Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 40 |

С этим отсутствием энтузиазма хорошовязался и его мировой снобизм: во всем мире и во всех вещах он находил признакидурного вкуса. У него был критический взгляд на все. Я заподозрил, что ониспользует свой снобизм для того, чтобы удерживать определенную дистанцию междусобой и теми вещами, которые могли бы эмоционально увлечь его. Наконец, Тед былчрезвычайно скрытен, что сильно затрудняло и замедляло ход лечения. Самыеважные факты любого эпизода приходилось буквально выпрашивать у него. У негобыл такой сон: "Я находился в классной комнате. И был какой-то предмет– я не знаю, что этобыло, – который яспрятал в коробку. Я сколотил эту коробку вокруг предмета так, чтобы никто незнал, что там внутри. Я засунул коробку в ствол сухого дерева, а затем закрылотверстие куском коры и привинтил кору к стволу специально сделаннымидеревянными шурупами. Но, сидя в классе, я вдруг вспомнил, что, кажется, не доконца завинтил шурупы и головки их заметно выступают. Меня охватилобеспокойство. В конце концов я бросился вон из класса, прибежал в лес изавинтил шурупы на одном уровне с корой, так что они стали незаметны. Послеэтого я успокоился и вернулся в класс". Как и у многих других пациентов, класси классная комната в сновидении Теда символизировали лечение. Было ясно, что онне хочет допускать меня к сердцевине невроза.

Первый маленький прокол в кольчуге Тедаслучился на одном из сеансов на шестом месяце лечения. Вечер накануне Тедпровел в гостях у знакомого.

– Это былужасный вечер, –жаловался Тед, – Онзаставил меня прослушать только что купленную им новую запись. Это былафонограмма Нейла Даймонда к фильму "Чайка ДжонатанЛивингстон". Совершенно изнурительное занятие. Я непонимаю, как образованный человек может получать удовольствие от этой вонючейслизи и называть ее музыкой.

Интенсивность его снобистского раздражениязаставила меня навострить уши.

–"Чайка Джонатан Ливингстон" – книгарелигиозная, –заметил я. –Интересно, музыка тоже религиозная

– По-моему,ее можно назвать религиозной настолько же, насколько и музыкой.

– Бытьможет, вас возмутила именно религия, а не музыка, – предположил я.

– Пожалуй,да. Я действительно нахожу религию такого сорта возмутительной, – ответил Тед.

– Какого жесорта эта религия

–Сентиментальная. Слащавая. – Тед почти выплевывал слова.

– А какогоеще сорта бывает религия – спросил я. Тед выглядел удивленным и растерянным.

– Да,видимо, никакого. Я вообще не вижу в религии ничего привлекательного.

– И никогдане находили

Он невесело засмеялся.

– Ну, когдая был еще несмышленым подростком, я одно время сильно увлекался религией. Встаршем классе я даже был священником нашей школьной церкви.

– И что

– Что что

– Что жесталось с вашей религией

– А что сней могло статься. Я ее перерос.

– Какимобразом вы ее переросли

– Что выимеете в виду – Тедявно был раздражен. –Как можно вообще перерасти что-либо Взял да и перерос, вот и все.

– Когда выпереросли ее

– Не знаю.Просто перерос. Я же сказал вам. Я никогда не посещал церковь в колледже.

– Никогда

– Ни разу.

– Итак, ввыпускном классе школы вы были священником, – подытожил я, – затем у вас была несчастливаялюбовная история летом, а после этого вы ни разу не ходили в церковь. Оченькрутая перемена. Вам не кажется, что она как-то связана с тем, что вас отверглаваша девушка

– Ничегомне не кажется. То же самое произошло со многими моими одноклассниками. Мыдостигли совершеннолетия в такое время, когда религия была не в моде. Возможно,моя девушка как-то повлияла на это, а возможно, и нет, откуда я могу знать Язнаю только, что потерял всякий интерес к религии.

Следующая трещина появилась месяц спустя.Мы были сосредоточены на странном отсутствии всякого энтузиазма у Теда. Он неотрицал этой своей черты.

– Последнийраз, я хорошо это помню, я испытывал энтузиазм десять лет назад, – рассказывал он. – Это было на предпоследнем курсеколледжа, в конце осеннего семестра, когда я писал работу по курсу современнойанглийской поэзии.

– О чембыла эта работа

– Вряд ли явспомню, это было так давно.

– Чепуха,– сказал я.– Если захотите, товспомните.

– Кажется,я писал о Джерарде Менли Хопкинсе. Это был один из настоящих современныхпоэтов. Насколько могу припомнить, я увлекся его стихотворением "Пестраякрасота".

Я оставил кабинет, пошел в свою библиотекуи вернулся с покрытым пылью томиком английской поэзии – он сохранился у меня состуденческих лет. Я нашел "Пеструю красоту" на странице 819 и стал читать:

Да будет славен Бог за пестрые вещи–
За небо, двухцветное, как пятнистые коровы;
За розовые крапинки пунктиром на боках стремительной форели;
Каштанов град – как угли из костра; крыльявьюрка;
андшафт, изрезанный на части– долина, пашня,залежь;
И все ремесла, их оснастка, инструменты,точность и порядок;
Все вещи противостоят,своеобразные, отдельные, чужие друг другу;
Кудани глянь – все зыбко,в крапинках (а почему),
Тут быстрое, таммедленное; сладкое, кислое; яркое, туманное;
Всепорождает Он, чья красота превыше перемен; Хвала Ему.

Слезы навернулись мне на глаза.

– Это жестихи об энтузиазме, – сказал я.

– Да.

– И этоочень религиозное стихотворение.

– Да.

– Вы писалистатью о нем в конце осеннего семестра; то есть это был январь

– Да.

– Если я неошибаюсь, ваш друг Хенк погиб в следующем месяце, феврале

– Да.

Я почувствовал, как нарастает неимоверноенапряжение. В эту минуту я не знал толком, что мне делать. Но нужно было что-тоделать, и я решился:

– Итак, васотвергла ваша первая по-настоящему любимая девушка, когда вам было семнадцать,и вы утратили свой энтузиазм по отношению к церкви. Еще через три года погибаетваш друг, и у вас пропадает энтузиазм ко всему на свете.

– Он непропадал, у меня его отняли! – Тед почти кричал, взволнованный сильнее, чем когда-либо раньше.

– Боготверг вас, и тогда вы отвергли Бога.

– А что мнебыло делать Это дерьмовый мир. И всегда он был дерьмовым.

– Я думал,ваше детство было счастливым.

– Нет. Онотоже было дерьмовым.

И это была правда. Под внешней видимостьюблагополучного родительского дома скрывалась ежедневная изнурительная битва.Оба старших брата постоянно донимали его с беспощадной жестокостью. Родителибыли слишком заняты собственной карьерой и ненавистью друг к другу, чтобыобращать внимание на мелкие детские проблемы, и никаким образом не заботились озащите маленького обиженного Теда. Он убегал из дому, и длительные одинокиепрогулки по окрестностям были его единственным утешением. Мы установили, чтоэти детские привычки – ему тогда и десяти еще не было – стали прообразом егоотшельнических склонностей. Приходская школа принесла некоторое облегчение, тамне было такой жестокости. В ходе наших разговоров все больше нарастала– точнее,высказывалась – егообида на весь мир. Несколько месяцев Тед облегчал свою душу рассказами о своихдетских страданиях, о боли утраты Хенка, о тысячах маленьких болей, смертей,отвергнутых ожиданий и потерь. Вся жизнь его казалась водоворотом смерти имучения, опасности и дикости.

Переломный момент наступил на шестнадцатоммесяце лечения. Тед принес на сеанс небольшой томик

– Вы всегдаговорите о моей скрытности, – сказал он, – и не без оснований. Я и правда скрытен. Вчера вечером я рылся встаром хламе и нашел вот этот дневник. Я вел его на втором курсе колледжа. Ядаже не заглядывал в него. Никакой цензуры. Вы можете почитать меня раннего,десятилетней давности, в полном оригинале – если хотите.

Я сказал, что хочу, и читал дневник двапоследующих вечера. Почерпнуть оттуда что-либо оказалось нелегко; ясно былотолько, что порожденная болью защитная маска одинокого сноба уже в то времяглубоко срослась с ним. Но одна маленькая деталь привлекла мое внимание. Онописывал свою одинокую воскресную прогулку в январе, когда его захватиласильная снежная буря и он едва к полуночи добрался до общежития. "Я чувствовалрадостное опьянение по возвращении в уют моей комнаты, – писал он. – Это было похоже на близостьсмерти, испытанную мною прошлым летом". На следующем сеансе я попросил егорассказать, каким образом он оказался тогда близок к смерти.

– О, я ужерассказывал вам об этом, – сказал Тед.

К этому времени я хорошо знал, что если Тедутверждает, что он мне что-то уже рассказывал, то, значит, он пытается этоскрыть.

– Вы опятьскрытничаете, –ответил я.

– Ну какже, я рассказывал. По-моему, рассказывал. Во всяком случае, ничего такогоособенного там не было. Вы помните, я работал во Флориде летом между первым ивторым курсами. И был там как-то ураган. Вы знаете, я люблю штормы. В самыйразгар шторма я вышел на дамбу. И меня смыло волной. А затем следующей волнойвыбросило обратно. Вот и все. Произошло это очень быстро.

– Выподошли к краю дамбы в самый разгар урагана – спросил я недоверчиво.

– Я жесказал вам, я люблю шторм. Я хотел быть поближе к этой природной стихии.

– Это ямогу понять, – сказаля. – Я тоже люблюшторм. Но я не знаю, смог ли бы я подвергнуть себя такой опасности.

– Ну, вы жезнаете, у меня есть пунктик насчет самоубийства, – сказал Тед почти с озорством.– А в то лето мнедействительно не хотелось жить. Я анализировал это. Правду сказать, я не помню,чтобы у меня была явная мысль о самоубийстве, когда я шел на дамбу. Но ксобственной жизни я был почти равнодушен, это точно; и я допускаю, что был непрочь покончить с собой.

– Вассмыло

– Да. Мнетрудно описать, как это случилось. В воздухе было столько брызг, что я почтиничего не видел. Я думаю, это была очень большая волна. Я почувствовал ее удар,меня подхватило и понесло, никакой опоры, я оказался в пучине; я ничего не могсделать, чтобы спастись. Я был уверен, что погибну. Меня охватил ужас. Черезкакие-то мгновения я почувствовал, как меня подхватила другая, должно быть,обратная волна, и тут я шлепнулся на бетон дамбы. Я пополз по бетонному склону,взобрался на верх дамбы и, перебирая руками, дотащил свое тело до суши. Менянемного помяло. Вот и все.

– Каковы жеваши впечатления от этого события

– Что выимеете в виду –спросил Тед, избегая, как обычно, ответа.

– Именното, что я сказал. Каковы ваши впечатления

– Вы имеетев виду то, что я спасся – продолжал тянуть Тед.

– Да.

– Ну,пожалуй, я чувствовал, что мне повезло.

– Повезло– допытывался я.– Просто необычайноесовпадение, эта обратная волна

–Собственно, да.

– Это можноназвать и чудом, –сказал я.

– Я думаю,это была счастливая случайность.

– Выдумаете, это была счастливая случайность, – повторил я, передразнивая его.

– Да, чертвозьми, я думаю, это была счастливая случайность.

– Интереснополучается, Тед, –сказал я. – Кактолько с вами случается что-то особенно неприятное, вы поносите Бога, выпоносите весь этот ужасный, дерьмовый мир. Но когда происходит что-нибудьхорошее для вас, вы считаете, что это счастливая случайность. Маленькаятрагедия – и уже Богвиноват. Чудесная благодать – и вы видите только счастливый случай. Как вы это объясните

Оказавшись лицом к лицу снепоследовательностью собственного отношения к счастливым и несчастливымсобытиям, Тед стал все больше задумываться над теми вещами, которые были в ладус миром, – над кислыми сладким, над ярким и туманным. Поработав над болью утраты Хенка и над другимиутратами, которые он пережил, Тед начал всматриваться в обратную сторонумонеты, имя которой жизнь. Он принял необходимость страдания, принялпарадоксальную природу бытия, "пестроту вещей". Это приятие стало возможным,конечно, благодаря атмосфере постоянно нарастающего тепла, радости и любвимежду нами. В поведении Теда начались перемены. Очень осторожно он возобновилвстречи с женщинами; в его поступках появился некоторый энтузиазм. Расцветалаего религиозная природа. Повсюду замечал он тайну жизни и смерти, сотворения,разрушения и возрождения. Он стал читать теологическую литературу. Он слушал взаписи рок-оперу "Иисус Христос, суперзвезда",Евангелие и даже приобрел себе видеокассету"Чайка Джонатан Ливингстон".

Прошло два года от начала лечения, иоднажды утром Тед объявил, что пришло время практических результатов.

– Я думаюподать заявление в аспирантуру на отделение психологии, – сказал он. – Я знаю, вы скажете, что я простоимитирую вас, но я обдумал все хорошо и так не считаю.

–Продолжайте, –попросил я.

– Так вот,обдумав все, я пришел к выводу, что делать следует то, что считаешь самымважным. Если я возобновляю учебу, то должен изучать самые важные вещи.

–Продолжайте.

– Я решил,что человеческое сознание – это важно. И его лечение – это важно.

–Человеческое сознание и психотерапия – это самые важные вещи – спросил я.

– Пожалуй,важнее всего – Бог.

– Тогдапочему вы не изучаете Бога

– Что выимеете в виду

– Если Богважнее всего, почему вы не изучаете Бога

– Извините,я вас просто не понимаю, – сказал Тед.

– Этопотому, что вы запретили себе понимать, – отрезал я.

– Но ядействительно не понимаю. Как можно изучать Бога

–Психологию изучают в соответствующей школе. Бога тоже изучают в соответствующейшколе.

– Выговорите о теологической школе

– Да.

– Вы имеетев виду, чтобы я стал священником

– Да.

– О, нет,этого я не могу сделать, – отшатнулся Тед.

– Почемуже

– Нетпринципиальной разницы между психотерапевтом и священником, – стал изворачиваться Тед.– Я хочу сказать, чтосвященники выполняют и значительную лечебную работу. А психотерапия тоже похожана работу священника.

– Такпочему же вам нельзя стать священником

Pages:     | 1 |   ...   | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |   ...   | 40 |    Книги по разным темам