Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 34 |

В рамках этой интенционально ограниченнойсистемы отсчета (что совершенно неизбежно) Шелер детально анализировал способ,с помощью которого общество упорядочивает человеческое знание. Он подчеркивал,что человеческое знание в обществе дано индивидуальному восприятию a priori,гарантируя индивиду смысловой порядок. Хотя этот порядок и связан сопределенной социально-исторической ситуацией, он кажется индивиду естественнымспособом видения мира. Шелер называл это Уотносительно-естественныммировоззрениемФ (relativnaturalische Weltanschauung) общества. Это понятие досих пор считается центральным для социологии знания.

УИзобретениеФ Шелером социологии знанияпослужило толчком для бурных дебатов в Германии по поводу обоснованности, сферыдействия и применения новой дисциплины11. Однако вне этой дискуссиипоявляется другое определение социологии знания, помещающее ее в более узкийсоциологический контекст. Именно в этой формулировке социология знания вошла ванглоязычный мир. Это — формулировка, данная Карлом Мангеймом12. Можно с уверенностьюсказать, что, когда современные социологи думают pro или соп социологии знания, обычно они делают это в терминах мангеймовской формулировки. Что касаетсяамериканской социологии, то это вполне понятно, так как в англоязычном миресоциология знания получила известность фактически благодаря работам Мангейма(некоторые были написаны по-английски в то время, когда Мангейм преподавал вАнглии после его отъезда из Германии с приходом нацистов к власти, или былипереведены с немецкого), тогда как работы Шелера по социологии знания до сихпор не переведены на английский. Кроме этого фактора УдиффузииФ, работыМангейма в гораздо меньшей степени, чем Шелера, перегружены философскимУбагажомФ. Это особенно верно в отношении последних работ Мангейма, что легкозаметить, если сравнить английскую версию его главного труда УИдеология иутопияФ с немецким оригиналом. Так что Мангейм становится фигурой болееУсозвучнойФ даже тем социологам, которые критически настроены и не слишкомзаинтересованы его подходом.

Мангеймовское понимание социологии знаниябыло гораздо более широким и имеющим более серьезные последствия, чемшелеровское, возможно потому, что в его работе четко обозначена конфронтация смарксизмом. Согласно Мангейму, общество детерминирует не только возникновение,но и содержание человеческих идей, за исключением математики и частиестественных наук. Таким образом, социология знания становится позитивнымметодом изучения почти любого аспекта человеческого мышления.

Примечательно, что главный интерес Мангеймабыл связан с феноменом идеологии. Он различал партикулярное, тотальное и общеепонятия идеологии —идеологии, представляющей собой только часть мышления оппонента: идеологии,представляющей мышление оппонента целиком (подобно Уложному сознаниюФ Маркса);идеологии, характеризующей как мышление оппонента, так и наше собственноемышление (здесь, по мнению Мангейма, он шел дальше Маркса). Общее понятиеидеологии поднимает социологию знания на совершенно иной уровень, когдапоявляется понимание того, что ни одно человеческое мышление (кроме указанныхвыше исключений) не свободно от идеологизирующего влияния социальногоконтекста. Посредством такого расширения теории идеологии Мангейм стремилсяотделить главную проблему от политического контекста и изучать ее как общуюэпистемологии и исторической социологии.

Хотя Мангейм и не разделял онтологическихамбиций Шелера, он был озабочен тем, что следствием его теории мог статьпанидеологизм. Он вводит понятие УреляционизмФ (в отличие от УрелятивизмаФ),чтобы показать эпистемологическую перспективу своей социологии знания,означающую не капитуляцию мышления перед относительностьюсоциально-исторического многообразия, но признание того, что знание всегдадолжно быть знанием с определенной позиции. Очевидно, что влияние Дильтея намышление Мангейма в этом вопросе имеет огромное значение — проблема марксизма решаетсясредствами историцизма. Как бы то ни было, Мангейм считал, что хотя нельзяполностью избавиться от влияния идеологии, его можно было бы уменьшить,систематически анализируя — насколько это возможно — различные социально обоснованныепозиции.

Иначе говоря, объект мышления становитсягораздо понятнее по мере накопления различных перспектив, в которых его можнорассматривать. В этом и состоит задача социологии знания, оказывающей большуюпомощь в поисках правильного понимания человеческих явлений.

Мангейм считал, что разные социальныегруппы весьма различаются по их способности преодолевать узость собственнойпозиции. Он возлагал большие надежды на Усвободно парящую интеллигенциюФ(freischwebende Intelligenz — термин, заимствованный у Альфреда Вебера) — промежуточный слой, который, поего мнению, относительно свободен от классовых интересов. Мангейм подчеркивалтакже силу УутопическогоФ мышления, которое (подобно идеологии) создаетискаженный образ социальной реальности, но (в отличие от идеологии) обладаетдинамичностью для преобразования этой реальности в свое представление оней.

Нет нужды говорить, что сделанные вышезамечания не могут воздать должное ни шелеровской, ни мангеймовской концепциямсоциологии знания. У нас не было такой цели. Мы лишь указали на некоторыеключевые черты двух концепций, которые соответственно были названы УумереннойФи УрадикальнойФ концепциями социологии знания13. Примечательно, чтопоследующее развитие социологии знания в значительной степени состояло изкритики и модификаций этих двух концепций. Как мы уже отмечали, мангеймовскаятрактовка социологии знания продолжала иметь решающее значение для формированияэтой дисциплины, особенно в англоязычной социологии.

Одним из наиболее влиятельных американскихсоциологов, обративших серьезное внимание на социологию знания, был РобертМертон14. Обсуждение этой дисциплины, которому было посвящено две главыего основного труда, стало полезным введением в эту область для тех социологов,которые испытывали к ней интерес. Мертон сконструировал парадигму социологиизнания, иначе сформулировав ее основные темы в сжатой и ясной форме. Это— интереснаяконструкция, так как в ней он пытается совместить подход социологии знания соструктурно-функциональной теорией. Мертоновские понятия УявныеФ и УскрытыеФфункции применительно к сфере идей позволяют различать преднамеренные,сознательные функции идей и непреднамеренные, бессознательные. Хотя вниманиеМертона было сосредоточено главным образом на работах Мангейма, который был длянего социологом par excellence, он подчеркивал также значение дюркгеймовскойшколы и Питирима Сорокина. Интересно, что Мертону, по-видимому, не удалосьзаметить связи социологии знания с некоторыми влиятельными направлениямиамериканской социальной психологии, как, например, теория референтных групп,которую он рассматривает в другой части той же самой работы.

У Толкотта Парсонса также есть своетолкование социологии знания15. Правда, его толкованиесводится главным образом к критике Мангейма. И он не пытался включить этудисциплину в свою собственную теоретическую систему. Конечно, в рамках своейтеории он подробно анализировал Упроблему, связанную с ролью идейФ, но всистеме отсчета, совершенно отличной от шелеровской или мангеймовскойсоциологии знания16. Поэтому можно было бысказать, что ни Мертон, ни Парсонс существенно не выходят за пределы социологиизнания, сформулированной Мангеймом. То же самое можно сказать относительно ихкритиков. Укажем лишь на одного из них — наиболее красноречивого— Ч. Р. Милза,который обращался к социологии знания в ранний период своего творчества, однаков описательной манере, и который не внес ничего существенного в еетеоретическое развитие17.

Интересная попытка интеграции социологиизнания с неопозитивистским подходом к социологии вообще была предпринятаТеодором Гейгером, оказавшим огромное влияние на скандинавскую социологию послеэмиграции из Германии18. Гейгер вернулся к болееузкому пониманию идеологии как социально искаженного мышления и считалвозможным преодоление идеологии с помощью тщательного соблюдения каноновнаучной процедуры. Неопозитивистский подход к анализу идеологии в болеесовременной немецкоязычной социологии был характерен для Эрнста Топича, которыйуделял особое внимание идеологическим корням различных философскихпозиций19. Поскольку социологический анализ идеологий был важнойсоставляющей социологии знания в формулировке Мангейма, большой интерес к нейвозник в европейской и американской социологии после второй мировойвойны20.

Вероятно, наиболее важная попытка выйти запределы мангеймовского понимания социологии знания была предпринята ВернеромСтарком, другим эмигрантом, представителем европейской школы, работавшим вАнглии и Соединенных Штатах21. Он пошел дальше других втом, чтобы не делать фокусом социологии знания мангеймовскую проблемуидеологии. По его мнению, задача социологии знания состоит не в раскрытии илиразоблачении созданных в том или ином обществе идеологий, а в систематическомизучении социальных условий знания как такового. То есть главная проблемазаключается в том, чтобы социология знания превратилась из социологиизаблуждения в социологию истины. Несмотря на свой особый подход, Старк,вероятно, был ближе к Шелеру, чем к Мангейму в своем понимании взаимосвязи идейи их социального контекста.

Повторим еще раз, что мы не пытались датьздесь детальный обзор истории социологии знания. Мы не рассматривали здеськонцепции, которые хотя и можно было бы отнести к социологии знания, несчитались таковыми самими авторами. Другими словами, мы ограничились лишь темитеориями, которые разрабатываются, так сказать, под знаменем УсоциологиизнанияФ (принимая во внимание, что теория идеологии является ее частью). Этопоясняет один факт. Независимо от интереса некоторых социологов знания кэпистемологическим проблемам, фактически в центре внимания была исключительносфера идей, то есть теоретическое мышление. Это касается и Старка, назвавшегосвою главную работу по социологии знания УЭссе в помощь более глубокомупониманию истории идейФ. Иначе говоря, на теоретическом уровне вниманиесоциологии знания привлекали эпистемологические вопросы, а на эмпирическомуровне — вопросыинтеллектуальной истории.

Следует подчеркнуть, что у нас нет никакихоговорок относительно обоснованности и значимости этих двух совокупностейпроблем. Однако нам кажется не слишком удачным, что именно эта определеннаясовокупность вопросов так долго преобладала в социологии знания. И мыпостараемся показать, что в результате теоретическая значимость социологиизнания не была до конца осознана.

Включение эпистемологических вопросов,касающихся обоснованности социологического знания, в социологию знания отчастинапоминает попытки толкать автобус, в котором ты едешь сам. Конечно, подобновсем другим эмпирическим дисциплинам, накапливающим данные, связанные сотносительностью и детерминацией человеческого мышления, перед социологиейзнания встают эпистемологические вопросы, касающиеся как социологии вообще, таки любой другой научной системы знания. Как уже отмечалось выше, в этомсоциологии знания отведена та же роль, что и психологии, истории, биологии; мыуказали только три наиболее важные эмпирические дисциплины, представляющиезатруднения для эпистемологии. Во всех случаях логическая структура этогозатруднения одна и та же: как я могу быть уверен, скажем, в моемсоциологическом анализе нравов американцев среднего класса перед лицом тогофакта, что категории, используемые мной при этом, обусловлены историческиотносительными формами мышления, что я сам и все, о чем я думаю,детерминировано моими генами и присущей мне враждебностью по отношению к людями что я сам (чего уж хуже) — представитель американского среднего класса

Нам несвойственно игнорировать такиевопросы. Однако мы утверждаем здесь, что сами по себе эти вопросы не являютсячастью эмпирической социологии. Собственно говоря, они относятся к методологиисоциальных наук, то есть, по определению, скорее к философии, чем к социологии,которая представляет объект нашего исследования. Подобно другие эмпирическимнаукам, создающим трудности для решения задач эпистемологического характера,социология знания Удает пищуФ для проблем подобного рода в нашемметодологическом исследовании, которые не могут быть решены в рамках егособственной системы отсчета.

Поэтому мы исключаем из социологии знанияэпистемологические и методологические проблемы, которые волновали двух главныхее основоположников. Благодаря этому исключению мы отделяем себя и отшелеровского, и от мангеймовского понимания социологии знания, а также от тех,более поздних социологов знания (особенно неопозитивистской ориентации),которые разделяли подобное понимание этой дисциплины. В нашей работе мы брали вскобки (т.е. не рассматривали) любые эпистемологические и методологическиевопросы, касающиеся обоснованности социологического анализа, как в самойсоциологии знания, так и в любой другой области. Мы рассматриваем социологиюзнания как часть эмпирической социологии. Конечно, цель настоящей работы имееттеоретический характер. Но наше теоретизирование относится к эмпирическойдисциплине с ее конкретными проблемами, а не к философскому исследованию основэмпирической дисциплины. Так что наше предприятие связано с социологическойтеорией, а не сметодологией социологии. Лишь в одном разделе нашего исследования (которыйследует непосредственно за введением) мы выходим за пределы собственносоциологической теории, но это сделано по причинам, имеющим мало общего сэпистемологией, что будет объяснено в свое время.

Мы должны заново определить задачусоциологии знания и на эмпирическом уровне, то есть как теории, связанной сэмпирической социологией. Как мы уже видели, на этом уровне социологию знанияинтересует интеллектуальная история, в смысле истории идей. Мы снова вынужденыподчеркнуть, что это в самом деле очень важный фокус социологическогоисследования. Более того, если эпистемологическо-методологические проблемы мыисключаем из социологии знания, то историю идей считаем ее частью. Однако, понашему мнению, проблема идей, включающая и специальную проблему идеологии,составляет лишь часть проблематики социологии знания, причем далеко неглавную.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам