Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |   ...   | 19 |

Жило-было себе спокойное племя, пасло скот, се­яло озимые, дети — в люльках, дым над трубой, со­ловьи — в кустах, падают яблоки, встает солнышко, пахнет сдобой и гречишным медом. Вдруг трехпалый свист — и избы заколочены, хлеба горят, пули свищут. Хруст, хрип, храп — утром очухались, глаза протерли, глянули окрест: е-мое — неподвижный коршун над черной землей и ни страны, ни века. Точно и не было. Как, почему Никто не в курсе. А гений прикинется чайником и кипит себе на плите. Выключи его, по­жалуйста.

Волосы у жены через полгода отрасли, и я к ней вернулся. Фокус в том, что меняться-то надо, но без резких движений. Очень порционно, пядь за пядью, прядь за прядью. Чтоб не испугался, не насторожил­ся — чего это она Корректным карандашиком, бе­личьей кистью, шепотом, штрихом, обертоном. И на­чинать надо после медового месяца, а не перед визи­том к адвокату.

2. Сексуальные буря и натиск. У каждой стабиль­ной пары потихоньку складывается свой стиль, своя постельная пластика, свой алгоритм. Почти исчезает импровизация, но ее отсутствие вполне заменяют син­хрон и каллиграфичность совместного почерка. Неиз­бежную монотонность ничем не исправить, а уж вне­запным сексуальным остервенением и подавно. Откуда этот пыл, этот внезапный аппетит Где они были, когда я просил, требовал, грозил, занозил ладони о твое одеревеневшее тело

Теперь у меня все в порядке. Я хочу тебя ровно столько, сколько ты мне обычно позволяла. Раньше мне этого было мало, теперь вполне достаточно. Что же ты расстраиваешься Странный вы народ, женщи­ны: упорно добиваетесь чего-то, а добившись, тут же требуете обратного. Зачем ты изображаешь из себя чиччолину, когда тело шелестит обидой, а веки вон как стиснуты, словно в тебя вставляют расширители Меня-же не обманешь ни искусственными стонами, ни сумасшедшим аллюром.

3 Сеансы ностальгии. С пыльных антресолей, из яохивных дебрей добываются пожухлые письма, пиг­ментированные снимки и предлагается турне по свя­тым местам: ты помнишь, Алеша, вот здесь, видишь, v тебя джинсы изолентой заклеены. Это мы с тобой в Сочи, на гору полезли, заблудились, продирались через ежевику. — Что, дорогая Конечно, помню... еще мело, мело во все концы, во все, понимаешь ли, преде­лы. Я ничего не перепутал. Был июнь. Мела метель. Тополиная, разумеется. И как в юности вдруг вы уроните пух (ну и рифма — вдруг — пух!) на ресницы и плечи подруг, которых у тебя, как в Иванове ткачих. Пух повсюду, в волосах, во рту, в носу, все чихают, слезятся, чешутся. Вредное дерево, хуже анчара. Там все по-честному: ты его не трогаешь — оно тебя. Еще из плодов помаду на экспорт делают. Ты, случай­но, не ею пользуешься Больно цвет какой-то ядовитый.

В итоге сентиментальная прогулка в летних сумер­ках былого завершается кружением снимков и рыдань­ями в ванной. Никто ни над кем не издевается. Ты ж не разбиваешь плеер за то, что он не фотографирует, а фотоаппарат за то, что не поет ничьих песен, даже Аллы Пугачевой. Хотя и там и там пленка. Но разная. Наша память устроена иначе, чем ваша. Она предмет­на и точечна. От целой эпохи после фильтрации может сохраниться лишь бретелька, соскользнувшая с плеча.

4. Жертвенная покорность. Но это ментальные де­фекты, их не исправить. Какая иноземка будет выть на стене, вязнуть в болоте, виснуть на острожном часто­коле с отмороженными щеками, пока хозяин тешится с половчанками, гоняет по крови азартный хмель, столбит себе место в истории — в общем, реализуется как личность. Надо ему похмелиться — шляпку на­дела, нарумянила отмороженные щеки, раскрыла пе­стрый зонтик — и на панель. Поправился; душа вски­пела, захотел размяться — дом продала, купила коня, благословила на подвиг, сама детей под мышку — и на паперть. Через век другой возвратился— обо­рванный, в струпьях, с Интерполом на хвосте. Отскре­бла, защитила, убаюкала, одеяло подоткнула — и на погост.

Сначала это трогает, потом — бесит. Варианты реакции: чем расплачиваться унесите, пожалуй­ста, я ничего такого не заказывал, — и лесли она свою жизнь ни в грош не ценит, значит, так оно и есть.

5. Бесконечные слезы. С утра еще не открыла глаз — уже сочатся. — Тебе приснился дурной сон — Нет, наоборот.— Чего ж ты плачешь— Потому что проснулась.— Вот и вся логика. Напряжение, как на минном поле: страшно сморгнуть, чихнуть, потерять равновесие. Но какие нервы в состоянии выдержать этот сезон дождей Если я такой неиссякаемый источ­ник отрицательных эмоций — давай расстанемся! Впо­ру мастерить для спасения ковчег. Ну все, бедные соседи снизу: плакал их евроремонт!

А нет бы вместо всех этих мелодраматических глу­постей встать спозаранку, зарядочка, холодный душ, легкий макияж, скворчит яичница, заваривается чай разбудить мужа и подружиться с ним. Стать его со­общницей и наперсницей. Ему ж, бедному, поделиться не с кем:

— Я эгим летом в Крыму познакомился с не­обыкновенной женщиной...

• Да-да, конечно... Вы правы— осетринка-то нынче была с душком.

юбовницы-то о женах болтают легко и охотно. Там не надо быть начеку, там позволяют ослабить узел галстука, а где свободней дышится — туда и тя­нет. Стань сообщницей мужа. Ты же все равно уже знаешь. Оценит и отблагодарит. Даже познакомит. Не отказывайся от такой чести. Прими, угости. Проводи до порога. Обоих. Счастья можно не желать, это лиш­нее. Когда вернется похвали выбор, сделай- пару сдержанных комплиментов внешности, манерам, чему получится. Вот тут можно промельком, редуцирован­ной гласной и ввернуть какую-нибудь деталь. Она должна быть точной и убийственной, типа лэффектная барышня. Ее не портят даже волосатые ноги. Ну и что ж, что волосатые, зато форма идеальная. Секрет, как верно заметил Бабель, заключается в повороте, едва ощутимом. Рычаг должен лежать в руке и обогревать­ся. Повернуть его надо один раз, а не два. Этот ювелирный поворот изменит направление точнее сцен, скандалов, сексуальных атак, слез, смен имиджа. Муж и не поймет, чем прокололи воздушный шарик. А он пфуй! — и сдулся.

КОРОЛЕВСТВО КРИВЫХ ЗЕРКАЛ

В сумочке пульверизатор с серной кислотой, в кулаке клок трофейных волос, на лице— этюд в багровых тонах из румян, потеков туши, помады и царапины от уха до подбородка. Ну и видок! Откуда ты, пре­красное дитя Никак с баррикады Ах нет, ты вы­ясняла отношения с соперницей. Разобралась, нока­утировала, отвоевала восьмидесяти килограммовый призовой кубок и теперь тащишь его домой на вто­рой раунд.

Там-то врежешь ему от души, выложишь всю правду о нем, а главное — о ней. И где, на какой помойке откопал он эдакое сокрозище Пробы ста­вить некуда, нормальный мужик не высморкается на нее, не то что... Восемнадцать— и девственница Зна­ем мы этих девственниц из мголодых, да ранних. Сверстники — невыгодная партия, позарилась на все готовенькое, вот и прикинулась полевой ромашкой. Тридцать и в разводе Во-во, умный бросил, а дурак подобрал. Сама ушла Еще хуж:е. Свое гнездо разо­рила, а чужого и вовсе не жаль. Кукушка ощипанная, кошка приблудная! А ты, лопух доверчивый, на что польстился

А лопух доверчивый сидит себе напротив явно не­вменяемый и кивает китайским болванчиком. В знак ли согласия, в такт ли своим бессовестным грезам — поди разбери! И влетает в его ухо, ближнее к тебе, ведьма на помеле, а вылетает Леда на лебеде. Брек, милая, брек!

Поле любви не боксерский ринт. Скорее шахматная доска. Здесь не превратить силовьим приемом королеву в пешку. А признайся, хотя раскладываешь ее по по­лочкам и разбираешь по косточкам, а загадка она для тебя. Сфинкс. Чем-то же привюрожила. Он — лад­но, его-то знаешь, как свои пять пальцев (см. гл. Магическая цифра... ). Да и не так больно закрепить ним роль пассивной жертвы. Нет, нет, не он (иначе вовсе нестерпимо), а его подкараулили, завлекли, скру­тили связали и вот-вот сожрут. Кто Она. И клубится в воспаленном мозгу гремучая смесь содомской блудницы, панночки и миледи, по которым плачет оси­новый кол.

А теперь махнись с мужем коктейлями, потяни через его соломинку — и замерцают ирисы Марга­риты. сверкнут коленки Ло, ошпарит язвительной ре­пликой Кармен. Или без всяких литературных и про­чих одежд прильнет и обдаст жаром ждущего тела обычная земная женщина. Она и есть твоя реальная, а не фантасмагорическая соперница. На ней и сосре­доточимся. Слепленная из того же песочного теста, с начинкой из той же кастрюли: ранимая и живучая, покорная и стервозная, легковерная и подозрительная, торопливая и терпеливая, как эрмитажная кариатида. Почти ты, с поправкой на масть, возраст и вес. На такую и ориентируйся.

АХИЛЛЕСОВА ПЯТОЧКА

Положим, ты узнала обо всем почти в самом начале. У них медовый месяц, страсги накалены до температуры плавильных печей. Если так — замри и не шевелись. Никогда не пыталась отнять кость у голодного пса И как Именно поэтому наберись терпения и дай насы­титься. Фаза первой лихорадки длится около полугода. Любые твои доводы и действия разобьются о гранит его... Подожди, но не в полной пассивности.

Никакой муж, даже в самый разгар увлечения, не отказывается от супружеского контакта. Икра икрой, а щи щами. Ты — его повседневность, как после­обеденная сигарета и трико. Набей портсигар леден­цами, замени спортивный костюм на тройку— и че­ловек затоскует, затревожится. А постель, она и есть постель, в ней не только еж, но и горсть крошек причинит серьезный дискомфорт. Какую веревочку ты протянешь поперек нее, чтобы сбить с марша, как остановишь конвейер — твоя забота. Фокусов здесь немерено, а в фокусе главное — ювелирность обмана.

Кажется, у Вислоцкой в Искусстве любви я об­наружила странный, на мой взгляд, совет: мол, старайся выработать антуражный рефлекс близости. Например, зажгла интимный светильник значит, приглашаешь к игре. Зажгла раз, зажгла два, зажгла тысячу, и уже от одного его мерцания у партнера будут возникать ша­ловливые мысли. Как у собаки Павлова. Но ночники не раритет, могут оказаться в любом другом доме Человек нанесет визит с самыми невинными намерени­ями, ну там навестить больную сослуживицу с проф­союзными апельсинами. А там горит бра! Рефлекс включился, апельсины покатились по полу, статья 117 УК РСФСР.

По моим наблюдениям, как раз наоборот— ничго так не прикручивает влево фитилек желания, как штам­пы. Известно — в чужом сарае и своя жена слаще Почему любовники метят все возможные и невозмож­ные уголки, а брак сужает пространство до постельной площадки

Нестандартную ситуацию можно создать не только сменой декорации. Одна моя знакомая организовала итальянскую забастовку: все как обычно, кроме финиша -Нет его Всегда достигался без напряжения, а тут вдруг взял и по-английски пропал Почему бог его знает физиология — штука тонкая. Муж забеспокоил­ся- как так, с родной женой не сладит. Прибавилось усердия, и прилежания, в супружеской спальне зама­ячило пламя азарта. А через месяц его настойчивых трудов она устроила такой фейерверк, что у бедного неделю в мозгу плясали огоньки. За это время лю­бовница как-то сама собой отошла на второй план, а вскоре и вовсе исчезла за горизонтом.

Хроническая форма. Их роман не первой свеже­сти _ очень хорошо. Значит, не сегодня-завтра она пожелает закрепить за собой преимущественное право стирать его носки и приводить в чувство после тайной вечери.

Почти каждая женщина плодоносного возраста не прочь обменять прелести свободы на кнуты и пряники неволи. Мужчина мысленно махом обнажает потен­циальную партнершу. Женщина же, напротив, приме­ряет на визави брачную тройку. Для них намек на законные узы подобен свисту татарского аркана за спиной. А уж о перспективе двойной петли — суд и загс— и говорить нечего. С кровью срывать один терновый венец Гименея, к которому, худо-бедно, при­терпелся, чтобы тут же напялить другой,— покорней-ше благодарим. Я почти уверена: они и женятся, чтобы оградить себя от атак увы, увы, милые крошки, я уже окольцован, но мой стойкий напарник всегда к вашим услугам.

Заметь, мы неохотно признаемся, что несвободны Мужчина же выставляет паспорт впереди себя как щит

Кроме того, они племя отнюдь не кочевое: узлы, кон­тейнеры, смена транспортного маршрута — ввергает в уныние. И еще. Ничто так не напрягает наших драго­ценных возлюбленных, как неотвратимость выбора — блюда ли на ужин, рубашки ли на службу, спутницы ли на жизнь. Ответ на вопрос, поставленный ребром, чаще всего отрицательный. Видимо, срабатывает пра-память о первом роковом согласии, лишившем и реб­ра и рая. Поэтому отчаянное: или я, или она! — пусть сорвется криком не с твоих, а с ее уст.

Ты думаешь, любовницы из железа и не закаты­вают истерик Еще как закатывают: годы катятся под гору, молодость делает ручкой, транзитные рандеву в печенках, а он, видите ли, все колеблется, лежит эдаким былинным валуном на распутье, и не сдви­нешь. Подметила, что вечерние немые звонки учас­тились, а муж как-то потускнел и сник,— пора на сцену. Твой выход, милая!

Самые черные календарные дни адюльтера — это праздники: Новый год. Восьмое марта, день рожденья стреноженного возлюбленного. Их отмечают с под­ругами либо загодя, либо постфактум. Поэтому очень тактично и ненавязчиво плотно сервируй его досуг на это время семейными мероприятиями, от которых не отвертишься, но которые приятны. Как то— покупка подарков, вечеринка у друзей, светский раут у себя дома, концерты, театры и т. д. Чтобы ни щелочки, ни секундочки. Можешь и приболеть, поручив его забо­там детей и холодильник (но этот ход лучше приберечь для ее именин, если ты в курсе даты).

Желателен жанр сюрприза, чтобы: ах, дорогая, из­вини, но обстоятельства... А стол уже накрыт, волосы уложены в парикмахерской, свечи зажжены и бликуют тщательно протертом и наполненном хрустале, капельки духов испаряются с венок на запястье, в груд­ной ложбинке, с исподу бедер, на кровати— чистое крахмальное белье. Вечер безнадежно испорчен, салаты скиснут, вино выпьется в одиночестве, смешанное с солеными каплями туши. Такое прощают с трудом. Никакие запоздалые извинения и объяснения не извле­кут занозы. Тем более случай не первый и (твоими стараниями) не последний.

Pages:     | 1 |   ...   | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |   ...   | 19 |    Книги по разным темам