Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 |

I. Изменился ли к худшему наш национальныйхарактер с психологической точки зрения за последнее столетие Это именноутверждается теми, кто, вместе с физическим вырождением, обвиняет нас также и вумственном. Так, например, один итальянский социолог и один немецкий психиатродновременно наделяют нас этой внутренней болезнью. Но воспользовались ли онидля ее констатирования истинно "научным" методом А. де Белла уверен, чтопоставил диагноз нашего упадка в очерке общественной патологии, входящем в егоКурс Социологии и напечатанном в апреле 1889 г. в превосходном Rivista difilosofia scientifica. По мнению этого врача, "патологическим элементом,внедрившимся между различными наслоениями французского характера, являетсяпреувеличенное самолюбие, совпадающее иногда с тщеславием, иногда с гордостью ивсегда — снетерпимостью, жестокостью и цезаризмом". Все эти недостатки, прибавляет он,сопровождаются кроме того основным противоречием: "в теории — великие принципы, частоопережающие свое время; на практике — отсутствие или неустойчивостьвсяких принципов, не только человеческого достоинства, но иногда даже исправедливости". Затем автор приводит наш скорбный лист: "1) Тщеславие игордость. Первая республика во время консульства Наполеона I учреждает орденпочетного легиона". Обратите внимание: автор этого тщеславного изобретения— французскаяреспублика, а не "итальянец по происхождению", Бонапарт. "Вместо того чтобыокружить себя равноправными с ней республиками, первая республика создаетничтожные по размерам республики, которыми может располагать по своемуусмотрению... например, Цизальпинскую, Лигурийскую, Пареенопейскую... ВтораяИмперия с той же гордостью руководит судьбами Европы, третируя Италию, какфранцузскую префектуру". Вот все, что по мнению этого автора, Франция сделаладля итальянцев во время второй империи. "Затем, уничтожив Мексиканскуюреспублику, Наполеон учреждает там империю с Максимилианом Австрийским"... "Всефранцузские поэты, не исключая Виктора Гюго, называют Париж мозгом всегомира"... Во "всех французских романах" фигурирует "согражданин Рошфора,убивающий одним ударом сабли дюжину немцев или итальянцев и раскраивающий однимударом кулака черепа десяти англичан!...". "2) Нетерпимость и жестокость. ПриЛюдовике XVI парижская чернь убивает Фулона и Бертье, и т. д.". Следуетклассическая картина террора. В итальянской истории нетерпимость и жестокость,по-видимому, неизвестны. "В настоящее время Франция нисколько не изменилась. Нафранцузских митингах не слышно ни одной миролюбивой нотки... Когда какая-нибудьсходка в Париже обходится без раненых, то это надо считать за счастье". Стольхорошо осведомленный ученый социолог указывает еще на "наслаждение, с какимфранцузский народ присутствует при смертных казнях". Далее следует еще одинважный симптом нашей национальной болезни: "противоречие между теорией ипрактикой. Первая французская республика погубила венецианскую; вторая потопилав крови римскую. В настоящее время все без исключения французы требуютЭльзас-Лотарингии; но не найдется ни одного человека в целой Франции, которыйсогласился бы на возвращение Ниццы и Корсики Италии! Антиклерикальная иатеистическая третья республика берет под свое покровительство христиан наВостоке". Таковы главные признаки болезни, угрожающей нам смертью. Между темавтор этого курса социологии в общем симпатизирует нам: "Франция, — говорит он в заключение,— великая нация; вобласти науки и искусств она стоит в одном ряду с первыми европейскиминациями... Франция, прежде всего, народ сильной инициативы; вот почему еепадение составило бы непоправимую потерю для Европы". Если в христианскийпериод даже философы и социологи по ту сторону Альп имели такие сведения и таксудили о нашем характере, то можно представить себе, какое чудовищное взаимноенепонимание царило в массах между двумя соседними нациями! Будем надеяться, чтооно скоро исчезнет. Думая, что он дает научную картину французского характера,де Белла, и не подозревая того, обрисовал нам ненормальное состояниеитальянского ума за последние годы. Может явиться вопрос, не было ли этосостояние также "патологическим" Но нет, оно было просто политическим.Приравнивая Корсику к Эльзас-Лотарингии, автор более знакомит нас с заднимимыслями итальянских правителей того времени, чем с нашими собственными. Чтокасается охраны восточных христиан, то здесь также легко угадывается желаниеИталии взять ее в свои руки и воспользоваться ею в своих интересах без малейшейзаботы о том, не "противоречило ли бы" это ее антипапской политике. Во всякомслучае, если бы у нас не было других симптомов психического вырождения, то мымогли бы считать состояние своего здоровья удовлетворительным.

Наиболее серьезные обвинения в вырождениинавлечены на нас нашей современной литературой, нашими поэтами и романистами.Мы охотно соглашаемся, что декаденты, слава которых впрочем уже миновала,вернули нас, как это показал Летурно, к литературе первобытных дикарей; кпоэзии "междометий", в которой звуки составляют все, а смысл не играет никакойроли; к вереницам туманных сравнений и образов, причем стихотворение можночитать безразлично, с начала или с конца; к повторениям слогов и созвучий иигре словами, характеризующими песни папуасов, готтентотов или кафров. Этолитература, впавшая в детство. Но кто серьезно интересуется этими попытками,большинство которых даже не искренни, а являются каким-то добровольнымбезумием, обдуманным бредом Нельзя судить о стране по тому, что служит забавойнемногих пресыщенных и скучающих людей, так же как и по какому-нибудь смешномумодному фасону.

Известный обвинительный акт Макса Нордау,по поводу нашей современной литературы, не более доказателен, чем и обвинения,высказанные А. де Белла по поводу нашего национального характера. По мнениюНордау, наши главнейшие болезни, наблюдаемые им впрочем во всей Европе,раскрываются нашими поэтами и романистами: эготизм, мистицизм и непристойныйлжереализм. Нордау определяет мистицизм, как "неспособность к вниманию, к ясноймысли и контролю над ощущениями, неспособность, вызванную ослаблением высшихмозговых центров". Может ли быть что-нибудь ненаучнее этой фразеологии,заимствованной у естественных наук Точно так же, "эгоизм является следствиемдурной проводимости чувствительных нервов, притупления центров восприятия,аберрации инстинктов вследствие отсутствия достаточно сильных впечатлений, ибольшого преобладания органических ощущений над представлениями". Вот почемуваша дочь нема. Какое разъяснение можно почерпнуть в этой "нозологическойкартине", достойной Мольера Разве эгоизм наших поэтов и литераторов сильнее,чем он был во времена Рене и Вертера Во всяком случае он — естественное последствие тойнедостоверности, которой страдают в настоящее время все объективные и безличныедоктрины. Вследствие отсутствия общей веры, мысль каждого обращается на самогосебя; патология здесь ни при чем. Что касается непристойного реализма, которыймы только что сами клеймили и который пользуется безнаказанностью благодаряпреступному индифферентизму полиции, то перенеситесь в средние века и даже впозднейшие; вспомните старую литературу горожан и виллэнов, грубость, кореннуюбезнравственность "галльского веселья". Разве не отличалась даже избраннаячасть прежнего общества, наряду со своими добродетелями, бесчисленнымипороками Разве литература даже наиболее культурных классов XVIII века быламенее безнравственной, чем современная Наконец, в число наших болезней Нордаувключает, под рубрикой мистицизма, всякое стремление к идеальному миру, всё,выходящее из узкого круга положительной науки. Тем, кто говорит, что чистаянаука оказалась несостоятельной в области морали и религии, он отвечает,перечисляя все открытия, касающиеся строения материи, теплоты, механическогоединства сил, спектрального анализа, геологии, палеонтологии,"хромофотографии", "мгновенной фотографии", и т. д., и т. д., и затемвосклицает: "И вы не довольны!" Нет, мы еще не довольны, так как нашечестолюбие выше. Спектральный анализ может обнаружить присутствие металлов назвездах, но он ничего не говорит нам относительно смысла и цели существования."Тот, кто требует, —говорит Нордау, —чтобы науки невозмутимо и смело отвечали на все вопросы праздных и беспокойныхумов, неизбежно потерпит разочарование, потому что наука не хочет и не можетудовлетворить этим требованиям". Прекрасно. Значит, вы признаете, чтосуществуют вопросы, на которые положительная наука по необходимости отвечаетмолчанием. Но неужели озабоченность этими вопросами указывает на "праздность ибеспокойность" ума, даже когда они касаются самого значения и употребленияжизни Включать в число мистиков и вырождающихся всех, кому железные дороги ителеграфы не доставляют полного удовлетворения ума и сердца, — значит забывать, что философия ирелигия (эта коллективная философия народов) существовали всегда, и будутсуществовать, пока человек не перестанет спрашивать себя: Кто я Откуда я Чтоя должен делать и на что надеяться Этого рода заботы не только не указывают навырождение, но всегда служили признаками эпох обновления и прогресса. Когдатолпа инстинктивно чувствует настоятельную потребность в учении о мире и жизни,— в этом не следуетнаходить какого-либо мистического бреда или "неспособности ко вниманию,вызванной ослаблением центров коркового вещества". Так как Нордау любитсближать психологию с биологией, то он мог бы найти нечто аналогичное винстинкте, заставляющем повертываться к свету даже живые существа, еще лишенныеглаз. Отбросьте слабый луч света в воду, в которой плавают инфузории; у них ещенет зрительного органа, но они все-таки ощущают свет и направляются к нему, какк условию жизни и благосостояния. Еще не вполне сознательная толпа, в силуподобного же инстинкта, устремляется ко всякому отдаленному лучу света, вкотором думает найти предвестника идеала-освободителя.

В изучении литературы вырождающихся МаксНордау имел предшественника в лице Гюйо, на авторитет которого он впрочем нераз ссылается. Но Гюйо остерегался преувеличений и поспешных обобщений; онпоказал, что искусство должно подчиняться закону, заставляющему нас напротяжении четверти столетия и даже в более короткий период времениприсутствовать при обновлении на одном пункте и разложении на другом, "прирассветах и сумерках, когда очень часто нельзя даже сказать, наступает ли деньили кончается". Теория упадка может, следовательно, применяться лишь" к группамписателей, к отдельным частям столетия, к сериям тощих и бесплодных годов".Никакое обобщение невозможно в этом случае. Идеи быстро следуют одна за другой,наука беспрестанно преобразовывается; как могут литературные школы избегнутьэтого непрерывного движения Необходимо меняться и обновляться; но генииявляются редко, и надо, по выражению Гюйо, "уметь ждать, прежде чем объявить,что наступил час непоправимого упадка". Ни забота о форме и словах, ни дурнойвкус и несвязность идей и образов, ни торжество критического и аналитическогонаправления еще не служат достаточными доказательствами упадка, так как все этичерты встречаются даже в великие эпохи и у великих гениев. Нордау повсюду видитболезни. Если вы мало написали — это признак бессилия; если вы много пишете — это симптом графомании. Чтобы выни делали — вы"вырождающийся". Нордау не подумает о том, что вместе с распространениемобразования и дешёвого книгопечатания, число пишущих роковым образом должнобыло увеличиться. Как могло бы в этой массе печатающихся произведений неоказаться нелепостей Судить о конце нашего века по плохим поэтам — то же, что судить о векеЛюдовика XIV по Прадону и Шаплэну или о всем XIX веке по его первым годам.Разве Делилль и псевдо-классики предвещали появление Ламартина иГюго49

Если подражание, как показал Тард,— господствующийпринцип деятельности, то любовь к перемене — также один из законов общества ииндивидуума; а перемена может быть переходом от одной крайности к другой. Послеясной, веселой и поверхностной музыки Адама, Обера и других, стали увлекатьсятуманной, мрачной и глубокой музыкой Вагнера. После господства уравновешенной ирассудительной классической литературы, почувствовали потребность вбеспорядочной и безрассудной. Подобным же образом, после парнасцев, символистыи декаденты почувствовали потребность в неопределенном, туманном, неуловимом инепознаваемом. В настоящее время в области литературы что-то закончилось ичто-то начинается. Закончился грубый натурализм; начинается, по-видимому,примирение натурализма с идеализмом. Вот все, что можно заключить на основанииболее или менее удачных попыток декадентов и символистов. Французский генийдалеко еще не исчерпан.

Впрочем, наряду с хулителями, мы встречаемза границей и благоприятные суждения о Франции. Gallia rediviva (ВозрождающаясяГаллия) — таковозаглавие статьи, помещенной в январе 1895 г. в Atlantic Monthly; в этой статьеКон подвергает обзору все, что заставляет верить в возрождение французскогодуха. Особенно многозначительным представляется ему, за последние двадцать пятьлет, пробуждение национального духа, трудолюбие страны, реорганизациямогущественной армии, быстрый подъем первоначального и высшего образования, аглавное — прогрессфилософии и именно идеалистической. Старый материализм почти исчез ввиду всевозрастающего тяготения к моральными общественным наукам. "Заметны усилия состороны приверженцев всех философских мнений, протестантов, католиков исвободных мыслителей, выставить на вид потребность в преданности какому-либоидеалу50. Чтобы Франции как нации, пришлось снова вернуться к догматамхристианства, "в этом можно усомниться; но, без всякого сомнения, Франция ищеткакой-нибудь идеальной формы вдохновения, свет которого мог бы наполнитьрадостью все искренние сердца; не следует ли встретить эти поиски словамиглубочайшего религиозного мыслителя Франции — Паскаля: "Ты не искал бы меня,если бы уже не нашел"

Pages:     | 1 |   ...   | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 |    Книги по разным темам