Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 |   ...   | 51 |

Матильда, это реальная жизнь, это всеголишь твое отношение к культуре, которая загоняет тебя в рабство. Нескольконедель назад ко мне на консультацию прихо­дила молодая русская женщина.Русские женщины не обладают большей независимостью по сравнению свен­скими, но этарусская женщина провозгласила свою сво­боду: она отреклась от семьи, онатребует образования, она пользуется своим правом выбирать ту жизнь,кото­рую ей хочется. Иты можешь делать это! Ты свободна делать все, что тебе заблагорассудится! Тыбогата. Ты можешь взять другое имя и уехать в Италию!

Слова, слова, слова! Тридцатишестилетняяеврейка путешествует в одиночестве. Йозеф, ты говоришь глу­пейшие вещи! Проснись! Живиреальной жизнью, а не в мире слов! А что будет с детьми Взять другое имя! Имвсем что, тоже придется подыскивать себе новые имена

Помнишь, Матильда, после того как мыпожени­лись, ты толькои мечтала о том, чтобы иметь детей. Де­ти, еще дети. Я умолял тебяподождать.

Она сдержала рвущиеся наружу гневные словаи от­вернулась отнего.

Я не могу сказать тебе, как бытьсвободной, Матиль­да.Я не могу придумать путь, по которому ты пойдешь, потому что иначе он больше небудет твоим путем. Но, если тебе хватит смелости, я уверен, ты сможешь найтисвою дорогу.

Она встала и пошла к двери. Повернувшись кнему, она проговорила, тщательно подбирая слова: Послушай меня, Йозеф! Тыхочешь найти свободу и делать выбор Тогда знай, что этот момент — это тот самый моментвы­бора. Ты говоришьмне, что тебе нужно изменить свою жизнь и что когда-нибудь ты можешь решить,что ты бу­дешь сноважить здесь.

Но, Йозеф, ятоже выбираю свою жизнь. Мой выбор таков: я говорютебе, что возврата нет. Тыникогда боль­ше небудешь жить со мной как со своей женой потому, что с того самого момента, какты сегодня покинешь этот дом, я перестаю быть твоейженой. Ты не можешь решить вернуться в этот дом,потому что он больше не будет твоимдомом'.

Брейер закрыл глаза и покивал головой.Следующее, что он услышал, был звук захлопнувшейся двери и шаги Матильды,спускающейся вниз по лестнице. Он чувст­вовал себя разбитым после все этихударов, но помимо этого присутствовало странное воодушевление.Матиль­да говорилаужасные вещи. Но она была права! От этого решения нельзяотказываться.

Итак, свершилось, — думал он. — Наконец со мною что-топроисходит что-то настоящее, не просто измыш­ления, но что-то в реальном мире.Снова и снова я пред­ставлял себе эту сцену. И вот теперь я чувствую ее! Те­перь я знаю, что такое взять своюсобственную судьбу под контроль. Это ужасно, и это прекрасно.

Он собрал вещи, поцеловал спящих детей итихонько прошептал им слова прощания. Только Роберт проснул­ся, пробормотал: Папа, куда ты,но моментально уснул снова. Это было на удивление безболезненно! Брейеризумился тому, как он, чтобы защитить себя, заморозил все чувства. Он взялчемодан и спустился по ступеням в кабинет, где провел все утро за составлениемдлинных инструкций фрау Бекер и трем терапевтам, которым со­бирался передать своихпациентов.

Стоит ли ему писать объяснительныепослания своим друзьям Он колебался. Разве не наступило время по­рвать все связи с прошлой жизньюНицше сказал, что новое Я должно быть построено на пепелище старой жизни. Нопотом он вспомнил, что сам Ницше продол­жал переписываться с некоторымисвоими старыми друзьями. Если даже Ницше не мог жить в полнейшемоди­ночестве, зачемему требовать от себя больших жертв

Так что он написал прощальные письма самымсвоим близким друзьям: Фрейду, Эрнсту Фляйшлю и Францу Брентано. Каждому онобъяснил, что подвигнуло его уйти, прекрасно при этом понимая, что все этипричи­ны, изложенные вкоротенькой записке, не казались до­статочными или понятными. Поверь мне, — убеждал он каждого из них,— это нелегкомысленный поступок. У меня есть серьезные основания для таких действий, ия все вам расскажу позже. Перед Фляйшлем, другом-патологоанатомом, получившимсерьезное заражение во время вскрытия трупа, Брейер чувствовал себя особенновиноватым: многие годы тот мог обратиться к нему за медицинской ипсихологической помощью, и теперь он отбирал у друга эту возможность. ПередФрейдом, кото­рыйзависел от него, получая не только дружбу и про­фессиональные советы, но ифинансовую поддержку, он тоже чувствовал себя виноватым. Зиг, конечно, оченьлюбил Матильду, но Брейер надеялся, что со временем друг сможет понять ипростить его решение. К своему письму Брейер приложил отдельную записку, вкоторой Брейеры официально соглашались взять на себя все дол­ги Фрейда.

Он плакал, спускаясь по ступенькам дома наБекерштрассе, 7 в последний раз. Пока районный Dientsmann бегал за Фишманом,Брейер задумался, уставившись на латунную табличку, прикрепленную к дверипарадного входа: ДОКТОР ЙОЗЕФ БРЕЙЕР, КОНСУЛЬТАНТ — ВТО­РОЙ ЭТАЖ. Когда он в следующий разокажется в Вене, этой таблички уже не будет. Не будет и его кабинета. О,гранит, кирпичи и второй этаж никуда не денутся, но это уже не будут егокирпичи; из кабинета скоро исчезнет любое напоминание о его существовании. Ониспытывал такое же чувство всякий раз, когда навещал дом, где жил в детстве,— маленький домик, откоторого веяло как чем-то очень привычным и знакомым, так и крайнебо­лезненнымравнодушием. В нем жила уже другая сражающаяся за жизнь семья; возможно, тамбыл еще один мальчик, подающий большие надежды, который много лет спустя станетврачом.

Но в нем, Йозефе, необходимости не было:он будет забыт, место, которое он занимал, будет поглощено вре­менем и существованием других.Через десять-двадцать лет он умрет. И умрет он в одиночестве: не важно, кто вэтот момент находится рядом с нами, ведь умираем мы одни.

Он пытался подбодрить себя, думая о том,что, если человек одинок и не связан никакими обязательствами, он свободен! Нокогда он забрался в фиакр, бодрость эта уступила место ощущению подавленности.Он окинул взглядом другие дома на своей улице. Интересно, за ним кто-нибудьнаблюдал Не облепили ли его соседи все окна Они, вне всякого сомнения, знаюто том, что здесь происходит судьбоносное событие. Узнают ли они об этом завтраБудет ли Матильда при помощи своих сес­тер и матери выбрасывать его вещина улицу Он слы­шал,что взбешенные жены способны на такое.

Первой его остановкой стал дом Макса. Максне уди­вился егоприезду, потому что днем раньше, непосредст­венно после прогулки по кладбищу сНицше, Брейер по секрету сообщил ему о своем решении покинуть Вену и начатьновую жизнь и попросил заняться финансовыми делами Матильды.

Макс снова настойчиво пытался убедить егоне со­вершать этотнеобдуманный поступок, не разрушать свою жизнь. Но усилия его были тщетны;Брейер твердо стоял на своем. Наконец Макс устал и подчинился ре­шению своего шурина. В течениечаса мужчины рылись в семейной финансовой документации. И все же, когда Брейерсобрался уходить, Макс вдруг вскочил и закрыл дверной проем своим мощным телом.Какое-то мгнове­ние,особенно когда Макс развел руки в стороны, Брей­ер всерьез думал, что тотсобирается применить физи­ческую силу и не дать ему уйти. Но Макс просто хотел обнять его.Голос его дрогнул на словах: Что, в шахматы сегодня не играем Моя жизньникогда не станет такой, как прежде, Иозеф. Я буду жутко по тебе скучать. Тыбыл моим самым лучшим другом.

Слишком измотанный, чтобы найти слова длядо­стойного ответа,Брейер обнял Макса и торопливо поки­нул его дом. Забравшись в фиакр, он приказал Фишману везти его нажелезнодорожную станцию и, почти добрав­шись до места, сообщил ему, чтоуезжает в очень долгую поездку. Он выдал ему двухмесячную зарплату ипообе­щал связаться сним по возвращении в Вену.

Ожидая посадки в поезд, Брейер бранил себяза то, что не сказал Фишману о том, что никогда не вернется сюда. Так небрежнос ним обойтись — какты мог Пос­ле десятилет вместе Но он простил себя. Все происхо­дящее превышало дневной запас еговыносливости.

Он направлялся в Крузлинген, небольшойшвейцар­ский городок,где в санатории Бельвью последние не­сколько месяцев лечилась Берта. Онбыл сбит с толку, в голове царил хаос. Когда и каким образом он решилсянавестить Берту

Когда поезд тронулся, он откинулся наспинку сиде­нья,закрыл глаза и погрузился в размышления о собы­тиях сегодняшнего дня.

Фридрих был прав: все это время моясвобода нахо­дилось отменя на расстоянии вытянутой руки! Я мог бы давным-давно вырвать у них своюжизнь. Вена стоит, как стояла. Жизнь продолжается и без меня. Я бы все равноисчез, лет через десять или двадцать. Если взгля­нуть на это из космоса, какаяразница когда Мне уже сорок лет, мой младший брат уже восемь лет как мертв,отец — десять, мать— тридцать шесть. Такчто, пока я в состоянии видеть и передвигать ноги, я возьму неболь­шой кусочек своей жизни в своераспоряжение, — развея так уж многого прошу Я так устал служить, так устал заботиться о других. Да,Фридрих был прав. Должен ли я навсегда остаться запряженным в плуг долгаДолжен ли я вечно сожалеть о том, какой жизнью я живу

Он попытался уснуть, но стоило емузадремать, как перед его мысленным взором возникали мордашки де­тей. Он содрогался, как от боли,когда думал о том, что им предстоит расти без отца. Он напомнил себе, какФридрих верно отметил: Не плодите детей, пока не ста­нете истинными творцами и небудете плодить творцов. Неправильно рожать детей под влиянием потребности,неправильно использовать детей для того, чтобы запол­нить свое одиночество, неправильнопридавать смысл своей жизни, производя на свет очередную копию себя.Неправильно и пытаться обрести бессмертие, отправляя в будущее свое семя,— словно бы в спермесодержалось сознание!

Так как же быть с детьми Они былиошибкой, они были навязаны мне, пока я не имел выбора. Но они есть, онисуществуют! Об этом Ницше ничего не говорил. А Матильда предупредила, что ямогу никогда больше их не увидеть.

Брейер впал в отчаяние, но быстро взялсебя в руки. Нет! Отгоняй прочь все эти мысли! Ницше прав: долг, собственность,преданность, самоотверженность, добро­та — эти наркотики, которыеубаюкивают, усыпляют, погружают в такой глубокий сон, что человекпросыпа­ется только всамом конце своей жизни, если, конечно, вообще просыпается. И открывает онглаза только затем, чтобы увидеть, что он никогда не жилпо-настоящему.

У меня есть только одна жизнь, жизнь,которая мо­жетповторяться вечно. Я не хочу вечно сожалеть о том, что я потерял себя, стараясьисполнить свой долг по от­ношению к детям.

У меня появился шанс построить новую жизньна пе­пелище старой!Когда я сделаю это, я найду способ до­браться до своих детей. Менябольше не будет тиранить Матильда со своими воззрениями на социальнодозво­ленное! Ктоможет не позволить отцу видеться с детьми Я превращусь в топор. Я прорублюсебе путь к ним, про­рвусь к ним! А сейчас помоги им господь. Я ничего не могу сделать.Я тону и сначала должен спастись сам.

А Матильда Фридрих говорит, чтоединственный способ спасти наш брак — это расторгнуть его! Лучшеразрушить брак, чем позволить ему разрушить себя! Мо­жет, Матильда тоже стала жертвойнашего брака. Может, ей будет без меня лучше. Может, она была такой жепленницей, как и я. Лу Саломе сказала бы так. Как это у нее было: что онаникогда не позволит себе попасть в рабство чужих слабостей Может, моеотсутствие станет для Матильды долгожданным освобождением!

Он добрался до Констанц поздно вечером.Брейер переночевал в скромном привокзальном отеле; пора бы­ло, сказал он себе, привыкать ковторому и третьему классу условий жизни. Утром он нанял карету до Крузлингена,санатория Бельвью. По прибытии он сообщил директору, Роберту Бинсвангеру, что вЖеневу его при­велнеожиданный запрос о консультации. Он оказался достаточно близко к Бельвью,чтобы проведать свою бывшую пациентку, фройлен Паппенгейм.

В просьбе Брейера не было ничегонеобычного: его имя было хорошо известно в Бельвью, он был давним другомпрежнего директора, недавно скончавшегося Люд­вига Бинсвангера-старшего. ДокторБинсвангер предло­жилпослать за фройлен Паппенгейм немедленно: Она сейчас гуляет со своим новымврачом, доктором Даркиным. Они обсуждают ее состояние. Бинсвангер встал иподошел к окну: Вон там, в саду, вы можете увидеть их отсюда. — Нет, нет, доктор Бинсвангер, немешайте им. Я совершенно уверен, что ничто не может быть важ­нее сеансов общения доктора ипациента. Тем более со­лнце сегодня такое великолепное: последнее время в Вене я почтисовсем не видел солнца. Если вы не возра­жаете, я подожду ее в саду. Мне, ктому же, было бы ин­тересно оценить состояние фройлен Папенхайм, осо­бенно как она ходит, состороны.

На одном из газонов огромных садов БельвьюБрейер увидел Берту и ее врача, которые прогуливались взад-вперед по тропинке,вдоль которой росли высокие, тщательно подстриженные самшитовые деревья. Онтща­тельно выбиралнаблюдательный пост: белая скамейка на террасе, почти полностью скрытая из видуголыми ветвями сиреневого кустарника. Отсюда Берта была у него как на ладони;может, когда она будет проходить мимо, он сможет услышать, что онаговорит.

Берта и Даркин только что миновалискамейку и те­перьудалялись от него по дорожке. Ветерок донес до Брейера ее лавандовый аромат. Онжадно вдохнул его и ощутил боль сильнейшей тоски, пронизавшей его тело. Какойона казалась слабой! Вдруг она остановилась. Правую ногу скрутило судорогой; онвспомнил, как час­тоэто случалось, когда с ней гулял он сам. Берта при­льнула к Даркину, ища поддержку.Как крепко она об­нимала его, так же крепко, как обнимала раньше Брейе­ра. Теперь обе ее руки сжималируки Даркина, она всем телом прижалась к нему! Брейер вспомнил, как это телоприжималось к нему. О, как он любил ощущать ее груди! Как принцесса,почувствовавшая горошину через целую груду матрасов, он мог чувствовать этубархатную, по­датливуюгрудь в обход всех препятствий: ее каракулевая пелерина и его отороченное мехомпальто были не толще осенней паутинки для его желания.

Pages:     | 1 |   ...   | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 |   ...   | 51 |    Книги по разным темам