С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе, дополненное Шадринск 2007 ббк 71 + 83 + 82. 3(2) + 87 + 60. 5 + 88

Вид материала

Документы

Содержание Генезис и эволюция образа Деда Мороза как персонажа зимне-праздничной мифологии

Подобный материал:

• К. С. Гаджиев введение в политическую науку издание второе, переработанное и дополненное, 7545.88kb.
• К. Г. Борисов Международное таможенное право Издание второе, дополненное Рекомендовано, 7905.27kb.
• Культура, 1654.22kb.
• Головин Е. Сентиментальное бешенство рок-н-ролла. (Второе издание, исправленное и дополненное), 1970.65kb.
• Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11433.24kb.
• Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11230.01kb.
• Практические рекомендации 3-е издание, переработанное и дополненное Домодедово 2007, 710.08kb.
• Зумный мир или как жить без лишних переживаний издание второе, дополненное Издательство, 7377.47kb.
• Учебное пособие (Издание второе, дополненное и переработанное) Казань 2005 удк 616., 1987.56kb.
• Методические рекомендации Издание второе, дополненное и переработанное Тверь 2008 удк, 458.58kb.

Это лишь один из способов прочтения стихотворения Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки». В дальнейшем мы оставляем за собой право расширить круг вовлекаемых в герменевтические процессы источников. Так, например, «Смерть пионерки» нельзя не соотнести со стихотворением А.С. Шишкова «Умирающее дитя», рассказом М. Горького «Девушка и смерть» и т. д. Но это – в дальнейшем, а пока мы выносим на суд публики одну из версий в трактовке самого знаменитого и самого загадочного произведения Эдуарда Багрицкого.

«Историко-культурное наследие» (Березники). 1999.

Генезис и эволюция

образа Деда Мороза как персонажа

зимне-праздничной мифологии

Проблема генезиса образа Деда Мороза в отечественной обрядово-мифологической ментальности возникла лишь в последние годы, когда Рождество стало превращаться во все более официальную дату, при этом Новый Год с Дедом Морозом «во главе» продолжал оставаться главным и любимейшим праздником россиян.

М. Шевченко в статье политико-аналитического характера резю­мирует: «Позади Новый Год и Рождество... Символ первого празд­ника – Дед Мороз, символ второго в современной России в значительной степени утрачен. До советской власти таким сим­волом были волхвы, приносящие в купель младенцу Иисусу дары Востока. В западной христианской культуре волхвы постепенно трансформировались в Санта-Клауса... Советский, ибо культ его расцвел в сталинское время, Дед Мороз не имеет ничего общего с западно-христианским Санта-Клаусом и тем более с православ­ными волхвами. Дед... Мороз, имя которого восходит к древнему языческому поклонению природным стихиям...».(1)

Таким образом, М. Шевченко артикулировал несовпадение западно-христианского Санта-Клауса и языческого Деда Мороза, которых многие склонны чуть ли не отождествлять. Действии­тельно, Дед Мороз – это не «Святой Николай», не «Никола-Угодник», не «Никола-Чудотворец», не «Николай Мирликийский», как можно было бы предложить, если принимать всерьез версию о «калькировании» российским мифологическим сознанием образа Санта-Клауса.

Являлся ли в таком случае Дед Мороз персонажем традиционной славянской мифологии? Обратимся за ответом к энциклопедии­ческому словарю «Славянская мифология». Статьи «Дед Мороз» мы не отыщем, зато статья «Мороз» в нем имеется. Вот её текст в сокращении: «Мороз, Морозко – персонаж славянского и обрядо­вого фольклора... У восточных славян представлен сказочный образ Мороза – богатыря, кузнеца, который сковывает воду «железными» морозами... Возможно, что сказочный образ Мороза (Трескуна, Студенца), в русской сказке идущего с Солнцем и Ветром и угрожающего заморозить встретившегося им мужика, может быть сопоставлен с образом Мороза, живущего в ледяной избушке и одаривающего (функции сказочного помощника) при­шедшего к нему. Обрядовые представления, лежащие в основе этих образов, сохранялись у восточных славян в ритуале кормления Мороза накануне Рождества... В восточной низшей мифологии Мороз – старичок низенького роста с длинной седой бородой, бе­гающий по полям и стуком вызывающий трескучие морозы... Дальнейшая трансформация обрядов, связанных с Морозом, в го­родской среде вызвана влиянием западноевропейских рождест­венских обычаев: Дед Мороз – рождественский дед».(2)

«Вторжение» образа Деда Мороза в «книжную», городскую культуру, вероятно, связано с пьесой А.Н. Островского «Снегурочка» (1873) и одноименной оперой Римского-Корсакова (1880), поставленной по ее мотивам. В них Снегурочка – дочка Деда Мороза и Весны. Можно предположить, что и пьеса, и особенно опера сыграли свою роль в проникновении образа Деда Мороза в городское зимне-праздничное сознание.

Итак, в последней четверти XIX – первой четверти XX вв. в русском празднично-зимнем мифологическом сознании кристалл­лизируется образ Деда Мороза. Возникает вопрос: связан ли этот образ с Новым Годом? Обратимся к бесплатному приложению к «Журналу для хозяек» под названием «Для наших детей», датиро­ванному 1917 годом. В январском номере журнала-приложения встречаем целый ряд персонажей зимней мифологии.

«Новогодняя сказочка» Петра Бунакова рисует нам двух мифологических персонажей:

«Старый год идет по роще / Дряхлый, седенький и тощий...

Дед вздохнул, перекрестился, / В снег глубокий опустился:

“Ну, земля, прощай, забудь. / Я устал – хочу уснуть”...

Вдруг вспорхнули снегири...

И щебечут деду гости: “...Новый Год идет, взгляни!”.

Приподнялся дед кряхтя. / Видит, шествует дитя

В шапке, в валенках и в шубке, / Словно мак, алеют губки...

Воз огромный тащит свита, / Все цветами перевито...

И чего-чего тут нет! / Груды яблок и конфет,

Куклы, книги и тетрадки, / На колесиках лошадки...

Старый год кричит угрюмо: / “Мелюзга, а столько шума!”

Но бессильно замер крик, / И зарылся в снег старик!».


Итак, мы не видим здесь Деда Мороза, видим лишь деда «по имени» Старый Год и дитя «по имени» Новый Год. Их встреча происходит в лесу. Старый Год причастен христианской вере («Дед вздохнул, перекрестился») и собирается уснуть, зарывшись в снег.

Следующее стихотворение, помещенное в этом же номере, при­надлежит К. Тригорину и называется «Новый Год» В нем разраба­тывается тема малютки Нового Года: «Новый Год в своей кроватке спит. Стучат, стучат часы. Что ему, малютке, снится?…. Ну, пора вставать, малютка: Начинают бить часы».

Появляется на страницах журнала и Дед Мороз. Но какова его функция? Тот же Петр Бунаков публикует стихотворение «Кре­пость», начинающееся словами:

«Белый дедушка-Мороз / Что ни день – то рос, да рос... / И те­перь старик жестокий / Щиплет уши, щиплет щеки. / И ворча, смеясь в усы, / Красит школьникам носы».

Ему вторит В. Щекин в стихотворении «Мороз»: «Ходит дедуш­ка Мороз, щиплет детям уши, нос. Но ребята – храбрый люд, с поля битвы не бегут, Шумно возятся, шумят, знать Мороза не хотят. А Мороз всё злей да злей, щиплет за уши детей».

Дед Мороз, таким образом, не имеет ни малейшего отношения к встрече Нового Года. Это – старик, который несет с собой холод, стужу и «щиплет детям уши, нос».

Стихотворение Петра Бунакова в февральском номере за 1917 год (того же приложения «Для наших детей») подтверждает версию, согласно которой Дед Мороз – это носитель функции холода, стужи, но никак не смены «старого года» на «новый»:

«...Сердце ноет у Зимы. / Она ворчит, роняя слезы: / “...Ау! Мороз – мой друг седой! / Зачем струхнул и бросил дело? / Весне – царице молодой / Должны мы вызов бросить смело... / Мы и сейчас уйти могли б, / Поцарствовать с тобой успели... / Спеши, Мороз, спеши, старик! / Чего зевать нам, в самом деле?”».

Иными словами, Мороз (видимо, «старик Мороз» – это и есть дед Мороз) – это друг, «соцарствователь» Зимы. Он действует и в феврале – в отличие от Старого Года, который зарывается в снег (засыпает, умирает) с появлением малютки Нового Года.

Вряд ли можно предполагать, что авторы детского приложения к журналу для домохозяек разрабатывали какую-то «авторскую мифологию». Вероятнее всего, они воспроизводили общепринятые стереотипы неофициальной зимней мифологии. Ее черты таковы: Дед Мороз – это носитель холодной стихии, собрат (товарищ, соцарствователь) Зимы; Старый Год – старик, символ уходящего Года; Новый Год – малютка, дитя, символ наступающего года.

В конце 1920-х – начале 1930-х годов празднование Рождества было запрещено. По-видимому, в связи с разрешением празднова­ния в начале 1930-х годов Нового Года начался «второй этап» в разработке зимней городской мифологии. Скорее всего, Дед Мороз утратил функции «зимней стихии» и взял не себя функции, как Старого Года (старика), так и Нового Года (малютки). В этой же временной точке началось активное «вращивание» в новогоднюю обрядность Снегурочки как внучки Деда Мороза.

Все сказанное суть лишь проблематизация темы: мы стремились показать, что «Дед Мороз» – не очевидная самоданность, а продукт сложных процессов в духовно-идеологической сфере. Надеемся, что в дальнейшем мы получим возможность детальнее раскрыть эту тему...


Источники


1. Шевченко Максим. Президент и патриарх по-разному поздравили россиян с новогодними праздниками // Независимая газета. 1999, 11 января.

2. Иванов В., Топоров В. Мороз. // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. – М., 1995. – С. 267.


«Историко-культурное наследие» (Березники). 1999.