одна из наиболее успешных стран переходного периода. Успех относительный, поскольку его все чаще и чаще сравнивают с достижениями наиболее членов Европейского Союза, например, Португалии, Испании, Греции или Ирландии. Из класса “переходных” стран Польша постепенно перешла в класс “будущих членов ЕС”, и дальнейший прогресс будет определяться не успехами относительно медленно развивающихся стран Восточной Европы, но постепенностью их интеграции в ЕС.
Успехи перехода, по-моему, зависел от нескольких основных факторов. В первую очередь надо упомянуть знаменитую “шоковую терапию” 1990 года, или ранний стабилизационный пакет программ, представленный Лешеком Бальцеровичем. Для большинства обозревателей, это было ключевым фактором последовавшего за тем положительного развития польской экономики. Я полностью разделяю эту точку зрения, но позвольте мне поразмышлять, в чем же была значимость этих программ. Во-первых, это была операция по массивной чистке. Большая часть искажений цен была уничтожена, и правила экономической игры резко изменились. Во-вторых, это была попытка восстановить доверие к экономической политике, или в более широком смысле, доверие к самому государству. Необходимо помнить, что Польша вступила в период переходного периода с сильно дестабилизированной экономикой, что было результатом, помимо прочего, многочисленных попыток реформировать социалистическую систему. Как следствие, управляющие государственными предприятиями научились уже переносить “реформы” в прошлом, и никакого рода “шок” не мог их убедить в серьезности намерений правительства. В-третьих, пакет 1990 года сформулировал очень мощную и полную программу рыночных реформ, которую никто не осмелился оспаривать в последствии, не говоря уже о ее отмене. Таким образом, с самого начала переходного периода польские реформаторы не теряли времени на изобретение “третьего пути”, а вместо этого вводили меры и решения, опробованные уже в развитых странах.
Отношения Польского правительства с международными финансовыми институтами были очень хорошими в течение всего переходного периода. Польша всегда считалась “лучшим учеником в классе”, верным последователем созданной МВФ стабилизационной программы, и в реальности одним их немногих примеров успеха МВФ. Вне всякого сомнения, международная помощь и советы в формировании политики сыграли значительную и положительную роль в реализации,польских реформ. Надо добавить, однако, что мы не следовали слепо упрощенным иностранным советам, порой приписываемым МВФ, знаменитому рецепту: “приватизировать, либерализировать и бороться с инфляцией, а остальное возьмет на себя рыночный механизм”. Массовая приватизация была сдержана в управляемых пределах, либерализация финансовых потоков вводилась постепенно, и непомерно амбициозная политика фиксированного обменного курса была еще на ранней стадии заменена гибкой системой курса валют с периодической фиксацией. С другой стороны, был начат аккуратный и последовательный процесс построения новых институтов. В результате, возникшие рыночные структуры получили некоторое время для становления и испытывавшие трудности компании получили некоторое время для адаптации к новым условиям.
Ранние польские реформаторы с Лешеком Балчерович во главе, совершенно заслуженно получили репутацию либералов, последовательно проводивших идеи свободного рынка. Они избежали любых попыток поиска “третьего пути” и никогда не использовали аргументов типа “особые условия” в Польше. В то же время, примененные стратегии довольно часто оказывались намного прагматичнее, чем можно было ожидать по их ультралиберальным высказываниям. В 1990 году были введены кредитные лимиты, поскольку никто не верил, что коммерческие (государственные) банки смогут немедленно начать применять эффективные критерии кредитной деятельности. Налог на
чрезмерный рост заработной платы (popiwek) был введен для защиты компаний от быстро растущей стоимости рабочей силы. Закон о Финансовой реструктуризации банков и предприятий был подготовлен и принят в начале 1993 года, когда стало очевидно, что без государственного вмешательства может начаться широкомасштабный банковский кризис. Все эти меры никак нельзя отождествлять с идеями ортодоксального либерализма, но они помогли эффективнее проводить в жизнь либеральную стратегию. Решения всегда более прагматичны, чем программы и декларации, так что мои наблюдения выглядят почти банальными. Однако, прагматизм может быть порой опасен, особенно когда программа проводимых реформ остается неопределенной и политики сами не убеждены в ее правоте и не могут убеждать других. Кроме того,, прагматизм может перерасти в оппортунизм. Этого не случилось в Польше, где четкое видение и повседневное прагматичное отношение к проблеме дали соцветие решений, которые оказались действенными.
Шоковая терапия, примененная в 1990 году, принесла тяжелые невзгоды населению. Увеличивающаяся опасность потерять работу и падение реальных зарплат были только частично компенсированы расширением ассортимента товаров и лучшим качеством услуг. Особенно под ударом оказались люди предпенсионного возраста и рабочие, населяющие “города одной компании” и сельские местности. На начальном этапе переходного периода реформа часто критикуется, особенно ее противниками, за то, что тогда якобы игнорировались социальные последствия и была оставлена без внимания сложнейшая ситуация, в которую попали бедных и больных. Терпение и стойкость к лишениям, продемонстрированные населением Польши, могут быть при этом объяснены только уникальными политическими обстоятельствами после падения коммунизма. В этой истории упускается, по моему, один фактор, который я бы назвал “Фактор Яшека Куроня”
Яшек Куронь, легендарная фигура антикоммунистической оппозиции, стал министром труда в первом правительстве, в котором доминировала “Солидарность”. Понимая трудности трансформации, он смог ввести некоторые смягчающие меры, в частности, пособия досрочно уходящим на пенсию и более справедливую индексацию пособий социального страхования. На самом деле, когда мы смотрим на статистические данные 90-х годов, мы видим, что доля социальных расходов в государственном бюджете в начале десятилетия существенно возросла. Не менее важным оказалось то, что он умело использовал средства массовой информации для общения с обществом, объясняя суть проводимых изменений и стараясь осветить перспективы лучшей жизни в ориентированном на рынок, демократическом обществе. Его политика часто ослабляла необходимую дисциплину бюджета, которую так непреклонно проводил Бальцерович. Не удивительно, что он не был популярен среди “экономистов” в команды реформаторов. Задним числом, и рассматривая неудачный опыт некоторых других стран региона, можно утверждать, что внимание к социальным нуждам, которое Куронь привнес в процесс трансформации в Польше, скорее усилил, (а не ослабил) этот процесс. Этот фактор обычно полностью забывается в оценке польских реформ.
С самого начала переходного периода Польша объявила своей стратегической задачей стать членом Европейского Союза. Соглашение о сотрудничестве, называемое Европейским Соглашением, было подписано еще в 1991 году (и ратифицировано в 1993). Оно обеспечило, помимо прочего, возможность асимметричной либерализации торговли, скромную финансовую поддержку через “Программу помощи экономической реструктуризации в Польше и Венгрии”, и – что самое важное – необходимость для Польши адаптировать все новые правовые акты к стандартам ЕС. Независимо от того, насколько наивно звучало это для наших Западных партнеров, мы считали это первым шагом к членству в ЕС. Вся политическая элита и подавляющее большинство населения крепко держалось мнения о необходимости вступления в Союз как можно раньше.
Причины для такой четкой направленности действий были скорее геополитическими (с целью национальной безопасности) и тем, что я бы назвал инстинктом, чем чисто экономические. Мы хотели быть частью стабильного, демократического и преуспевающего мира. Вопрос о вступлении в единый рынок был на втором плане. Так же не основной была и надежда на финансовую помощь. Безусловно, приоритеты менялись со временем, и углублялось понимание вытекающих из членства в ЕС последствий, и народная поддержка понемногу улетучивалась, как только стали видны очевидные издержки..
После 10 лет переходного периода эта проевропейская ориентация оказалась ключевым источником успеха, основной движущей силой в позитивной эволюции системы. Во-первых, соглашение о сотрудничестве, со всеми положениями, вытекающими из aquis communautaire (как называют общепринятый свод законов Европейского Сообщества), уменьшало национальный суверенитет в плане экономической политики, но также ограничивало и нашу свободу совершать серьезные ошибки. Оно служило путевой нитью в проведении реформ. Во-вторых, оно мобилизовало политическую волю к реформам, помогло превозмочь естественное сопротивление к переменам, повысило уровень политического диалога в стране. В-третьих, участившиеся контакты с ЕС стимулировали массивный приток ноу-хау, касающихся политики. И последнее в списке, но не по важности то, что статус сотрудничества с ЕС в конечном итоге, хотя и после нескольких лет промедления, имел своим результатом весьма большой прирост прямых иностранных инвестиций в Польшу.
Уроки переходного периода – некоторые неортодоксальные замечания
Опыт последнего десятилетия, как в Польше, так и в остальных странах региона, показывает, что переходный процесс исходно является процессом нестабильным. Это не только упражнение в построении и перестройке институтов, не только изменение нашего поведения и образа мышления, но и попытка догнать наиболее преуспевающие сообщества. Поэтому процесс реформирования, сложный технически и социально, должен сопровождаться быстрым экономическим ростом. Ранее я указывал на комплексные связи между макроэкономическими и микроэкономическими плоскостями переходного процесса, между потребностями в балансе и в динамическом развитии. Поэтому мы должны быть готовы к откатам назад и рецидивам дисбаланса, и нам не следует ожидать, что процесс трансформации будет протекать мягко и ровно.
Держа это в уме, мы должны избегать соблазна постановки слишком амбициозных задач, недооценки трудностей и не должны с безрассудством искать кратчайших путей. Касательно выработки политического курса, в части планирования, мы должны быть смелы, но предусмотрительны и даже консервативны. Не отвечающие реальности обменные курсы валют, бюджеты, построенные на слишком оптимистических предположениях, не принесут ничего хорошего для главной цели переходного процесса – попытки догнать лучших.
Важно сохранять прозрачность для того, чтобы избежать неправильное восприятие действительности. Укрытие проблем и приуменьшение размера настоящих сложностей непродуктивно по двум соображениям: во-первых, это позволяет людям ожидать слишком многого, что влечет за собой горькое разочарование, а во-вторых, это опасно тем, что иностранные инвесторы начинают допускать больше ошибок. Оба эти момента могут вылиться в пагубную нестабильность, как социальную, так и финансовую.
Pages: | 1 | ... | 2 | 3 | 4 | 5 | Книги по разным темам