С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе, дополненное Шадринск 2007 ббк 71 + 83 + 82. 3(2) + 87 + 60. 5 + 88

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   41

Начнём прежде всего с имени героини. Формальный перевод с латыни имени «Валя» (здоровье) противоречит основному содер­жанию произведения: героиня смертельно больна. Это исходное противоречие дает нам основание воспринимать текст как некое шифрованное послание, в котором значение буквальное не совпадает и даже противоречит значению скрытому, потаенному, эзотерическому...


Итак, если Валя – это символ здоровья, то почему автор выбрал именно это имя? В русской литературе XIX века нет героинь с именем Валентина... Впрочем, русской общественности был хорошо известен роман Жорж Санд «Валентина» о романтической любви отданной замуж Валентины к другому человеку и трагической смерти героини. В тексте романа Валентина встречается с возлюбленным и тяжело переживает это как грех. Если взглянуть на «Смерть пионерки» в контексте «Валентины» Ж. Санд, то можно выстроить следующий смысловой фон: «Валя – Валентина, что с тобой теперь?» – вопрошает обманутый муж. Иными словами: ты утратила свое женское достоинство, ты пала, и сейчас наказана за измену. Недаром рассказчик в стихотворении-поэме Багрицкого затемнен и не называется.

Но есть и еще одно произведение, с которым «Смерть пионерки» может быть легко поставлено в один ряд. Это стихотворение Игоря Северянина «Валентина» (1914):

«Валентина, сколько счастья, Валентина, сколько жути, / Сколько чары, Валентина, почему же ты молчишь? / Это было на концерте в медицинском институте / Ты сидела в вестибюле за продажею афиш…

Ты зашла ко мне в антракте (не зови его пробелом), / С тайной розой, с красной грёзой, с бирюзовою грозой / Глаз восторженных и наглых. Ты была в простом и белом, / Говорила очень быстро и казалась стрекозой…

А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки. / Замороженные ночи и крещенская луна. / Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки. / Валентина безрассудна! Валентина влюблена!

Все прошло, как все проходит, и простились мы неловко. / Я – обманщик, ты – сердита, то есть просто трафарет. / Валентина – плутоглазка, остроумная чертовка! / Ты чаруйную поэму превратила в жалкий бред!»

Итак, снова Валентина, снова любовь, грехопадение и – недовольство мужчины. «Медицинский институт» обращается в «умных врачей», «белая» одежда – в «белую палату», «красная роза» – в красный галстук, «крещенская луна» - в «крестильный крестик», «жалкий бред» - в бредовые видения умирающей.

Что интересно: и в «Валентине» Ж. Санд, и в «Валентине» И. Северянина героиня вызывает недовольство мужчин... Но прежде чем сформулировать гипотезу, попытаемся выявить ассоциативный ряд к имени Валентина.

1. Валя – Транс-вааль. Трасвааль – область Южной Африки, где в конце XIX века шли бои. В начале XX века в России была очень популярна песня:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя,

Ты вся горишь в огне...

Трансвааль («горишь в огне») – Валентина («губы горячи»).

2. Валентина – валькирия. Валькирии – девы смерти, летающие над воинами и уносящие погибших воинов в царство мертвых – Вальхаллу.

3. Валентина – виллиса. Виллисы (в славянской мифологии) – умершие девушки, которые ловят путников. То же значение имеют «вилы» и «самовилы».

4. Валя – Вальпургиева ночь – первомайская ночь шабаша ведьм.

5. Валя – Валтасар, последний царь Вавилонии, которому Бог огненною надписью на стене «мене, текел, фарес» – «исчислен, взвешен, разделен» – предрек гибель.

6. Валя – Ваал. Культ этого древнесемитского бога сопро­вождался сладострастными оргиями, во время которых жрецы в экстазе наносили себе раны.

Прервем этот список. Когда отдельных совпадений слишком много, можно говорить о наличии фоносемантически опосредство­ванной культурной детерминации. Иными словами, Валентина в контексте Вальпургиевой ночи, Валтасарова пира, Вальхаллы, Ваала, виллис, валькирий, Трансвааля, – начинает восприниматься как представительница царства мертвых или, точнее, как посредник (медиатор) царства мертвых и царства живых. Если сделать следующий шаг, то Валя – с семиотической точки зрения – это знак (символ), не имеющий денотата (объекта действительности, обо­значаемого знаком) и обладающий только десигнатом, концептом, значением. Валя – это «функция текста», это отсылка к миру внечеловеческих смыслов – миру ведьм, миру мёртвых, словом, антимиру.

И сейчас мы уже можем высказать нашу гипотезу. «Смерть пио­нерки» – это не рассказ о девочке. Это художественно оформ­лен­ная «запись» галлюцинирующего (умирающего) сознания «скрип­тора» (повествователя, «нарратора», автора). Перед взором агони­зирующего проходят картинки, эпизоды, связывающие воедино его прошлую жизнь (любовь, войны) с предощущением близкой смерти.

Валя-Валентина – это «девушка-смерть». Со смертью связаны и апокалиптические образы отрывка «Нас водила молодость»: «Но глаза незрячие открывали мы... чтобы юность новая из костей взошла»... Эти же приметы Апокалипсиса рассыпаны по всей небольшой поэме: «Над больничным садом, вытянувшись в ряд, за густым отрядом движется отряд... В дождевом сиянье облачных слоев словно очертанье тысячи голов... Трубы, трубы, трубы подымают вой...».

Валентина – это и дразнящий символ несбывшихся надежд автора. Недаром в стихотворении возникает образ несостоявшейся свадьбы: «Чтобы было приданое, крепкое, недраное, чтоб фата к лицу, как пойдешь к венцу»... Образы, исполненные скрытого эротизма, также то и дело появляются в крохотной поэме: «детские ладони... целовать... пухлые подушки... Валя в синей майке...». Но Валентина не оправдала романтических надежд умирающего, и он изрекает: «Валентине больше не придется жить». В этом «не придется» отчетливо слышится злорадство, удовлетворенная мстительность.