Geum.ru

Посвящаю эту свою работу светлой памяти моего деда офицера 15-го ккк сс

Вид материалаДокументы

Содержание


Смелость, храбрость, мужество.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
Страх и инстинкт самосохранения. Сходство и различия. Степень их осознанности. Степень их разумности.


Чувство страха знакомо каждому. Любой на собственном опыте знает, насколько оно сильно над человеком. Главная опасность любой экстремальной ситуации – как раз страх. Большинство смертей от насилия и катастроф имеют причиной именно паралич или судорожные хаотические метания, вызванные как раз страхом. Тема остра, болезненна, всегда актуальна. Что и породило огромное количество рецептов. Главным из которых, во все времена, считалась борьба со страхом. Те, кому удавалось от него полностью избавиться, всегда и везде воспевались и возносились.

Шум аплодисментов бесстрашным мешал (и по сей день мешает) разглядеть достаточно отрезвляющий факт – для таких людей насильственная смерть является стандартным финалом. Ведь картина, если подумать (а давайте подумаем!), по меньшей мере, странная. Умершего в нищете никому не приходит в голову прославлять как великого финансиста. Каждому ясно, что если человек, в результате своей деятельности остался без гроша, то в финансах он разбирался, мягко говоря, не очень хорошо. Адвокат, проигравший крупное дело необратимо теряет профессиональную репутацию. Это касается и хирурга, чья неудача стала причиной смерти больного. И никакие прошлые заслуги в счёт не идут. Но вот убитыми великими воинами полны летописи человечества. Я даже примеров приводить не хочу. Вы и без меня, не напрягаясь, не менее двух десятков имён назовёте из истории, фольклора и литературы всех времён и народов. И во всех случаях подчёркивается именно бесстрашие этих легендарных личностей, отсутствие у них страха. А ведь, что ни говори, парадоксальная выходит картина: бесстрашен, искусен, могуч, неодолим и … убит. Т.е. проиграл последнюю схватку, потерпел поражение. Тем и прославлен. Те же, кто обыденно умер в собственной постели, как-то редко упоминаются, а если такое случается – как-то без звона фанфар, без восторга взахлёб. Почему? Да потому, что бесстрашия, так любимого откормленными литераторами, не обнаружили. Литераторов понять можно. Поле боя без героических подвигов бесстрашия – материя скучная, зевает читатель, никакая бойкость пера не спасает. Плохо то, что по литературным фикциям многие даже думающие люди судят о реальности, причём очень некритично. На самом деле законы создания увлекательного художественного вымысла (задача литератора) и законы воинского ремесла – вещи друг от друга очень и очень далёкие. На самом-то деле (настоящие вояки знают) погибает тот, кто нарвался на противника не по зубам. Гибель в бою – всегда результат поражения. Бесстрашие чаще всего ведёт к именно такому «славному» концу. Как неумение распорядиться деньгами к нищете. Но удивительны извивы психологии: разорившийся банкир считается неудачником, а не сумевший одержать победу в схватке – героем, чьё поведение достойно подражания. Это было бы смешно, если бы не продолжали погибать, в погоне за репутацией «бесстрашного человека», юные энтузиасты в ходе боевых действий и просто на улицах. Силовой конфликт за иллюзии и наивность спрашивает по очень большому счёту.

Боевая практика давным-давно определила место и роль страха в психологической конструкции бойца. Эти, достаточно простые, постулаты никогда не были большим секретом. Другое дело, что их практическое применение требует не громких восклицаний и красивых жестов, а будничной, тяжёлой до мучительности, неприятной на уровне ощущений, упорной работы. Такие вещи всегда не слишком популярны в массах. Куда комфортнее считать, что бесстрашными рождаются уникальные «великие», а со мной, серой скотинкой, если делают, что хотят – я не виноват, просто не героичен с рождения. Темы для заумных досужих разговоров развлекательного характера из психологической подготовки бойца тоже не получается, т.к. всё просто и ясно: или ты пройдёшь эту крутую дорожку, или нет. Болтать не о чем.

Со своими курсантами я всегда начинаю с самого простого примера. «Боитесь ли Вы автомобилей, переходя улицу?» Ответившего, что не боится, резко обрезаю: «Ложь, наглая!» И привожу простое доказательство – тот, кто не боится, пойдёт напролом, как будто никакого движения нет вообще, а любой нормальный человек ждёт или зелёного света, или отсутствия машин. Точно так же обрезаю того, кто утверждает, что боится. На том, что боящийся не посмел бы и близко подойти к кромке тротуара. А из нас любой бестрепетно стоит на расстоянии вытянутой руки от несущихся грузовиков. Как это совместить?

Очень просто. Тут-то и нащупывается первая градация – страх, парализующий волю и подавляющий, порой до полного паралича, двигательную активность, совсем не то же самое, что спокойное осознание опасности, которое тоже можно назвать словом «страх». Путаница как раз и происходит оттого, что два различных психологических механизма называются одним словом. Пример с переходом улицы помогает разобраться. Ведь, согласитесь, речь идёт о самой настоящей опасности. Даже несолидная «Окушка» может убить не хуже танка.

Но, вот если с переходом улицы всё ясно, то в вопросе поведения в силовом конфликте горластые прославители бесстрашия нагородили неимоверное количество чуши. В результате при переходе улицы считается само собой разумеющимся руководствоваться здравым смыслом, а в огневом бою или рукопашной схватке объявляется, чуть ли не похвальным вести себя так, будто никакой опасности нет. Вот и выходит, что кинувшийся под «КамАЗ» хоронится в звании идиота или самоубийцы, а не понявший того, что пули убивают, титулуется героем и образцовым солдатом. Между тем труп – неоспоримейшее доказательство того, что человек уступил противнику в воинском умении. В чём, почему, как – совершенно неважно. Боевая ситуация, что на войне, что на улице, нюансов не терпит, к оправданиям равнодушна, шансов на реванш не оставляет. Это не шахматная партия и не матч на ринге.

В бою так же, как и при переходе улицы: нужно посмотреть направо, потом налево. Вполне может быть, кстати, обнаружится подземный переход. Я не шучу и не преувеличиваю. Да, темп совсем другой и тормозить, спасая Вас от Вашего же дурацкого бесстрашия, никто не будет, а как раз наоборот. Но, поверьте, на том разница и заканчивается. На войне, как и в прочей жизни, убивает собственная глупость. Тот, кто её не сделал, живёт.

Повторю сказанное во вступлении – страх это механизм обнаружения и оценки опасности. Острота его эмоционального восприятия, в норме, гарантирует быстрое, глубокое, полное и точное усвоение этой жизненно важной информации. Одновременно от эмоционального всплеска «детонирует» инстинкт самосохранения, подсознание высвобождает весь огромный боевой потенциал организма в порыве сметающей противника встречной агрессии. Когда опасность обнаружена и оценена, инстинкт самосохранения «спущен с цепи» роль страха заканчивается. Всё происходит настолько быстро, что сознание не успевает зафиксировать ощущение страха или фиксирует его столь кратковременно, что страх стирается в памяти не менее сильными, но гораздо более длительными ощущениями ярости боя и радости победы. В результате, порой человек искренне считает, что страх ему несвойствен вообще. Это конечно, не совсем верно, но, действительно, в подобных случаях, человеку чувство страха незнакомо – он его или не успевает ощутить, или напрочь не помнит. Но это в норме. Беда в том, что у большинства людей генетически заложенные поведенческие стереотипы хищника полностью или частично разрушены воспитанием. Т.е., в этом отношении, как раз норма-то и редка. В результате страху нечего «детонировать», полезной работы для него нет, и его ударная волна беспрепятственно распространяется по психике, производя огромные разрушения. Я сознательно пользуюсь аналогиями со взрывом. Страх – сильное ощущение, призванное запустить ещё более сильное. Психика же – тонкий и точный, а значит хрупкий инструмент, ударных нагрузок не терпит. Результат – в лучшем случае паническое бегство, в худшем – бессмысленные метания или ступор. Каждый хоть раз, да видел такое на улице – человек или замирает перед надвигающимся автомобилем, или мечется практически на месте, не позволяя себя объехать. Воспетая, опять же кабинетными писателями, борьба со страхом ничего радикально не меняет. Схватка требует заниматься противником, а не своими переживаниями. Что же делать?

Первый метод, опять же, ментальная тренировка. Никогда не забуду, как, начиная работать на высоте, наклацался зубами. Через три месяца спокойно работал в любой ветер, былые страхи казались чужими.

Представьте вызывающую страх ситуацию: во всех мельчайших деталях, в как можно более тяжёлом варианте, вживитесь в свой страх, признайтесь себе в нём, погрузитесь в него. И сделайте не то, что диктует страх, а нечто диаметрально противоположное. И победите, и насладитесь своей победой.

Второе упражнение ещё проще. Представьте, что произошло то, чего Вы больше всего боитесь (болезнь, банкротство, потеря близкого человека). И спокойно, холодно, предельно честно спросите себя – какие именно последствия этого события Вас страшат? Только обойдитесь без общих фраз вроде: «Я этого не переживу!» Ответьте себе честно и прямо. Поверьте, очень многое представляется иначе. У страха глаза действительно велики. Если себя запугивать. А Вы приблизьтесь к своему страху вплотную. Вглядитесь в него бесстрастно. Чаще всего выясняется, что бояться особо и нечего – очень неприятный разворот, но вполне одолимый, если из мухи слона не делать.

Третье упражнение двигательное, это уже часть специфической подготовки рукопашника. Вы садитесь, поджав под себя ноги. Желательно, чтобы при этом ягодицы касались пола (тогда, заодно, будет разрабатываться связочный аппарат бедренных суставов). Ладони свободно лежат на бёдрах.(фото1) Партнёр встаёт перед Вами. Он держит два лопатных черенка так, чтобы их кончики смотрели в Ваши колени.(фото2) Вам нужно держать голову так, чтобы кончики черенков не были Вам видны. Ваша задача: поймать увесистые палки, которые партнёр роняет (не бросает, а именно роняет) в Ваши колени – по одной, или две сразу.(фото3и4) Всё просто – не та рука пошла на перехват, недостаточно быстрое или точное движение, недостаточно прочный захват, запоздалое движение – черенок ощутимо, а после пятого-шестого пропуска и весьма больно, стукает в колено. Если движение начато раньше, чем нужно – черенок бьёт по руке. Начинать нужно с серий по двадцать раз. Временные промежутки между «бросками» должны быть разными. Постепенно количество «бросков» в серии увеличивается до ста. Стоящий считает «броски», сидящий (обязательно) свои пропуски. Допустимым результатом считается 25 пропусков из 100 «бросков», хорошим – 15, отличным – 10 и меньше. По достижении отличного результата, упражнение можно ужесточить: заострить кончики палок. Очень желательно выполнять не менее одной серии в день.

За счёт того, что ошибка наказывается немедленно и очень ощутимо результат растёт быстро. Эффект данного упражнения многогранен. С точки зрения психологии оно вырабатывает и закрепляет привычку немедленно реагировать на физическую угрозу (которая всегда является угрозой причинения боли) превентивным быстрым, точным, встречным действием без участия сознания. Здесь как в бою – думать некогда и ошибка влечёт за собой боль. Причём, с каждым пропуском всё более ощутимую. И требуется от Вас то же, что и в бою: проявление инстинкта самосохранения в экстремальной ситуации – активные, бессознательные, безошибочные, не мотивированные эмоционально действия. Вы очень остро почувствуете, что сознание необходимо очистить полностью: любая мысль, любое переживание, малейшая эмоция влекут за собой пропуск и боль. Всё как в бою. Боль терпимая, но настоящая. Тело, спасаясь от неё само, без участия сознания, включит подсознательный боевой механизм и очень быстро. Лучшего способа просто нет. Мышцы рук, опять же сами, заработают на вполне боевой скорости, самостоятельно и мгновенно развив, заодно, моментальный жёсткий хват.

Не пытайтесь работать зрительным восприятием (самая распространённая ошибка новичков). Пока Вы увидите, какая палка падает, пока осознаете увиденное, пока эта информация достигнет распорядительного центра мозга, пока будет им обработана, пока команда на действие достигнет мышц нужной руки, пока они сократятся … Нервные процессы идут очень быстро, но будет всё равно поздно. Старайтесь не увидеть, что происходит, а ощутить намерения партнёра, уловить изменение реальности в момент, когда палка начинает движение. При жёсткой болевой стимуляции это нетрудно. Основано это всё на очень простой вещи – нервные процессы имеют электромагнитную природу, т.е. обязательно проявляются как электромагнитные импульсы, обязательно являющиеся, какой-то своей частью, электромагнитным излучением. А что один человек излучает, другой вполне может уловить и идентифицировать. Я не встречал людей, у которых этот подсознательный механизм не включился бы со второй, третьей серии, пусть и неотчётливо поначалу. Не пытайтесь понять происходящее с Вами – Вам нужно не описание процесса, а его результат, попытка же втиснуть подсознательные процессы в словесные формулировки (пусть и не вслух) их ощутимо глушит, особенно на этапе пробуждения способностей. Для Вас на этом этапе важно одно – Вы можете уловить намерение партнёра до того, как оно воплотится в команду на движение. Вы будете реагировать не на свершившееся событие, а на принятие противником решения начать атаку. Ваша двигательная реакция станет превентивной и опережающей не только противника, но и (это важнее) Ваше собственное сознание. Страх в этом случае просто не может Вам помешать. Страх есть порождение логического сомнения, к которому склонно сознание, а оно-то и устраняется от участия в Ваших действиях. Если практиковать это упражнение достаточно долго (год и более) Вы будете безошибочно улавливать не только готовность к физической агрессии, но общий настрой и степень искренности любого человека, вступающего с Вами в контакт, хотя бы на уровне молчаливой заинтересованности.

Страх вообще нетрудно «поставить на место». Просто чётко разграничьте между собой (в любой деятельности) две фазы любого процесса: интеллектуально-аналитеческую (обдумывание, перебор вариантов, принятие решения) и исполнительную (непосредственное действие, выполнение решения). В первой страх должен с полной отдачей выполнить своё назначение предупредительной системы. Во второй ему места нет – действуя нельзя сомневаться, нельзя думать о неудаче и переживать её последствия – это как раз и есть самый кроткий путь к неудаче. И никакой мистики тут нет. Просто такие мысли исключают эффективное действие. В рукопашной это всё просто предельно очевидно, ошибка обнаруживается немедленно и обходится очень дорого. В других видах деятельности названные закономерности действуют столь же неумолимо, но, из-за того, что времени на принятие решения несравнимо больше, а последствия наступают с запозданием и не носят столь фатального характера, картина «смазывается».

Смелость, храбрость, мужество.


После разговора о страхе считаю необходимым разобрать понятия обязательно упоминаемые рядом с ним, как противоположные. Смелость, храбрость, мужество. Вовсе не потому, что они не имеют места в жизни (этого, как раз, сколько угодно). А потому, что они, в сознании большинства, неотличимо слились с литературно-политическими фикциями, носящими те же имена. Боец же не может и не должен позволять себе иллюзий, руководствоваться ими. Расплата приходит быстро, последствия фатальны.

Смелость – отсутствие страха перед опасностью морально-психологического плана.

Отказ купить жизнь или благополучие ценой предательства или отказа от своих убеждений – самый распространённый случай. Сколько дифирамбов пропето людям сделавшим именно такой выбор. Как неплохо на этих дифирамбах заработали и зарабатывают литературно (и не только) одарённые личности. Сколько статей, книг, поэм, опер и фильмов. Какие имена, что героев, что прославителей! Даже смущаюсь как-то – на что я замахнуться посмел.

В разговоры о том, что сообщить врагу «военную тайну» – предательство, я перестал верить (и очень быстро) благодаря занятиям по технике допроса. Если взяться за развязывание языка мало-мальски умеючи, и не связывая себя какой-либо моралью (а в тылу противника разведдиверсионная группа от таких предрассудков освобождена «Наставлением по разведке») долее пары секунд молчать не сможет никто. Говорить будет любой: охотно, быстро, предельно правдиво, в полную меру своих знаний. Патриотизм, верность долгу, твёрдость характера, чувство товарищества, гордость, достоинство – всё это испаряется куда быстрее, чем плевок на гобийских камнях в разгар июльского пекла. Исключений из этого непреложного правила практика экспресс-допросов (в т.ч. моя личная) не знает. И нет во мне презрения к сломавшимся. Как и уважения к тем, кто швыряет в них камнями. Пытки не боится лишь тот, кто её настоящей (или вообще никакой) не испытал.

Как же быть с многочисленными примерами (я снова уверен, что Вы их знаете достаточно) людей устоявших, неподдавшихся? При всём моём неподдельном уважении к таким (перенести им пришлось – не дай Бог!) – в самых первых, повезло им на малую квалифицированность палачей. А во-вторых,… Я у очень многих вызову возмущение, но, по-моему, как боль заглушается ещё большей болью, так и страх перешибается ещё большим страхом. Томмазо Кампанелла, Томас Мор, Джордано Бруно, мученики первых веков христианства и многие-многие ещё мук презрения к себе боялись больше чем наказания пыткой за стойкость. И были, по большому счёту, абсолютно правы. Вот только стоит ли называть это смелостью? Не знаю. То, что большинство называет – не довод. Большинству-то как раз и неведом страх перед муками раздавленной гордости, большинству невдомёк, что обрезанная под корень самооценка может болеть гораздо сильнее вывернутых на дыбе плечевых суставов. Да и откуда таким страхам взяться, если у серой скотинки (на то у неё и ни цвета, ни имени людского) гордости нет – раздавить нечего, а самооценка и так ниже уровня грунтовых вод. И поётся старая, как пыточная практика, песня: чтобы устоять, нужно быть смелым великим человеком, а с этим рождаются, а наше, по низкому рождению, дело маленькое. Поэтому-то я и считаю, что смелость - придуманное явление, поэтическая метафора. Тот, кто не испугался осуждения общества, нищеты, тюрьмы, пыток, смерти – так же шёл за своим страхом, как последний из иуд. Просто боялся он совсем другого.

В нашем случае, чтобы стать действительно бойцом, нужно переступить страх: перед законом, запрещающим убивать, перед местью за убитого, перед осуждением «ближних». Можно без особого толку корчить из себя героя (перед другими, или самим собой – без разницы). А можно спокойно посчитать (т.е., опять же, воспользоваться здравым смыслом). В ситуации, как говорят юристы, преступного посягательства на жизнь есть два варианта действий. Первый – убить. Стать человеком, которого, вполне возможно, посадят и надолго; которому, не исключено, будут мстить; в спину которого будут тыкать пальцами: «Убийца пошёл!». Вариант второй – позволить убить себя. Стать покойником, которого торжественно закопают, горько оплачут, знакомые будут сочувственно воздевать руки – словом, всеобщее понимание гарантировано. Так вот: подумав над всем этим, честно признайтесь себе, какой из этих выборов Вас пугает больше. Если первый.… Знаете. По-моему, в этом случае честнее тихо удавиться в сортире – Ваша смерть будет не менее добровольной, но никому не придётся ни греха на душу брать, ни горе из-за Вас за колючкой мыкать. Если же второй – значит, надо учиться убивать. Именно от страха бессмысленной нелепой смерти и оттолкнитесь для прыжка в состояние, исключающее такую смерть. Зачем бороться со страхом, когда можно его эксплуатировать? Да ещё с такой пользой.

Храбрость – отсутствие страха перед непосредственной физической опасностью.

Для меня лично всё стало ясно с храбростью, когда я впервые увидел, как отшвырнуло на несколько метров человека получившего три пули (потом, не поленился, специально посмотрел на теле) из пулемёта калибра 7,62мм., с дистанции где-то 20м. Чёрт возьми, думаю, а как же Александр-то Матросов? По легенде: лёг на ствол немецкого МГ-42 (калибра 7,92) и лежал на амбразуре, невзирая на очереди в упор. М-да. Сочинивший такое писака даже рядом с пулемётом никогда не стоял. Или. … Всё это сознательный малохудожественный свист. Ведь Матросов воевал далеко не первый день. Он не мог не знать, что падать на амбразуру бесполезно. Что бы там ни произошло на самом деле, храбростью в «истории подвига» и пахнуть не могло.

А вот в случае, когда карапуз свежепрорезавшимися зубками увлечённо грызёт провод включенного утюга – он действительно проявляет недюжинную храбрость. Вот только, точно помню, никто из присутствующих не восхитился. Как раз наоборот. А если то же самое проделает взрослый дядя, понимая, что делает? Его храбрость вызовет чей-то восторг? Я тоже так думаю. Но храбрость советской пехоты во Вторую Мировую, порождённую пулемётами заградотрядов и расстрельным рвением трибунальных троек, кое-кто считает, в то же время, достойной прославления. Не парадокс ли? Если Вы решите по этому принципу вести себя в рукопашной – никакие навыки Вас не спасут, нечего и время не их освоение тратить. Много найдётся желающих меня последними словами обложить, но моё мнение, вынесенное, в том числе, из практики спецназа и опыта боевых действий – храбрости в настоящем бою (огневом ли, рукопашном) места нет.

В истории России тому есть пример. Страшный. В самом прямом смысле этого слова. В начале Первой Мировой Войны русские офицеры, верные многовековой традиции презрения к смерти, под артиллерийским и пулемётным огнём приказывали солдатам передвигаться по-пластунски, а сами шагали в рост со стеком в руке и неизменной папиросой в зубах. Всякое другое поведение считалось проявлением позорнейшей, недопустимой для офицера и дворянина трусости. Но ведь шёл не XVIII и даже не XIX век. Плотность огня не оставляла шансов на выживание. В результате уже к концу 1914 года пришлось проводить досрочный выпуск недоучившихся юнкеров всех военных училищ. Убыль командного состава была катастрофической. Но юнкера были воспитаны в тех же традициях гордой воинской касты и тоже предпочитали смерть ползанию на брюхе, «пресмыкательству перед вражеской пулей». Не помогли, ни увещевания лично императора, ни новые нормы полевого устава, предписавшие наконец-то офицеру ходить в атаку позади подчинённых и, наравне с ними, именно по-пластунски. Уже через год боевых действий кадровое русское офицерство погибло фактически поголовно. Не существовало физически. Потери из катастрофических стали невосполнимыми. «Во имя Родины, Веры и Династии». Сказал бы ещё кто, что в этом было хорошего для так вроде бы любимых несгибаемыми господами офицерами России, православной веры и династии Романовых. Зияющие пустоты в командном звене пришлось заполнить призванными из запаса учителями, бухгалтерами, конторщиками, чиновниками и студентами. Вряд ли многие из них были глупыми, подлыми или безответственными людьми. Но все они были людьми сугубо гражданскими, в армии посторонними. Из всех признаков обязательных для офицера у них имелся лишь один – диплом о высшем образовании (гражданском, образования военного они имели – трёхмесячные офицерские курсы). Традиции Русской Императорской армии, её дух, особый долг профессионального военного – всё это было для них если и не пустым звуком, то неосязаемыми абстракциями, к ним лично никакого отношения не имевшими. ««Новые офицеры ускоренных производств, не получившие воинского воспитания, чуждые военного духа, воспитателями солдат быть не могли. Они умели столь же красиво, как и кадровое офицерство, умирать за честь родины и родных знамён, но, оторванные от своих занятий и интересов, глубоко чуждых духу армии, с трудом перенося неизбежные лишения боевой жизни, ежеминутную опасность, голод, холод и грязь, они быстро падали духом, тяготились войной и совершенно неспособны были поднять и поддержать дух своих солдат.» П.Н. Врангель «Записки» Чем это кончилось для армии и России – хорошо известно. С полным правом можно сказать, что российское военное сословие совершило самоубийство в угоду устаревшей традиции, проявив при этом потрясающую храбрость. Стоило эта традиция десятков тысяч жизней не последнего разбора людей, подготовленных профессионалов, дорого стоивших «в производстве», а по военному времени так и просто бесценных для своей страны? Поражения в войне, обесценившего огромные (не в один миллион только убитыми) людские потери и чудовищных масштабов материальные затраты? Развала армии и вызванной этим развалом национальной катастрофы растянувшейся чуть ли не на столетие, подобной которой история человечества не знала в прошлом и (дай Бог!) не узнает в будущем? Как хотите: а по-моему дороговато обошлась офицерская бравада физической храбростью. И упоминания добром не стоит.

Мужество – способность действовать в состоянии страха вопреки ему.


Тут, казалось бы, как не вздрогнуть от восторга – человек понимает, что ему грозит, более того, боится, но действует. Уважение к людям на такое способным во мне есть. Работая высотником, насмотреться на такое пришлось досыта. Дрожит (с земли видно) новичок, позеленел весь, двигается, как в замедленной съёмке, но вверх лезет и что-то там делать пытается. В том-то и дело, что пытается. А это была работа. Пытаться было мало. Поэтому, если человек, за не слишком большое время, не понимал, что бояться особо нечего и продолжал проявлять мужество, то его не хвалили за это самое мужество, а переводили на другую работу. В жизни оплате подлежит результат, а не затраченные усилия. У схватки та же логика. Если Вы, позеленев от страха, с дрожащими конечностями, т.е. проявляя похвальное мужество, попытаетесь победить в рукопашной – быть Вам трупом. Все ресурсы отнимет борьба со страхом. И пока Вы будете, пусть и успешно, побеждать страх, Вас убьет противник, обрадованный малым к себе вниманием с Вашей стороны. Есть случаи, когда мужество может спасти положение, но рукопашная – не из их числа.