Тельма очень оживилась — ей явно доставляло удовольствиеговорить о Мэтью.
— Мненравилось, как он ловил меня, не давая ускользнуть. И всегда бранил меня за моидерьмовые привычки.
Последняя фраза поразила меня своимнесоответствием всему остальному рассказу. Но поскольку Тельма так тщательноподбирала слова, япредположил, что это было выражение самого Мэтью, возможно, пример егозамечательной техники. Мои неприятные чувства к нему быстро росли, но я держалих при себе. Слова Тельмы ясно показывали мне, что она не потерпела бы никакойкритики в отношенииМэтью.
После Мэтью Тельма продолжала лечиться удругих терапевтов, но ни один из них не смог установить с ней контакт и непомог ей почувствовать вкус к жизни, как это сделал Мэтью.
Представьте себе, как она обрадоваласьоднажды, через год после их последней встречи, случайно столкнувшись с ним наЮнион Сквер в Сан-Франциско. Они разговорились и, чтобы им не мешала толпа прохожих, зашли в кафе.Им было о чем поговорить. Мэтью расспрашивал о том, что произошло в жизниТельмы за прошедший год. Незаметно наступило время обеда, и ониотправились в рыбныйресторанчик на набережной.
Все это казалось таким естественным, какбудто они уже сто раз вот так же обедали вместе. На самом деле они до этогоподдерживалиисключительно профессиональные отношения, не выходящие за рамки отношенийтерапевта и пациента. Они общались ровно 50 минут в неделю — не больше и неменьше.
Но в тот вечер по какой-то странной причине,которую Тельма не могла понять даже теперь, они словно выпали из повседневнойреальности. Словно по молчаливому заговору, они ни разу не взглянули на часы и, казалось, невидели ничего необычного в том, чтобы поговорить по душам, выпить вместе кофеили пообедать. Для Тельмы было естественно поправить смявшийся воротник егорубашки, стряхнутьнитку с его пиджака, держать его за руку, когда они взбирались на Ноб Хилл. ДляМэтью было вполне естественно рассказывать о своей новой "берлоге", а дляТельмы — заявить, чтоона сгорает от нетерпения взглянуть на нее. Он обрадовался, когда Тельмасказала, что ее мужа нет в городе: Гарри, член Консультационного совета американскихбойскаутов, почти каждый вечер произносил очередную речь о движении бойскаутовв каком-нибудь изуголков Америки. Мэтью забавляло, что ничего не изменилось; ему не нужно было ничегообъяснять — ведь онзнал о ней практически все.
— Я непомню точно, —продолжала Тельма, —что произошло дальше, как все это случилось, кто до кого первым дотронулся, какмы оказались в постели. Мы не принимали никаких решений, все вышлонепреднамеренно и как-то само собой. Единственное, что я помню абсолютно точно,— это чувствовосторга, которое я испытала в объятиях Мэтью и которое было одним из самыхвосхитительныхмоментов моей жизни.
—Расскажите мне, что произошло дальше.
— Следующиедвадцать семь дней, с 19 июня по 16 июля, были сказкой. Мы по нескольку раз вдень разговаривали по телефону и четырнадцать раз встречались. Я словно куда-толетела, плыла, все во мне ликовало...
Голос Тельмы стал певучим, она покачивалаголовой в такт мелодии своих воспоминаний, почти закрыв глаза. Это былодовольно суровымиспытанием моего терпения. Мне не нравится, когда меня не видят вупор.
— Это быловысшим моментом моей жизни. Я никогда не была так счастлива — ни до, ни после. Даже то, чтослучилось потом, не смогло перечеркнуть моих воспоминаний.
— А чтослучилось потом
— Последнийраз я видела его 16 июля в полпервого ночи. Два дня я не могла ему дозвониться,а затем без предупреждения явилась в его офис. Он жевал сэндвич, у него оставалось околодвадцати минут доначала терапевтической группы. Я спросила, почему он не отвечает на мои звонки, аон ответил только: "Это неправильно. Мы оба знаем об этом". — Тельма замолчала итихонькозаплакала.
"Не многовато ли времени ему потребовалось,чтобы понять, что это неправильно" — подумал я.
— Вы можетепродолжать
— Яспросила его: "Что, если я позвоню тебе на следующий год или через пять лет Тыбы встретился со мной Могли бы мы еще раз пройтись по Мосту Золотых ВоротМожно ли мне будет обнять тебя" Мэтью молча взял меня за руку, сжал в объятиях и неотпускал несколько минут. С тех пор я тысячу раз звонила ему и оставляласообщения на автоответчике. Вначале он отвечал на некоторые мои звонки, но затем ясовсем перестала слышать его. Он порвал со мной. Полное молчание.
Тельма отвернулась и посмотрела в окно.Мелодичность исчезлаиз ее голоса, она говорила более рассудительно, тоном, полным боли и горечи, нослез больше не было. Теперь она выглядела усталой и разбитой, но больше неплакала.
— Я так ине смогла выяснить, почему — почему все так закончилось. Во время одного из наших последних разговоров онсказал, что мы должнывернуться к реальной жизни, а затем добавил, что увлечен другим человеком.— Я подумал про себя,что новая любовь Мэтью была, скорее всего, еще одной пациенткой.
Тельма не знала, был ли этот новый человекв жизни Мэтью мужчиной или женщиной. Она подозревала, что Мэтью — гей. Он жил в одном из районовСан-Франциско, населенных геями, и был красив той красотой, которая отличаетмногих гомосексуалистов:
у него были аккуратные усики, мальчишескоелицо и тело Меркурия.Эта мысль пришла ей в голову пару лет спустя, когда, гуляя по городу, оназаглянула в один из баров на улице Кастро и была поражена, увидев тампятнадцать Мэтью —пятнадцать стройных, привлекательных юношей с аккуратными усиками.
Внезапный разрыв с Мэтью опустошил ее, анепонимание его причин делало ее состояние невыносимым. Тельма постояннодумала о Мэтью, непроходило и часа без какой-нибудь фантазии о нем. Она стала одержимой этим"почему" Почему он отверг ее и бросил Ну почему Почему он не хочет видеть ееи даже говорить с ней по телефону
После того, как все ее попытки восстановитьконтакт с Мэтью потерпели неудачу, Тельма совсем пала духом. Она проводила весьдень дома, уставившись в окно; она не могла спать; ее речь и движения замедлились; она потерялавкус ко всякой деятельности. Она перестала есть, и вскоре ее депрессия неподдавалась уже ни психотерапевтическому, ни медикаментозному лечению.Проконсультировавшисьс тремя разными врачами по поводу своей бессонницы и получив от каждого рецептснотворного, она вскоре собрала смертельную дозу. Ровно через полгода послесвоей роковой встречи с Мэтью на Юнион Сквер она написала прощальную запискусвоему мужу Гарри,который уехал на неделю, дождалась его обычного вечернего звонка, снялателефонную трубку, выпила таблетки и легла в постель.
Гарри в ту ночь никак не мог уснуть, онпопытался еще раз позвонить Тельме и был встревожен тем, что линия постояннозанята. Он позвонилсоседям, и они безуспешно стучались в окна и двери Тельмы. Вскоре они вызвалиполицию, которая взломала дверь и обнаружила Тельму при смерти.
Жизнь Тельмы была спасена лишь благодарягероическим усилияммедиков.
Как только к ней вернулось сознание,первое, что она сделала, — это позвонила Мэтью. Она оставила послание на автоответчике,заверив его, что сохранит их тайну, и умоляла навестить ее в больнице. Мэтью пришел, но пробылвсего пятнадцать минут, и его присутствие, по словам Тельмы, было хужемолчания: он игнорировал все ее намеки на их двадцатисемидневный роман и невыходил за рамкиформальных профессиональных отношений. Только один раз он не выдержал: когдаТельма спросила, как развиваются его отношения с новым "предметом", Мэтьюотрезал: "Не твое дело!"
— Вот ивсе, — Тельма,наконец, повернулась ко мне лицом и добавила безнадежным, усталымголосом:
— Я большеникогда его не видела. Я звонила и оставляла ему послания в памятные для насдаты: его день рожденья, 19 июня (день нашей первой встречи), 17 июля(день последней встречи), на Рождество и на Новый Год. Каждый раз, когда яменяла терапевта, язвонила, чтобы сообщить ему об этом. Он ни разу не ответил.
— Все этивосемь лет я, не переставая, думала о нем. В семь утра я спрашивала себя,проснулся ли он, а в восемь представляла себе, как он ест овсянку (онлюбит овсянку — онродился на ферме в Небраске). Гуляя по улицам, я высматриваю его в толпе. Ончасто мерещится мне в ком-нибудь из прохожих, и я бросаюсь приветствоватьнезнакомца. Я мечтаю о нем. Я подробно вспоминаю каждую из наших встреч за тедвадцать семь дней. Фактически в этих фантазиях проходит большая часть моейжизни — я едвазамечаю то, что происходит вокруг. Моя жизнь проходит восемь летназад.
"Моя жизнь проходит восемь лет назад".Удивительное признание. Стоит запомнить его, оно нам еще пригодится.
—Расскажите мне, какая терапия проводилась с Вами последние восемь лет, после Вашейпопытки самоубийства.
— Все этовремя у меня были терапевты. Они давали мне кучу антидепрессантов, которые неслишком мне помогали, разве что позволяли спать. Никакой особой терапии большене проводилось. Разговоры мне никогда не помогали. Наверное, Вы скажете, что яне оставила шансов для психотерапии, поскольку приняла решение ради безопасности Мэтьюникогда не упоминать его имени и не рассказывать о своих отношениях с нимникому из терапевтов.
— Вы имеетев виду, что за восемь леттерапии Вы ни разу не говорили о Мэтью
Плохая техника! Ошибка, простительная толькодля новичка! Но я не мог подавить своего изумления. Мне вспомнилась давнозабытая сцена. Я былстудентом консультативного отделения медицинского факультета. Неглупый, нозаносчивый и грубый студент (впоследствии, к счастью, ставшийхирургом-ортопедом) проводил консультацию перед своими однокурсниками, пытаясьиспользоватьроджерсовскую технику повторения последних слов пациента. Пациент, перечислявший ужасныепоступки, совершаемые его тираном-отцом, закончил фразой: "И он ест холодныйгамбургер!" Консультант, изо всех сил пытавшийся сохранить нейтральность,больше не мог сдержать своего негодования и зарычал: "Холодный гамбургер" Целый годвыражение "холодный гамбургер" шепотом повторялось на лекциях, неизменновызывая в аудитории взрыв хохота.
Конечно, я оставил свои воспоминания присебе.
— Носегодня Вы приняли решение прийти ко мне и рассказать правду. Расскажите мне обэтом решении.
— Япроверила Вас. Я позвонила пяти своим бывшим терапевтам, сказала, что хочу датьтерапии еще один, последний шанс, и спросила, к кому мне обратиться. Ваше имябыло в четырех из пяти списков. Они сказали, что Вы специалист по "последнимшансам". Итак, это было одно очко в Вашу пользу. Но я знала также, что они Вашибывшие ученики, и поэтому устроила Вам еще одну проверку. Я сходила в библиотеку ипросмотрела одну из Ваших книг. Меня поразили две вещи: во-первых, Вы пишетепросто — ясмогла понять Вашиработы, а, во-вторых, Вы открыто говорите о смерти. И поэтому буду откровенна сВами: я почти уверена, что рано или поздно совершу самоубийство. Я пришла сюдадля того, чтобы впоследний раз попытаться найти способ быть хоть чуточку более счастливой. Еслинет, я надеюсь, Вы поможете мне умереть, причинив как можно меньше боли моейсемье.
Я сказал Тельме, что надеюсь на возможностьсовместной работы сней, но предложил провести еще одну часовую консультацию, чтобы она сама могла оценить,сможет ли работать со мной. Я хотел еще что-то добавить, но Тельма посмотрелана часы и сказала:
— Я вижу,что мои пятьдесят минут истекли, и если Вы не против... Я научилась незлоупотреблять гостеприимством терапевтов.
Это последнее замечание — то ли саркастическое, то ликокетливое— озадачило меня. Темвременем Тельма поднялась и вышла, сказав на прощание, что условится о следующем сеансе с моимсекретарем.
После ее ухода мне предстояло о многомподумать. Во-первых, этот Мэтью. Он просто бесил меня. Я встречал немалопациентов, которым терапевты, использовавшие их сексуально, нанеслинепоправимый вред.Это всегда вредно дляпациента.
Все оправдания терапевтов в таких случаях— не более чемстандартныеэгоистические рационализации, например, что таким образом терапевт якобы принимает иутверждает сексуальность пациента. Но если многие пациенты, вероятно, и нуждаются в сексуальномутверждении —например, явно непривлекательные, тучные, изуродованные хирургическимиоперациями, — ячто-то пока не слышал, чтобы терапевты оказывали сексуальную поддержку кому-то из них. Как правило, для этого выбираютпривлекательныхженщин. Без сомнения, это серьезное нарушение со стороны терапевтов, которыесами нуждаются в сексуальном утверждении, но не могут получить его в своейсобственной жизни.
Однако Мэтью был для меня загадкой. Когдаон соблазнил Тельму (или позволил ей соблазнить себя, что то же самое), онтолько что закончил постдипломную подготовку и ему должно было быть околотридцати лет — чутьменьше или чуть больше. Так почему Почему привлекательный и, по-видимому, интеллигентныймолодой человеквыбирает женщину шестидесяти двух лет, уже много лет страдающую депрессией Яразмышлял о предположении Тельмы насчет его гомосексуализма. Вероятнее всего,Мэтью прорабатывал (ипроигрывал в реальности, используя для этого своих пациентов) какую-то свою собственнуюпсихосексуальную проблему.
Именно из-за этого мы требуем, чтобыбудущие терапевты прошли длительный курс индивидуальной терапии. Но сегодня, когда времяобучения сокращается, уменьшается длительность суперви-зорской подготовки,смягчаются профессиональные стандарты и лицензионные требования, терапевтычасто пренебрегают этим правилом, от чего могут пострадать пациенты. У меня нетникакого сочувствия кбезответственным профессионалам, и я обычно настаиваю на том, чтобы пациентысообщали о сексуальных злоупотреблениях терапевтов в комиссию по этике. Я подумал, что этоследовало бы сделать и с Мэтью, но подозревал, что он недосягаем для закона. И все же мнехотелось, чтобы он знал, сколько вреда он причинил.
Мои мысли перешли к Тельме, и я на времяотложил вопрос о мотивации Мэтью. Но прежде чем закончилась эта история, мнееще не раз пришлось поломать над ним голову. Мог ли я тогда предположить, чтоиз всех загадок этого случая только загадку Мэтью мне суждено разрешить доконца
Pages: | 1 | ... | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | ... | 43 | Книги по разным темам