Психотерапия жертв насилия являетсянепростым делом, причем как для пациента, так и для терапевта. Сопротивление,возводимое системой самосохранения в процессе психотерапии пациентов,перенесших травму, несет демоническую силу, делая обычную работу в анализеневозможной. Это отмечал в своих работах Фрейд (1920), а в последствии идругие клиницисты, работающие с жертвами изнасилования или травмы.23Большинство авторов склонны видеть в этой атакующей фигуре интернализированнуюверсию действительного виновника травмы - насильника, который ловладелвнутренним миром жертвы. Однако данная точка зрения верна лишь отчасти. То, чтодьявольская внутренняя фигура является гораздо более садистской и жестокой, чемлюбой насильник, принадлежащий внешнему миру, указывает на то, что существует психологический фактор,который оказался,высвобожден посредством травматического переживания, а именно с травматогеннымфактором внутри самой психики. Независимо от того, насколько страшна жестокостьданной фигуры, ее задачей всегда является как защита уцелевшего после травмыличностного духа, так и его изоляция от реальности. Но при этом, заархетипическими защитами, за фигурой Защитника/Преследователя скрываетсятрагедия. Зерно трагедии кроется в том факте, что Защитник/Преследователь неподдается обучению. По мере взросления человека его примитивные защиты так и неузнают о реальных угрозах окружающего мира. Эти защиты функционируют намагическом уровне сознания – том уровне, который был на момент травматического события.Каждая новая жизненная ситуация ошибочно априорно воспринимается как опасность,как угроза повторного переживания травмы и, вследствие этого подвергаетсяатаке. Таким образом, архаичные защиты становятся силами, направленными противжизни, которые Фрейд вполне обоснованно считал составляющей частью инстинктасмерти.
В литературе часто встречаются 2 вывода,посвященных травматическому синдрому изнасилования, которыеподтверждаются клиническим опытом:
1. Травмированная психика продолжаеттравмировать саму себя. Т.е. травматический процесс не заканчивается спрекращением внешнего акта насилия, но продолжается с неослабевающейинтенсивностью во внутреннем мире жертвы насилия, чьи фантазии часто населеныобразами преследующих фигур.
2. Люди, перенесшие психическуютравму, постоянно обнаруживают себя в жизненных ситуациях, в которых ониподвергаются повторной травматизации. Как бы сильно не было желание и мотивацияна исцеление, улучшение жизни или взаимоотношений наработанная ранее модель поведения, болеесильная, чем Эго,проявляет себя.
Уход из травмирующей ситуации являетсянормальной реакцией психики на травматическое переживание. В случае, когдаизбежать травмирующей ситуации невозможно, какая-то часть Я должна бытьудалена. Но для того, чтобы это случилось,обычно интегрированное Эго должно быть разделено на фрагменты или диссоциировано.Диссоциация является нормальной частью защит психики от потенциального ущербатравматического воздействия. Диссоциация является своего рода трюком, котораяпсихика разыгрывает сама с собой. Жизнь может продолжаться благодаря уловке, врезультате которой непереносимые переживания разделяются и располагаются поразличным отделам психики и тела, главным образом, переводятся влбессознательные аспекты психики и тела. Это обусловлено появлениемпрепятствия интеграции обычно единичных элементов сознания (таких как,когнитивные процессы, аффекты, ощущения, воображения). Переживание, само посебе, становится прерывистым. Процесс воображения может быть отделенным отаффекта, либо аффект и образ могут быть диссоциированы от осознанного знания.Время от времени появляются отдельные воспоминания, во время которыхпереживаются ощущения, которые, на первый взгляд, никак не связаны споведенческим контекстом. В памяти индивида, чья жизнь была нарушенатравматическим событием, появляются провалы, для него становится невозможнойвербализация, создание полноценного рассказа о том, что с нимпроизошло.
Диссоциация как психологический защитныймеханизм позволяет человеку, пережившему невыносимую боль, участвовать вовнешней жизни, но за счет больших внутренних затрат. Внешнее травматическое событиепрекращается, и связанные с ним потрясения могут быть забыты, нопсихологические последствия продолжают переполнять внутренний мир, и этопроисходит в виде определенных образов, которые образуют кластер вокругсильного аффекта, названного чувственно окрашенным комплексом [Jung К.,1925]. Эти комплексы имеют тенденцию вести себя автономно, как пугающиесущества, населяющие внутренний мир; они представлены в снах в образахатакующих врагов, злых зверей, монстров и др.
Природа и функционирование диссоциативныхмеханизмов, ответственных за образование комплексов, показала тесную связьдиссоциации и агрессии. Диссоциация сопряжена с активной атакой одной частипсихики на другую, словно нормальные интегративные тенденции психикинасильственным образом перекрываются. Примитивные защиты присутствуют в томслучае, когда внутренний мир наполнен агрессией. Т.е. источник энергии длядиссоциации находится в этой агрессии. Можно добавить, что диссоциативныепроцессы имеют аутагрессивную природу. Вероятно, в процессе психотерапиипациентов с психологической травмой, некая интерпсихическая фигура или сила,представленная в сновидческих процессах или сновидениях, препятствует процессуисцеления и дисссоциирует психику именно в том случае, когда непереносимое(травматическое) переживание начинает прорываться в сознание. Функциональноеназначение этой фигуры состоит в том, чтобы, отделяя, охранять Эго жертвы насилия от переживаниялнемыслимого аффекта, связанного с травмой. Дробя на фрагментыаффективныепереживания пациентарассеивается осознание боли, которое уже появилось или должно появиться. Всущности, дьявольская фигура травмирует внутренний объектный мир для того,чтобы предотвратить повторное переживание травмы во внешнем мире. Если этоутверждение правильно, то оно означает, что травматогенное имаго преследуетпсихику пациента, управляя диссоциативным процессом. Таким образом,психопатологические последствия насилия в полной мере обусловлены, с однойстороны, внешним событием, а с другой – психологическим фактором.Внешнее травматическое событие само по себе не расщепляет психику. Внутреннийпсихологический посредник, вызванный травмой, совершаетрасщепление.
Клинический опыт процессуальнойпсихотерапии демонстрирует, что во внутреннем мире пациентов, перенесших травмунасилия, с большой долей вероятности можно обнаружить персонификациисамодеструкции и насилия, представленные в дьявольской форме. В сновидческихпроцессах (сновидениях, образах, рисунках, телесных переживаниях и проч.)пациентов дьявольский Трикстер совершал следующие действия: пыталсяотрубить голову, подвергал жестокому сексуальному насилию, превращал в камень,зарывал заживо в могилу, склонял к участию в садомазохистских сексуальныхиграх, подвергал пыткам,заключал в концентрационные лагеря, а также многие другие действия, основнаяцель которых была в погружении сновидческого Эго пациента в состояние ужаса,тревоги и отчаяния.
Скорее всего, невыносимые страдания,причиненные травматической ситуацией, которую пережили пациенты в моментнасилия, представляют для них проблему и в настоящем. Психика стремитсяувековечить травму в бессознательных фантазиях, переполняя пациентапосттравматическими стрессовыми расстройствами24
.
Подобно иммунной системе организма,процессы дезинтеграции/реинтеграции выполняют охранную функцию междувнутренними системами сознания и бессознательного. Затрагивающие психикусильные потоки аффектов из внешних и внутренних источников должны бытьпереработаны при помощи процесса символизации, соотнесены с языковымиконструктами и интегрированы в повествовательную лидентичностьтравмированной личности, обеспечивая ей переход на следующий уровень развития(инициацию). Элементы переживания не-я должны быть отделены от ля элементов,агрессивно отторгнуты (во внешнем мире) и, безусловно, подавлены (во внутреннеммире).
Можно представить реакцию на травму какнарушение естественного защитного процесса лиммунного реагирования. Так жертвафизического или сексуального насилия не в состоянии мобилизировать агрессию длятого, чтобы избавиться от пагубных, плохих или не-я элементовтравматического опыта. Жертве сложно вынести чувство ненависти кагрессору, поэтому он идентифицируется с хорошим, и посредством процессалидентификации с агрессором25. Жертва принимает агрессиюнасильника в свой внутренний мир и начинает ненавидеть себя и свои потребности.По мере того, как чувство уязвимости, связанное с потребностями жертвы,проявляется в переносе, связь между телом и разумом подвергается латаке состороны ее интроецированной ненависти (уже усиленной архетипической энергией).Таким образом, предпринимается попытка разрыва аффективных связей. Образнасильника во внутреннем мире жертвы отражает примитивную, архаичную,архетипическую фигуру, персонифицирующую разрушительную агрессию, источниккоторой находится в коллективном Бессознательном, представляя, таким образом, темную сторонуСамости. Реальный агрессор, насильник может служить своего рода катализаторомпри образовании этой фигуры, принадлежащей внутреннему миру жертвы. Именно, исходя из этих соображений, можно утверждать, чтопосттравматическое событие само по себе не может быть ответственно зарасщепление психики. В конечном счете, наибольший ущерб причиняет именновнутренний, психологический фактор.
Во внутреннем мире жертвы насилия, такжекак во внутреннем мире детей боль, возбуждение или дискомфортные чувственныесостояния быстро сменяются чувством комфорта, удовлетворения и безопасноститаким образом, что постепенно выстраиваются два образа самого себя и внешнегообъекта. Эти репрезентации себя и объекта заключают в себе противоположныеаффекты и имеют тенденцию образовывать полярные, дуальные структуры(хороший - плохой, любящий -ненавидящий и т.д.). по своим исходнымхарактеристикам, аффекты являются примитивными, архаичными. Они быстрорассеиваются или уступают место противоположному аффекту в зависимости отменяющихся условий окружающей среды. Негативные аффекты, связанные с агрессией,ведут к фрагментации психики (диссоциации), в то время как позитивные аффекты исостояние покоя интегрируют фрагменты психики и восстанавливаютгомеостатический баланс.
Нормальное, здоровое развитие личностиопределяется процессом гуманизации и постепенной интеграции архетипическихпротивоположностей, составляющих Самость, в ходе, которого индивид научается справляться с переносимымипереживаниями фрустрации в контексте достаточно благоприятных (но неидеальных) первичных отношений. В этом случае агрессия личности не разрушаетобъект, и он может справиться с чувством вины, преодолетьлдепрессивную позицию. Но, если личность пережила психическую травму, былапоставлена перед лицом непереносимых переживаний, связанных с объектным миром,- негативная сторона Самости остается архаичной,неперсонифицированной. Внутренний мир остается подугрозой дьявольских фигур. Деструктивные, агрессивные энергии – изначально необходимые дляадаптации во внешнем мире и для здоровой защиты от не-я объектов – теперь направлены вовнутренний мир. Эта ситуация чревата травматизацией уже со стороны внутреннихобъектов, несмотря на то, что внешняя травматическая ситуация уже давнозавершилась.
В практике также достаточно часты случаивнутренней травматизации. Как правило, истоки ее лежат в детстве пациентов(особенно при наличии опыта раннего насилия). Детство, по определению,является периодом зависимости. Ребенок вынужден подавлять свои потребности,испытывать фрустрацию, которая приводит к вспышкам агрессии, ярости. Но,поскольку ее проявлениеявляется социально неприемлемой, во внутреннем мире происходит раскол, врезультате которого ярость, направленная на внешний объект, используется длявытеснения любых аспектов зависимостей, которые уже и для самой личностистановятся невыносимыми. Внутреннее пространство личности характеризуетсяпостоянной аутагрессией, направленной на собственные потребности. Такимобразом, действуют архетипические агрессивные энергии, разделяющие психику длятого, чтобы предохранить Эго от переживания невыносимой боли.
В том случае, когда источник подобной атакина связь находится на бессознательном уровне, процессы символической интеграциистановятся невозможными. Психика не в состоянии перерабатывать свой собственныйопыт и придать ему смысл. Тяжелая травма не может быть переработана в сфересимволического или в рамках иллюзии детского всемогущества [Winnicott, 1965]. По мере того, кактравматическая ситуация рассказана и осознана, в сновидческом процессеначинается процесс символизации, который, в конечном счете, завершает процесспереработки травмы и приводит к процессу инициации. Но в случае длительнойдетской травмы неизбежно актуализируется система архаичных защитных механизмов,которая разрушает структуру внутреннего психологического мира. Переживаниеутрачивает смысл. Мысли, образы и переживания отделяются от аффекта. Этоприводит к состоянию лалекситимии (отсутствие слов для чувств) [McDougall, 1985].
Важно отметить значение чувств вины, стыдаи аутагрессии в развитии травмы. В ходе процессуальной психотерапии мычасто сталкиваемся с проявлением чувства вины пациентов за собственноесостояние уязвимости, беспомощности и травмированности. Можно предположить, чточувства и желания, связанные с переживаниями беспомощности, уязвимости инезащищенности, предшествуют травматическим ситуациям, случившимся в детствепациентов, и спустя многие годы являются неким предупреждающим сигналом овозможном повторении травматизации. В клинических случаях часты переживанияпациентами лубийства неких агрессивных фигур, которое можно рассматривать, какуничтожение осознания или полную диссоциацию. Психика травмированных людей не всостоянии вынести даже риска повторной травматизации той части Я, котораярепрезентирует чувства уязвимости и незащищенности. Вероятно, такое лубийствопроизошло в первичной травматической ситуации, и при дальнейшем рискевозникновения подобной ситуации, психика стремится избежать чувства стыда ивины. Достигается это путем ухода от реальности, от ее потенциальнолблаготворного влияния.
Pages: | 1 | ... | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | ... | 31 | Книги по разным темам