С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе, дополненное Шадринск 2007 ббк 71 + 83 + 82. 3(2) + 87 + 60. 5 + 88

Вид материала

Документы

Содержание Девичьи латентные эротически окрашенные практики Девичьи уринальные игры. Формы эротически окрашенной межполовой коммуникации Девичьи магические практики

Подобный материал:

• К. С. Гаджиев введение в политическую науку издание второе, переработанное и дополненное, 7545.88kb.
• К. Г. Борисов Международное таможенное право Издание второе, дополненное Рекомендовано, 7905.27kb.
• Культура, 1654.22kb.
• Головин Е. Сентиментальное бешенство рок-н-ролла. (Второе издание, исправленное и дополненное), 1970.65kb.
• Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11433.24kb.
• Учебник издание пятое, переработанное и дополненное проспект москва 2001 Том 3 удк, 11230.01kb.
• Практические рекомендации 3-е издание, переработанное и дополненное Домодедово 2007, 710.08kb.
• Зумный мир или как жить без лишних переживаний издание второе, дополненное Издательство, 7377.47kb.
• Учебное пособие (Издание второе, дополненное и переработанное) Казань 2005 удк 616., 1987.56kb.
• Методические рекомендации Издание второе, дополненное и переработанное Тверь 2008 удк, 458.58kb.

Девичьи латентные эротически окрашенные практики

Речь идёт о формах поведения, практиковавшиеся сообществом русских девочек в последней трети ХХ века и представляющих, по-видимому, в своей совокупности немаловажный фактор неофици­альной эротической социализации.

Игровые формы обнажающих практик. Русская сексуальная культура (как, впрочем, и большинство известных культур) запрещает детям – и девочкам, в частности, – рассматривать (даже в познавательных целях) эротически маркированные участки как своего, так и чужого тела, и тем более прикасаться к ним. Хотя девочки могут реализовать свое любопытство напрямую, не облекая его в игровую форму («…во время сончаса я пошла в туалет, а там стояли две девочки … у них были подняты майки вверх и трогали друг друга»), все же жесткая табуированность реализации полового любопытства посредством «культурно не оформленного» разглядывания и ощупывания побуждает детей облекать свой интерес в одобряемую «субкультурой взрослых» «игровую» форму.

Чаще всего в современной девичьей среде (в дошкольном и младшем школьном возрасте) для удовлетворения полового любопытства используются игры «в больницу (доктора)» и «в семью».

Помимо этих игр, целью которых является тайное созерцание обнаженных эротически маркированных участков тела, у девочек младшего школьного возраста существует забава, цель которой – поставить сверстницу в неловкое положение посредством публичного (желательно в присутствии мальчиков) задирания подола юбки или школьной формы («Мы задирали юбки друг другу в основном перед мальчиками… Мы гордились тем, кто больше задерёт юбку перед мальчиками у другой»). Часто это задирание «достраивается» до игры с помощью «кодового» восклицания «Московский (или: Дамский) зонтик!»: «Бегали друг за другом и задирали юбки, произнося “Дамский зонтик!” и убегали, смеясь. Особенно нас подзадоривало, если в классе находились мальчики. Нам было интересно, посмотреть их реакцию…»

Девичьи уринальные игры. О подобного рода играх в научных публикациях никогда ранее не упоминалось. Между тем, в нашей работе приводятся многочисленные свидетельства о существо­вании девичьих уринальных соревновательно-игровых практик.

Оценивать их, на наш взгляд, следует с учетом амбивалентной символики мочи в народной культуре средневековья и неразрывной связи ее со смехом. М.М. Бахтин называет мочу «веселой материей», «веселой стихией»: «Моча и кал превращают космиче­ский ужас в веселое карнавальное страшилище». Как показывает М. Бахтин, «обливание мочой и потопление в моче» играют большую роль в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле. Впрочем, и в русской культуре встречаются тексты, в которых уринально-смеховая элементы занимают ведущее место («заветная» сказка «Сова-вестуха»).

Семантика уринального акта как карнавального, освобожда­ющего от официальных норм культурного жеста, на наш взгляд, в той или иной степени присутствует в девичьих «телесно-низовых» игровых практиках. В то же время в девичьем состязательно-игровом мочеиспускании незримо присутствует и другая семан­тика, ключ к которой дают якутские исторические легенды о первопредке Эллэе, который выбирает себе жену, исходя из того, как они мочится. Высокая пенность мочи предвещает «в будущем многочисленное потомство». Представление о связи сексуальных и уринальных «данных» девушки в народной картине мира можно воплощено в русских «заветных» сказках «Чесалка» и «Загони тепла».

Итак, благодаря соревновательным уринальным играм женская мочеполовая система выводится из сферы латентности, профаниру­ется, осмеивается, и представление о её функционировании органично включается в индивидуальную гендерную картину мира. Тем самым соревновательные уринальные девичьи игры выступают в качестве элемента гендерной социализации девочек.

Игровая имитация беременности посредством заталкивания под одежду предметов (подушки, мяча, тряпок), как показывают сооб­щения, являются чрезвычайно распространенной разновидностью девичьих игровых практик. Игровая «беременность» может завершиться «появлением ребенка» по принципу «одно (живот) убираю, другое (куклу-ребенка) достаю». Появление ребенка может быть оформлено и как объективация девичьей мифологемы: девочке «разрезают живот (расстегивают кофту) и вытаскивают малыша». Наконец, имитация родов в играх девочек может достигать и высоких степеней правдоподобия: «Я под платье ложила куклу… затем я начинала кричать якобы от боли. После чего я ложилась на кровать, продолжая кричать, и при этом раздвигала ноги, чтобы ребенок мог родиться …. А подруга в это время вытаскивала ребенка». «Кормить» «новорождённого» девочка может, прикладывая его к своей груди или к ее игровому заменителю (бутылочке).

Может показаться, что игровая имитация беременности и родов представляет собой спецификум современной девичьей культуры. Однако ещё в конце XIX в. детские игры «в свадьбу» растягивались порой «на несколько дней, а то и месяцев», и в них имитировались и беременность, и роды. Так, во время игры, проводившейся в конце XIX века детьми 10-12 лет в Орловском уезде, «невестой» (после первой «ночи») изображались беременность («для чего подружки намотали ей на живот тряпок») и роды. Наличие игровых имитаций беременности в девичьей среде отмечалось и после революции.

Девичьи игры с имитацией беременности и родов, передавав­шиеся из поколение в поколение в течение, по меньшей мере, последних ста лет, можно соотнести с обрядом имитации родов на русской свадьбе, являющимся, по мнению В.И. Ереминой, «отго­лоском древних языческих представлений», воплотившихся в «магических формах, призванных усилить рождающую спосо­бность человека».

Рассматривая тайные девичьи игры в беременность и роды с позиций гендерной социализации, можно предположить, что они решают задачу психологической адаптации девочек к материнской роли, выработки потребности в рождении детей.

Игры девочек, включающие изображение или имитацию сексуальных отношений мужчины и женщины, мы считаем возможным разделить на две группы – с использованием и без использования кукол.

Имитации коитуса присутствовали в кукольных играх крестьян­ских девочек в свадьбу еще в 1920-е годы. Подобного рода имитации коитуса сохранились в девичьих играх до конца ХХ века: «Игровая эротика возникала у нас в играх с куклами. Мы с подругой раздевали кукол и ложили друг на друга, имитируя этим как бы половой акт». В некоторых случаях девочки не только включают «готовых» кукол в сексуально окрашенные игровые сюжеты, но и эротически трансформируют «тела» самих кукол. Имитативно-коитальные игры с куклами способны вызвать у девочек эротические ощущения.

Следует отметить, что такого рода имитация полового акта при помощи кукол у некоторых народов Южной Африки является средством полового просвещения девушек.

Игры, непосредственно имитирующие сексуальные отношения, встречаются у девочек с дошкольного до среднего школьного возраста. У девочек дошкольного и младшего школьного возраста это, как правило, игры, воспроизводящие «семейные отношения»: «Она говорила: “Давай ты будешь жена, а я муж…” Игра заключалась в имитации половых сношений».

Имитации сексуальных отношений в играх девочек в «больни­цу» могут быть элементарной экспликацией латентной сексуальной окраски фигуры доктора как субъекта, имеющего право прикасаться к обнаженному телу пациента, а могут быть и трансформацией «медицинского» сюжета в романтический (доктор – злодей, пациентка – жертва).

В «сексуальных» играх девочек можно выделить несколько «уровней»: игры, включающие только поцелуи и сексуальные лишь по «настроению», «интенции»; игры, допускающие помимо поце­луев (или вместо поцелуев) эротические прикосновения и обна­жение; игры, включающие непосредственную имитацию полового акта.

Поскольку в большинстве девичьих эротических игр воспроизво­дится нормативная (традиционная) гендерная модель сексуального поведения, мы не считаем эти игры гомосексуальными.

Девичьи игры в «свадьбу» с имитацией брачной церемонии и укладыванием «супружеской пары» в постель имели место на Руси по меньшей мере с XVII века, и относились к этим играм весьма терпимо, рассматривая их как подготовку к брачной жизни без риска лишиться девственности и забеременеть.

Итак, по имеющимся в распоряжении автора материалам, однополые ролевые игры с тем или иным уровнем имитации сексуальных действий в доступной для девочки-подростка форме воплощают желанные для неё и одобряемые обществом, но временно недоступные гетеросексуальные отношения.

Особая семиотическая значимость поцелуя для девочек-подрост­ков была уже рассмотрена нами выше. Поцелуй с «мальчиком» в сознании не целовавшейся девочки обретает черты «обряда перехода», он выступает как эзотерический акт, «техника» которого известна только посвященным, – в отличие от обычного («дружеского», «семейного») поцелуя («в щечку»), обучение технике которого происходит стихийно.

У «нецелованных» девочек нередко возникает желание стать хотя бы «теоретически готовыми» к священному обряду поцелуй­ной инициации. Тема «искусства (техники) поцелуя» становится на определенном этапе центральной темой девичьей коммуникации. Особенно часто девочек волнует «множество вопросов: куда девать язык? Не мешает ли нос? Надо ли обязательно закрывать глаза?» Девочки боятся ударить в грязь лицом при поцелуе и стремятся не только изучить вопрос теоретически, но и освоить практически. Нами выявлено четыре разновидности «поцелуйной тренировки». Первая: более старшие и опытные девочки показывают, как надо целоваться, менее старшим и менее опытным. Вторая: не имеющие опыта девочки сами тре­нируются друг на друге. Третья: по рекомендации «специалиста» девочка обучается на «классическом» предмете (как правило, помидоре, реже – яблоке). Четвертая. Девочка «собственным умом» доходит до обучения поцелую на «подручных» предметах (зеркало, кукла, подушка, собственная рука).

Обучение поцелую в девичьей среде играет важную роль в пси­хологической подготовке девочек к отношениям со сверстниками противоположного пола и поэтому может рассматриваться как элемент неофициальной эротической социализации.

Механизмы трансляции сексуальной информации и образцов полового поведения. Обмен интимной (как правило, эротически маркированной) информацией (менструальный цикл, рост молочных желез, ношение бюстгальтера, посещение гинеколога, сохранение девственности) осуществляется, как правило, не в случайно образующихся гендерно однородных группах, а на специальных девичьих «собраниях» – «девичниках».

Помимо обмена информацией о текущих переживаниях девочек-подростков, связанных с половым созреванием, на девичьих поси­делках происходит обучение девичьим техникам тела («Усваивали такие правила, что нельзя сидеть, разводя колени, ноги всегда должны быть скрещены или плотно сжаты») и образцам поведения («На девичниках девчонки рассказывали, как вести себя с мальчиками, как заигрывать с ними, как понравиться и т.д.»).

Кроме обучения «девичье-женским техникам тела», на девичниках происходит передача запугивающе-предостерегающей информации о сексуальном насилии, которому подвергаются неосторожно ведущие себя представительницы женского пола. Истории такого рода сопровождают девочку со старшего дошкольного возраста вплоть до «зрелого девичества», являясь постоянно действующим фактором половой социализации. Эти истории порождены, прежде всего, желанием более опытных лиц женского пола (это могут быть и женщины, и старшие девочки) уберечь менее опытную девочку от попадания в ситуацию сексуального насилия в качестве жертвы. Чем младше возраст девочек, тем сильнее затушеван сексуальный аспект и тем больший акцент делается на «самоценное» мужское насилие.

В отдельных сюжетах отчетливо фиксируется «эротически-каннибалистический комплекс мотивировок», неоднократно встречающийся в народных верованиях и фантастических сюжетах традиционной словесности: «Рассказывали подружки, одноклас­сницы, мы учились в 5-7 кл. Истории были примерно такими …. Девочка шла домой, мужчина предложил подвезти ее на машине, она согласилась. Он увез ее в подвал, мучил ее, отрезал по одному пальцу и ел их, а потом эта девочка умерла. Все эти рассказы были примерно одинаковы…» Чем взрослее становятся девочки, тем более открыто артикулируется в их рассказах сексуальный аспект возможного мужского насилия.

Смысл рассказываемых историй заключается в выработке у девочек четкой системы поведенческих императивов («…Все эти рассказы были примерно одинаковы, содержание и смысл заключался в том, что нельзя девочкам одним ходить по улицам, особенно вечером, и разговаривать с незнакомыми людьми…»).

Другой распространенной темой девичьих «посиделочных рассказов» являются тяжёлые роды. Возможно, именно посред­ством таких историй происходит «болевое программирование» будущих родов: «Ломают зубы при родах, сильно сжимая зубы, и поэтому между зубов в рот кладут полотенце»; «Как будто одна женщина грызла подоконник, другая ломала железные жерди на спинке кровати, третья грызла со стен известку».

Таким образом, можно говорить о происходящей на девичниках трансляции женско-девичьего поведенческого опыта, который передается как через показ и научение техникам тела, так и через обучение жизненной стратегии.

Итак, девичьи интимно-ознакомительные, публично-обнажаю­щие и соревновательно-уринальные игровые практики способству­ют половой идентификации, выработке пластичной концепции телесного «я». Овладение техникой поцелуя, а также имитация сексуальных действий, беременности и родов в импровизационно-драматических играх способствуют усвоению нормативных половых ролей (романтической подруги, сексуального партнера, матери). На «девичниках» осуществляется трансляция знаний сексуального характера и научение образцам девичьего поведения.

Тем самым совокупность девичьих эротически и репродуктивно окрашенных латентных практик выполняет функцию комплексной гендерной социализации (формирование самосознания, передача знаний, обучение поведенческим ролям).

Формы эротически окрашенной межполовой коммуникации

Переходим к анализу процессов неофициальной эротической социализации девочек, осуществляемых во взаимодействии со сверстниками мужского пола.

Конвенциональные формы межполовой коммуникации – эротически окрашенные коммуникативные практики, осуществляя­ющиеся при согласии обеих сторон.

В отечественных дошкольных учреждениях организация быта не учитывает наличия у детей половых различий. Общие для мальчи­ков и девочек спальня и туалет словно специально предназначены для осуществления неигровых генитально-ознакомительных контактов. Дети во время сончаса имеют возможность рассматри­вать гениталии сверстника-соседа и даже прикасаться к ним. Туалет является другим удобным местом для удовлетворения полового любопытства. Кроме того, взаимные рассматривания гениталий и прикосновения к ним осуществляются дошкольниками и помимо детского сада – на чердаке или за гаражами. Взаимные разглядывания могут происходить и дома у кого-то из младших школьников (естественно, в отсутствие родителей).

Инициаторами обнажений и прикосновений к гениталиям, как правило, выступают мальчики. Согласие девочки на обнажение мальчики подчас добывают «выкупом» (конфетами).

У младших школьников в домашних условиях могут проис­ходить, слабоформализованные неигровые эротически окрашенные действия мальчиков по отношению к девочкам: «…мальчишки задирали нам платья, хватали за всякие места, и нам было очень весело».

Среди игровых генитально-ознакомительных игр детей дошколь­ного и младшего школьного возраста самым распространенным видом игра «в больницу». Подчас эта игра лишь оформляет обыч­ные (неигровые) рассматривания гениталий во время сончаса в дет­ском саду. Принудительный характер обнажения, предполагаемый условиями игры «в больницу», корреспондирует с элементом принудительности, нередко присутствующим в человеческой сексуальности. «Пуантом» (целью и смыслом) игры «в больницу» является созерцание и ощупывание обнажённого тела. «Вчиты­вание» эротического подтекста в «игровой» медицинский осмотр свойственно не только детскому мировосприятию. Так, в народной драме «Кострома» сцена осмотра фельдшером женщины исполнялась в подчеркнуто эротическом ключе.

Помимо повсеместно распространенной игры «в больницу» в среде дошкольников могут возникать и другие игры, основанные на получении эротических ощущений от соприкосновений в ситуа­циях условного («разрешённого») насилия: так, по правилам игры в «разбойники» мальчики «пытают» девочек-«принцесс»: «“Пытки” представляли собой поцелуи, объятья и чаще всего щупание груди».

Детское сообщество как транслирует устоявшиеся импровиза­ционно-драматические игры («в больницу»), так и порождает новые игровые практики – бессюжетные (с кодовыми названиями – в «Глупости», в «Стрелки-2») и сюжетные (в «доение коровки», в «вора и хозяйку, принимающую ванну», в «фотографа и фотомо­дель»), в которых происходит визуальное и тактильно-чувственное ознакомление с эротически маркированными частями тела сверстников противоположного пола.

Имитация коитуса в ролевых играх дошкольников и младших школьников.

В Древней Руси «взрослые не слишком препятствовали… совместным играм мальчиков и девочек, во время которых они даже имитировали половой акт» (Пушкарева, 1992). В этнографи­ческих записях XIX – первой четверти ХХ вв. упоминается о наличии в детских играх в свадьбу эпизода «первой ночи».

Судя по имеющимся в нашем распоряжении сообщениям, имитации коитуса между разнополыми детьми имели место и в последней трети ХХ века, и возникали они главным образом как компонент игры в «семью». Удельный вес «коитальности» в этих играх был различным в зависимости от обстоятельств: на первый план мог выходить либо символический аспект (совместное пребы­вание в «постели», объятия, поцелуи), либо аспект контактно-динамический. Инициаторами большинства коитальных игр высту­пали мальчики, однако, отмечены случаи и девичьей инициативы.

Игры с поцелуями существуют у европейских народов, по меньшей мере, со Средних веков до ХХ века. В России игры с поцелуями – в «соседа», в «келью», «в попа», «в краски», «в цари», «в короля», – были обычной практикой в ХIХ – начале ХХ вв. на молодежных посиделках. В настоящее время в российской подростково-молодежной среде встречаются игры с поцелуями и элементами эротики. Эти игры никогда ранее не фиксировались. Автором предпринята первичная классификация этих игр.

В игре в «фанты» (имеющей вековую историю) и в игре в «ромашку» (появившейся несколько десятилетий назад) ведущий имеет возможность назначить как «поцелуйные», так и иные эротически окрашенные «задания» – объятия, прикосновения, вы­сказывания любовного характера. Отличие «ромашки» от «фантов» заключается в том, что в этой игре задания не придумываются ведущим «на ходу», а заранее пишутся на бумажных «лепестках».

Правила игры «Кис-брысь-мяу», как и правила вышеописанных игр, предполагают выполнение эротически окрашенных желаний (поцелуй, объятия, «тискания», «вопросы наедине»). Пик популяр­ности этой игры пришелся на конец 1970-х – 1980-е годы; в 1990-е годы, по нашим оценкам, распространенность игры сходит к минимуму.

Во второй половине ХХ века в России была весьма распространена игра «в бутылочку»: играющий раскручивает бутылку и целует того, на кого после остановки «указало» ее горлышко. Игра «в бутылочку» нередко является первым опытом поцелуя для участников, поэтому в этой игре вводятся смягчающие условия: целоваться через полотенце, через подушку, через марлю, через носовой платок, через бумажный лист, только в щеку, в руку, при выключенном освещении, выходя в другую комнату и т. д.

В игре «бутылочка» наглядно представлен принцип жребия как магического акта выявления воли сверхъестественных сил и характерный для магических практик принцип выстраивания «круга». Эти же принципы лежат в основе другой достаточно распространенной в 1980-е годы игры с поцелуями, известной под двумя названиями – «Арам-шим-шим» и «Шире круг». Функцию «бутылочки» выполняет человек, вращающийся в центре «хоровода» с закрытыми глазами и вытянутой рукой.

В конце 1980-х–1990-х гг. распространение получили игры с передачей какого-либо предмета (монеты, конфеты, салфетки, спички) губами (или зубами) по кругу. Хотя собственно поцелуй в этих играх, как правило, отсутствует, но ход игры предполагает близкое нахождение или даже соприкосновение губ (как правило, разнополых) участников.

Существует группа танцевальных игр, в которых «право» на поцелуй имеет обладатель или предъявитель какой-либо условленной вещи (расчески, шарфа). Вместе с поцелуями вещь перемещается среди танцующих. Несомненно, подобного рода игры ведут начало от святочных поцелуйных игр русской молодежи XIX века. Так, в игре в «подушечку» одна из девушек «надевает картуз на кого захочет и целуется».

В самое последнее время (вторая половина 1990-х годов) возни­кли «заманочные» поцелуйные игры: участникам предлагается, напри­мер, похвалить какую-либо часть тела у соседа-участника (противоположного пола), затем участникам предлагается поце­ловать соседа-участника в то место, которое было названо ранее.

По меньшей мере, несколько десятилетий в подростковой среде практикуется игра в карты «на раздевание»: «Играли в карты на раздевание… Один раз… я раздела мальчика до трусов, а сама осталась одетая». Вероятно, это подростковое развлечение восходит к традициям азартных карточных игр, когда проигравший игрок, чтобы отыграться, ставил «на кон» (и часто проигрывал) собственную одежду.

Другая достаточно распространенная у старшеклассников эротически окрашенная игра – «Найди прищепку». Мальчики с завязанными глазами должны на скорость снять с одежды девочек прищепки. Для решения задачи, естественно необходимо ощупать все тело партнерши. Другая эротически окрашенная соревнователь­ная игра заключается в том, что девушки с завязанными глазами перекатывают куриное яйцо из одной штанины юноши в другую: «Играющие девчонки часто расстегивали ширинку у брюк, чтобы облегчить перекатывание яйца».

Вышеперечисленные игры являются достаточно устойчивыми культурными формами. В сообщениях, которыми мы располагаем, содержится информация и о других, по-видимому, менее распространенных поцелуйных и эротически окрашенных формализованных играх.

Эротически окрашенные практики бесконтактного и неагрессивно-контактного характера. Речь идет об эротически окрашенных действиях мальчиков по отношению к девочкам, осуществляемых без их согласия, но не воспринимаемых последними как унизительные.

Такой вид провокативно-эротического поведения, как распростра­нение информации о «чудесном» способе видеть сквозь одежду, уже несколько десятилетий передается из поколения в поколение. Мальчики сообщают, что у них есть красное стекло, «красный фонарь» или нечто подобное, что позволяет видеть девочек обнаженными. Вариантом этой же практики является распространение информации о существовании у мальчиков особого («волшебного») фотоаппарата или особой (как правило, красной) пленки для (обычного) фотоаппарата, позволяющих получить снимок, на котором сфотографированные девочки выглядят обнаженными.

По-видимому, вера в наличие у мальчиков «просвечивающей пленки» опирается на знакомство девочек с феноменом рентгенов­ских снимков. Если рентгеновский аппарат позволяет «видеть» даже «сквозь кожу», то почему бы не существовать аппарату и пленке, позволяющему видеть «всего лишь» через одежду. Кроме того, многие девочки знают, что при экспонировании фотоснимков (фотоснимок ассоциируется с рентгеновским «просвечивающим» снимком) используется фонарь красного цвета, – а именно о пленке красного цвета и говорят мальчики. Одновременно следует отметить, что красный цвет (см.: «красный фонарь», «красная плёнка»), ассоциируется в современной культуре с сексуальностью. Фонари красного цвета традиционно обозначали места платных чувственных утех («дом под красным фонарем», «квартал красных фонарей»).

«Подглядывание» может быть определено как созерцание (преимущественно тайное) эротически окрашенных частей тела, скрываемых верхней одеждой, или нижнего белья объекта созерцания. В большинстве случаев подглядывание осуществляется за лицом противоположного пола. Конкретная же разновидность подглядывания – тайное наблюдение лица мужского пола за обнаженным (обнажающимся) лицом женского пола – является своего рода архетипом, нашедшим воплощение в целом ряде текстов культуры (см., например, распространенный мифологи­ческий, фольклорный и литературный мотив – тайное наблюдение главного героя за купающимися девушками).

Обратимся теперь к практике подглядывания детей последней трети ХХ века. Подглядывание начинается с детского сада и чаще происходит в туалетах. Обычно субъектами созерцания выступают мальчики, девочки же противостоят действиям мальчиков, как правило, пассивно («Девчонки забивались в угол и визжали»). Впрочем, в некоторых случаях девочки организуют активный отпор («…и тут выбегаем из-за шкафчика мы… и начинается драка»).

Девочки, хоть и реже, чем мальчики, но тоже выступают в качестве субъектов «подсматривания». Для удовлетворения любо­пытства также используется туалет. В результате у девочек может возникнуть желание воспроизвести мальчишескую модель отправления физиологических потребностей («Мы пробовали так же ходить в туалет, как и они»).

«Подглядывание» в условиях детского сада подчас превращается в своеобразное состязание, когда «наперебой» подглядывают и мальчики за девочками, и девочки за мальчиками.

Традиция подглядываний переходит из дошкольных учреждений в школы, причем подглядывают за сверстниками противополож­ного пола не только мальчики, но и девочки. Другое излюбленное место подглядываний – школьные физкультурные раздевалки. Следует отметить, что к подглядыванию «неравнодушны» и девочки («Мы с девчонками любили подглядывать за мальчиш­ками, когда они переодевались в раздевалке. Нам нравился сам процесс подглядывания»).

Мальчики подглядывают за девочками во время проводимых в школе медосмотров. Чрезвычайно распространено у мальчиков заглядывание под юбки на многоэтажных лестничных пролетах. Традиционным видом мальчишеского эротического созерцания является наблюдение за девочками во время их раскачивания на качелях.

Существуют и более изощренные разновидности слабоконвен­циональных мальчишеских визуально-эротических практик. К их числу относится прием «зеркальце на туфлях» («Они брали маленькое зеркальце и, приделав его к ботинку, незаметно подходили к девчонке, ставили ногу к краю юбки и любовались в зеркало на то, что там отражалось»).

Как уже отмечалось выше, девочки тоже не прочь выступить в качестве субъекта визуально-эротических практик. Однако куль­тура ограничивает эротическую активность девочек, и они, как пра­вило, вынуждены довольствоваться лишь случайно выпадающими возможностями удовлетворения любопытства: «Почему-то очень хотелось ходить мимо дверей мужского душа. Иногда даже “кое-что” можно было увидеть».

Помимо подглядывания, являющегося относительно «пассив­ным» видом визуально-эротической деятельности, у мальчиков существуют и активные, «стилизованные» под игру, способы сделать доступным для кратковременного созерцания нижнее белье девочек. Задирание подолов девичьих школьной формы («юбок») осуществляется мальчиками двумя основными способами.

Способ «Нитка с прищепкой (рыболовным крючком)» – реализуется в различных вариантах. Во-первых, мальчик может с помощью незаметно прикрепленной к подолу формы нитки поднять его сам. Во-вторых, мальчик может обманным путем побудить девочку к «саморазоблачению»: «…нитку, которая была привязана к крючку, перекидывали через плечо девочки. Через некоторое время говорили: “Что за ниточка у тебя на плече?” … Девочка, желая убрать нитку, начинает её тянуть, при этом подол поднимается. И все мальчишки начинают хохотать».

Способ «Московский зонтик» смягчает неконвенциональный характер «обнажения» произнесением «кодового» восклицания, призванного придать запрещенному культурой («неприличному») жесту характер ритуально-игрового и потому разрешаемого действия. Чаще всего в качестве кодовой фразы фигурирует восклицание «Московский зонтик!» («…Мальчики подбегали, неожиданно задирали юбку и говорили: “Московский зонтик”»).

Рассматривая вышеназванные формы эротически окрашенной активности в культурно-историческом контексте, отметим, что задирание юбок в прошлом было компонентом русских святочных забав.

Поскольку период пубертата протекает у девочек в условиях совместного обучения, постольку и рост молочных желез, сопрово­ждаемый более ранним или поздним надеванием бюстгальтера, происходит на глазах у сверстников. Их реакция на превращение одноклассниц из девочек во взрослых девушек бывает различной, различна и степень их влияния на поведение девочек.

Мальчики могут начать подшучивать над увеличившимися грудными железами одноклассниц: «“У тебя что, сердце болит?” “Нет”. “А почему тогда так опухло?”».

«Проверки». Обычно «проверка» заключается в том, что маль­чик, проведя по спине или плечу девочки рукой, ручкой или линей­кой, устанавливает наличие или отсутствие бюстгальтера. Нередко это поведение вызывает у девочек состояние психологического дискомфорта.

Посредством насмешек мальчики могут воздействовать на саму решимость девочек надевать бюстгальтеры в школу: «Сначала они смеялись над теми, кто носит, а через некоторое время – над теми, кто все еще не носит».

Демонстративно-провокативные игры мальчиков с девичьими бюстгальтерами. К ним относится: «щелканье» бретельками бюстгальтера и расстегивание его застежки.

Эротически окрашенные действия мальчиков, связанные с ношением их сверстницами бюстгальтеров, в условиях совместного обучения являются практически неотъемлемым элементом половой социализации девочек.

«Зажимания» девочек в школах при их неявном согласии. Понятно, что в дореволюционной России, где обучение было раздельным, ни о каких «зажиманиях» в учебных заведениях не могло быть и речи. Все формы тактильных межполовых контактов появились с введением совместного обучения.

В качестве объектов «зажимания» избираются девочки чем-то выделяющиеся – склонные к полноте, ранее других вступившие в период полового созревания или отличающиеся одеждой или необычным поведением. Вообще же, в классе обычно находятся девочки, весьма охотно принимающие подобного рода «ухажива­ния» сверстников («По-видимому, им это тисканье доставляло удо­вольствие…»). Иногда выглядящие агрессивно «зажимания» явля­ются, в сущности, ответом на подаваемые девочками-подростками знаки готовности к невербальным формам эротической коммуникации.

В других случаях демонстративные (соответствующие неписа­ным правилам поведенческой игры) протесты девочек дезавуиру­ются их бурными восторгами в узком кругу и фактическим согла­сием на повторное участие в «тисканьях». Некоторыми девочками «зажимания» воспринимаются как доказательство их повысив­шегося «гендерного статуса»; они гордятся своей «зажатостью» перед «не зажатыми» сверстницами.

Если обратиться к традиционной русской культуре, выяснится, что «хватание» (включающее ощупывание юношами груди деву­шки) являлось нормативным элементом общения парня и девушки на посиделках. По всей вероятности, мальчишеско-подростковые «тискания» девочек-подростков, осуществляющиеся по неявному согласию последних, можно рассматривать как перешедший из тра­диционной русской культуры институт эротической социализации.

Современное школьное обучение, предусматривающее совмест­ное пребывание детей подросткового возраста разного пола в помещении, включающем не контролируемые взрослыми локусы, создает для эротической агрессии мальчиков по отношению к девочкам максимально благоприятные условия.

Наиболее частые «локусы зажимания» – школьные коридоры и школьные раздевалки («Это происходило… в… школьных разде­валках. Группа мальчиков зажимали девочку или девочек и ощупывали их “грудь” и “половые органы”»).

Немалое число девочек недвусмысленно негативно относится к подобного рода «жестово-контактным» практикам. Девочки с развитым чувством собственного достоинства готовы силой отста­ивать «неприкосновенность» своего тела: «Во мне просыпалась дикая агрессия, я защищалась, отбивалась, дралась, билась, но не давала себя им в руки». Если же им не удается защитить себя от унизительного «щупания», они тяжело переживают случившееся, воспринимают его как «падение», осквернение: «Когда пришла домой, у меня стучала в голове мысль: “Ну, всё, теперь я щупан­ная”. Я сразу же залезла в ванну смывать с себя эти назойливые руки как будто грязь … текли слезы. Я была потрясена».

Некоторые девочки пытаются жаловаться на обидчиков родите­лям или учителям, другие – из-за стыда или из-за неверия в способ­ность взрослых защитить – жаловаться не решаются. Не имея ни достаточных сил, ни решимости противостоять обидчикам, они переживают чувства стыда, унижения, страха и беспомощности в одиночку.

Вероятно, «зажимания» девочек-сверстниц поддерживаются традицией, и собственно момент подавления, унижения не входит в планы мальчиков. Однако в ряде случаев девочки сталкиваются именно с садистическим, ориентированным на моральное унижение поведением. Эротический аспект «зажимания» в таких случаях отступает на второй план, а на первый план выходит удовольствие власти, чувство безнаказанности: «Он выбирал самых “забитых”, тихих девчонок … и, как мог, издевался над ними: мог поднять платье … расстегнуть кофту … но никто не вставал на защиту этих девчонок, так как Андрей был очень сильным, и его все боялись».

Подводя итоги третьей и четвертой глав, можно говорить о выявлении обширнейшей сферы эротической социализации девочек, включающей: информационный компонент («страшные» рассказы на девичниках, слухи о «красной пленке»); обучающе-тренировочный (обучение поцелую, манере держать себя); игровой компонент (игры с рассматриванием и ощупыванием гениталий, с имитацией коитуса, беременности и родов; игры на поцелуи и раздевание; игровые задирания юбок); эмоционально-статусный компонент (субъективное повышение статуса после поцелуя или негласно-конвенционального «зажимания»; чувство униженности после насильственного «зажимания»).

Девичьи магические практики

Речь идёт об изучении разнообразных современных девичьих обычаев, основанных на вере в существование магии.

Английский антрополог Б. Малиновский предложил функциональное понимание магии и настаивал на том, что магия у архаических (примитивных) народов порождается ситуациями неопреде­лённости и случайности. К.Р. Мегрелидзе указал на сферу непредсказуемых и потому неуправляемых человеком явлений как на причину существования магического мышления уже и у современных («цивилизованных») народов. Отмеченная Б. Мали­новским и К.Р. Мегрелидзе связь магического мышления с ситуа­циями неопределенности, случайности, зависимости выполнения желаний субъекта от неподвластных ему обстоятельств особенно явственна в случае с «любовной» девичьей магией (привора­живанием и гаданием).

Российский фольклорист и этнограф П.Г. Богатырев сформули­ровал проблему «мотивированности» совершаемых участниками обряда действий. Это положение позволяет помимо серьезных магически мотивированных действий выделить магические по форме действия, функционирующие в качестве несерьезного времяпрепровождения, развлечения.

Далее в главе рассматриваются разновидности современных девичьих магических практик, разделенные по предполагаемой цели действия на четыре группы.

Магические практики, связанные с исполнением «нелюбовных» желаний. Эти магические по форме действия совершаются главным образом школьницами начальных и средних классов. Действия эти могут быть разделены на две группы.

В первую группу входят действия, при совершении которых желание исполняется в результате случайного стечения обстоя­тельств, без вмешательства какой-либо персонифицированной силы.

Согласно одному из способов, для исполнения желания необходимо завязать своей подруге на запястье белую нитку на три узелка, загадывая при этом три желания. Помимо того, что завязывание узелка «на память» является достаточно давним русским обычаем, оно также применяется в традиционной лечебной магии; тем самым можно проследить связь современного девичьего обычая с народно-магической практикой.

Распространен в девичьей среде следующий обычай: если после одновременного с другой девочкой произнесения одного и того же слова девочка схватит «собеседницу» за волосы, крикнет: «Когда мое счастье?» и услышит в ответ указание на время, то загаданное желание исполнится. Для народной культуры вообще характерно восприятие волос как местонахождения магической силы. Прием «хватания» за волосы заставляет вспомнить русскую игру в «волосянку», в которой проигравшего таскают за волосы. Согласно эстонским поверьям, одновременное чихание двух беременных женщин указывает на то, что у обеих родятся девочки.

Зафиксирован в девичьей среде такой обычай: увидевшая пустую пачку сигарет закрывает ее ногой и предлагает подругам отгадать марку. Угадавшую ждёт удачный день. Данный обычай напоминает американский обычай середины ХХ века; отметим также, что выкуривание сигареты вообще активно применяется в современных девичьих любовно-магических практиках.

Во вторую группу входят действия, субъекты которых связывают выполнение своих желаний с ответными действиями сверхъестественных сил персонифицированного характера.

В традиционном русском быте великое множество повседневно-прагматических практик было основано на договорных отношениях со сверхъестественными силами. В современной детской среде вообще, а в девичьей в частности, встречаются магические действия именно такого типа.

Среди духов-исполнителей желаний встречаются: Красная Шапочка, Золушка, бабка-матершинница, бабушка-конфетница, гномики, гномик-матершинник, Черный принц, черти.

Во второй половине 1960-х годов «вызывания», «отпочковав­шиеся» от молодежного «досугового спиритизма», становятся массовым увлечением детей. Среди вызываемых персонажей – домовой, чёртик, гномик, Дюймовочка, Золушка, русалка, «бабка-матершинница», Зубная королева. Истоки персонажей «вызыва­ний» – в русских и европейских фольклорных и литературных текстах.

Однако наиболее популярным и долговечным персонажем девичьих «вызываний» является Пиковая Дама. В отличие от других «вызываемых» «духов», Пиковая Дама является действующим лицом разного рода детских быличек: за «неправильное» поведение во время вызывания Пиковая Дама может наказать девочку временной утратой речевой способности, выколоть ей глаза и даже лишить вызвавших ее девочек жизни.

Предметами, наиболее часто используемыми в обряде («страшной игре») вызывания Пиковой Дамы, являются зеркало («окно», разделяющее и одновременно соединяющее мир земной и мир иной) и свеча (символ жизни и судьбы). Помимо указхания на связь обряда-игры с повестью Пушкина и её экранизацией (1960), мы также высказываем гипотезу о влиянии на распространение обряда сказочной дилогии Л. Кэрролла об Алисе (идея связи мира за-зеркального и пред-зеркального, образ оживших карт, стремение карты-Королевы уничтожить всех, кто вызвал её недовольство). Тем самым, мифология «вызываний» Пиковой Дамы может рассматриваться как результат творческой переработки детско-девичьим сознанием сюжетных элементов повести А.С. Пушкина «Пиковая дама» и сказок Л. Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».

Предметы (зеркало, свеча), используемые при «вызываниях», активно применяются также в девичьих «любовных» гаданиях.

Вызывания, вероятно, реализуют две тесно связанные друг с другом потребности-функции – «гносеологическую» (удостове­риться в самом существовании того или иного «духа») и коммуникативно-развлекательную (коллективное переживание чувства опасности и ощущения причастности к общей тайне).

Хотя, по мнению В.Я. Проппа, девушки в XIX веке верили в гадания, последние были для них скорее забавой, чем обрядом. В этом случае, согласно классификации П.Г. Богатырева, их следовало бы отнести к группе «игр, имевших ранее магическое значение и сохранившихся лишь в качестве развлечения». Русские девичьи гадания, скорее всего до конца ХХ века в значительной степени сохранили статус игры с магическими атрибутами.

В девичьей среде 1980-х – 1990-х годов бытовало множество гаданий. Девичий мантический универсум можно разделить на следующие группы: неспециализированные гадания; специализиро­ванные гадания «бесписьменного» типа; специализированные гадания «письменного» типа.

К группе неспециализированных гаданий мы отнесли гадальные техники, не требующие ни специальной подготовки, ни особого времени, ни специальных «орудий». К ним относятся: гадание на пол будущего ребенка (по ресницам или волосам на затылке), гадание на характер (по выдернутому волосу), гадание на имя «жениха» (с наматыванием волоса или нити на палец). Симптоматично, что значительная часть неспециализированных гаданий основана на «расшифровке» растущих, выпавших или выдернутых волос. Это свидетельствует о прочной укорененности мантического мышления современных девочек-девушек в традиционных мифолого-магических представлениях о волосах как информационно-энергетическом двойнике человека.

Специализированные гадания «бесписьменного» типа. Преобладающая часть зафиксированных этнографами в XIX – первой четверти XX вв. святочных гаданий, по сообщениям наших респондентов, встречались с теми или иными вариациями и в последней четверти ХХ века. Речь идет о выборе петухом предметов с определенным символическим значением (кольцо, вода, хлеб, зеркало); о выливании растопленного воска в холодную воду; о бросании обуви за ворота; о гадании по тени от сгоревшего листа, предварительно скомканного девушкой; о гадании с вызыванием образа суженого во сне (с помещением предмета под подушку) и «наяву» (с двумя зеркалами и свечой) и др.

Для части встречающихся в последней четверти ХХ века гаданий – со сжиганием нити (для определения очередности выхода замуж участвующих в обряде девушек), с раскачиванием на нити кольца (для определения пола будущего ребенка) – аналога в русских обычаях XIX века обнаружить не удалось. Возможно, это свидетельствует о том, что наряду с трансляцией традиционных русских обычаев имеет место и обрядовое творчество в пределах традиционного канона.

Девичьи графические («школьные») гадания. В эту рубрику входят разного рода письменные гадания, которыми девочки-подростки занимаются обычно в школах – «График», «Сердечко» и др. Некоторые из них (например, гадание «ЛУРНИСТ», предпо­лагающее расшифровку каждой буквы – «Любит, Уважает, Ревнует, Ненавидит…») восходят, по-видимому, к традиционному русскому гаданию на ромашке («Любит, не любит… к сердцу прижмет, своей назовет»), другие (например, гадание, основанное на подсчете букв в записанном вопросе-желании и получении от­вета в таблице из 9 вариантов) восходят к популярным, выпускав­шихся до революции массовыми тиражами «гадательным книгам».

Как и в далеком и не очень далеком прошлом в России, вера в действенность любовной магии (привораживания, «присуши­вания») является существенным элементом российского девичьего сознания последней трети ХХ века.