Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 33 |

Чертов священник! Я попытался вспомнить тотдень три месяца назад. Смутно припомнил наш разговор, она не просила о помощи.Точно, она звонила, чтобы узнать что-то о симпозиуме, то, что мы уже не разобсуждали. Много раз. Как она не могла этого понять Сколько раз мне придетсяей повторять эти бессмысленные вещи, что я не доктор Ли, что я не подбрасывалмелок в руках, что я защищал ее, что я собирался продолжать работу, начатую вгруппе, что ничего не могло измениться в ходе занятий только из-за того, чтопациентов попросят заполнять несколько анкет каждые три месяца Да, Паулазвонила мне в тот день, но ни тогда, ни позднее она не просила опомощи.

— Паула,если ты уже все мне сказала, то подумай, неужели я мог бы от тебяотвернуться

— Ты непредставляешь, я плакала двадцать четыре часа.

— Но я неясновидящий. Ты сказала, что хотела по­говорить об исследовании и твоемдокладе.

— Япроплакала весь день!

Так это и продолжалось, разговор двоихлюдей, не слышащих друг друга. Я старался достучаться до нее, я говорил, чтоона была нужна мне, не группе, а лично мне. Правда, мне ее не хватало. В моейжизни наступали моменты, когда я грустил без ее вдохновения и ееуспо­каивающегоприсутствия. Однажды, за несколько меся­цев до этого, я позвонил Паулеякобы для того, чтобы обсудить планы группы, но на самом деле уехала моя жена имне было тоскливо и одиноко. После нашего почти часового разговора мне сталонамного лучше, но я испытывал чувство вины за то, что так хитро напросился натерапию.

Сейчас я вспоминал этот долгий телефонныйразго­вор. Почему я немог быть честным Почему я просто не сказал: УПослушай, Паула, выслушай менясегодня вече­ром.Помоги мне — ячувствую себя одиноким, подав­ленным, разбитым. Я не могу спокойно спать — все время просыпаюсьФ. Нет, безвопросов! Было легче по­лучить все тайно.

Получается, с моей стороны было лицемериемпред­положить, чтоПаула могла попросить меня о помощи открыто. Значит, она завуалировала своюпросьбу во­просом осимпозиуме. И что! Я должен был утешать ее, а она гордо стоять встороне.

Рассматривая ее камень злости, я осознавал,как мал был шанс спасти наши отношения. Безусловно, не было времени длятонкостей, и я открыто сказал ей: УТы нужна мне!Ф, напоминая, что у терапевтатоже есть свои потребности. УВозможно, — продолжал я, — я был недо­статочно внимателен к твоим бедам.Я не умею читать мысли. Но ты разве не отказывалась годами принимать моюпомощь Дай мне еще одну возможность. Даже если я не смог помочь тебе, непокидай меня навсегдаФ. Я достаточно приблизился к ней, но Паула быланепре­клонна, и мырасстались, не пожав друг другу руки.

Я выкинул Паулу из своей головы на многомесяцев, до тех пор, пока доктор Кингсли, психотерапевт, к кото­рой Паула питала антипатию, нерассказала мне однаж­дыоб очередном столкновении. Паула вернулась в груп­пу, руководителем которой быладоктор Кингсли (к этому времени в проекте было уже несколько групп), и недавала никому вставить и слово в свою речь. Я немед­ленно позвонил ей и снова пригласилна обед.

Меня удивило то, как обрадовалась Пауламоему приглашению. Но, встретившись с ней на этот раз в Стэнфордском клубе, вкотором не предлагали никаких УпляшущихФ бутербродов, я понял, каковы еенамере­ния. Весь нашразговор крутился вокруг личности док­тора Кингсли. Если верить Пауле,коллега доктора Кингсли пригласил ее в группу, но, как только онанача­ла говорить,доктор Кингсли перебила ее и попросила не занимать так много времени. УТебе быстоило сделать ей выговор, — настаивала Паула. — Ты же знаешь, что учи­теля должны нести ответственность за непрофессио­нальное поведение своих учениковФ.Но доктор Кингсли была моей коллегой, а не учеником, я знал ее долгие годы. Еемуж был моим близким другом, мы вели со­вместно с ней много групп, она былапревосходным спе­циалистом. Я был уверен, что Паула искажала действи­тельность.

Медленно, слишком медленно до меня сталодохо­дить, что Паулапросто ревновала: ревновала к внима­нию и привязанности, которыми я одаривал эту женщину, ревновала ксоюзу с ней и со всеми членами исследова­тельской группы. Пауласопротивлялась симпозиуму, препятствовала любому сотрудничеству с другимиис­следователями. Онасопротивлялась любым изменени­ям. Все, чего она хотела, — вернуть то время, когда мы былитолько вдвоем.

Что я мог сделать Ее настойчивое требованиевы­брать между ней идоктором Кингсли поставило меня перед дилеммой. УМеня интересуешь и ты, и доктор Кингсли, Паула. Как я могуоставаться самим собой, по­лучать новые знания, строить отношения с доктором Кингсли и другимиколлегами без твоего участия, в ко­тором ты мне хочешь отказатьФ И, хотя я всячески искал к нейподход, расстояние между нами все увели­чивалось. Я не мог найти правильныхслов; казалось, темы для разговора исчерпаны. У меня уже не было права задаватьей личные вопросы, она не проявляла ин­тереса к моей жизни.

На протяжении всего обеда она рассказываламне ис­тории обезобразном отношении врачей к ней: УИх не интересуют мои вопросы, их лечениеприносит больше вреда, чем пользыФ. Она пожаловалась напсихотерапев­та,который разговаривал с пациентами из нашей первой группы: УОн крадет нашиоткрытия, чтобы использовать в своей книге. Ты бы защитил себя,Ирв!Ф

Паула, очевидно, серьезно волновалась, а ябыл встревожен и огорчен ее паранойей. Я думаю, мое стра­дание стало для нее очевидно,потому что, как только я собрался уходить, она попросила задержаться нане­сколькоминут.

— У меняесть для тебя история, Ирв. Сядь и послу­шай о койоте и цикаде.

Она знала, что я люблю истории, а особенноее исто­рии. Я слушал снадеждой.

УЖил-был койот, который чувствовал себяраздав­ленным жизнью.Все, что было перед его глазами, — это много голодных детенышей, много охотников и много ловушек. Ивот однажды он сбежал, чтобы жить в одиночестве. В один прекрасный день онуслышал прекрас­нуюмелодию, музыку благополучия и умиротворения. Он пошел на звук мелодии в глубьлеса и увидел боль­шуюцикаду, которая грелась на бревне и пела.

УНаучи меня своей песнеФ, — попросил койот цика­ду. Никакого ответа. Он сновапопросил научить его. Но цикада не отвечала. Наконец, когда койот пригрозилсъесть ее, цикада согласилась и начала петь сладкую песню снова и снова, покакойот не запомнил ее. На­свистывая новую мелодию, он пошел домой. Внезапно налетела стаядиких гусей, и койот отвлекся. Когда же он решил спеть снова, то понял, чтозабыл песню.

Он вернулся в солнечный лес. Но к этомувремени цикада, оставив свою пустую кожицу на бревне, взлетела на ветку дерева.Койот решил не терять времени и сде­лать так, чтобы мелодия осталась в нем постоянно. В один присест онпроглотил кожицу, думая, что цикада внутри, и отправился домой. Однако ему таки не уда­лось вспомнитьмелодию. Койот понял, что проглочен­ная им цикада не сможет ничему его научить, ему нужно быловыпустить ее и заставить снова повторить песню. Взяв нож, он вонзил его вживот, чтобы достать цикаду. Но нож вошел так далеко, что койотумерФ.

— Так вот,Ирв... — сказалаПаула, даря мне свою блаженную улыбку. Она дотронулась до моей руки ипрошептала мне в ухо:

— Пришловремя найти свою собственную песню. Я был тронут: ее улыбка, ее таинственность,ее тяга к мудрости —это была та Паула, которую я так сильно любил. Мне понравилась притча. Это былаПаула Уста­рой маркиФ,чувствовалось прежнее время. Я понял ее историю в прямом смысле — мне бы следовало петь свою песню— и упустил глубокое,тревожащее значе­ние— наши с Паулойотношения. Я до сегодняшнего дня отказывался даже думать о глубинном смыслеэтой сказки.

С тех пор мы пели каждый свою песнюотдельно. Моя карьера продвигалась вперед: я проводил исследо­вания, написал много книг, получилдолгожданные уче­ныенаграды и степени. Прошло десять лет. Проект изу­чения рака молочной железы, начатыйс помощью Паулы, был уже давно завершен и его результаты опуб­ликованы. Мы провели групповуютерапию для пятиде­сятиженщин с раком молочной железы и обнаружили, что по сравнению с контрольнойгруппой, состоящей из тридцати шести женщин, качество жизни нашихпаци­ентов постоянноулучшалось. (Многими годами позже, в последующих работах, напечатанных вжурнале УЛан­цетФ, мойколлега доктор Дэвид Шпигель, которого я долго просил присоединиться к проекту,в конечном счете продемонстрировал, что группа значительно уве­личивала продолжительность жизни еечленов.) Но группа стала историей; все тридцать женщин из перво­начальной группы УМостФ ивосемьдесят шесть женщин из проекта изучения рака молочной железы ужеумерли.

Все, кроме одной. Однажды в больничномкоридоре молодая рыжеволосая женщина, лица которой я не за­помнил, поприветствовала меня исказала:

— Вам приветот Паулы Уэст.

Паула! Как такое могло быть Она все ещежива А я не знал. Я содрогался при мысли, что стал человеком, которому неинтересно, существует ли на земле дух, по­хожий на нее, или нет.

— Паула Какона — запинаясьпроговорил я. —От­куда вы еезнаете

— Два годаназад, когда мне поставили диагноз ту­беркулез кожи, Паула пришланавестить меня и пригла­сила в ее группу самопомощи. С тех пор она заботится обо мне, и нетолько обо мне — обовсем сообществе больных туберкулезом.

— Мне жальслышать о вашем заболевании. А Паула Туберкулез Я не знал. — Это было лицемерием. Какмог я знать Разве я ейпозвонил хоть один раз

— Онаговорит, что это от лекарств, которые ей дава­ли от рака.

— Она оченьбольна

— Про Паулуникогда ничего не знаешь точно. Ко­нечно, не так больна, если начала вести группу больныхтуберкулезом, если приглашает на обеды, навещает нас, когда мы настолькобольны, что не можем выйти из дома, она приглашает врачей, чтобы держать нас вкурсе последних исследований в области туберкулеза. К тому же не так больна,если начала свое расследование про­фессиональной этики врачей, лечивших ее от рака.

Организовывать, обучать, быть сиделкой,агитиро­вать, создатьгруппу самопомощи для больных туберку­лезом, обвинение врачей— это было в духеПаулы, все правильно.

Я поблагодарил молодую женщину и позже вэтот же день набрал номер Паулы, который все еще помнил наизусть, хотя прошлоуже больше десяти лет с послед­него телефонного разговора. Ожидая ответа, я думал о недавнихгериатрических исследованиях, обнаруживших позитивную корреляцию междуличностными качества­мии долголетием: так, постоянно ворчащие, параноидные и настойчивые пациенты восновном живут дольше. Но лучше уж злющая и раздраженная, но живая Паула, чемспокойно лежащая под землей!

Она, казалось, обрадовалась моему звонку ипригла­сила к себедомой. По ее словам, волчанка (туберкулез кожи) сделала ее слишкомчувствительной к солнечным лучам и она не могла ходить по ресторанам в дневноевремя. Я согласился. В тот день, когда я пришел на обед, Паула занималась своимпалисадником. Завернутая с ног до головы в легкое покрывало, с огромной пляжнойшляпой на голове, она пропалывала изящную испан­скую лаванду.

— Похоже,эта болезнь убьет меня, но она не заста­вит меня прекратить заниматьсясадом, — сказалаПаула, взяв меня за руку и ведя к дому.

Мы подошли к темно-фиолетовому дивану и селирядом. Она начала говорить очень серьезно:

— Мы с тобойсто лет не виделись, Ирв, но я часто о тебе думаю. Ты во всех моихмолитвах.

— Я рад, чтоты обо мне думаешь, Паула. Но что ка­сается молитв, ты знаешь, я ихнедолюбливаю.

— Да, да,конечно, в этой области ты еще не раскрыл себя. Это напоминает мне,— сказала она,улыбаясь, — что работас тобой еще не закончена. Ты помнишь, когда мы в последний раз говорили о богеНесколько лет назад, но я помню, как ты сравнивал мое чувство святости скишечными коликами по ночам.

— Безконтекста это звучит грубо, даже для меня. Я не хотел никого оскорблять. Ночувство — это просточувство. Субъективное положение никогда не докажет объективную правду. Мечта,страх, ужас не означают, что...

— Да, да,— перебила меня Паулас улыбкой, — я знаютвою твердую материалистическую точку зрения. Я ее слышала много раз и всегдапоражалась страсти, преданности и вере, которые ты вкладывал в своиут­верждения. Помню, впоследнюю нашу встречу ты ска­зал, что у тебя никогда не было близкого друга, ты не знал никого,кто бы преданно во что-то верил.

Я кивнул головой.

— Тогда яхотела тебе сказать, что ты забыл одного друга, который свято верил,— меня! Мне быхотелось рассказать тебе о священном! Как странно, что ты по­звонил именно сейчас: я думала отебе последние две не­дели. Я недавно вернулась из паломничества в Сьерру. Как мнехотелось, чтобы ты был рядом со мной. Сядь и послушай, я расскажу о нашемпутешествии. Однажды нас попросили подумать о ком-то, кто умер, кого мы любили,кого нам было трудно отделить от себя. Я вспомнила о своем брате, которого яочень сильно любила, но он умер в семнадцать лет, когда я была еще ребенком.Нас попросили написать этому человеку письмо и сказать в нем те важные вещи,которые мы уже никогда не сможем ему сказать. Затем мы искали в лесу то, чтонапоминало нам этого человека. В конце концов мы похоронили этот предмет излеса вместе с письмом. Я выбрала маленький гранитный камень и похоронила его втени можжевельника. Мой брат был похож на ка­мень — твердый и устойчивый. Если бы онбыл жив, он бы поддержал меня, он бы не предал меня.

Сказав это, Паула посмотрела мне в глаза. Яхотел было ответить ей, но она закрыла мне рот рукой и про­должала:

— В ту ночь,в полночь, церковные колокола звонили по тем, кого мы потеряли. Нас былодвадцать четыре па­ломника, и колокола прозвонили двадцать четыре раза. Слушая звон всвоей комнате, я прожила, правда, про­жиласмерть своего брата. Я почувствовала неописуемую грусть, пронизавшую менянасквозь, когда думала о том, как много мы с ним пережили вместе и как многомогли бы еще пережить. Потом случилась странная вещь: ко­локола продолжали звонить, и скаждым их ударом я вспоминала тех, кто был в нашей группе УМостФ и уже умер.Когда колокола перестали звонить, я вспомнила двадцать одного человека. Все этовремя я плакала. На мои рыдания пришла монахиня, она крепко обняла меня идержала до последнего удара. Ирв, ты помнишь их Ты помнишь Линду иБанни...

Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам