Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 33 |

— Еву иЛили, — я чувствовал,как на глаза навора­чивались слезы, и начал помогать ей вспоминать лица, истории, больчленов нашей первой группы.

— Мадлен иГаби.

— Джуди иДжоан.

— Эвелин иРобин.

— Сэл иРоб.

Держа друг друга за руки и покачиваясь, мыпродол­жали нашупанихиду, пока не назвали имена всех членов нашей маленькой семьи.

— Этосвященный момент, Ирв, — сказала она, за­глядывая мне в глаза. — Ты чувствуешь присутствие их душ

— Я помню ихдостаточно хорошо и ощущаю твое присутствие, Паула. Это достаточно свято для меня.

— Ирв, ятебя хорошо знаю. Попомни мое слово — наступит момент в твоей жизни, иты поймешь, как ты на самом деле религиозен. Но нет смысла убеждать тебя вэтом, пока ты голоден. Давай пообедаем.

— Подожди,Паула. Несколько минут назад ты сказа­ла, что твой брат никогда бы тебяне предал. Это был ка­мень в мой огород

— Однажды,— ответила Паула,вглядываясь в меня своими блестящими глазами, — когда я смертельно в тебенуждалась, ты оставил меня. Но это было давно. Это прошло. Тывернулся.

Я точно знал, какой именно момент она имела в виду,— когда доктор Липодбрасывал мелок в воздух. Сколько же занял времени полет этого мелка Однусе­кунду Две Но этикороткие мгновения застыли у нее в памяти. Мне бы понадобился топорик для льда,чтобы вырубить их. Но я был не настолько глуп, чтобы попро­бовать. Вместо этого я вернулразговор к ее брату.

— Когда тысказала, что твой брат был похож на ка­мень, я вспомнил другой камень,камень злости, кото­рыйоднажды лежал между нами на столе. Знаешь, ты никогда, вплоть до сегодняшнегодня, не говорила мне о нем. Но его смерть помогает мне сейчас понять кое-что онас двоих. Наверное, мы всегда были треугольни­ком — ты, я и твой брат Может быть,поэтому ты не по­зволяла мне бытьтвоим камнем Возможно, его смерть убедила тебя, что все остальные мужчиныхилые и нена­дежные

Я замолчал в ожидании. Какой будет ее ответЗа все эти годы я впервые предложил Пауле толкование ее самой. Она ничего неответила. Я продолжал:

— Думаю, яправ. Мне кажется, хорошо, что ты при­соединилась к этому паломничеству;хорошо, что ты по­пыталась сказать ему УпрощайФ. Надеюсь, теперь между нами многоеизменится.

Она молчала. Затем поднялась с загадочнойулыбкой, проговорив: УПора тебя накормитьФ, и ушла на кухню.

Была ли эта фраза — УПора накормить тебяФ— под­тверждением, что я сам только чтонакормил ее Черт, ее было всегда трудно понять.

Спустя некоторое время, когда мы сели застол, она серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Ирв, уменя большие проблемы. Ты станешь моим камнем

— Конечно,— ответил я, срадостью осознавая, что ее просьба была ответом на мой вопрос. — Доверься мне. Какие у тебяпроблемы — Но моярадость от того, что она наконец-то позволила помочь ей, обернулась унынием,как только она начала объяснять свою про­блему.

— Я такоткровенно высказывала свое отношение к врачам, что меня занесли в черныйсписок. У меня боль­шенет возможности получать квалифицированную ме­дицинскую помощь, даже от врачейЦентра Ларчвуд. Я не могу поменять клинику — моя страховая компания заставляетменя лечиться именно там. А, учитывая со­стояние моего здоровья, какаядругая страховая компа­ния согласится заниматься мною. Я убеждена, они обра­щались со мной неэтично— их лечение вызваловолчан­ку. Этоопределенно была преступная небрежность с их стороны! Они меня боятся!Некоторые записи они дела­ют красными чернилами, чтобы их легко было найти и изъять из моейкарты в случае судебного разбирательст­ва. Они используют меня какподопытного кролика. Мне преднамеренно долго вводили стероиды, пока не сталослишком поздно. Затем они увеличили дозу. Мне на самом деле кажется, что онихотели от меня изба­виться, —продолжала Паула. — Япотратила целую не­делю, составляя письмо в медицинский совет. Но до сих пор неотправила — в основномиз-за того, что начала волноваться о том, что может случиться с этимидокто­рами и членами ихсемей, если их лишат лицензии. С другой стороны, как можно позволять им идальше ле­чить людей Яникак не могу найти компромисс. Я помню, как однажды сказала тебе, чтокомпромисс, возникнув однажды, размножается, и вскоре ты теряешь то, во чтобольше всего верил. Означает ли молчание компромисс Я думала, в молитвах найдувыход.

Мое разочарование росло. Может быть, всуждениях Паулы была доля истины. Наверное, некоторые из ее докторов решили,как и доктор Ли много лет назад, про­сто не замечать ее. Но красныечернила, подопытный кролик, отказ в медицинской помощи Это были аб­сурдные обвинения, и я был уверен,что они являлись признаками паранойи. Зная некоторых из ее лечащих врачей, ябыл уверен в их высоких моральных качествах. В очередной раз она поставилапередо мной выбор: ее илимои убеждения. Больше всегомне не хотелось, чтобы она думала, что я ее покидаю. Но как я могоста­ваться сней

Я был в ловушке. Все-таки за все эти годыПаула впе­рвые прямопопросила меня о чем-то. У меня был один выход: рассматривать ее как тревожногопациента и ле­чить ее— УлечитьФ в самомнеправильном смысле этого слова, в смысле УухаживатьФ. Это было то, чего явсегда старался избегать в отношениях с Паулой, да и с каж­дым, так как УухаживатьФ означалоотноситься к челове­кукак к объекту, а не быть с ним.

Я сочувствовал ее проблеме. Я слушал ее,осторожно советовал и держал свое мнение при себе. В конце кон­цов я предложил ей написатьсдержанное письмо в ме­дицинский совет: УЧестное, но мягкое. В этом случае доктора получатвыговор, но не лишатся своих лицен­зийФ. Конечно же, все это было неискренне. Ни один медицинскийсовет не принял бы ее письмо всерьез. Кто мог поверить, что все врачиополчились против нее Им бы не грозили ни выговор, ни лишениелицензии.

Она задумалась, взвешивая мой совет. Я верю,она чувствовала мою заботу о ней, и, надеюсь, не догадыва­лась о том, что я был нечестен. Онакивнула. УТы дал мне полезный совет, Ирв. Это как раз то, что мне было нужноФ.Это была горькая ирония судьбы, что только те­перь, когда я был нечестен с ней,она считала меня по­лезным и внушающим доверие.

Несмотря на чувствительность к солнечнымлучам, Паула настояла на том, чтобы проводить меня до маши­ны. Она вновь надела пляжную шляпуи завернулась в огромное полотно. И, пока я заводил машину, она на­клонилась, чтобы обнять менянапоследок. Отъезжая, я посмотрел в зеркало заднего вида. Ее силуэт, ее шляпа инакидка — всесветилось на солнце. Подул ветерок, и ее одежды заколыхались. Она была похожана листочек, дрожащий на ветру и готовящийся к листопаду.

За десять лет до этой встречи я началписать. Я вы­пускалкнигу за книгой, и такая продуктивность была обусловлена простым методом: книгистояли на первом месте, и я не позволял ничему и никому вмешиваться в этотпроцесс. Охраняя свое время так же, как медведица охраняет своих медвежат, яотказался от всего, кроме самых важных дел. И даже Паула попала в категориюнесущественного, и у меня не было времени позвонить ей еще.

Спустя несколько месяцев умерла моя мама, и,пока я летал на ее похороны, Паула прочно засела в моей па­мяти. Я думал о ее прощальномписьме брату — письме,содержащем все, что она так и не смогла ему сказать. Думал о том, что никогдауже не скажу своей матери. Практически все! Моя мама и я, хотя и любили другдруга, никогда не разговаривали по душам, как два чело­века с чистыми помыслами. Мы всегдаУлечилиФ друг друга, не говорили ничего в глаза, боялись,контролиро­вали иобманывали один другого. Я уверен, что это было причиной моего желанияпоговорить с Паулой открыто и напрямую. И поэтому мне было противно УухаживатьФза ней так нечестно.

В ночь после похорон мне приснилсяудивительный сон.

Моя мама и несколько наших родственников,все умершие, тихо сидят на ступеньках. Я слышу, как мама называет мое имя. Яузнаю тетю Мини, очень тихо сидя­щую наверху. Вдруг она начинает двигаться. Сперва медленно, а затемвсе быстрее, пока не начинает кру­жить, как шмель. И вдруг все люди на лестнице, все взрослые моегодетства, все уже умершие, начинают кружить. Мой дядя Эб направляется ко мне итреплет по щеке, приговаривая УДорогой сынокФ, как он это часто делал. Затем идругие начинают трепать меня по щеке. Сначала нежное, потрепывание вскорестановится силь­ным иболезненным. Я просыпаюсь в ужасе в три часа утра, мои щеки горят.

Сон обрисовал поединок со смертью. Сперваменя зовет моя умершая мама, и я вижу умерших родственни­ков, сидящих в жутком молчании наступеньках. Затем я пытаюсь отрицать недвижимость смерти, вселяя вмерт­вых движениежизни. Особенно я заставляю двигаться тетю Мини, которая умерла год назад послеудара, пара­лизовавшегоее на несколько месяцев. Она не могла дви­нуть ни единым мускулом тела, кромеглаз. Во сне Мини начинает двигаться быстро, но уже скоро выходит из-подконтроля, и ее движение переходит в безумие. Сле­дующий шаг избавиться от страхасмерти — позволить имслегка ущипнуть меня за щеку. Но опять прорывает­ся страх, щипки становятся сильнымии болезненными. Я повержен страхом смерти.

Образ моей тетушки, кружащей, как шмель,пресле­довал менянесколько дней. Я никак не мог от него отде­латься. Наверное, думал я, этоопределенное послание, говорящее мне, что сумасшедший темп моей жизни— это неудачнаяпопытка побороть страх смерти. Не гово­рит ли мой сон о том, что пора бызамедлить темп и об­ратиться к тому, что для меня действительно ценно

Мысль о ценностях вернула меня к Пауле. Почему яне позвонил ей Ведь она была тем, кто заглянул в глаза смерти. Я вспоминал,как она заканчивала наши встре­чи: ее глаза сосредотачивались на пламени свечи, ее звучный голосвел нас в глубины нашей души, где царил покой. Говорил ли я ей когда-нибудь,как много значи­ли дляменя эти моменты Как много я еще не сказал ей. Я скажу ей это теперь.Возвращаясь с похорон мамы, я твердо решил начать все заново.

Но у меня не получилось. Навалилось слишкоммно­го дел: жена, дети,пациенты, студенты, книги. Я писал каждый день, игнорируя все остальное:друзей, почту, телефонные звонки, приглашения на лекции. Все про­блемы, вся жизнь могли подождать,пока я не закончу книгу. И Паула тоже могла подождать.

Но она не стала ждать. Несколько месяцевспустя я получил записку от ее сына — мальчика, которому яза­видовал, потому чтоон имел такую маму, и которому Паула несколько лет назад написала прекрасноеписьмо о приближающейся смерти. Он написал коротко и про­сто: УМоя мама умерла, но я уверен,она хотела, чтобы вы узнали об этомФ.

а

а

а

ГЛАВА 3

ЮЖНЫЙ КОМФОРТ

а

а

Прошло пять лет, в течение которых я вележеднев­нуюпсихотерапевтическую группу в психиатричес­кой больнице. Каждый день в десятьутра я покидал свой уютный, заставленный рядами книг кабинет в ме­дицинской школе Стэнфордскогоуниверситета, ехал на велосипеде в больницу, заходил в палату, с содроганиемвдыхая липкий воздух, пропитанный лизолом, наливал себе кофе из автомата дляперсонала (пациентам запре­щалось есть сахар, им не разрешали курить, пить алко­гольные напитки и заниматься сексом— все рассчитано нато, я полагаю, чтобы пациенты чувствовали себя не­уютно и поскорее покидалибольницу). Затем я расстав­лял по кругу стулья в комнате, доставал свою дирижер­скую палочку и в течениевосьмидесяти минут руково­дил группой.

Хотя в больнице было двадцать коек, встречибыли весьма немногочисленными: иногда на них приходили лишь четверо или пятеропациентов. Я был очень при­дирчив к подбору пациентов и допускал в группу лишь хорошофункционирующих пациентов. Каков был про­пуск Ориентация в трех понятиях: время, местои лич­ность. Членаммоей группы необходимо было знать только, где они находились и когда и кем они являются. Пока я не возражалпротив присутствия психотических пациентов (если это в чем-то не проявлялось ине меша­ло работедругих), но всячески настаивал, чтобы каждый участник был способен говорить,удерживать свое внимание в течение восьмидесяти минут и признавать своюпотребность в помощи.

В любой приличный клуб можно попасть толькопо пропуску. Мне кажется, именно требования к вхожде­нию в группу — Упрограммную группуФ, как ееназывали по причинам, о которых я скажу позже, — сделали ее более привлекательной.Те же, кто оставался без пропус­ка — болеебеспокойные и регрессивные пациенты, — направлялись в Угруппу общенияФ,еще одну группу, на­ходящуюся под моим попечением, менее продолжитель­ную по времени, болееструктурированную и с меньшими требованиями. Сюда, безусловно, попадалисоциальные изгои, пациенты с нарушениями интеллекта, психичес­кими расстройствами, агрессивнымиили маниакальны­мисклонностями, не удовлетворяющие требованиям любой другой группы. Частонекоторым пациентам с по­добными симптомами разрешалось посещение комму­никативной группы, еслипредварительно их медикаментозно укрощали, иногда на день или два.

УРазрешено посещениеФ: эта фраза моглавызвать улыбку на лице даже самого замкнутого пациента. Нет! Буду честен.Никогда в истории больницы не было па­циента, взволнованно рвущегося вдвери терапевтичес­койкомнаты и требующего разрешения на посещение. Наиболее частая сцена передгрупповым занятием: отряд дежурных санитаров и медсестер в белых халатах,галопом носящиеся по больнице, вытаскивающие паци­ентов из их потайных мест втуалетах и душевых и пре­провождающие их в терапевтическую комнату.

У программной группы была особая репутация:она была жесткой и требовательной и, что хуже всего, там не было возможностиспрятаться. Здесь не было ни одного случайного человека или незваного гостя.Пациент более высокого уровня, находясь в группе общения, мог оставатьсясовершенно незамеченным. Если же какой-нибудь сбитый с толку пациент низшегофункционального уровня ошибочно попадал на собрание программ­ной группы, то его глаза стекленелиот страха, как толь­коон понимал, где находится, и уже никто не мог вы­проводить его отсюда. Хотятехнически был возможен переход из низшей группы в группу высшего уровня, лишьединицы задерживались в больнице достаточно долго, чтобы это стало реальностью.Таким образом, не­гласно все знали свое место. Но никто и никогда не го­ворил об этом.

Pages:     | 1 |   ...   | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам