Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 |   ...   | 51 |

Я хочу рассказать вам о буддийском монахе,которого я встретил в прошлом году в Энгадине. Он живет очень просто. Половинувремени, когда он бодрствует, он про­водит в медитации и может необщаться ни с кем неделя­ми. Его пища проста, он ест один раз в день, ест то, что емуподают, случается, только яблоко. Он медитирует на это яблоко, пока оно нестанет хрустящим взрывом цве­та и сока. К концу дня он страстномечтает о своей еде. То есть, Йозеф, мы не должныотказываться от страсти. Но мы должны изменитьобстоятельства страсти.

Брейер кивнул.

Продолжайте, — поторопил его Ницше.— Чистите дымоходыо Берте — что оназначит для вас.

Брейер закрыл глаза: Я вижу, как убегаю сней. Убе­гаю прочь.Берта — этоизбавление, побег. Чреватыйопа­сностямипобег!

То есть

Берта — это опасность. Пока я не зналее, я жил по правилам. Теперь я проверяю на прочность границы этих правил,— может, именно обэтом говорила эта по­вивальная бабка. Я думаю о том, чтобы разрушить свою жизнь,пожертвовать карьерой, изменить жене, потерять семью, эмигрировать, начатьновую жизнь с Бертой. — Брейер легонько стукнул себя по голове. — Идиот! Иди­от! Я знаю, что никогда не сделаюэтого!

Но есть что-то заманчивое в этой прогулкепо краю

Заманчивое Не знаю. Не могу сказать. Яне люблю опасность! Если и есть в этом что-то привлекательное, то это неопасность; я полагаю, манит спасение — не от опасности, но от безопасности. Может, я прожилслиш­ком размереннуюжизнь!

Иозеф, жить в благополучии опасно! Опаснои смер­тельно.

Жить в благополучии опасно. — Брейер несколько раз тихопроговорил эту фразу. — Жить в благополучии опасно. Жить в благополучии опасно. Хорошаямысль, Фридрих. Значит, вот чем для меня была Берта — спасе­нием из смертельно опасной жизниБерта — моежела­ние свободы,попытка вырваться из ловушки времени

Может, из ловушки вашего времени, этого момента истории.Но, Йозеф, —торжественно произнес Ниц­ше, — несовершай эту ошибку, не думай, что она смо­жет вырвать тебя из твоеговремени! Нельзя разбить вре­мя; это самая большая наша проблема. А самый дерзкий вызов— жить, невзирая на эту проблему.

На этот раз переход Ницше на философскийтон не вызвал протеста со стороны Брейера. Это было фило­софствование другого рода. Он незнал, что ему могут дать слова Ницше, но знал, что они тронули его,взвол­новалиего.

Будьте уверены, — сказал он, — я не мечтаю о бес­смертии. Жизнь, от которой я хочуспасаться бегст­вом,— это жизнь венскоймедицинской буржуазии об­разца тысяча восемьсот восьмидесятого года. Я знаю, что моя жизньвызывает у других зависть, — во мне она порождает страх. Меня пугают ее однообразность ипред­сказуемость.Страх этот настолько силен, что порой моя жизнь кажется мне смертнымприговором. Понимаете, о чем я, Фридрих

Ницше кивнул. Помните, вы спрашивали уменя, может, в первый наш разговор, каковы положительные стороны страдания отмигрени Это был хороший во­прос. Он помог мне посмотреть на свою жизнь с другой стороны. Ипомните, что я вам ответил Что мигрень за­ставила меня отказаться отдолжности университетского профессора. Все до единого — родственники, друзья, коллеги— оплакивали моюбеду, к тому же я уверен, что историки напишут об этом так: болезнь Ницшетраги­чески оборвалаего карьеру. Но это не так! Совсем не так. Работа в Базельском университетебыла моим смерт­нымприговором. Она приговаривала меня к пустому су­ществованию в академии, где я былобречен посвятить остаток дней обеспечению материальной поддержкисе­стры и матери. Я быне вырвался.

А потом, Фридрих, мигрень, великийосвободитель, снизошла на вас!

Неужели, Йозеф, она так сильно отличаетсяот одер­жимости,снизошедшей на вас! Быть может, между нами намного больше сходства, чем намкажется!

Брейер закрыл глаза. Как хорошо былоощущать та­кую вотблизость с Ницше. На глаза навернулись слезы; он сделал вид, что закашлялся,чтобы был повод отвер­нуться.

Продолжим, — бесстрастно произнес Ницше.— У нас намечаетсяпрогресс. Мы поняли, что Берта оли­цетворяет собой страсть, тайну, рискованный побег. Что еще, ЙозефКакие еще значения она несет в себе

Красота! Красота Берты — неотъемлемая частьсвя­занной с неютайны. Вот, посмотрите, я принес кое-что.

Он открыл саквояж и достал фотографию.Надев свои очки с толстыми стеклами, Ницше подошел к окну, чтобы рассмотретьфотографию при лучшем освещении. Берта стояла в костюме для верховой езды, сголовы до пят одетая в черное. Она была затянута в жакет: двойной ряд маленькихпуговиц, застегнутый от ее осиной талии до самого подбородка, изо всех силстарался удержать ее пышную грудь. Левой рукой она изящно придерживала юбку идлинный хлыст, в правой держала перчатки. У нее был волевой нос, короткиегустые волосы, из кото­рых игриво выглядывала черная кепочка. Ее большие темные глаза неудостоили камеру своим вниманием, но смотрели куда-то вдаль.

Грозная женщина, Йозеф, — сказал Ницше, возвра­щая фотографию и снова садясь настул. — Да, она оченькрасива, — но мне ненравятся женщины с хлыстами.

Красота, — отозвался Брейер, — это важный аспект значенияБерты. Меня легко пленить такой красотой. Думаю, легче, чем других мужчин.Красота — этозагад­ка. Я не знаю,как это описать, но женщина, которая об­ладает определенной комбинациейплоти, грудей, ушей, больших темных глаз, носа, губ — особенно губ! — вы­зывает у меня самое настоящееблагоговение. Это глупо звучит, но я почти уверен в том, что такие женщиныоб­ладаютсверхчеловеческими способностями!

Способностями к чему

Это слишком глупо! — Брейер спрятал лицо владо­нях.

Просто прочищайте дымоход, Йозеф.Сформули­руйте своемнение — и говорите!Я давал вам слово, что не буду судить вас!

Я не знаю, как это сказать.

Попытайтесь закончить такое предложение:в при­сутствии красотыБерты я чувствую...

В присутствии красоты Берты я чувствую...Я чувст­вую... Ячувствую себя так, словно нахожусь в недрах земли, в самом центресуществования. Я на своем месте. Я там, где нет вопросов о жизни или цели,— в центре— в безопасности. Еекрасота дает ощущение полной без­опасности. — Он поднял голову. — Вот видите, я же го­ворил, что это глупо.

Продолжайте, — невозмутимо откликнулся Ницше.Чтобы пленить меня, женщина должна иметь осо­бый взгляд. Это взгляд, в которомсветится обожание, —я вижу его перед собой, — широко распахнутые свер­кающие глаза, губы сомкнуты внежной полуулыбке. Словно она говорит... О, я не знаю...

Йозеф, продолжайте, прошу вас. Непрекращайте представлять себе улыбку! Вы все еще видите ее Брейер закрылглаза и кивнул. Что она говорит вам

Она говорит: Ты восхитителен. Все, чтобы ты ни делал, —превосходно. О, дорогой, ты запутался, но так бывает со всемимальчиками. Теперь я вижу, как она поворачивается к другим женщинам вокруг нееи гово­рит: Разве этоне чудо Разве он не прелесть Я обниму и утешу его.

Вы можете еще что-нибудь рассказать обэтой улыб­ке

Она говорит, что я могу играть в любыеигры, какие только захочу. Я могу попасть в неприятности, но, не­смотря ни на что, она будетпродолжать восхищаться мной, я останусь столь же обожаемым.

Имеет ли эта улыбка личную историю длявас, Йо­зеф

Что вы имеете в виду

Обратитесь в прошлое. Содержит ли вашапамять такую улыбку

Брейер покачал головой: Нет, ничего неприпоми­наю.

Вы слишком поспешно ответили,— настаиваНиц­ше. — Вы уже качали головой, а я ещедаже не закончил задавать вопрос. Ищите! Просто держите эту улыбку перед своиммысленным взором и наблюдайте, что полу­чится.

Брейер закрыл глаза и уставился наразворачиваю­щийсясвиток своей памяти: Я видел, как Матильда так улыбалась нашему сыну, Йохану.Еще, когда мне было десять-одиннадцать лет, я был влюблен в девочку по имениМэри Гомперц, — онаулыбалась мне так! Имен­но так! Я был так несчастен, когда ее семья переехала. Я не виделее тридцать лет, но продолжаю мечтать о Мэри.

Кто еще Вы не помните улыбку своейматери

Разве я не говорил вам Моя мать умерла,когда мне было три-года. Ей было всего двадцать восемь, она умер­ла, рожая моего младшего брата.Мне говорили, что она была красива, но я не помню ее, вообще ничего непом­ню.

А ваша жена Может ли Матильда улыбатьсяэтой волшебной улыбкой

Нет. В этом я совершенно уверен. Матильдакраси­ва, но ее улыбкане имеет власти надо мной. Я знаю, как глупо думать о том, что десятилетняяМэри обладает силой, а моя жена нет. Но именно так я чувствую это. В нашемсоюзе я имею власть над ней, а она нуждается в моей защите. Нет, в Матильде нетэтого волшебства. Не знаю почему.

Для волшебства нужны темнота и ореолтайны, — отозвалсяНицше. — Может, еетайна исчезла под воз­действием четырнадцати лет близости, совместной жиз­ни. Может, вы слишком хорошо еезнаете Может, вы не можете поверить в то, что обладаете такой красивойженщиной

Я начинаю думать, что красота— неверное слово. ВМатильде присутствуют все компоненты красоты. В ней есть эстетика, а не силакрасоты. Может быть, вы правы — это мне слишком хорошо знакомо. Слишком часто я вижу плоть икровь под кожей. Еще один фактор: в этом случае нет соревнования — в жизни Матильды никогда не былодругого мужчины. Этот брак устроили наши семьи.

Вы путаете меня, Йозеф: сейчас выговорите, что вам понравился бы элемент соревнования, но еще не­сколько дней назад признавались,что боитесь этого.

Я и хочу, и не хочу соревноваться.Вспомните, вы сами сказали, что мне не надо пытаться говорить умные вещи. Япросто озвучиваю приходящие в мою голову мысли, слова. Дайте подумать— надо собраться смыс­лями... Да,красивая женщина привлекает больше, если она желанна и другим мужчинам. Нотакая женщина слишком опасна: я сгорю рядом с ней. Наверное, Бер­та — та самая золотая середина— она еще неполностью сформировалась! Ее красота в зародыше, она еще не рас­цвела в полную силу.

То есть, — уточнил Ницше, — она не так опасна по­тому, что за нее не борются другиемужчины

Не совсем так. Она безопаснее, потому чтоя знаю потаенные ходы. Любой мужчина может захотеть ее, но я с легкостьюрасправлюсь с конкурентами. Она полнос­тью зависит от меня — или зависела. Она могланеделя­ми отказыватьсяот еды, если только я не кормил ее с ло­жечки.

Разумеется, как терапевт, я сожалел орегрессии мое­гопациента. Цок-цок-цок, щелкал я языком. Цок-цок, какая жалость! Я высказывалпрофессиональное участие ее семье, но втайне ото всех, как мужчина,— и я никогда неговорил об этом никому до вас — я праздновал победу. Когда она сказала, что мечтает обо мне, я пришел в без­умный восторг. Какое достижение— войти в тайныепо­кои, посетитькоторые не заслужил еще ни один мужчи­на! А картины снов не умирают, такчто там я мог бы прожить вечно!

То есть, Йозеф, вы выиграли состязание, вкотором вам даже не пришлось бороться за выигрыш!

Да, вот и еще одно значение Берты:безопасное соревнование, гарантированнаяпобеда. Но красивая женщина, не дающая этой безопасности,— это нечто иное.— Брейерзамолчал.

Продолжайте, Йозеф. О чем вы сейчасдумаете

Я думаю о безумной женщине, полностьюсформи­ровавшейсякрасавице, ровеснице Берты, которая при­шла на консультацию в мой кабинетнесколько недель назад, о женщине, которая вызывает восхищение многих мужчин. Ябыл очарован ею—инапуган! Я не мог про­тивостоять ей, так что я не смог заставить ее ждать и принял еевне очереди, в обход моих других пациентов. И только когда она потребовала отменя оказание не­приемлемой медицинской услуги, я смог отказать ей.

О да, мне знакома эта дилемма,— сказал Ницше.— Самая желаннаяженщина страшит сильнее всего. И, ра­зумеется, не потому, что онатакая, а потому, что мы де­лаем ее такой. Очень грустно!

Грустно, Фридрих

Грустно за эту незнакомую женщину, и замужчину тоже грустно. Мне знакома эта грусть.

И вы знали такую Берту

Нет, но я знал женщину, похожую на другуюопи­санную вамипациентку, — ту,которой нельзя отказать.

у Саломе, подумал Брейер. Лу Саломе,иначе быть не может! Наконец-то он заговорил о ней! Хотя Брейеру и не хотелосьпереводить внимание в сторону от своих проблем, он, тем не менее, началрасспрашивать Ницше:

Ну и, Фридрих, что же случилось с тойженщиной, которой ты не мог отказать

Ницше заколебался, вытащил часы: Мысегодня на­пали назолотую жилу; кто знает, может, ее стоит разра­батывать нам обоим. Но наше времяподходит к концу, а вам, я уверен, еще есть что сказать. Прошу вас,продол­жайтерассказывать, что значит для вас Берта.

Брейер понимал, что никогда еще Ницше небыл так близок к тому, чтобы заговорить о своих проблемах. Мо­жет, единственного аккуратносформулированного во­проса было бы вполне достаточно. Но, когда Брейер услышал, какНицше подгоняет его: Не останавливай­тесь, у вас мысли разбредаются,он был только рад про­должить.

Я жалуюсь на то, как сложно жить двойнойжизнью, иметь тайную жизнь. Но я берегу ее, как сокровище. Внешняя сторонабуржуазной жизни смертельна — все слишком очевидно, вы без усилий можете разглядеть конец и вседействия, к концу ведущие. Я знаю, это зву­чит как бред сумасшедшего, нодвойная жизнь — этодо­полнительная жизнь.Она обещает продлить наши годы.

Ницше кивнул: Вам кажется, что времяпожирает возможности внешней стороны жизни, тогда как тайная жизньнеисчерпаема

Я не совсем так выразился, но говорил яоб этом. Еще один момент, может, это как раз и есть самое важ­ное: невыразимое чувство, котороевозникало у меня, когда я был с Бертой, или возникает сейчас, когда яду­маю о ней.Блаженство! Это вполне подходящее слово.

Йозеф, я всегда был уверен, что мы любимбольше само желание, чем желанного!

Любим больше само желание, чемжеланного! — по­вторил Брейер. — Дайте мне, пожалуйста, листбумаги. Это я хочу запомнить.

Ницше вырвал листок из блокнота иподождал, пока Брейер записывал фразу, сворачивал бумагу и прятал ее в карманпиджака.

Pages:     | 1 |   ...   | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 |   ...   | 51 |    Книги по разным темам