Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |

За последнюю четверть века было сказано много справедливых слов о гениальности Выготского. Между тем, давно пора, нисколько не умаляя заслуг личной одаренности Льва Семеновича, к самому его феномену приложить культурно-историческую мерку. Разглядеть основание его гениальности, не в особой морфологии серого вещества в его гениальной голове, но в исторически назревшей и точно схваченной им культурно-исторической основе его теоретизирования. И может быть тогда мы, наконец, покинем малопродуктивную ученическую позицию толкователей его эпохальных прозрений, и реально продолжим начатое им дело.

Ну а пока вернемся к злоключениям классической (классическим злоключениям) экспериментальной психологии.

В той мере, в какой ей удавалось соответствовать идеалу новоевропейской научности, т.е. расчленять живое целое на части, а затем подвергать эти disjecta membra poetae ис-пытанию на ультрасовременной лабораторной дыбе, она оставалась вполне интернациональной. Родственности идей американского бихевиоризма и Павловской школы не могли помешать не только языковые и государственные границы, но и пресловутый железный занавес. Вот только плоды этой международной кооперации никак не тянут на эпохальный прорыв в научно-теоретическом понимании природы человека.

Напротив, пусть разрозненные, но все же содержательно-психологические результаты были получены в сфере не столько естественнонаучной, сколько гуманитарной психологии. Между тем, сфера гуманитарной мысли не имеет на сегодняшний день общепризнанных в мировом научно-психологическом сообществе стандартов. Не имеет по вполне очевидной причине. Будучи теоретической рефлексией человека на свою собственную природу гуманитарная мысль существенно зависит от социально-исторической ступени развития как самого субъекта этой рефлексии, так и его же в качестве предмета оной.

Насколько глубоки социально-исторически, а затем и культурно обусловленные различия в жизни людей разделенных океанами и государственными границами, насколько различны сами люди, настолько же различается и их психологическое мышление. А потому, вплоть до сегодняшнего дня достижения гуманитарной психологии, достигнутые в рамках различных национальных психологических школ, как правило, лишь более или менее заинтересованно принимались к сведению иностранными коллегами-психологами, практически не затрагивая собственного стиля научно-психологического мышления последних.

Если, скажем, русских и американских физиков различает традиционный для их культуры научный стиль и темперамент, то объединяет их не просто общий, но единый предмет исследования. Напротив, психологию и психологов всегда разделял на едва ли не трансцендентные друг другу домены, не только и не столько стиль мышления, сколько социально-исторически обусловленные различия в самом предмете их теоретизирования.

Впрочем, мы уже отмечали, что на переломе тысячелетия можно говорить не только о дальнейшей дивергенции национальных психологических школ (куда уж дальше), но и об обратной тенденции.

Сегодня интерес к российской психологии не только не угасает, но, напротив, набирает обороты. Американские (и не только) исследователи всерьез изучают культурно-историческую и деятельностную теорию, и не стесняются штудировать в этой связи Капитал Маркса. А мы, их российские коллеги, со своей стороны, ускоренно осваиваем Cognitive science, не утруждая себя такой безделицей, как перевод на русский язык англоязычных терминов. (Психологическая глобализация, блин!). Впрочем, подобный встречный курс российской психологии вряд ли приведет в обозримом историческом будущем к конвергенции с психологией мировой.

А вот как тот же сюжет видится с другого берега.

Мы не имеем права недооценивать значение исторического материализма и ставить это в зависимость от нашего отношения к правительству СССР, если хотим справедливо оценить заслуги советской психологии и то значение, которое имели марксистские идеи на развитие теории человеческого поведения и развития ребенка. Иначе мы окажемся в положении британских анатомов и физиологов, которые в начале XIX века ниспровергли французскую психологию из-за ее "атеистичности". Тогда мы, а не Лурия и Выготский окажемся не учеными, а проводниками идеологии.

Это мысль все того же Стефана Тулмина. И все из той же его статьи четвертьвековой давности. А читается так, будто написана сегодня. С той лишь разницей, что слова, адресованные автором своим американским коллегам, обращены сегодня преимущественно к нам. Вплоть до такой забавной подробности, как идеологическое отторжение науки ввиду ее латеистичности.

Нынче уже не американские, а наши российские коллеги призывают нас к ниспровержению материалистической парадигмы ввиду того, что душа была принесена в жертву научному мировоззрениюiv.

Ну, тут мы не вправе вступать в какую бы то ни было полемику. О душе каждый заботится самостоятельно, и если он принес ее в жертву чему-то или кому-то, то по-человечески можно понять желание не называть его по имени и воспользоваться эвфемизмом - научное мировоззрение. Вот только в раскаянии, как и в науке, надо идти до конца. Сказав А, надо иметь мужество не запнувшись сказать Б, В, ну и прочие положенные буквы. Если марксизм и атеизм принципиально неприемлемы для вас, то будьте элементарно логичны и отрекитесь от наследия Выготского и Леонтьева окончательно и бесповоротно. Не кокетничайте своим ученичеством и своей причастностью к их наследию. Третий петух еще не пропел, вы вполне успеете. Спросите у любого священника, да, хотя бы у одного из тех, кого вы так часто стали приглашать выступать перед студентами в аудитории им. А.Н.Леонтьева, и он, несомненно, лучше нас объяснит Вам, что нельзя одновременно служить Богу и антихристу, развешивать в одних и тех же университетских аудиториях иконы, и портреты последовательных и принципиальных атеистов.

Впрочем, уже от себя, не прибегая к консультациям с православными батюшками, добавим, что с душой дело обстоит несколько сложнее, чем это представляется нашим свежевоцерквленным мыслителям, лишь вчера поменявшим партбилет на православный крест. Оставив в стороне религиозную и прочую мифологию, мы смеем утверждать, что та недетерминированная материальными стимулами нравственность, на дефицит которой в материалистической психологии стало сегодня модным сетовать, куда ближе и органичней для таких атеистов как Спиноза или Выготский, Ильенков или Давыдов, чем для множества суетящихся в начальственных кабинетах попов, с проступающими из под рясы погонами.

Не святость, нет, они были реальные грешные земные люди, но нравственность, роднит их и с такими религиозными мыслителями как отец Павел Флоренский и отец Александр Мень, и с такими светскими фигурами как учитель Януш Корчак или физик-ядерщик Андрей Сахаров. Впрочем, достаточно об этом.

Сам Выготский видел свою историческую задачу именно в построении марксистской психологии, которой только и под силу вывести нашу науку из тупика психологического кризиса.

Марксистская психология есть не школа среди школ, - утверждал он в Историческом смысле..., - а единственная истинная психология как наука; другой психологии, кроме этой, не может быть. И обратно: все, что было и есть в психологии истинно научного, входит в марксистскую психологию: это понятие шире, чем понятие школы или даже направления. Оно совпадает с понятием научной психологии вообще, где бы и кем бы она ни разрабатываласьv.

Между тем на всей планете не было места столь же мало оборудованного для мыслителей, способных искренне высказывать подобные суждения, чем СССР. И есть достаточно веские основания полагать, что сам Лев Семенович, догадывался об этом печальном обстоятельстве.

Как путь эта идея не имеет себе равной по силе в европейской методологии, - настаивает Выготский. - Если он не будет загибаться к критике и полемике, не будет переходить в путь брошюрной войны, а будет подниматься к методологии; если он не будет искать готовых ответов; если он осознает задачи современной психологии, он приведет к созданию теории психологического материализмаvi.

Увы! Печальные предчувствия оправдались вполне. Путь на долгие годы загнулся. Брошюрная война вскоре сменилась куда более убойной войной передовиц, поиски верного метода сменились поиском верных цитат, а осознание задач современной психологии сменилось осознанием задачи выживания.

Как ни кощунственно это звучит, но Выготский умер вовремя. Проживи он еще два-три года, и его, скорее всего, ждала бы судьба Мандельштама и Вавилова. Эвальд Васильевич Ильенков - другая великая и трагическая фигура все той же исторической драмы - не раз в частных разговорах высказывался в том смысле, что смерть Выготского была de facto самоубийством. Он, де, отказывался лечиться и, работая на износ, сознательно торопил трагическую развязку.

Что стояло за этими словами Ильенкова Знакомство с какими-то неопубликованными свидетельствами8 Догадка Проекция собственных трагических размышлений Кто знает..

Между тем, безвременная, в возрасте тридцати семи лет смерть Выготского в самом буквальном смысле этого слова спасла его школу. Исчезла яркая фигура, привлекавшая всеобщее внимание и вызывавшая тупую завистливую злобу у методологов в штатском.

И вот, на долгие годы психология уходит в подполье. Плеяде Льва пришлось срочно менять жанр. Надо ли объяснять, что Записки из подполья, не вполне конгруэнтны Ученым запискам

Надо, ибо ни благополучному западному исследователю, ни сегодняшнему российскому студенту непонятно, ибо это в принципе недоступно здравому человеческому рассудку, как ученый, размышляющий над теоретической проблемой, может быть озабочен не тем, как точнее и острее сформулировать родившуюся у него мысль, но тем как эту мысль спрятать. Как запеленать новорожденную мысль в лукавые словеса так, чтобы, даже вырванные из контекста, они не могли послужить поводом для обвинения в несанкционированных начальством вольностях.

В этой связи уместно припомнить идею Л.С.Выготского о том, что мысль рождается в слове. Мысли не безразлична ее словесная плоть. И если ей по какой бы то ни было причине приходится рядиться в корявую или лукавую словесную плоть, то и рождается она как мысль-инвалид.

И такое подпольное и полуподпольное состояние нашей науки длилось почти тридцать лет. А когда оно подошло к концу, то оказалось, что многое надо было начинать с начала - издавать неизданные рукописи, учить студентов и главное, вновь, уже в зрелые годы, учиться свободно мыслить.

Беда только, что подполье тогда не вполне закончилось.

***

Судьба культурно-деятельностной школы складывалась на родине весьма драматично именно потому, что она в отличие от большинства других гуманитарных дисциплин, да и направлений в самой психологии не имитировала связь с марксизмом, а пыталась реально опираться на его логику. Пока, марксизм, а вернее его предельно убогое, карикатурное подобие оставался официальной государственной идеологией, профессионально несостоятельные полуграмотные недоучки, считали себя достаточно компетентными, чтобы писать идеологические доносы на серьезных исследователей-марксистов. Поэтому, дабы всерьез опираться в своих теоретических размышлениях на марксизм, надо было помимо прочего, а может даже, прежде всего, обладать известным мужеством или безрассудством.

Однако куда большая опасность подстерегала школу при передаче своего наследия новым поколениям исследователей. Лукавое двоемыслие в такой степени было нормой советской научной жизни, что профессорам, излагавшим культурно историческую теорию, следовало, хотя бы намекать студентам на то вовсе неочевидное для них обстоятельство, что в рамках психологической теории Выготского и его школы Маркс и его идеи упоминаются не pro forma, а на полном серьезе. Не у всех хватало мужества на такой поступок, а значит и с трансляцией идей школы дела не очень ладились.

Однако кроме боязни идеологических доносов приверженцам культурно-деятельностной концепции приходилось решать еще одну не менее, а субъективно, возможно даже более трудную проблему. Им надо было обладать изрядной мерой неконформности по отношению к своим коллегам-ученым, дабы, рискуя быть непонятыми и заподозренными коллегами в заигрывании с официальной идеологией, продолжать, вслед за Выготским, опираться на подлинный неидеологический марксизм. И это испытание было для многих куда более серьезным, чем страх перед доносами9.

Куда проще было аккуратно вытеснить столь неудобную проблему, как отношение к марксизму, за пределы сознания, и, с тем большим успехом оставить свое мышление без этого инструмента. Куда проще было, сохранив в своем лексиконе марксистскую терминологию в объемах, необходимых для обозначения своей идеологической лояльности, кокетничать известными понаслышке именами модных западных или дореволюционных русских мыслителей.

Именно этот путь предпочла значительная часть наших коллег в т.н. застойные времена. Даже принимая основные теоретические идеи культурно-исторической психологии, и работая внутри культурно-деятельностной парадигмы, они не готовы были принять ее ядра, ее теоретической основы. Соответственно пока были живы непосредственные ученики Л.С.Выготского, вдохновленные его идеями и заряженные его убежденностью, а главное способные на самостоятельную теоретическую рефлексию, рефлексию не разрушавшую, а развивавшую саму культурно-деятельностную парадигму, школа жила. С их уходом начался нынешний кризис.

(Здесь необходима одна существенная оговорка. Помимо линии восходящей непосредственно к Льву Семеновичу Выготскому, история культурно-деятельностной школы включает еще одну фигуру, значение которой для развития ее теоретических идей невозможно переоценить. Это Эвальд Васильевич Ильенков. Мы убеждены, что значение Ильенкова для отечественной психологии сегодня еще не понято до конца. Между тем Ильенкову и его другу и ученику Василию Васильевичу Давыдову, культурно-деятельностная школа обязана едва ли не самыми серьезными теоретическими открытиями во второй половине прошлого века. Достаточно сказать, что главный труд В.В.Давыдова, ставший основой его теории и практики развивающего обучения, был написан под прямым влиянием Диалектики абстрактного и конкретного Э.В.Ильенкова.

Надо ли говорить, что и Э.В.Ильенков, в самые густопсовые советские времена, и В.В.Давыдов во времена ужасно демократичные, не стеснялись своей последовательной и принципиальной марксистской позиции и мужественно заявляли об этом. Может быть потому они и сделали так много.)

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |    Книги по разным темам