Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 69 | 70 | 71 |

Там, за башней, дикого гуся раздался вдруг крик, Печаль неизбывную во мне он разбудил, Стражи тянутся, нет им конца.

Не заметила, как светильник потух И ароматные свечи сгорели, а я очей не сомкнула.

Где спит он так безмятежно и сладко Ин Боцзюэ:

- Вот глупая-то! А кто же ему мешает спать спокойным сном Его никто забирать не собирается. Он спит себе спокойно. Это ты в чужом доме скрываешься и дрожишь день-деньской, как свечка. Вот уж из столицы привезут вести, тогда и успокоишься. Гуйцзе не выдержала и обратилась к Симэню:

- Батюшка, ну что он ко мне пристал, Попрошайка Покою не дает.

- Что Батюшку пришлось вспомнить - издевался Боцзюэ.

Гуйцзе, не обращая на него внимания, опять заиграла на пипа и запела парные строфы:

Как вспомнится он, Как вспомнится он, Так сердце мое защемит...

Боцзюэ:

- Заденешь тебя за живое, так хочешь или нет - защемит. Гуйцзе:

Когда наедине останусь, Когда наедине останусь, Так жемчужинами слезы потекут...

Боцзюэ:

- Один во сне мочился. Умирает у него матушка. Он, как полагается, постилает постель и ложится у ее гроба. Во сне и на этот раз случился с ним грех. Пришел народ. Глядит: подстилка мокрая, хоть выжимай. "Это отчего" - спрашивают. Он не растерялся. "Всю ночь, - говорит, - проплакал. Слезы желудком и вышли". Так вот и ты. Пред ним ломалась, а теперь втихомолку слезы проливаешь.

Гуйцзе:

- А ты знаешь Ты видал Эх ты, юнец бесстыжий, чтоб тебе провалиться на этом месте.

Его во всем виню, Его во всем виню, О нем всего не скажешь...

Боцзюэ:

- Что ж не винишь судьбу Скажи откровенно: много у него серебра выманила, а Да, а теперь вот скрываться приходится, заработки упускать.

"О нем всего не скажешь". Ты уж духов небесных обманывай. Они ведь все равно ничего не соображают.

Гуйцзе:

Кто б знал, он меня первый бросил...

Боцзюэ:

- Вот я и говорю: поймала да из рук и выпустила. Гуйцзе:

Теперь себя ругаю я.

Зачем ему так верила тогда Боцзюэ:

- Глупышка! В наше время юнца желторотого не проведешь, а ты захотела посетителя своего надуть. Была, говоришь, ему верна Постой! Послушай, что в "Южной ветке" говорится. Как раз о твоих похождениях идет речь:

Не узнать, кто честен, кто фальшив.

Ловчить мастак в наш век любой.

Все внешне искренни, правдивы, А про себя готовы человека загубить.

Старуха-сводня мошну старается набить, Прославиться стремится юная красотка.

Ей тяжко - хоть в омут головой.

Чашу горькую испить - ее удел.

Легче спину гнуть, как лошадь иль осел, Нежели жизнь такую влачить! Гуйцзе расплакалась. Симэнь ударил Боцзюэ веером по голове.

- Чтоб тебе, сукин сын, подавиться! - засмеялся Симэнь. - Поедом ест.

Эдак и человека погубить можно. - Он обернулся к Гуйцзе:

- А ты пой, не обращай на него внимания.

- Брат Ин, ты сегодня уж совсем разошелся, - заговорил Се Сида - Зачем мою дочку обижаешь, а Типун тебе на язык! Гуйцзе немного погодя опять взяла пипа и запела на мотив "Бамбуковой рощи":

Кругом толкуют: честен он...

Ин Боцзюэ хотел что-то вставить, но Се Сида вовремя закрыл ему рот.

- Пой, Гуйцзе! - говорил Сида. - Не гляди на него. Гуйцзе продолжало:

А он меня увлек обманом, Глаза его горели.

Говорил одно, желанья были другие...

Только Сида отнял руку, Боцзюэ опять стал перебивать:

- Если бы ты говорила то, о чем думаешь, ничего бы с тобой не случилось. Только в пасти тигра ты откровенничаешь, да и то больше намеками.

- Откуда ж ты знаешь, красные твои глаза - спросила Гуйцзе.

- Да как же мне не знать! - отвечал Боцзюэ. - В "Звездах радости" бывать приходилось.

Все вместе с Симэнем рассмеялись.

Гуйцзе:

Клялся, уверял в любви, А сам обманывал.

Из-за него чуть было Не заболела от тоски...

Боцзюэ:

- Тоже мне! Ты других опутывать горазда, а себя в обиду не дашь. Таких, как ты, тоска не иссушит! Гуйцзе:

Обманщик! Как ты притворялся! Грядущее расписывал все мне.

Боцзюэ:

- Да, насчет грядущего трудно загадывать. Впрочем, он на днях, может, и полководцем станет. Гуйцзе запела на мотив "Янтарной кошечки":

С каждым днем мы дальше друг от друга, Когда ж теперь настанет встречи час Зачем меня заставляет томиться и ждать Боцзюэ:

- Обожди денек-другой. Небось, не опоздаешь. Вот в столице уладят, и вернешься к себе в кромешный ад. Гуйцзе:

На Уской горе свиданью не бывать! Обрек на страданья, изменник! Феникс бросил подругу свою, Бросил феникс подругу.

Заключительная ария:

Какой неверный ты! Заставляешь страдать одинокую.

Любовь и ласки - все прошло, Остались одни воспоминанья.

- Чудесно! - воскликнул Се Сида и позвал Хуатуна: - Возьми пипа, а я поднесу чарочку Гуйцзе.

- А я закусочками ее попотчую, - подхватил Боцзюэ. - Не в моем это, правда, обыкновении, ну да ладно уж! За твое усердие потружусь.

- Убирайся, Попрошайка! - крикнула Гуйцзе. - Не нуждаюсь я в твоем внимании! Сначала изобьет, потом синяки разглаживать начинает.

Сида поднес Гуйцзе три чарки подряд.

- Нам еще партию в двойную шестерку доигрывать надо, - сказал он Боцзюэ.

Они сели за игру, а Симэнь, подмигнув Гуйцзе, вышел.

- Брат! - крикнул Боцзюэ. - Принеси ароматного чайку. А то после чесноку изо рта больно несет.

- Откуда я тебе ароматного чаю возьму! - воскликнул Симэнь.

- Меня, брат, не обманешь! - не унимался Боцзюэ. - Тебе ж экзаменатор Лю из Ханчжоу вон сколько прислал. Хочешь один наслаждаться Нехорошо так, брат.

Симэнь засмеялся и пошел в задние покои. За ним последовала и Гуйцзе.

Она нарочно остановилась у причудливого камня, делая вид, будто срывает цветок, и исчезла.

Между тем Боцзюэ и Сида сыграли три партии, но Симэнь все не возвращался.

- Что там батюшка в задних покоях делает - спрашивали они Хуатуна.

- Сейчас придет, - отвечал слуга.

- Придет А где он все-таки - не унимался Боцзюэ и обратился к Сида:

- Ты здесь побудь, а я пойду поищу.

Сида с Хуатуном сели играть в шашки. Надобно сказать, что Симэнь зашел на короткое время к Пинъэр, а когда вышел, у аллеи вьющихся роз заметил Гуйцзе и повел ее прямо в Грот весны. Они закрыли дверь и, усевшись на постель, принялись весело болтать. Надобно сказать, что Симэнь заходил к Пинъэр принять снадобье. Он обнял Гуйцзе и показал свои доспехи.

- Это от чего - спросила она, устрашенная.

Он рассказал о снадобье чужеземного монаха и попросил ее наклонить голову и поиграть на свирели. Потом осторожно взял то, что любят тысячи, чем наслаждаются десятки тысяч, - ее маленькие, как раз в полшпильки, в три вершка золотые лотосыножки, остроносые, как шило или нежные ростки лотоса, ступающие по ароматной пыльце и танцующие на рассыпанной бирюзе...

Она была обута в ярко-красные атласные туфельки на толстой белой подошве. Повыше виднелись подвязанные шелковым шнурком узорные штаны с золотою бахромой. Симэнь посадил Гуйцзе на стул, и они принялись за дело.

Тем временем Ин Боцзюэ обыскал все беседки и павильоны, но Симэня нигде не было видно. Миновав небольшой грот в бирюзовой горе, он вошел в аллею вьющихся роз, а когда обогнул виноградную беседку, очутился в густых зарослях бамбука, укрывших грот весны. Откуда-то доносились едва уловимые смех и шепот. Боцзюэ подкрался ближе, отдернул занавес, скрывавший дверь в грот, и стал прислушиваться (илл. 121).

Из грота слышался дрожащий голос Гуйцзе, во всем потрафлявшей Симэню.

- Дорогой мой! - шептала она - Кончай быстрей, а то еще увидят.

Тут Боцзюэ с оглушительным криком распахнул дверь и предстал перед любовниками.

- А-а-а!.. - кричал он, - Воды скорее! Сцепились, водой не разольешь! - У, ворвался, как разбойник! - заругалась Гуйцзе. - До чего же напугал! - Быстрее, говоришь, кончай, да - начал Боцзюэ. - Легко сказать, да нелегко сделать. Боишься, значит, как бы не увидали - А я вот и увидел.

адно, кончайте. Я подожду. Я с тобой потом займусь.

- Убирайся сейчас же, сукин сын! - крикнул Симэнь. - Брось дурачиться! Еще слуги увидят.

- Уйду, если потаскушка попросит, как полагается, - заявил Боцзюэ. А то так заору, что и хозяйки знать будут. Они ж тебя как дочь приняли, приют дали, а ты с хозяином путаешься. Тебе это так не пройдет! - Ступай, Попрошайка! - крикнула Гуйцзе.

- Уйду. Поцелую тебя и уйду.

Он привлек к себе певицу, поцеловал и вышел.

- Вот сукин сын! - крикнул ему вслед Симэнь. - И дверь не закрыл.

Боцзюэ вернулся.

- Делай свое дело, сын мой! - приговаривал он, закрывая дверь. - На меня внимания не обращай.

Боцзюэ вышел было в сосновую аллею, но вернулся опять к двери.

- Ты ж мне ароматного чаю обещал, - сказал он.

- Вот сучье отродья - не выдержал Симэнь. - Да погоди же! Выйду и дам. Отстань! Боцзюэ расхохотался и ушел.

- Вот противный! Какой нахал! - говорила Гуйцзе.

Симэнь с Гуйцзе наслаждались в гроте, должно быть, целую стражу, лакомились красными финиками, прежде чем настал конец утехам.

Тому свидетельством стихи:

Передаст художник, Как иволги на яблоне порхают, Как щебечут ласточки под сенью бамбука.

Лишь юную красотку не в силах он писать.

Вскоре они поправили одежду и вышли из грота, Гуйцзе залезла к Симэню в рукав, достала целую пригоршню ароматного чая и сунула его себе в рукав. Покрытый испариной Симэнь, тяжело дыша, пошел по нужде к клумбе.

Гуйцзе достала из-за пояса зеркальце, поставила его на окно и принялась поправлять волосы, после чего пошла в задние покои. Симэнь направился к Пинъэр мыть руки.

- Где же ароматный чай - опять спросил Боцзюэ.

- Ну что ты пристаешь, Попрошайка негодный - одернул его Симэнь. Чтоб тебе подавиться! Симэнь дал ему щепотку чаю.

- Это всего - не удовлетворился Боцзюэ. - Ну ладно уж. Погоди, я у Ли - потаскушки еще выпрошу.

Пока шел разговор, появился Ли Мин и отвесил земной поклон.

- А, Ли Жисинь! - протянул Боцзюэ. - Откуда пожаловал Не с новостями ли пришел Как поживаешь - Батюшку благодарить надо, - начал певец. - Никто эти дни нас по делу Гуйцзе не беспокоил. Ждем из столицы известий.

- А потаскуха Ци Чан появилась - спросил Боцзюэ.

- Все у Ванов скрывается, - отвечал Ли Мин. - А Гуйцзе у батюшки спокойно. Кто сюда за ней придет! - То-то и оно! - поддакивал Боцзюэ. - Нам с дядей Се спасибо должна говорить. Знаешь, сколько нам батюшку пришлось уговаривать. Без наших хлопот где бы ей голову приклонить! - Что и говорить! - вторил ему певец. - Без батюшки горя бы хлебнула.

На что у нас мамаша, и та ничего бы не сделала.

- Да, у вашей хозяйки, кажется, скоро день рождения - подхватил Боцзюэ. - Я батюшку подговорю, мы вместе придем ее поздравить.

- Не извольте беспокоиться! - говорил певец. - Как дело уладится, мамаша с Гуйцзе всех вас пригласят.

- Одно другому не мешает. Поздравить и лишний раз стоит, - продолжал свое Боцзюэ и подозвал Ли Мина: - На, выпей за меня чарочку. Я нынче целый день пил, больше не могу.

Ли Мин взял чарку и, встав на колени, выпил до дна. Се Сида велел Циньтуну поднести ему еще.

- Ты, может, есть хочешь - спросил Боцзюэ. - Вон на столе сладости остались.

Се Сида подал ему блюдо жареной свинины и утку. Певец взял блюда и пошел закусывать. Боцзюэ подхватил палочками полпузанка и сунул ему со словами:

- Сдается мне, ты таких кушаний в этом году и не едал. На, попробуй.

- Ну дай же ему все, что есть, - вмешался Симэнь. - К чему на столе оставлять - Ишь какой! - возразил Боцзюэ. - После вина проголодаюсь, сам еще съем. Ведь рыба-то южная. В наших краях в год раз и бывает. В зубах застрянет, потом попробуй понюхай - благоуханье! Отдай - легко сказать.

Да такую и при дворе вряд ли пробуют. Только у брата и доводится лакомиться.

В это время Хуатун внес четыре блюдца - с водяными орехами, каштанами, белыми корнями лотоса и мушмулой. Не успел Симэнь к ним притронуться, как Боцзюэ опрокинул блюдце себе в рукав.

- Мне-то хоть немножко оставь, - сказал Се Сида и высыпал в рукав водяные орехи.

Только корни лотоса остались на столе. Симэнь взял корешок в рот, а остальное отдал Ли Мину. Он наказал Хуатуну принести певцу еще мушмулы, Ли Мин спрятал ее в рукав, чтобы угостить дома мамашу. Полакомившись сладостями, он взял гусли и заиграл.

- Спой "Там, за перилами, цветы и радость", - заказал Боцзюэ.

Ли Мин настроил струны и запел:

У пруда на свежей травке По перилам нервно я стучу, Кому сердечные муки поведать Молчат цветы И мотыльки безмолвны.

Разлука мне душу терзает.

Дух Весны, почему милого не задержал Мне тяжело: опадают цветы, летит ивовый пух, Нежно льнут к цветам мотыльки, Все как и прежде кругом, Жизнь ликует, как и всегда.

Какая тишина! Был бы милый рядом! Помню: в начале весны мы расстались.

Яблони только начинали цвести, Едва-едва раскрывались бутоны.

Неожиданно разнеслось гранатов благоуханье, Погрузился красный лотос в глубину пруда.

Пришла жара. Без веера ни шагу, А вот и ветер налетел на золотые хризантемы, Сорвал листья, оголил платаны.

Зимние сливы уже зацвели, падают снежинки.

В теплых дворцах благовонья струят аромат.

Сколько за год дум! Сердце гложет досада.

Где мой милый, узнать бы, Страдает один-одинешенек, Где томится в тоске Радость первой встречи, потом тяжкие вздохи.

Упускают молодые юные годы любви.

Пока весна, мы все безмятежны, Но страшит нас сумерек приход.

Нас посещает в сумерки досада.

Тосковать несчастной мне одной, Благовония курить, С кем ложе мне делить Ночь бесконечно длинна, А постель холодна, холодна.

Я, как и ты, почиваю одна.

Надеюсь на свиданье лишь во сне.

На мотив "Коробейника":

Сбудется когда-нибудь жизни мечта, Мы, Небу благодарные, свадьбу сыграем.

В этой жизни нам обоим Союз счастливый предначертан, А пока мы в одиночестве тоскуем, Печалью жжет наши сердца.

Заключительная ария на мотив "Сладостной мечтой упоена":

За прошлые грехи страдаю, Терзает душу мне тоска.

Помню, клялся горячо под звездою Юноша пылкий, бросивший меня.

Когда в любви сольемся однажды, Устроим счастья пышный пир.

Не расстанемся навек мы тогда.

Под пологом рядом забьются сердца.

Не забудь же, как страдала я! В тот день пропировали до самых фонарей. Боцэюэ и Сида дождались, когда им подали горошек с рисом, стали собираться.

- Ты завтра занят, брат - спросил Боцзюэ.

- Да, с утра еду на пир в поместье смотрителя гончарен Лю, - отвечал Симэнь. - Их сиятельства Ань и Хуан вчера приглашали.

Pages:     | 1 |   ...   | 69 | 70 | 71 |    Книги по разным темам