Geum.ru

Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе «Энигма», М., 1999. Пер с англ. Т

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

Когда битва началась, фоморы послали Руадана сына Бреса и Бриг (т.е. Бригиты) дочери Дагды сообщать о сражении и убить Гоибниу. Ему удалось ранить кузнеца копьем, но и сам он был убит. Узнав о случившемся, Бриг явилась в лагерь ирландцев оплакать своего сына, и это был первый крик и плач, какой когда-либо слышали в Ирландии. Туата, опасаясь преждевременной гибели Луга, «владеющего столькими искусствами», хотели помешать ему вступить в битву, но он ускользнул от своих стражей и предстал перед людьми Ирландии, побуждая их к битве. Он исполнил боевую песнь, обходя свое воинство на одной ноге и прикрыв один глаз. По пути ему случайно встретился Балор, к тому времени уже убивший Нуаду. У Балора был «дурной глаз», открывавшийся только на поле битвы, когда четыре человека поднимали ему веко. И если войско смотрело на этот глаз, теряло оно всю свою силу. Сойдясь с Лугом, Балор приказал поднять веко, чтобы мог он взглянуть «на болтуна, который к нему обратился», но Луг успел метнуть в него камень, который «вышиб глаз через голову наружу, так что воинство самого Балора узрело его», а разрушительная сила «дурного глаза» обернулась против самих же фоморов. Согласно некоторым версиям саги Луг отрезал Балору голову и, хотя тот просил его непременно положить . ЕЁ на свою голову, сделать это поостерегся, несмотря на то, что Балор твердил, что таким способом к нему перейдет вся его сила. Вместо этого Луг положил голову Балора на камень, и вытекший из головы яд немедленно расколол камень на четыре куска.

В следующем фрагменте саги Луг встречается с Лохом Летгласом («наполовину зеленым»), поэтом фоморов, и оставляет его в живых при условии, что тот исполнит три желания Луга, одно из которых заключалось в том, что песнь Лоха «до Судного дня отвратит от острова набега фоморов». А Брес, также прося пощады, обещал, что «тогда вовек не иссякнет молоко у коров Ирландии». В ответ на это Луг передал Бресу приговор Маелтне Морбретаха («великого суждения»): «Не будет тебе пощады, ибо не властен Брес над их породой и потомством, хоть на нынешний век он и может коров напитать молоком». Тогда Брес объявил, что, если ему оставят жизнь, ирландцы будут снимать урожай каждую четверть года. Но и это не спасло его, так как ирландцы, видимо, были вполне удовлетворены нормальным годовым циклом. «Меньшее, чем это, спасет тебя, — объявил ему Луг — Как пахать людям Ирландии? Как сеять? Как жать? Поведай об этом, и спасешь свою жизнь». — «Скажи всем, — ответил на это Брес, — пусть пашут во вторник, поля засевают во вторник, во вторник пусть жнут». Эта формула, спасшая жизнь Бресу, до сих пор жива как оберег от инфернальных существ, которые стремятся похитить плоды фермерского труда. Согласно же диншенхас, вопрос о жизни и смерти Бреса превратился в чудесное состязание, в ходе этого состязания ему самому пришлось пить молоко бурых коров Мунстера, которых он якобы пытался лишить молока. Но питье, которое он должен был пить, на самом деле не было коровьим молоком. После Битвы при Маг Туиред Луг, Дагда и Огма пустились преследовать фоморов и сумели вернуть арфу Дагды. Весь скот Ирландии, повинуясь мычанию чудесной черной телки, которую избрал себе Дагда в награду за свой труд на строительстве крепости, сошелся к Туата и начал мирно пастись Морриган и Бадб провозгласили победу и возвращение былого благополучия, но также предрекли конец мира и возврат хаоса.

Миру, которым правили Туата после Битвы, действительно пришел конец, когда к острову приплыли сыновья Миля. После поражения Туата в битве Аморген, поэт и судья вновь прибывших, как говорят, поделил Ирландию на две части и половину Ирландии, что была под землей, отдал Туата Де Дананн, а другую половину — сыновьям Миля. Туата же «пошли внутрь холмов и волшебных мест (sidbrugaib), так что все подземные чудеса (sida) были подвластны им. И для каждой области Ирландии оставили они пять из их числа для увеличения битв, ссор и споров между сыновьями Миля». В одном раннем тексте говорится, что Туата Де Дананн дали сыновьям Миля жен; согласно другому, они уничтожили всю рожь и все молоко у сыновей Миля, и так продолжалось до тех пор, пока те не заключили союз с Дагдой. Так спасли они свою рожь и свое молоко. В этой же повести говорится о том, как Дагда поделил волшебные холмы (side) между Лугом, Огмой и самим собой — тремя вождями, которые предводительствовали Туата в сражении с фоморами; Энгус же (Мак Ок — «молодой сын»), сын Дагды, узнав об этом, изгнал своего отца из Бругана Бойне (Дома Бойне).

В другом, более позднем тексте королем Туата Де Дананн назван Бодб сын Дагды, тогда как верховным их королем объявлен Мананнан Мак Лир. Он распределяет среди вождей Туата все десять сидов, сам же поселяется за морем в Эмайн Аблах (Эмайн Яблок). Этот же Мананнан установил Fath Fiada, «через которую не видны вожди Туата», праздник Гоибниу, «ограждающий верховных королей от старости и смерти», и поселил на острове «свиней Мананнана, которые могут быть убиты, но продолжают при этом жить и могут вновь служить пищей для воинов». Согласно этой новой версии, верховный король Туата — «бог моря», поселившийся за морем подобно загадочному Тетре, королю Фир Болг, который также поселяется за морем, когда Ирландией начинает править фомор Брес. Для обоих, Мананнана и Тетры, скотом является рыба, и само имя Тетры, как и патроним Мананнана, синонимично слову «море». Как бы то ни было, Туата Де Дананн оттесняются на периферию освоенного пространства, на острова и в недра холмов, где ранее было убежище фоморов. Роль их теперь также сходна с ролью фоморов в те недавние времена, когда Ирландией правили сами Туата: они дают жен, затевают споры и распри, а также обладают возможностью уничтожить или спасти для властителей Ирландии то, что производит земля. С этого момента различие между фоморами и Туата оказывается размытым. Противопоставление существует лишь до тех пор, пока Туата остаются явными властителями Ирландии. До прихода в Ирландию, когда Туата жили на северных островах, и теперь, когда они, уступив сыновьям Миля, ушли в подземные сиды, Туата с фоморами не воюют. Изначально и в итоге — в мире оккультного — между ними нет вражды; их противостояние целиком принадлежит к явленному миру.

Интересно, что фоморов никогда не изображают как одно из племен, заселивших Ирландию. Владельцы сидов, они вечно пребывают как бы в тени, и жизнь их постоянно связана с морем и островами. Обрисованы они лишь смутно, вожди их обычно имеют облик бесформенный или чудовищный, их одноглазость, однорукость и одноногость — непарность как знак принадлежности Иному миру — соответствуют их враждебности и агрессивности. Тем не менее, они вступают с Туата в браки и в некоторых отношениях как будто бы олицетворяют женское начало. Следует вспомнить при этом, что именно фоморские женщины выступали как главные противники Партолона и что именно жены Туата настояли, чтобы королем Ирландии стал фомор Брес. Более того, споры, распри, щедрое гостеприимство, непременное закармливание, непристойности и насмешки, характеризующие манеру общения Туата и фоморов в некоторых эпизодах, находят прямые параллели в ритуалах приема гостя и проявления «псевдонеуважения» к нему в архаических обществах, причем все это в первую очередь относилось к гостям из родовых групп, поставлявших жен в данную группу.

Если взглянуть на описываемые нами события с точки зрения современного человека, непременно бросится в глазата важнейшая роль, которую в мире, населенном фоморами, Туата Де Дананн и иными сверхъестественными существами, играли женские персонажи. С точки зрения средневекового человека в таких местах, как волшебные холмы или острова бессмертия, главенствующая роль женщин не вызывала никаких сомнений. В прекрасном Ином мире, описанном в саге «Приключение Кондлы», вообще живут «одни лишь женщины и девушки». Во многих районах Уэльса фей до сих пор называют «матушки» или «благословенные матушки» и представляют их исключительно каксуществ женского пола. К данной проблеме мы специально обратимся в гл. XV.

Первобитва между культурными богами и их хтоническими противниками в том виде, как мы ее описали, встречается, бесспорно, и в других мифологических традициях, истории о таких конфликтах у древних индийцев, греков, скандинавов и других народов, язык которых восходит к праиндоевропейскому языку, поражают своим сходством. Здесь нам хотелось бы лишь особо отметить существующее в древнеиндийской мифологии противопоставление дэва (богов) и асуров (демонов), являющееся «центральной темой ведической традиции». Асуры были существами в первую очередь злонамеренными, постоянными противниками богов, хотя само понятие asura, означающее «владеющий магической силой», может быть употреблено и по отношению к верховному божеству. По мнению А. К Кумарасвами, все дэва по рождению асуры, «поскольку в "Ригведе" постоянно прослеживается матрилинейная система родства». Таким образом, дэва и асуры представляют собой чтото вроде древних брачных классов, и, различные и даже прямо противоположные по своей сути, они в основе своей являют некое единство «Тьма in actu есть свет. Свет in potentia есть тьма».


3


Обе группы — и Туата Де Дананн, и фоморы — находят свои параллели в «Четырех ветвях мабиноги», памятнике, который может быть назван «Мифологическим циклом» валлийской эпической традиции. Эти древние повести также полны фантастики и чудесных превращений и перемещений, однако мастерство древнего исполнителя при этом столь совершенно, что таинственное и чудесное выглядит реальным и естественным благодаря живым диалогам и тщательно выписанному конкретному предметному фону.

Валлийские эпические предания повествуют о трех группах персонажей Первая и Третья ветви — о семье Пуйлла, правителя Диведа, Вторая — о семье Лира, Четвертая — о семье Дон. В каждой из ветвей непременно рождается сын-наследник и большое место отводится описанию его воспитания и последующей судьбы, достаточное внимание уделяется также описанию свадьбы его матери. Героем Первой и Третьей ветвей, таким образом, оказывается Придери, сын Пуйлла и Рианнон, во Второй ветви рассказывается о Гверне сыне Брануэн дочери Лира, а Четвертая посвящена описанию приключений Ллю Ллау Гифеса, сына Аранрод дочери Дон.

Основной сюжет мабиноги можно кратко свести к следующему. В первую очередь повествование касается родителей Придери, единственного персонажа, фигурирующего в четырех ветвях. Пуйлл, правитель Диведа, выходит из Арберта, где стоял тогда его двор, чтобы отправиться на охоту в ту часть своих владений, что известна под названием Глин Кух. Ему суждено покинуть своих спутников и встретиться лицом к лицу с королем Иного мира, с которым он должен временно вступить в соглашение. Происходит это так: увидев огромного оленя, которого преследует свора странных красноухих собак, он сам пускается по следу и, отогнав незнакомую свору, натравливает на оленя своих собственных собак. Но как только его собаки настигают оленя, перед ним вдруг возникает странного вида незнакомый охотник и упрекает его в неучтивости (pwyll буквально означает «осторожность, размышление, мудрость»). Сам же охотник представляется как Араун, король Аннувна («Великого мира», «Немира», «Иного мира»). В качестве компенсации за невольно нанесенное Арауну оскорбление Пуйлл соглашается занять его место в Аннувне сроком ровно на один год и один день, а по истечении этого срока встретиться с врагом Арауна Хавганом, королем другого королевства, и вызвать его на поединок. Победить Хавгана можно, ударив его лишь один раз, потому что второй удар не поразит его, а только восстановит его силы. В течение всего года Пуйлл делит ложе с женой Арауна, но соблюдает при этом строжайший обет целомудрия; в положенный срок он встречается с Хавганом и побеждает его, становясь, таким образом, законным и единственным правителем Аннувна. С этого дня между Пуйллом и Арауном устанавливается крепкая дружба, более того, благодаря мудрому правлению и воинской доблести, восстановившей в Аннувне мир и согласие, Пуйлл навеки обретает титул Властителя Аннувна.

Второй эпизод этой же повести начинается с описания пира, который Пуйлл дает в Арберте. Покинув пирующих, он садится на свой тронный камень (gorsedd), зная при этом, что ему суждено будет либо испытать на себе силу волшебных ударов, либо увидеть нечто необычайное. Действительно, вскоре он видит прекрасную даму, которая медленно едет верхом на великолепной белой лошади. Пуйлл посылает за нею слуг, но три попытки догнать ее терпят неудачу, несмотря на то, что слуги садятся на самых быстрых коней и гонят их изо всех сил, между тем загадочная дама, как кажется со стороны, по-прежнему едет медленно. Тогда в седло садится сам Пуйлл и, устремляясь за дамой, кричит, чтобы она остановилась и подождала его. Прекрасная белая лошадь немедленно останавливается, и Пуйлл беспрепятственно подъезжает к даме. Она представляется как Рианнон и объявляет, что приехала специально, чтобы стать его женой. Проходит еще год, и вот во время брачного пира Пуйлл необдуманно обещает подарить неизвестному гостю «все, что тот пожелает». Гость, который оказывается не кем иным, как Гуаулом, отвергнутым поклонником Рианнон, требует в качестве дара невесту Пуйлла. Тому ничего не остается, как смириться, но Рианнон настаивает, чтобы свадьба с Гуаулом состоялась не раньше чем через год, что позволяет Пуйллу прибегнуть к той же хитрости и вернуть себе невесту. Пуйлл появляется на свадебном пиру переодетый нищим и ухитряется посадить своего противника в волшебный мешок, заранее полученный от Рианнон. Когда Гуаул попадает в мешок, Пуйлл сбрасывает с себя нищенские лохмотья, а его воины бросаются на мешок и начинают избивать Гуаула, оказавшегося, наверное, первой жертвой жестокой игры, известное впоследствии под названием «барсук в мешке».

Идет время, и по истечении двух лет жизни Пуйлла с Рианнон к нему являются его подданные и начинают роптать на то, что королева не имеет детей. Пуйлл просит их запастись терпением, и действительно через год с небольшим у нее родится сын, однако еще до рассвета ребенок чудесным образом исчезает. Чтобы как-то отвести от себя обвинение в нерадивости, служанки, которые должны были охранять мать и новорожденного, но странным образом погрузились в беспробудный сон, убивают щенка, мажутего кровью лицо и руки спящей Рианнон, а его кости кладут прямо перед ней на подушку. В результате королеву обвиняют в страшном преступлении: она-де сама убила и съела собственного ребенка. За столь страшное преступление ее ждет жестокое наказание.

Тем временем некий Теирнон правитель Гвент Искода, у которого каждый раз в Канун мая пропадали жеребята, рожденные его прекрасной кобылой, решает устроить в конюшне засаду и выследить загадочного вора. Через несколько часов он слышит шорох и видит огромную лапу со страшными когтями, которая тянется из окна к жеребенку. Едва лапа успевает схватить жеребенка, как Теирнон выскакивает из укрытия и с силой ударив по лапе, обрубает ее по локоть. Он выбегает во двор, но в темноте не может ничего разглядеть: лишь у самого входа белеет какой-то сверток — завернутый в пеленки новорожденный младенец. Теирнон с женой воспитывают его как родного сына, однако, случайно узнав, что это похищенный сын Пуилла и Рианнон, он возвращает его родителям. После этого ребенок получает имя Придери, что означает «забота», поскольку мать его, когда впервые услышала о том, что ребенок не был съеден ею, но что его похитили и возвратят ей воскликнула: «Ах если бы все что было правдой, я была бы свободна от всех моих за6от».

Третья ветвь мабиноги как бы продолжает Первую. В ней Придери показан уже взрослым: он женится и наследует своему отцу, становясь таким образом правителем Ливеда. Свою мать Рианнон он отдает в жены Мантуидану сыну Лира, о роде которого мы поговорим особо. Вместе с женами Придери и Манауидан приезжают в Арберт на праздник. Идет время, и все четверо садятся на почетные места во главе пиршественного стола, но в эту минуту раздается страшный удар грома, вслед за чем вся зала наполняется густым туманом. Когда туман рассеивается, они с удивлением обнаруживают, что все признаки человеческого существования вокруг них исчезли: «не могли они разглядеть ни дома, ни зверя ни дыма ни огня ни человека, ни жилища, но лишь пустые постройки холодные, разрушенные без всякого признака человека или даже зверя в них». После двухлетнего пребывания в этом пустынном краю все четверо отправляются в Англию, где Придери и Манауидан начинают трудиться: они работают то шорниками, то оружейниками, то сапожниками, странствуя из города в город, чтобы таким образом укрыться от врагов. Неожиданно они решают вернуться в Арберт и оба идут на охоту. Не слушая советов осторожного Манауидана, импульсивный Придери дает заманить себя в некую волшебную крепость, где видит прямо посреди пола колодец, возле которого на цепях над мраморной плитой висит золотая чаша тончайшей работы. Он берется за чашу рукой и не может более шевельнуться — рука его не может оторваться от чаши, ноги не могут сдвинуться с мраморной плиты, а уста теряют способность говорить. Рианнон, узнав, что Придери исчез, упрекает мужа, что тот оказался плохим спутником ее сыну и сама идет на поиски. Она действительно находит зачарованную крепость, но увы, та же судьба постигает и ее самое. Крепость пропадает с глаз, а вместе с нею — Придери и Рианнон. Несчастный Манауидан возвращается в Англию и пытается в одиночку вновь шить обувь, но, столкнувшись с сильной конкуренцией, вынужден вернуться в Арберт. Там он решает заняться сельским хозяйством и сеет пшеницу, но стоило урожаю созреть, как две трети его были погублены полчищами мышей. В надежде спасти остатки колосьев Манауидану удается схватить одну единственную мышь, не такую проворную, как другие и сев на тронный камень он судит ее и приговаривает к повешенью за воровство. Тут перед ним один за другим появляются три священнослужителя и просят отпустить мышь, предлагая за нее выкуп. Более того, последний из них, епископ, заявляет, что эта мышь — не кто иная как его собственная жена, принявшая облик мыши, и что сейчас она ждет ребенка. Манауидан не соглашается, тогда тот признается что на самом деле он не епископ, а чародей Ллуид, что именно он заколдовал Дивед, заманил в волшебную крепость Придери и Рианнон и держит их в плену. Он сказал также, что сделал все это в отместку за Гуаула, своего друга и союзника, неудачливого соперника Пуилла и поклонника Рианнон. Теперь же, как поклялся Ллуид, желая спасти свою жену, он готов освободить Придери и Рианнон и снять с Диведа чары. И он вправду все исполнил, а вдобавок обещал никогда более не причинять вреда этой стране. Пуйлл и члены его семьи, включая Рианнон после ее замужества, не владеют сами по себе какой-либо магической силой, хотя им постоянно приходится сражаться с противниками, принадлежащими к Иному миру и наделенными теми или иными сверхъестественными способностями. В этом, как может показаться, противоречии заключена суть двойственной природы центральных персонажей валлийского эпоса, роднящая их с героями ирландских саг. Сам Пуйлл имеет прозвище Властитель Аннувна. Но что такое «Аннувн»? В тексте мабиноги Аннувн представляет собой Иной мир, чудесную страну, исполненную совершенства; в других текстах Аннувн — это волшебный дворец или тоже страна, но расположенная где-то далеко за морем или под землей, внутри холма, что приближает ее к знаменитому ирландскому сиду. С другой стороны, вспомнив, как изображается Рианнон при первом своем появлении, мы увидим, что и она, безусловно, наделена некой магической силой, к тому же, как повествуется в другом валлийском тексте, пение чудесных «птиц Рианнон» заставляло живых заснуть, а мертвых — проснуться. К этому можно добавить, что имя Рианнон означает «Великая королева» (а Тейрнон при этом — «Великий король») и образ ее постоянно ассоциируется с лошадьми. Ложно обвиненная в убийстве своего ребенка, она вынуждена в наказание сидеть у коновязи и возить гостей мужа от ворот до двери на собственной спине. В волшебной крепости, где ее держит в заточении чародей Ллуид, она носит на шее ослиное ярмо. Более того, исчезновение и чудесное возвращение ее сына связаны с рождением жеребенка, который был впоследствии подарен мальчику, когда тот подрос и начал проявлять интерес к лошадям. С лошадиной темой связан и рассказ (в Четвертой ветви) о гибели Придери. Таким образом, всю эту линию валлийского эпического повествования можно включить в так называемый эпонический миф, или предание о богине-матери, имеющей облик кобылы; ее имя часто встречается в Галлии в надписях римского периода. Богиня-кобыла, носившая имя Эпоны, была весьма почитаема не только в самой Галлии, о чем свидетельствует обилие ее изображений, ее культ был распространен и в Риме, можно даже сказать, что это было единственное кельтское божество, которому римляне отдавали дань уважения. Три эпонические надписи относятся к изображениям женского божества с лошадьми по обе стороны, в основном же Эпону изображали в виде кобылы или женщины, сидящей на кобыле. Принято считать, что Эпона заботится о путешествии души после смерти, а также покровительствует лошадям, мулам и всем, кто ими занимается.

В короткой повести, озаглавленной «Ллюд и Ллевелис», рассказывается о трех бедствиях, постигших Британию. Эта повесть во многом схожа с повестью о зачарованном Диведе, а кроме того, имеет параллели с рассказами о столкновениях Туата Де Дананн с фоморами. Первое из этих бедствий было вызвано существами, называемыми кораниад (производное от corr — «карлик»). «Так велико было знание этих существ, что слышали они каждое слово, произнесенное вслух на всем острове. Как бы тихо ни было произнесено это слово, они сразу же слышали его, поскольку ветер доносил его до них». Второе бедствие состояло в том, что каждый год в Канун мая над островом раздавался ужасающий крик неимоверной силы, и так он был страшен, что из-за него вода, земля, деревья и животные Британии становились бесплодны. А кричал так дракон, который бился с другим драконом где-то на юге острова. Третьим бедствием был огромный великан, который крал еду, приготовленную для королевского двора, причем уносил он все блюда, кроме тех, что готовились впервые.

Напомним, что Нуаду, король Туата Де Дананн, временно предоставил свой трон мудрецу Лугу, чтобы избавиться от фоморов. В этой валлийской повести сходным образом Ллюд, король Британии, чье имя, возможно, соотносимо с именем Нуаду, сумел освободить остров от трех бедствий, последовав мудрым советам своего брата Ллевелиса. Бесплодие, причина которому страшный крик дракона, раздающийся в Канун мая, бесспорно, соотносится с похищением жеребят Тейрнона, которое также происходит в Канун мая и совершается некой странной когтистой лапой. Следует вспомнить и о предосторожностях, которые поныне принимают в отдельных районах Уэльса, чтобы оградить потомство в эту колдовскую ночь. Драконы были погребены, и на острове наступило относительное спокойствие. Вслед за тем и великан вернул все, что было им украдено, и даже поклялся не только ничего не брать более, но и стать верным подданным Ллюда. Ллюд в свою очередь клянется быть мудрым правителем и справедливо распределять все блага, независимо от грехов прошлого, и эта клятва, которой потребовал от него Манауидан, поразительно напоминает клятву, которой Луг после Битвы при Маг Туиред потребовал от Лоха и Бреса.