Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 |   ...   | 43 |

Я использовал метафору термостата,регулирующего самооцен­ку. Ее "прибор" был неисправен: он располагался слишкомблиз­ко к поверхноститела. Он не удерживал самооценку Мардж на одном уровне; она сильно колебалась взависимости от внешних событий. Что-то происходило, и она вырастала; чье-нибудьмалень­кое критическоезамечание, и она на несколько дней падала. Это как пытаться согреть свой дом.печкой, расположенной слишком близко к окну.

К тому времени, как закончился сеанс, ейне нужно было гово­рить мне, насколько лучше она себя чувствовала; я мог видеть этопо ее дыханию, походке, по улыбке, с которой она покидала мойкабинет.

Улучшение сохранилось. У Мардж былапрекрасная неделя, и я не услышал ни одного полночного телефонного звонка.Когда я увидел ее неделю спустя, она казалась почти воодушевленной. Я всегдаполагал, что так же важно выяснить, что приносит улучше­ние, как и то, что вызываетухудшение, поэтому я спросил ее, с чем связано изменение.

— Каким-тообразом, — сказалаМардж, — нашпоследний се­ансрасставил все по местам. Это почти чудо, как Вы за столь ко­роткое время избавили меня отэтого кошмара. Я действительно рада, что Вы мой психиатр.

Польщенный ее искренним комплиментом, я,однако, почув­ствовалнеловкость от двух вещей: таинственного "как-то" и от представления о моейработе как о чуде. До тех пор, пока Мардж будет думать так, она не достигнетулучшения, потому что источ­ник помощи либо вне ее, либо за пределами понимания. Мояза­дача как терапевта(в отличие от родительской роли) заключается в том, чтобы устраниться— помочь пациентустать своим собствен­ным родителем. Я не хотел делать ее лучше. Я хотел помочь ейобрести ответственность за то, чтобы стать лучше, и сделать так, чтобы процессулучшения стал для нее как можно яснее. Поэтому я чувствовал неудобство от ее"как-то" и хотел исследовать его.

— Чтоконкретно, — спросиля, — было полезно внашем пос­леднемсеансе В какой момент Вы начали чувствовать себя луч­ше Давайте вместе расследуемэто.

— Ну,первым было то, как Вы исправили свой промах с без­домными. Я могла бы использоватьего, чтобы продолжать нака­зывать Вас, — фактически я так и делала раньше, Вы знаете. Но когда Вы заявилитак просто о своих намерениях и признали себя неуклюжим, я обнаружила, что немогу кипятиться на этот счет.

— Звучиттак, как будто мое замечание позволило Вам сохранить связь со мной. Насколько яВас знаю, те периоды, когда Вы наи­более сильно подавлены, — это периоды, когда Вы рветесвязи со всеми и становитесь действительно одинокой. В этом есть важнаяподсказка — нужносохранять связь с людьми.

Я спросил, что еще полезного произошло втечение сеанса.

— Главное,что перевернуло мое состояние, — и фактически настал момент, когда воцарилось спокойствие,— это когда Выска­зали, что у Вашейжены и у меня похожие проблемы на работе. Я чувствую себя такой мерзкой иничтожной, а Ваша жена — такая знаменитая, что мы не можем даже быть упомянуты рядом.Сказав мне, что у нее и у меня есть какие-то одинаковые проблемы, Выдоказали, что испытываетеко мне некоторое уважение.

Я было хотел протестовать, настаивать натом, что всегда ува­жал ее, но она не дала мне сделать это.

— Я знаю,знаю — Вы частоговорили, что уважаетеменя, гово­рили,что я Вам нравлюсь, но все это лишь слова. Я никогда по-настоящему Вам неверила. На этот раз все было по-другому, Вы пошли дальше слов.

Я был очень взволнован тем, что сказалаМардж. Она нащупала очень важные проблемы. Идти "дальше слов" — именно это рабо­тало. То, что я делал, а не что говорил. Действительно,главное было в том, чтобы делать что-то для пациента. Поделиться проблемами Моей жены означалосделать что-то для Мардж, подарить ей что-то. Терапевтическое действие, а не терапевтическое слово!

Эта идея так воодушевила меня, что я струдом мог дождаться окончания сеанса, чтобы обдумать ее. Но сейчас моевнимание снова было поглощено Мардж. Ей еще было что мне сказать.

— Ещепомогает, когда Вы спрашиваете, что помогало мне в прошлом. Вы передаете мнеответственность, позволяете мне самой вести сеанс. Это хорошо. Обычно я впадаюв депрессию на несколь­ко недель, а Вы извлекаете меня оттуда за несколько минут,зас­тавляяформулировать, что произошло. Фактически самвопрос. "Что помогало раньше" — полезен, потому что убеждаетменя, что есть способ почувствовать себя лучше. Еще помогает то, что Вы нестро­ите из себяволшебника, который позволяет мне догадаться о том, что знает сам. Мненравится, что Вы признаетесь в том, что не знаете, и затем предлагаете мненайти ответ вместе с Вами.

Это было музыкой для моих ушей! В течениегода работы с Мардж я старался придерживаться только одного твердогоправи­ла — относиться к ней как к равной. Япытался не объективиро­вать ее, не жалеть ее и не делать ничего, что создает между намипропасть неравенства. Я следовал этому правилу по мере возмож­ности, и сейчас было приятнослышать, что это помогло.

Весь замысел психиатрического "лечения"насквозь проникнут противоречиями. Когда один человек, терапевт, "лечит"другого, пациента, с самого начала понятно, что эта терапевтическая пара, тедвое, которые должны сформировать терапевтический союз, не равны и не могутбыть полными союзниками; один расстроен и запутался, а от другого ожидается,что он будет использовать свои профессиональные навыки, чтобы распутать иисследовать объек­тивно проблемы, лежащие в основе расстройства и замешательства.Кроме того, пациент платит тому, кто его лечит. Само слово "ле­чение" подразумевает неравенство.Относиться к кому-то как к равному означает, что терапевт должен преодолеть илискрыть не­равенство,ведя себя так, как будто он и пациент равны.

Так что же, относясь к Мардж как к равной,я просто притво­рялсяперед ней (и перед собой), что мы равны Возможно, более правильно описыватьтерапию как отношение к пациенту как ко взрослому. Это может показатьсясхоластической путаницей, однако что-то должно было произойти в терапии Мардж,что заставило меня очень ясно понять, как я хочу относиться к ней или клюбо­му другомупациенту.

Примерно через три недели после моегооткрытия важности терапевтического действия произошло необыкновенное событие.Наш обычный сеанс с Мардж приближался к середине. Накануне у нее была поганаянеделя, и она посвящала меня в некоторые де­тали. Она казалась флегматичной,лицо выражало усталость и ра­зочарование, волосы были растрепаны, а юбка помялась и съехаланабок.

В разгар своего плача она внезапно закрылаглаза — что само посебе не было необычным, поскольку она часто впадала в состоя­ние аутогипноза в процессе сеанса.Я давно решил, что не буду попадаться на эту удочку — не стану сопровождать ее в этомгипноидном состоянии, а наоборот, буду пробуждать ее. Я сказал: "Мардж",— и собиралсяпроизнести оставшуюся часть предложе­ния: "Не будете ли Вы любезнывернуться" — когдауслышал не­знакомыймощный голос, доносившийся из ее рта: "Вы не знаете меня".

Она была права. Я не знал человека,который это говорил. Голос был настолько непохожим, настолько сильным,настолько власт­ным,что я невольно оглянулся, желая убедиться, что больше ник­то не вошел в кабинет.

— Кто Вы— спросиля.

— Я! Я!— И затемпреобразившаяся Мардж вскочила и загалопировала по кабинету, разглядывая моикнижные полки, поправ­ляя картины и обыскивая мою мебель. Это была Мардж иодно­временно неМардж. Все, кроме одежды, изменилось — лицо, походка, манера держатьсяи двигаться.

Эта новая Мардж была самоуверенной,оживленной и экстра­вагантной, привлекательной и кокетливой. Странным густымкон­тральто онапроизнесла:

— До техпор, пока Вы собираетесь притворяться еврейским интеллектуалом, Вы, конечно,можете обставлять свой кабинет та­ким образом. Этому покрывалу на диване место вблаготворитель­номмагазине — если еготуда, конечно, возьмут, а то, что висит на стенах, слава Богу, можно быстренькоснять! И эти снимки кали­форнийского побережья! Замените их на домашниефотографии!

Она была остроумна, надменна и оченьсексуальна. Каким об­легчением было избавиться от скрипучего голоса Мардж и еене­устанного нытья! Ноя начинал чувствовать напряжение — мне эта леди слишком нравилась. Я вспомнил легенду о Лорелее, ихотя знал, что задерживаться опасно, решил немного побыть с ней.

— ПочемуВы пришли — спросиля. — Почему именносегодня

— Чтобыотпраздновать свою победу. Я выиграла, Вы знаете.

— Выиграличто

— Нестройте из себя идиота передо мной! Я — это не она, Вы знаете! Не все,что Вы говорите, так уж чудесно. Думаете, Вы со­бираетесь помочь Мардж— Ее лицо былоудивительно подвиж­ным, а слова она произносила с широкой ухмылкой злодейки извикторианской мелодрамы.

Она продолжала в насмешливой, злораднойманере:

— Выможете лечить ее тридцать лет, а я все равно выиграю. За один день я могууничтожить год Вашей работы. Если нужно, я могу заставить ее шагнуть с тротуарапрямо под колеса машин.

— Нозачем Что Вам это даст Если она проиграет, проиграете и Вы.

Возможно, я говорил с ней дольше, чемследовало. Было ошиб­кой говорить с ней о Мардж. Нечестно по отношению к Мардж. Нопризыв этой женщины был сильным, почти непреодолимым. На короткое время япочувствовал приступ жуткой тошноты, как будто сквозь дыру в ткани реальности явзглянул на нечто запрет­ное, на составные части, трещины и швы, на эмбриональные клетки изародыши, которые при обычном порядке вещей невозможно разглядеть вчеловеческом существе. Мое внимание было прико­вано к ней.

— Мардж— дрянь. Вы знаете,что она дрянь. Как Вы выносите ее Дрянь! Дрянь! — и затем началось самоеизумительное театраль­ное представление, какое я когда-либо видел: она началапередраз­нивать Мардж.Каждый жест, который я наблюдал месяцами, каж­дую гримасу Мардж, каждоедействие, проходившее передо мной в хронологическом порядке. Вот Мардж, робкопришедшая ко мне в первый раз. Вот она свернулась клубком в углу моегокабинета. А вот она с огромными, полными отчаянья глазами, умоляет меня неоставлять ее. Вот она в состоянии аутогипноза, с закрытыми глазами подергиваетвеками с такт своей речи. А вот она со своим лицевым спазмом, с искаженным, каку Квазимодо, лицом, с тру­дом способная говорить. Вот она съежилась за своим креслом, какМардж, которая боится. Вот она жалуется мелодраматично и иро­нично на ужасные приступы боли вживоте и груди. Вот она вы­смеивает заикание Мардж и некоторые ее знакомые фразы:

"Я та-а-ак рад-д-да, что Вы мой психиатр!"Опустившись на колени: "Я н-н-нра-а-авлюсь Вам, д-д-доктор Ялом Н-н-неб-б-бросайте меня, я исчез-з-зну, если Вы покинете меня".

Представление было необыкновенным,напоминающим выход "на бис" актрисы, исполнявшей в пьесе несколько ролей ираз­влекающей публикумгновенным преображением в каждого из пер­сонажей. (На минуту я забыл, что вэтом театре актриса не была на самом деле актрисой, а всего лишь одной изролей. Настоящая актриса, то есть отвечающее за все сознание, оставалосьскрытым за сценой.)

Это было виртуозное, но, безусловно,жестокое представление, разыгранное "Я" (я не знал, как еще ее назвать). Ееглаза горели, пока она продолжала обличать Мардж, которая, как она сказала,была неизлечимой, безнадежной и жалкой. Мардж, сказала "Я", должна написатьавтобиографию и назвать ее (тут она начала хи­хикать) "Рожденная бытьжалкой".

"Рожденная быть жалкой". Я улыбнулсяпротив своей воли. Эта Прекрасная Дама была грозной женщиной. Я чувствовал, чтоне­честно по отношениюк Мардж, что я нахожу ее соперницу столь привлекательной и так ошеломлен еепередразниваньем самой Мардж.

Внезапно — мгновенно! — все кончилось: "Я" закрыла глазана одну или две минуты, а когда они открылись, она исчезла и верну­лась Мардж, плачущая и испуганная.Она уронила голову на коле­ни, тяжело дышала и медленно приходила в себя. Несколькоми­нут онавсхлипывала, а потом, наконец, заговорила о том, что случилось. (Она хорошопомнила все происшедшее.) Раньше у нее никогда не было расщепления — или нет, один раз, третьюлич­ность звали РутЭнн, — но женщина,которая появилась сегодня, никогда прежде не возникала.

Я был сбит с толку тем, что случилось. Моеосновное правило "относиться к Мардж как к равной" больше не работало. К какойМардж Всхлипывающей Мардж, сидевшей напротив меня, или сексуальной ивысокомерной Мардж Мне казалось, что главным соображением должны стать моиотношения с пациентом, то есть моя связь с Мардж. Пока я не смогу сохранитьискренность в этих отношениях, теряется всякая надежда на успех терапии.Необходимо было изменить мое основное правило "относиться к пациенту как кравному" — на "бытьверным пациенту". В конце концов, я не должен позволить той, другой Марджсоблазнить себя.

Пациент может стерпеть неверностьтерапевта за рамками сво­его сеанса. Хотя понятно, что терапевты вовлечены в другиеотно­шения, а вприемной ждет другой пациент, существует негласное соглашение не замечать этогов терапии. Терапевт и пациент при­творяются, будто их отношения моногамны. И терапевт, и пациентвтайне надеются, что выходящий и входящий пациенты не встретятся между собой. Всамом деле, чтобы предотвратить это, не­которые терапевты оборудуют всвоем кабинете две двери — одну для входящих, другую — для выходящих.

Но пациент имеет право ожидать верностив течение сеанса. Мойнегласный контракт с Мардж (как и со всеми моими пациентами) заключался в том,что пока я провожу сеанс, я целиком, всем сер­дцем и исключительно с ней. Марджоткрыла передо мной иное измерение этого контракта: я должен быть с ее наиболееподлин­ной личностью.Отец Мардж, изнасиловавший ее в детстве, участво­вал в развитии ее ложногосексуального "Я" —вместо того, чтобы поддерживать эту целостную личность. Я не должен повторитьэту ошибку.

Это было нелегко. Честно говоря, я хотелснова увидеть "Я". Хотя я знал ее меньше часа, я был ею очарован. На сером фонемногих часов, проведенных с Мардж, этот соблазнительный фан­том выделялся с ослепительнойяркостью. Такие характеры не ча­сто попадаются в жизни.

Pages:     | 1 |   ...   | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 |   ...   | 43 |    Книги по разным темам