Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 59 |

Я слышал многих людей, произносивших сгордостью: Я смог выжить. Могу понять и высоко оценить подобное чувство, есличеловеку довелось существовать в ситуации, реально угрожавшей его жизни,скажем, в нацистском концлагере или в другом подобном месте. Но ведь такогорода заявления распространяются и на вполне сносное настоящее, и даже набудущее. В сущности, произнося нечто подобное, такой индивид говорит следующее:Я могу вынести это. Я в состоянии выжить в таких условиях, когда другие людиокажутся побежденными и погибнут. Я в силах противостоять любым враждебным иливредоносным нападкам. Но ведь если человек настроил себя не жить, а выживать,то он и не ждет никакой радости и не в состоянии реагировать на нее. Можно лиожидать от рыцаря в доспехах, что тот станет бездумно кружиться в вихре вальсаТакая жизненная позиция, когда человек все время готовится к встрече снесчастьем или даже катастрофой, не располагает к тому, чтобы наслаждатьсяжизнью. Нечего и говорить о том, что те люди, которые сами себя считаютвыживающими и спасающимися, на самом деле не ищут никаких удовольствий и нехотят их. Впрочем, хотеть удовольствия и быть открытым для него — это две совсем разные вещи. Еслисамым главным в жизни является выживание, то человек никоим образом не открытудовольствиям. Если кто-то находится во всеоружии для отражения возможнойатаки, то он, конечно же, не может быть открытым для любви. Ощущение открытостиперед лицом жизни заставляет таких людей чувствовать себя слишком ранимыми, истрах снова заковывает их в защитную скорлупу.

Марта была у своих родителей самым младшимребенком из троих детей, причем все они были девочками. В этом доме царилаатмосфера потенциального насилия. Родители все время скандалили, главнымобразом из-за денег. Она вспоминала следующий инцидент, имевший место, когда ейбыло около пяти лет. Мать с отцом особенно громко орали друг на друга вгостиной, и очередной скандал завершился тем, что отец вдруг пнул и перевернулкофейный столик с сервизом и был готов перебить на мелкие осколки всю посуду вкитайском будуаре, если бы сестры Марты не остановили его. Сообщая об указанномнеприятном эпизоде, она не упомянула, что сама была сильно напуганаслучившимся. Я убежден, что она и не почувствовала страха, поскольку находиласьв шоке. Впрочем, по поводу случившегося она заметила, что лэто было весьманеожиданным.

В такой атмосфере Марта ушла в себя изамкнулась. Она рассказывала, что привыкла играть в полном одиночестве,спрятавшись под обеденным столом, где была надежно укрыта от постороннихвзглядов низко свисавшей с него скатертью. Это укромное местечко она считаласвоим домиком. Но оно не было ни храмом, ни крепостью. Марта никогда нечувствовала себя целиком свободной от страха. Я жила в состоянии постоянногобеспокойства по поводу того, что может произойти, — вспоминала она в беседе со мной.— В нашем доме небывало радости или света. Настроение всегда было тягостным, словно приисполнении трудной и нудной повинности. Преобладала всеобщая тяжкаяпечаль.

В своем неизменном состоянии дискомфорта идаже дистресса Марта не получала ни от одного из родителей ни понимания, нисимпатии, ни поддержки. Когда в шестилетнем возрасте ей пришлось отправиться вшколу, это было для нее нечто ужасающее. И что же Мать привела девочку кшкольному зданию и сразу повернулась уходить, а когда Марта стала плакать иупрашивать ее остаться, та проигнорировала ее мольбы и все равно покинуладочку. Марта припоминает, что она провела весь тот первый учебный день стоягде-то в уголке и не переставая плакать.

Меня поразило детство Марты, проведенное еюсловно под сенью темной, угрожающей тучи. Стремление к выживанию диктовало ей,что нужно взять себя в кулак и поскорее отправляться в мир, поскольку нельзяведь провести всю жизнь сидя под столом. Едва успев окончить среднюю школу,она, что называется, выскочила замуж за человека, которого нисколько не любила.Марта выучилась тому, как совладать с жизнью: если делать то, что от тебяожидают окружающие, то тебя не будут больно задевать. С раннего детства онапривыкла быть хорошей маленькой девочкой. Оказалось, что муж был во многомочень похож на ее отца — такой же злой, грубый и бесчувственный человек. Но она знала, чтосумеет выжить.

Обращение к психотерапевту означало, чтоМарта хочет получить от своей жизни больше, чем простого выживания. Получитьбольше означало, что она должна самым радикальным образом изменить своеотношение к жизни, а это потребует от нее гораздо большего, нежели одной толькорешимости. Если прежнее отношение давало ей возможность выжить, то отказ отнего означал, что выживание оказывается под вопросом. Хотя текущая ситуацияМарты была такова, что реальная угроза выживанию отсутствовала, отказ отоборонительной позиции и открытие себя жизни порождало те самые чувстваранимости и опасности, которые были ей хорошо знакомы в детстве. Невзирая насвои довольно немалые годы и неординарность натуры, под всей благопристойной идаже благополучной внешней оболочкой моя пациентка продолжала оставатьсянапуганной маленькой девчушкой. Она по-прежнему страдала от беспокойства,испытывала ощущение дискомфорта и не чувствовала себя вбезопасности.

Если дорога к радости проходит черезнеобходимость капитулировать перед своим естеством — иначе говоря, перед своимичувствами, — топервый шаг в терапевтическом процессе заключается в том, чтобы ощутить ивыразить свою печаль. Когда человек потратил пятьдесят один год только на то,чтобы выжить, то его история довольно печальна. Чтобы выразить подобнуювселенскую печаль, человеку нужно плакать и плакать; но хотя у Марты на лицеможно было прочесть печаль, заплакать ей оказалось очень трудно. Лежа взапрокинутой позе на биоэнергетическом табурете, Марта ощущала в своем теледискомфорт. Когда я стал призывать ее воспользоваться голосом и издатькакой-нибудь устойчивый звук, то результатом стал непродолжительный плач,сопровождаемый словами ло Боже, о Боже.

При всей своей краткости слова ло Боже— это самое глубокоеи самое неподдельное воззвание человека о помощи. Все мы время от временипроизносим эти слова, если доходим до такой точки, где давление или больначинают казаться чрезмерными. Это не плач человека, который стремится выжить исчитает, что ни при каких обстоятельствах не должен сломаться. Мы исторгаем изсебя эти слова, когда чувствуем, что больше не в состоянии вынести все лэто,когда чувствуем, что лэто уже слишком. Поразительно в них то, что еслипроизнести их хоть с каким-нибудь чувством, то они легко могут переродиться вплач. Само слово Боже с двумя его согласными — б и ж — и краткими гласными звукамипосле них в чем-то напоминает рыдание. Когда люди начинают горько плакать— иными словами,рыдать, — то оничасто будут совершенно спонтанно бормотать ло Боже, о Боже!. Когда Мартапроизнесла эти слова, я предложил ей рассказать Богу все то, что она чувствует.Ведь как бы человек ни думал о Боге — то ли как о религиозной святыне,то ли как о сверхъестественной силе, — он может излить перед ним своесердце без опасения, что будет унижен или отвергнут. Гораздо легче сказать лястрадаю Богу, нежели доверить эту печальную истину другому человеку, по поводукоторого вовсе нет уверенности, что он на самом деле хочет ее услышать. РеакцияМарты на мое предложение раскрыться перед Богом была такова:

Вы банальны. В вас нет ничего стоящего. Выменя не любите. Не знаю, что именно я чувствую, — я чувствую, я чувствую, ячувствую что-то, но не знаю, что именно. Если человек не знает, что ончувствует, то это ужасная путаница в своем Я, полное отсутствие самосознания,совершенно неадекватное восприятие себя как личности. В таком состоянии человекпросто обязан чувствовать себя плохо. И я спросил ее: Разве вы не чувствуетесебя ужасно

Да, — ответила она, — я действительно не чувствую себяхорошо. Я ни капельки не счастлива. Я ощущаю в себе бездонную печаль. Ячувствую себя очень и очень печальной. Но она не заплакала, а вместо этогодобавила: Вот, не могу как следует раздышаться.

Затем она произнесла: Я еще к тому жеочень сердитая и злая. Голос у нее при этом был совсем тихий. И звучал он так,словно принадлежал ребенку. Когда я обратил на это ее внимание, она ответила:Мне очень трудно выразить любую мысль словами. Точно так же у меня бывает вобщении со всеми людьми. Я не умею говорить. Я, как и в детстве, продолжаюдумать, что детей, как выражался по этому поводу мой отец, должно быть видно,но не должно быть слышно.

Если человек задыхается от не пролитых имслез, то он не может нормально дышать. Если горло сдавлено, поток воздуха неможет проходить через него как следует. Гортань Марты была стеснена оченьсильно, и это тоже вносило свой вклад в ее маленький, полудетский голосок.Указанная зажатость имела в своей основе неспособность дышать глубоко и беззатруднений.

Трудности, которые Марта испытывала сдыханием, становились еще более очевидными в ходе выполнения следующегоупражнения. Оно представляет собой второй шаг в выражении своих чувств. В этоупражнение входит нанесение ударов, что является выражением протеста. У каждогоиз нас найдется кто-то такой, к кому хотелось бы как следует приложиться. Всемнам кто-то причинил страдание или нанес рану, которую мы сами считаемсовершенно незаслуженной. И мы располагаем правом протестовать, спросить зачто или попросту стукнуть обидчика.

Я заставлял Марту проделывать этоупражнение лежа на кровати. Мои указания сводились к тому, чтобы быстро и частоколотить кровать вытянутыми в струнку ногами и одновременно вопрошать зачто. Под воздействием моих призывов она наносила резкие удары и при этомпозволила своему голосу возвыситься до пронзительного визга. На парочку минутмоя пациентка дала себе возможность как бы немного одичать. Когда все этозакончилось, она засмеялась и сказала: Я чувствую себя хорошо. Но довольноскоро беспокойство вновь вернулось и она заметила: Боюсь, если я будупродолжать в таком же духе и потеряю над собой контроль, то потеряю и жизнь.Это был первый случай, когда она как-то упомянула о страхе за собственнуюжизнь. Во время того сеанса я больше не углублялся в указанный вопрос, но мнебыло абсолютно ясно, что с самого раннего детства она постоянно опасалась засвое существование. Ей казалось в детстве, что если бы она попробовалаистерически визжать, то ее бы убили. Точнее, ее бы задушили. Сдавленностьгортани была у нее напрямую привязана к этому страху оказаться задушенной. Всеобстояло так, как если бы кто-то неведомый держал руку на ее горле в угрожающемжесте.

Возможность выплакаться и выговоритьсяносит основополагающий характер для того, чтобы человек почувствовал наличие унего права голоса в вопросах, которые касаются его лично. Узники тюрем и рабылишены такого права в своих собственных делах и именно поэтому не являютсясвободными людьми. Но и дети также могут попасть в указанную категорию, если ихзапугали настолько, что они не в состоянии издать громкий звук. Не являясь,понятное дело, рабами, такие бедолаги обучаются подчиняться и вести себя тихо,считая подобную тактику методом выживания. Как правило, они продолжаютпридерживаться указанного метода и в своей взрослой жизни, причем такой человекне может избавиться от данного подхода, пока не приобретет конкретный опыт,который заставит его понять: ни отчаянный крик, ни пронзительный визг неприведут ни к какому наказанию. С другой стороны, существуют и такиеиндивидуумы, для которых подобный визг (в данном случае — истерическое поведение)представляет собой едва ли не образ жизни. Я глубоко убежден, что оба этихповеденческих трафарета вырабатываются в тех семьях, где для родительскогоотношения к детям типичным является насилие или потенциальное насилие. Еслиребенок не запуган до ужаса, то он вполне может отождествить себя с родителямии принять для себя их модели и трафареты поведения. И напротив, если ребенокчувствует себя в достаточной мере напуганным плохим отношением со стороныродителей и видит в нем угрозу, то он уйдет в себя и станет тихим ипослушным.

Все дети реагируют на любую формудискомфорта плачем, который принято рассматривать в качестве обращения к материс призывом ликвидировать причину возникшего дискомфорта. Все маменькины сынки идоченьки, попадая в дискомфортную ситуацию, будут звать мамочку. Но когдачеловеческое дитя плачет, это все-таки больше, чем просто взывание о помощи.Даже если мать отреагирует своевременно, плач ребенка может еще в течениенекоторого времени продолжаться. Кроме того, у младенца это ведь не одиночнаянота или призыв, которые могут быть или не быть повторены, а длительный, хотя ипрерывистый, звук, привязанный к ритму дыхания. На самом деле плач грудногоребенка — это как рази есть те рыдающие звуки, которые издают и взрослые, когда испытывают дистресс.Такое рыдание тоже вполне может рассматриваться как призыв о помощи, но длявзрослых оно имеет гораздо более глубокое значение, чем для детей. Оно выражаеттакую эмоцию, как печаль или горе. Печаль обычно связывается с потоком слез, нобывает, что человек горько рыдает, а слез при этом нет. В других ситуациях,напротив, слезы текут ручьем, а рыдания отсутствуют.

Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 59 |    Книги по разным темам