Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 |   ...   | 51 |

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО Брейер вошел в комнатуНиц­ше в том жеотороченном мехом пальто с черным цилиндром в руке: Фридрих, взгляни в окно!Этот за­стенчивыйоранжевый шар, низко висящий в небе, — уз­наешь его Нам наконец-топоказалось венское сол­нышко! Давайте отпразднуем это небольшой прогулкой. Мы с вами обапризнавались, что во время ходьбы нам думается лучше.

Ницше вскочил из-за стола, словно в ногаху него были пружины. Брейер никогда не видел, чтобы он так быстродвигался.

Ничто не доставит мне большегоудовольствия. Си­делкине позволяли мне высовывать нос наружу три дня. Куда мы пойдем Нам хватитвремени, чтобы уйти за пределы этих булыжников

У меня есть план. Раз в месяц, в субботу,я навещаю могилу родителей. Составьте мне компанию сегодня — до кладбища отсюда меньше часаезды. Я не задержива­юсь там надолго — только положу цветы, а оттуда мы по­едем в Simmeringer Haide и часокпогуляем в лесу и лу­гах. Мы вернемся как раз к обеду. По субботам я не на­значаю встреч в первой половинедня.

Брейер подождал, пока Ницше одевался. Ончасто повторял, что любит холодную погоду, только она его не любит, и поэтому,чтобы спастись от мигрени, он натя­гивал по два толстых шерстяных свитера, заматывал шею пятифутовымшарфом, влезал в пальто. Одев зеленый солнцезащитный козырек, он венчал этосооружение зе­ленойбаварской фетровой шляпой.

Во время поездки Ницше спросил у Брейера окипе медицинских карт, медицинской литературы и журна­лов, торчащих из надверныхкарманов и рассыпанных по пустым сиденьям. Брейер объяснил, что этот фиакр былфилиалом его кабинета.

Бывает, что я больше времени провожуздесь, чем в кабинете на Бекерштрассе. Недавно один молодой сту­дент-медик, Зигмунд Фрейд, пожелалполучить пред­ставление о повседневной жизни врача, что называется, из первыхрук и попросил у меня разрешение провести со мной весь день. Он пришел в ужас,увидев, сколько времени я провел в этом фиакре, и сразу же на месте принялрешение строить карьеру исследователя, а не врача-клинициста.

Фиакр провез их вокруг южной части городапо Рингштрассе, пересек реку Вену по мосту Шварценберг, миновал Южный дворец идобрался до Центрального кладбища Вены. Въехав в третьи большие ворота, наев­рейскую территориюкладбища, Фишман, который уже десять лет возил Брейера к родительской могиле,без­ошибочно преодолеллабиринт узких дорожек, по неко­торым из которых едва мог проехать фиакр, и остано­вился перед большим мавзолеемсемьи Ротшильдов. Ко­гда Ницше и Брейер вышли, Фишман подал Брейеру большой букетцветов, спрятанный под его сиденьем. Двое мужчин молча прошли по грязнойдорожке мимо рядов памятников. На некоторых были выбиты только имя и датасмерти; на других еще и короткая строчка о вечной памяти; третьи украшенызвездой Давида или ре­льефным изображением протянутых рук, которые возве­щали о смерти одного из Коэнов,святейшего клана.

Брейер жестом указал на свежие букеты,лежащие на большинстве могил: В этой стране смерти эти мертвые, а те,— он махнул рукой всторону неухоженной забро­шенной части кладбища, — те действительно мертвые. Никтоне присматривает за их могилами, потому что ни­кто из ныне живущих никогда незнал их. Они знают, что такое быть мертвым.

Наконец они добрались до цели. Брейеростановился перед большим участком, принадлежащим их семье, ого­роженным небольшой каменнойизгородью. За ней на­ходились два надгробных камня: небольшой вертикаль­ный памятник, на котором былонаписано: Адольф Брей­ер 1844—1874, и большая плоская серая мраморная плита, на которой быливыбиты две надписи:

ЕОПОЛЬД БРЕЙЕР 1791-1872

Возлюбленный учитель и отец

Не забыт сыновьями

БЕРТА БРЕЙЕР 1818-1845

Возлюбленная жена и мать

Скончалась в расцвете молодости икрасоты

Брейер взял каменную вазочку с мраморнойплиты, вытащил оттуда засохшие цветы, привезенные в про­шлом месяце, и аккуратно поместилв нее свежие цветы, полностью распустив бутоны. Положив по небольшому гладкомукамешку на могильную плиту родителей и па­мятник брата, он склонил голову истоял, погруженный в молчание.

Ницше, уважая одиночество Брейера, вышелна до­рожку и пошелвдоль вереницы гранитных и мраморных могильных камней. Вскоре он добрался довладений бо­гатыхвенских евреев —Голдсмитов, Гомперцов, Олтманов, Вертеймеров, которые в смерти, как и прижизни, стремились слиться с венским христианским обществом. Большие мавзолеи,под крышами которых лежали целые семьи, вход в которые был закрыт массивной,сваренной из железа решеткой, увитой железными же виноградны­ми лозами, охраняли искусновыполненные траурные статуи. Потом он увидел массивные памятники, накото­рых стояли независящие от вероисповедания ангелы; их протянутые руки умоляли, какпредставлял себе Ницше, о внимании и памяти.

Десять минут спустя с ним поравнялсяБрейер: Вас было легко найти, Фридрих. Я слышал ваше бормота­ние.

Я развлекаюсь сочинением скверных стишковво время прогулки. Вот послушайте, — сказал он, когда Брейер зашагалс ним в ногу, — моепоследнее творение:

Хоть ни видеть, ни слышать не могуткамни,

Каждый тихонько плачет: Меня запомни.Меня запомни.

И, не дожидаясь ответа Брейера, спросил:Кто был этот Адольф, третий Брейер, лежащий с вашими родите­лями

Адольф был моим единственным братом. Онумер восемь лет назад. Моя мать, как мне сказали, умерла, ро­жая его. Бабушка переехала в нашдом, чтобы занимать­сянашим воспитанием, но она давно умерла. Теперь, — тихо сказал Брейер, — их больше нет в живых, и наоче­редия.

А что это за камешки Как я вижу, здесьмножество памятников безо всяких камешков.

Это старинный еврейский обычай— просто знакпочтения к покойному, знак памяти

Знак для кого Простите меня, Йозеф, еслия пере­хожу гранидозволенного.

Брейер засунул руку за воротник и ослабилузел галс­тука: Нет,все в порядке. На самом деле вы задаете та­кие же бунтарские иконоборническиевопросы, Фрид­рих. Какстранно смущенно поеживаться по той же при­чине, по которой ты всегдазаставлял ежиться других! Но ответить мне нечего. Я оставляю эти камешки ни длякого. Не для показухи — чтобы остальные видели. У ме­ня нет родственников, никто, кромеменя, не приходит на эту могилу. Не из-за предрассудков или страха. И,ра­зумеется, не вкачестве залога за последующее возна­граждение: с самого детства мнеказалось, что жизнь —это вспышка между двумя абсолютно идентичными пус­тотами, темнотой до рождения итемнотой после смерти.

Жизнь — вспышка в пустоте. Хорошийобраз, Йо­зеф. Тогдане кажется ли тебе странным, что мы посто­янно думаем о второй и никогда незадумываемся о пер­вой

Брейер с пониманием кивнул и черезкакое-то время продолжил: Но камешки. Вы спросили, кому я их ос­тавляю. В конце концов, что ятеряю Это маленький ка­мешек, небольшое усилие.

И небольшой вопрос тоже, Йозеф. Я задалего толь­ко для того,чтобы обдумать значительно более важный вопрос!

Какой вопрос

Почему вы никогда не рассказывали мне,что вашу мать тоже звали Берта!

Брейер никак не ожидал такого вопроса. Онповер­нулся к Ницше:А зачем Я никогда не думал об этом. Я никогда не говорил вам, что мою старшуюдочь тоже зовут Берта. Это не имеет никакого отношения к делу. Как я ужеговорил, моя мать умерла, когда мне было три года, и я не помнюее.

Сознательно — нет, — поправил Ницше. — Но боль­шинство воспоминаний хранятся вподсознании. Вы, ра­зумеется, видели книгу Хартмана Философия бессозна­тельного. Ее можно найти в любомкнижном магазине.

Брейер кивнул: Я хорошо знаю эту книгу.Мы много часов обсуждали эту книгу с моей компанией.

В этой книге чувствуется почерк истинногогения, — но неавтора, а издателя. Сам Хартман всего лишь фило­соф-подмастерье, который простовзял и присвоил мыс­лиГете, Шопенгауэра и Шеллинга. Но его издателю, Дункеру, я говорю браво!— и Ницше подбросилсвою зеленую шляпу в воздух. — Этот человек знает, как под­сунуть эту книгу каждому читателюЕвропы. И это в де­вятом издании! Овербек говорил, что было продано бо­лее ста тысяч экземпляров! Можетесебе представить А я буду благодарен, даже если хотя бы одна из моих книгразойдется в двухстах экземплярах! — Он вздохнул и вернул шляпу наместо.

Но вернемся к Хартману. Он описывает парудюжин различных аспектов бессознательного и не оставляет со­мнений в том, что большая частьнашей памяти и мыс­лительных процессов проходит за пределами сознания. Я согласен сним, но только он не заходит достаточно далеко: я уверен, что труднопереоценить влияние под­сознания на жизнь, реальную жизнь. Сознание подобно прозрачнойкоже, покрывающей существование: наме­танный глаз видит ее насквозь— все примитивныепро­цессы, инстинкты,вплоть до того самого желания власт­вовать.

В самом деле, Йозеф, вы сами ссылались набессо­знательноевчера, когда говорили о проникновении в сны Берты. Как вы сказали — что вы получиливозмож­ность войти всамые потаенные покои, в это святилище, в котором ничто не подвластно тлениюЕсли ваш образ будет вечно жить в ее памяти, где же он будет прятаться в товремя, как она думает о другом Вне всякого сомне­ния, должен быть предусмотренвместительный резерву­ар для неосознаваемых воспоминаний.

В этот момент они наткнулись на маленькуюгруппку скорбящих, сгрудившихся вокруг навеса, закрывающего свежевыкопаннуюмогилу. Четверо крепких кладбищен­ских работников на толстых канатах опустили гроб вниз, и теперьскорбящие, и стар и млад, выстроились в оче­редь, чтобы бросить пригоршнюземли на гроб. Несколь­ко минут Брейер и Ницше шли молча, вдыхая влажный кисло-сладкийзапах свежевскопанной земли. Они подо­шли к развилке. Брейер коснулсяруки Ницше, показы­вая, что им надо свернуть вправо.

Что касается неосознаваемых воспоминаний,— по­дытожил Брейер, когда они уже немогли слышать стук песка по деревянной крышке гроба, — я полностью с вами согласен. Насамом деле, использование гипноза в работе с Бертой принесло многодоказательств их суще­ствования. Но, Фридрих, на что это вы намекаете Не­ужели на то, что я люблю Бертупотому, что она носит имя моей матери

Не находите ли вы странным, Йозеф, чтонесмотря на то, что мы много часов провели в разговорах о Берте, но толькосейчас вы говорите мне, что вашу мать звали так же

Я не скрывал это от вас. Я просто никогдане связы­вал мать иБерту. Даже теперь мне это кажется натяну­тым и надуманным. Для меня Берта— это БертаПаппенгейм. Я никогда не думал о матери. Ее образ никогда не возникал в моейголове.

Однако всю свою жизнь вы приносите цветына ее могилу.

Это наш семейный участок!

Брейер понимал, что он был слишком упрям,но, тем не менее, был настроен говорить всю правду. Он почув­ствовал восхищение упорством, скоторым Ницше, не жалуясь и не сдаваясь, несмотря ни на что проводит своепсихологическое дознание.

Вчера мы проработали все возможныезначения Бер­ты.Прочистка ваших дымоходов принесла множество плодов — воспоминаний. Как моглополучиться так, что имя вашей матери ни разу не пришло в вашуголову

Откуда мне знать Неосознаваемыевоспоминания не подвластны контролю моего сознания. Я не знаю, где онихранятся. У них своя жизнь. Я могу говорить только о том, что реально. А Бертаqua (в качестве) Берты — это самое реальное, что было в моей жизни.

Но, Йозеф, в этом-то и дело. Разве непоняли мы с вами вчера, что ваши с Бертой отношения нереальны, что это иллюзия, сотканная изобразов, стремлений и тоски, которая не имеет ровным счетом никакого отношенияк истинной Берте

Вчера мы выяснили, что фантазии о Бертезащищают вас от будущего,от страха старения, смерти, забвения. Сегодня я понимаю, что ваше видение Бертыискажено призраками прошлого. Йозеф, реально лишь это самое мгновение. В конце концов, в такоймомент человек ощущает только себя в настоящем. Берта нереальна. Она всего лишьфантом, который приходит из прошлого и из будущего.

Брейер никогда не видел Ницше такимуверенным — полностьюуверенным в каждом слове.

Давайте посмотрим на это с другойстороны, — продолжалон. — Вы полагаете,что вы с Бертой играете в интимную игру на двоих — это самые близкие, самыесо­кровенныеотношения, какие только можно предста­вить. Так ли это Брейеркивнул.

Но, — сочувственно произнес Ницше,— я уверен, что междувами с Бертой не существует никаких близкихотношений. Я уверен, что проблема с одержимостьюбу­дет решена, когдавы сможете ответить на один осново­полагающий вопрос: Сколько человеквключены в ваши отношения

Невдалеке их ждал фиакр. Они забрались всалон, и Брейер приказал Фишману отвезти их в Simmeringer Haide.

Брейер спросил у Ницше: Я не понял, о чемты, Фридрих.

Несомненно, вы видите, что вы с Бертой невдвоем, не тет-а-тет. Вы с ней никогда не остаетесь наедине. В вашей фантазииесть и другие действующие лица: жен­щины-красавицы, дарующие искупление; мужчины без лиц, которых вампредстоит победить во имя Берты;

Берта Брейер, ваша мать; десятилетняядевочка с полной обожания улыбкой. Если мы все поняли, Йозеф, то вашаодержимость Бертой не связана с Бертой!

Брейер кивнул и погрузился в глубокуюзадумчи­вость. Ницшетоже не произносил ни слова и смотрел в окно — следил за последними футамидороги. Когда они выбрались из салона, Брейер попросил Фишмана за­брать их через час.

Солнце уже спряталось за огромнойсеро-стального цвета тучей, и мужчинам приходилось преодолевать со­противление ледяного ветра,который только вчера бу­шевал в русских степях. Они застегнули свои пальто на все пуговицыи ускорили шаг. Первым заговорил Ницше.

Удивительно, как меня успокаиваюткладбища, Йо­зеф. Яговорил вам, что мой отец был лютеранским свя­щенником. Но говорил ли я вам, чтона нашем заднем дворе было деревенское кладбище, на котором я и играл Кстати,вы случайно не читали эссе Монтеня о смерти Он там советует нам жить вкомнате, из окон которой от­крывается вид на кладбище. Он утверждает, что это про­чищает мысли и сохраняетприоритеты жизни в перспек­тиве. А на вас кладбища так действуют

Pages:     | 1 |   ...   | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 |   ...   | 51 |    Книги по разным темам