Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 34 |

— Особеннокогда у них светлые волосы и голубые глаза,— сказал он. — Считается, что они-то должныбыть настоящими великанами.

В эту ночь в моей затянутой сеткой колыбелимне привиделся жуткий кошмар. Мне приснилось, будто ее крышка намертво прибитагвоздями. Все мои попытки вырваться на свободу разбивались о плотно пригнаннуюкрышку. Меня охватила паника. Я закричала и стала трясти раму, пока вся этахитроумная конструкция не опрокинулась вверх дном. Все еще в полусне я лежалана полу, голова моя покоилась на обвисшей груди старухи.

Какое-то время я не могла вспомнить, где я.Детский страх заставил меня теснее прижаться к старой индеанке, я знала, чтоздесь я в безопасности.

Старуха растирала мне макушку и нашептывалана ухо непонятные слова, пока я окончательно не проснулась.

Уверенность и покой вернулись ко мне от ееприкосновения и непривычного гнусавого голоса. Это чувство не поддавалосьразумному объяснению, но было в ней нечто такое, что заставляло меняприжиматься к ней. Она отвела меня в свою комнатушку за кухней. Я улегласьрядом с ней в привязанном к двум столбам тяжелом гамаке. Чувствуя оберегающееприсутствие этой странной старой женщины, я без всякого страха закрыла глаза.Слабое биение ее сердца и капли воды, просачивающейся сквозь глиняный жбан,увели меня в сон.

— Тебенамного лучше будет спать здесь,— сказала на другое утро старуха, подвешивая мой хлопчатобумажныйгамак рядом со своим.

С того дня Анхелика не отходила от меня нина шаг.

Большую часть времени мы проводили у реки,болтая и купаясь у самого берега, где красно-серый песок напоминал золу,смешанную с кровью. В полном умиротворении я часами наблюдала за тем, какиндеанки стирают одежду, и слушала рассказы Анхелики о былых временах. Словнобредущие по небу облака, ее слова сливались с образами женщин, полощущих бельеи раскладывающих его на камнях для просушки.

В отличие от большинства индейцев в миссии,Анхелика не принадлежала к племени Макиритаре. Совсем молоденькой ее выдали замужчину из этого племени. Она любила повторять, что он хорошо с ней обращался.Она быстро усвоила их обычаи, которые не особенно отличались от обычаев еенарода. А еще она побывала в городе. Она так и не сказала мне, в каком именно.Не сказала она и своего индейского имени, которого, согласно обычаям ее народа,нельзя было произносить вслух.

Стоило ей заговорить о прошлом, как ееголос обретал непривычное для моих ушей звучание. Она начинала гнусавить ичасто переходила с испанского языка на родной, путая место и время событий.Нередко она останавливалась посреди фразы; лишь несколько часов спустя, а то ина другой день она возобновляла разговор с того самого места, на которомостановилась, словно беседа в такой манере была самым обычным делом насвете.

— Я отведутебя к моему народу, — сказала Анхелика как-то после полудня, взглянув на меня смимолетной улыбкой. Я почувствовала, что она готова сказать больше, и подумала,не знает ли она, что отец Кориолано договорился с мистером Бартом, чтобы тотвзял меня с собой в ближайшую деревню Макиритаре.

Мистер Барт был американским старателем,который больше двадцати лет провел в венесуэльских джунглях. Он жил ниже потечению с женой-индеанкой и по вечерам частенько по собственной инициативезахаживал в миссию на ужин. Хотя желания возвращаться в Штаты у него не было,он с огромным удовольствием слушал рассказы о них.

— Я отведутебя к моему народу, — повторила Анхелика. — Туда много дней пути. Милагрос поведет нас черезджунгли.

— Кто такойМилагрос

— Индеец,как и я. Он хорошо говорит по-испански. — Анхелика с явным ликованиемпотерла руки. — Ондолжен был быть проводником у твоих друзей, но решил остаться.

Теперь я знаю, почему.

В голосе Анхелики была странная глубина;глаза ее блестели, и снова, как в день приезда, мне показалось, что она немногоне в себе.

— Он ссамого начала знал, что понадобится нам как проводник,— сказала старуха.

Веки ее опустились, словно у нее неосталось больше сил поднять их. Внезапно, будто испугавшись что уснет, онашироко раскрыла глаза.

— Иневажно, что ты мне сейчас скажешь. Я знаю, что ты пойдешь со мной.

Эту ночь я лежала в гамаке, не в силахзаснуть. По дыханию Анхелики я знала, что она спит. А я молилась, чтоб она незабыла о своем предложении взять меня с собой в джунгли. В голове у менявертелись слова доньи Мерседес:

К тому времени, как ты вернешься, твоизаписи тебе уже не понадобятся. Может, у индейцев я проведу кое-какую полевуюработу. При этой мысли мне стало весело.

Магнитофона я с собой не взяла; не было уменя ни бумаги, ни карандашей — только маленький блокнот и шариковая ручка. Я привезлафотоаппарат, но к нему было лишь три кассеты с пленкой.

Я беспокойно завертелась в гамаке. Нет, уменя не было ни малейшего намерения отправляться в джунгли со старухой, которуюя считала немного сумасшедшей, и индейцем, которого никогда в жизни не видела.И все же в этом переходе через джунгли был такой соблазн. Я без труда могла быустроить себе небольшой отпуск. Никакие сроки меня не поджимали, никто меня неждал. Друзьям я могла бы оставить письмо с объяснением своего внезапногорешения.

Да их это и не особенно встревожит. Чембольше я об этом думала, тем сильнее меня интриговала эта затея. ОтецКориолано, разумеется, снабдит меня достаточным количеством бумаги икарандашей. И, возможно, донья Мерседес была права. Старые записи о практикецелительства могут оказаться ненужными, когда — и если, — закралась зловещая мысль,— я вернусь из этогопутешествия.

Я выбралась из гамака и посмотрела наспящую тщедушную старуху. Словно почувствовав мой взгляд, ее веки затрепетали,губы зашевелились:

— Я не умруздесь, а умру среди моего народа. Мое тело сожгут, а мой пепел останется сними.

Глаза ее медленно раскрылись; они былитусклы, затуманены сном и ничего не выражали, но в ее голосе я уловила глубокуюпечаль. Я прикоснулась к ее впалым щекам. Она улыбнулась мне, но мысли ее былигде-то далеко.

Я проснулась, ощутив на себе чей-то взгляд.Анхелика сказала, что ждала, пока я проснусь. Она жестом пригласила менявзглянуть на лубяной коробок величиной с дамскую сумочку, стоявший рядом с ней.Она подняла плотно пригнанную крышку и с большим удовольствием приняласьпоказывать мне каждый предмет, всякий раз взрываясь бурей радостных иудивленных восклицаний, словно видела их впервые в жизни. Там было зеркальце,гребешок, бусы из искусственного жемчуга, несколько пустых баночек из-под кремаПондс, губная помада, пара ржавых ножниц, вылинявшая блузка июбка.

— А эточто, по-твоему, такое — спросила она, пряча что-то за спиной.

Я созналась в своем невежестве, и онарассмеялась:

— Это моякнижка для письма. —Она открыла блокнот с пожелтевшими от времени страницами. На каждой страницевиднелись ряды корявых букв. — Смотри. — Достав из коробка карандашный огрызок, она стала выводитьпечатными буквами свое имя. — Я научилась этому в другой миссии. Намного большей, чем эта. Тамеще была школа. Это было много лет назад, но я не забыла, чему там научилась.— Она снова и сноваписала свое имя на поблекших страницах. — Тебе нравится

— Очень.— Я зачарованносмотрела, как эта старая женщина сидит на корточках, сильно наклонись вперед ипочти касаясь головой лежащего на земляном полу блокнота. Умудряясь сохранятьравновесие в такой позе, она продолжала старательно выписывать буквы своегоимени.

Внезапно закрыв блокнот, онавыпрямилась.

— Япобывала в городе,—сказала она, глядя куда-то в окно. — В городе полно людей и все наодно лицо. Сначала мне это нравилось, но потом я быстро устала. Слишком замногим надо было уследить. Да еще столько шума. Говорили не только люди, но ивещи. — Онапомолчала, нахмурившись и изо всех сил стараясь сосредоточиться; все морщины наее лице обрисовались резче. Наконец она сказала: — Город мне совсем непонравился.

Я спросила, в каком городе она была и вкакой миссии выучилась писать свое имя. Она посмотрела на меня так, словно нерасслышала вопросов, и продолжала свой рассказ. Как и раньше, она начала путатьместо и время событий, временами сбиваясь на родной язык. То и дело онасмеялась, повторяя одно и то же: — Я не отправлюсь на небеса отца Кориолано.

— Тывсерьез собираешься идти к своему народу — спросила я. — А ты не думаешь, что двумженщинам опасно отправляться в лес Ты хоть знаешь дорогу

— Конечно,знаю, — сказала она,резко выходя из состояния, близкого к трансу. — Старухе боятьсянечего.

— Но я-тоне старуха.

Она погладила меня по волосам.

— Ты нестаруха, но у тебя волосы цвета пальмовых волокон и глаза цвета неба. Ты тожебудешь в безопасности.

— Яуверена, что мы заблудимся, — тихо сказала я. — Ты даже не помнишь, как давно ты в последний раз видела свойнарод. Ты сама мне говорила, что они все дальше уходят в лес.

— С намиидет Милагрос, —убежденно заявила Анхелика. — Он хорошо знает лес. Он знает обо всех людях, какие живут вджунглях. — Анхеликаначала укладывать свои пожитки в лубяной коробок. — Пойду-ка я поищу его, чтобы мысмогли тронуться в путь как можно скорее. Тебе надо будет дать емучто-нибудь.

— У менянет ничего такого, что ему бы хотелось, — сказала я. — Может, я договорюсь с друзьями,чтобы они оставили привезенные с собой мачете в миссии дляМилагроса.

— Отдай емусвой фотоаппарат, —предложила Анхелика. — Я знаю, что он хочет иметь фотоаппарат не меньше, чем еще одномачете.

— А онзнает, как пользоваться фотоаппаратом

— Не знаю.— Она хихикнула,прикрыв рот ладонью. — Он мне как-то сказал, что хочет делать снимки белых людей,которые приезжают в миссию поглазеть на индейцев.

Я отнюдь не жаждала расставаться сфотоаппаратом.

Он был хороший и очень дорогой. Я пожалела,что не взяла с собой другого, подешевле. — Я отдам ему фотоаппарат,— сказала я внадежде, что когда объясню Милагросу, как сложно им пользоваться, он самвыберет мачете.

— Чемменьше нести, тем лучше, — сказала Анхелика, со стуком захлопывая крышку коробка.— Все это я отдамкакой-нибудь здешней женщине. Мне оно больше не понадобится. Когда идешь спустыми руками, никому от тебя ничего не нужно.

— Я хотелабы взять гамак, который ты мне дала, — пошутила я.

— А что,неплохая мысль, —посмотрела на меня Анхелика и кивнула. — Ты беспокойно спишь и, наверное,не сможешь спать в гамаках из лыка, как мой народ. — Взяв коробок, она собраласьуходить из комнаты. —Я вернусь, когда разыщу Милагроса.

Допивая свой кофе, отец Кориолано смотрелна меня так, словно впервые видел. Опершись о стул, он с большим усилиемподнялся с места. Он глядел на меня в полной растерянности, не говоря ни слова.Это было молчание старого человека. Увидев, как он провел по лицу негнущимисяскрюченными пальцами, я впервые осознала, какой он, в сущности, хилыйстарик.

— Вы с умасошли, собираясь идти в джунгли с Анхеликой, — сказал он наконец. — Она очень стара; далеко она незайдет. Пеший переход по лесу — это вам не экскурсия.

— С намипойдет Милагрос.

Глубоко задумавшись, отец Кориоланоотвернулся к окну, то и дело дергая себя за бороду. — Милагрос отказался идти с вашимидрузьями. Не сомневаюсь, что он и Анхелику откажется вести вджунгли.

— Онпойдет. — Мояуверенность была совершенно необъяснимой. Она полностью противоречила всякомуздравому смыслу.

— Странныйон человек, хотя и вполне надежный, — задумчиво сказал отец Кориолано.— Он был проводникомв разных экспедициях. И все же... — Отец Кориолано снова сел и, наклонившись ко мне, продолжал:— Вы не готовы идти вджунгли. Вы даже не представляете, с какими трудностями и опасностями связанотакое предприятие. У вас даже обуви подходящей нет.

— Разныелюди, побывавшие в джунглях, говорили мне, что для этого нет ничего лучшетеннисных туфель.

Они, не сжимаясь, быстро высыхают на ногах,и от них не бывает волдырей.

Отец Кориолано пропустил мое замечание мимоушей.

— Почему вытак хотите идти —спросил он раздраженно. — Мистер Барт отведет вас на встречу с шаманом Макиритаре; выувидите сеанс исцеления, и вам не надо будет так далеко ходить.

—Я ив самомделе не знаю, почему хочу туда идти, — беспомощно сказала я, посмотревна него. — Возможно,я хочу увидеть нечто большее, чем сеанс исцеления. Собственно, я хотелапопросить вас дать мне бумагу и карандаши.

— А как жеваши друзья Что я им скажу Что вы просто взяли и исчезли вместе с выжившей изума старухой —спрашивал он, наливая себе еще кофе. — Я здесь вот уже тридцать лет ини разу не слышал о таком нелепом плане.

Время сиесты уже прошло, но в миссии всееще царила тишина, когда я растянулась в своем гамаке в тени густо сплетенныхветвей и зубчатых листьев двух деревьев pomarosa.

Вдалеке я увидела высокую фигуру мистераБарта, направлявшегося к миссии. Странно, подумала я, ведь он обычно приходилпо вечерам. А потом я догадалась, зачем он пришел.

Он присел на корточки у ступенек, ведущихна веранду неподалеку от места, где я лежала, и закурил одну из привезенныхмоими друзьями сигарет.

Мистеру Барту, похоже, было не по себе. Онвстал и прошелся туда-сюда, словно часовой на посту. Я совсем было собраласьего позвать, когда он заговорил сам с собой, выдыхая слова с дымом. Он почесалбелую щетину на подбородке, поскреб один ботинок о другой, чтобы счиститьналипшую грязь, будто пытался избавиться от не дававших ему покоямыслей.

— Вы пришлирассказать мне об алмазах, которые нашли в Гран-Сабана — спросила я вместо приветствия,надеясь развеять меланхолическое выражение в его добродушных карихглазах.

Он затянулся сигаретой и выпустил дым черезнос короткими клубами. Выплюнув несколько табачных крошек, прилипших к кончикуязыка, он спросил:

— Почему выхотите идти с Анхеликой в лес

— Я ужеговорила отцу Кориолано, что не знаю.

Мистер Барт тихо повторил мои слова, но ужес вопросительной интонацией. Закурив очередную сигарету, он медленно выпустилдым, глядя, как его завитки постепенно тают в прозрачном воздухе.

— Идемте-капройдемся, —предложил он.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам