М. С. Петренко молодежные критические настроения

Вид материала

Документы

Содержание Как складно врут газеты эти И про любовь, и про войну, И про призвание поэта

Подобный материал:

• Молодёжные субкультуры, 658.11kb.
• Критические технологии федерального уровня, 209.4kb.
• Петренко Галины Владиленовны по теме самообразования Формирование орфографической зоркости, 106.6kb.
• Xi молодёжные Циолковские Чтения, 216kb.
• 13. Превентивные ответы Несмотря на то, что арсенал современных средств рекламного, 161.34kb.
• Белинский Сочинения Александра Пушкина (критические статьи о романе «Евгений Онегин»)., 13.64kb.
• Положение о конкурсе среди молодых журналистов, освещающих молодёжные проблемы и пути, 55.7kb.
• Положение о всероссийском конкурсе «Молодёжные идеи и проекты, направленные на повышение, 73kb.
• Оформление П. Петрова Ялом И. Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смер­ти / Ирвин, 8224.54kb.
• І.І. Петренко (Реферат, Зміст, рр. 1 1 5, Висновки), 42.77kb.

М.С. Петренко

МОЛОДЕЖНЫЕ КРИТИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ

В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В 1956-1959 ГОДАХ

Разоблачение культа личности И.В. Сталина на ХХ съезде КПСС явилось поворотным моментом в нашей истории. Раскрепощение сознания, ставшее одной из главных особенностей новой эпохи, способствовало переосмыслению настоящего и прошлого страны, своей и чужой жизни. Это привело к осознанию ранее скрытых феноменов и новому взгляду на те недостатки, которые еще совсем недавно не казались такими заметными. Рост критических настроений по этому поводу касался самых разнообразных тем. Молодежь больше других была полна восторженного наивного романтизма. Многие пережили ощущение подъема, когда постоянно хотелось говорить и спорить.

К сожалению, проблема молодежных критических настроений в Западной Сибири не получила широкого освещения, несмотря на возросшее в последнее десятилетие стремление историков найти в недавнем прошлом страны тех, кто бескомпромиссно боролся с коммунистическим режимом. В современной исторической литературе работы на эту тему практически отсутствуют, если не считать многочисленных воспоминаний, опубликованных в центральных изданиях. Научных исследований же по данной проблеме чрезвычайно мало, несмотря на то, первые работы, в которых затрагивалась тема критических выступлений студентов после ХХ съезда КПСС, появились еще в середине 1960-х гг¹.

В настоящее время отдельные сведения по этой проблеме можно встретить лишь в статье В.П. Андреева². В других же работах по данному периоду содержится лишь общая констатация факта критических высказываний, имевших место в молодежной среде после ХХ съезда КПСС. В этой связи возникает потребность подробнее рассмотреть проблему молодежных общественно-политических настроений во второй половине 1950-х гг.

В Западной Сибири развернувшиеся в молодежной среде многочисленные споры, обсуждения затронули главным образом студентов высших учебных заведений, где удельный вес критически мыслящих личностей был значительно выше, чем в других слоях общества. Критические выступления молодежи, как правило, не были направлены против партии и существовавшей политической системы. Скорее это были размышления вслух, базирующиеся на стремлении проверить, опробовать свою версию событий, сравнить ее с другими оценками. Откровенные высказывания, которых было немало в Западной Сибири, требовали самостоятельности мышления и определенной смелости, так как критиковать приходилось нередко то, что было обычно закрыто для обсуждения: бюрократизм системы, отсутствие объективной информации, ответственность партийных органов за репрессии.

Политизация сознания способствовала оживлению гуманитарного образования в Сибири и повышению общественно-политической активности молодежи. При традиционно прохладном отношении к общественным дисциплинам студенты проявляли большой интерес к материалам ХХ съезда партии, задавали много вопросов. На семинарских занятиях по любому разделу доклада Н.С. Хрущева возникали оживленные беседы.

Повышение общественно-политической активности затронуло главным образом студентов Томска, чей удельный вес в городе был самым высоким в Западной Сибири. На какое-то время Томский госуниверситет стал центром выражения наиболее резких критических настроений. Неслучайно в университете уже в те годы часть студентов увлекалась чтением Г. Гегеля, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, благо дореволюционные издания этих авторов бережно хранились в научной библиотеке ТГУ. Однако переосмысление действительности и переинтерпретация смыслов работ Гегеля, новое прочтение Маркса и Ленина происходили на основе старых понятий и значений. Это замыкало знание в рамках одной заданной извне парадигмы и исключало возможность выхода за пределы системы. Приобщение к ограниченной рамками марксизма информации сужало возможность для перехода к нетрадиционному видению социальных проблем. Составив базу представлений об окружающем мире, марксизм обусловил соответствующие нормы, эталоны восприятия и изначальную заданность основных принципов анализа действительности.

В тех конкретных исторических условиях в стране мало кто реально представлял в качестве допустимого другой, кроме социалистического, путь развития. Менталитет общества, базировавшийся на абсолютной ценности коллективистских принципов социальной жизни, исключал даже возможность какого-то иного способа жизнедеятельности и функционирования социального организма. Поэтому не следует преувеличивать степень оппозиционности режиму и идеологии. Как вспоминали участники «группы молодых историков», которые в Москве во главе с Л.Н. Краснопевцевым в 1957 г. выступили против сложившихся порядков: «Полного противопоставления системе не было не только в социально-психологическом и личностном плане, но также политическом и идеологическом»³.

Данная ситуация, а также консервативность самих ментальных установок предотвратила стремительное развитие начавшегося кризиса и способствовала сохранению общей преемственности социального мировоззрения. Это обусловило широкое включение мыслящей части общества в партийную и комсомольскую работу, которая под влиянием стремлений к самореализации молодежи существенно оживилась.

Отчетно-выборные комсомольские собрания 1956 г. отличались от предшествующих возросшей политической активностью их участников. На некоторых собраниях прозвучала критика в адрес высшего партийного руководства. На комсомольских собраниях и конференциях все чаще стали звучать слова о формализме в комсомольской работе, об отсутствии настоящего боевого дела, какое было в годы революции и гражданской войны. В Томске на XIV комсомольской конференции Кировского района эти вопросы поднимали Лебедева, Березовский, Сафронов, Кабанов, Канторович, Налобина. Они говорили, что в комсомоле нет больше романтики, формализм душит живую работу. «Нет такого случая, - говорил Канторович из ТГУ, - чтобы комсомольцы отказывались от воскресников, но этим замазывались прорехи хозяйственников, которые вовремя не сделали необходимую работу»⁴. Вскоре Канторович был изгнан их университета.

Рассуждения о демократии в комсомоле получили широкое распространение по всей Западной Сибири. Небывалую активность проявили новосибирские комсомольцы. В Октябрьском районе на комсомольскую конференцию пришла целая делегация от института связи с требованиями демократизации общественной жизни. В 1958 г. в Новосибирском пединституте была создана новая организация комсомольского актива, сокращенно – НОК. Члены этой организации, активисты историко-филологического факультета, приняли Устав и успели провести ряд заседаний.

В критически настроенных комсомольцах молодые люди видели лидеров студенческих групп, открыто заявлявших о недостатках в работе. Как наиболее активные комсомольцы, многие из них были выбраны в состав руководящих комсомольских органов, чтобы оживить общественную работу и преодолеть ее формальный характер. В Томске из прогрессивно настроенных комсомольцев были избраны в комитеты ВЛКСМ вузов: В ТГУ – Дун, Канторович, Эпова, Маркетанова; вТПИ – Ляхницкий, Выропаев, Щербинин; в ТГПИ – Рощина; в ТЭМИИТе – Бекетова и другие.

Возросшая политическая активность студентов во многом была формой протеста против постоянного обмана и информационного голода, утолявшегося через прослушивание зарубежных радиостанций. Поэтому в обсуждении важнейших политических событий преобладала негативная, нигилистическая оценка всего происходящего.
^

Как складно врут газеты эти

И про любовь, и про войну,

И про призвание поэта,

И про поход на целину. – писал студент ТГПИ Б. Старшинин («Боб») в 1958 г.⁵.

Выступая с критикой общественной системы, студенты зачастую просто повторяли услышанное из «Би-Би-Си» и «Голоса Америки». Однако некоторые комсомольцы шли дальше. Они ставили под сомнение правильность политики партии, выдвигали требования подвергать предварительному обсуждению в комсомольских организациях решения вышестоящих органов, а также разрешить пользоваться запрещенной литературой. Общее недовольство вызывала однобокость и тенденциозность поступавшей информации. «Почему не опубликовали речь Тито в Пуле», - возмущались студенты⁶. Они требовали сообщения конкретных фактов, а не комментариев к тем или иным политическим событиям, как это обычно делалось.

Неприятие идеологических штампов, пустых громких фраз, лозунгов переносилось на их содержание, на теоретические разработки Маркса и Энгельса, хотя многие, кто отвергал классиков, по-настоящему не знали и не понимали их. Преподаватели порой сталкивались с парадоксальными фактами, когда студенты, отвергая положения Маркса или Энгельса, совершенно не знали смысла отвергаемого.

Как правило, негативное отношение ко всему, связанному с социализмом, строилось исключительно на том факте, что уровень жизни в капиталистических странах был значительно выше, чем в СССР. Не понимая смысла подобного разрыва, некоторые молодые люди пытались по-своему объяснять это и порой строили надуманные политэкономические концепции. Студент I курса ТЭМИИТа А.С. Скальт утверждал, что США никогда не догнать, «потому что там рабочие заинтересованы в продукции, которую они выпускают, а у нас нет»⁷. На семинарских занятиях по политэкономии студент III курса ИФФ Новосибирского пединститута Туманов на основе информации, подчерпнутой из журнала «Америка», о том, что в США многие граждане имеют машины, выступил с опровержением правильности формулировки основного экономического закона социализма, который гласил, что целью производства является максимальное удовлетворение растущих материальных потребностей общества⁸.

Подобные рассуждения о социализме носили поверхностный характер. Тем не менее, они улавливали важные политические моменты в развитии советского общества, выявляли недостатки и открыто ставили проблемы, которые в сложившихся политических условиях многие преподаватели избегали или не замечали.

На семинарских занятиях, лекциях студенты буквально забрасывали преподавателей вопросами явно провокационного характера, стремясь таким образом вынести на поверхность очевидное противоречие в утверждаемых партией истинах. Многие преподаватели старались уйти от ответов на острые вопросы, стремясь вообще не затрагивать темы, которые могли вызвать резкую реакцию. Когда преподаватель, опасавшийся выходить за строго отведенные рамки, заходил в тупик, студентам, почувствовавшим силу своего ума, это доставляло огромное удовольствие и усиливало критические настроения. Так, на семинаре по истории КПСС в Томском госуниверситет на слова преподавателя: «Мы знаем классиков марксизма-ленинизма: Маркса, Энгельса, Ленина…», студенты хором закричали: «А Сталин?! Где же он? Был классик, а теперь уже нет…»⁹.

Однако резкие суждения на семинарах, многочисленные провокационные вопросы далеко не всегда были вызваны стремлением докопаться до истины. Зачастую это использовалось для затягивания времени и срыва учебных занятий. Одна из студенток Томского политехнического института так описывала в письме семинар по истории КПСС: «Мы плохо подготовились, ну и каждый встает и порит невообразимую чушь. Один пацан, Вовка, его зовут уже и левым эсером и оппортунистом, задает такие вопросы, что волос дыбом встает: "Почему рядовой член партии не имеет права критиковать членов ЦК?" Вообщем человек из кожи вон лезет только для того, чтобы оторвать время у преподавателя. Многие ему за это благодарны. Так что при согласии мы можем любое занятие сорвать»¹⁰.

Отдельные преподаватели пытались бороться с проявлениями самостоятельных критических суждений, что привело лишь к консолидации студентов и усилению групповой сплоченности. В Новосибирском пединституте на этой почве между студентами ИФФ и преподавательницей Лайко произошел конфликт. Студенты ее отчитали на комсомольском собрании и даже перестали с ней здороваться. В Томском политехническом институте секретарь бюро ВЛКСМ физико-технического факультета Щербинин и его заместитель Выропаев возглавили группу студентов, требовавших убрать преподавателя кафедры политэкономии Казакевича, который устраивал гонения на студентов за смелые высказывания. В ТЭМИИТе группа студентов пыталась взять под защиту Столярова, исключенного из строительного института за проявленный интерес к Троцкому. Столяров заявлял, что коммунизм это утопия, что режим в Венгрии держится на советских штыках и т.п.¹¹. На юридическом факультете ТГУ раздавались голоса, что КПСС осуществляет диктатуру в стране. Много было критики в связи с событиями в Венгрии в 1956 г. Студенты заявляли, что не понимают сущности советской демократии.

Выступления студентов зачастую строились на чисто нигилистической основе из чувства противоречия, голого отрицания. Протест был возведен в принцип. Принимаемые дирекцией вузов меры к отдельным студентам даже по самым безобидным случаям вызывали групповые протесты. Например, в Томске после исключения из института одного студента, разгромившего в пьяном виде одну из лабораторий, в дирекцию явилась целая делегация с требованиями восстановить хулигана в институте.

Критические настроения также складывались на почве недовольства уровнем заработной платы. В Кемеровской области в 1959 г. молодые рабочие расклеивали листовки с призывами не выходить на работу. В отличие от студентов вузов молодые рабочие выступали преимущественно с экономическими требованиями, ратовали за пересмотр расценок, повышение зарплаты и улучшение материального благосостояния¹².

Под влиянием событий 1956 г. происходило складывание и оформление группового самосознания. Молодежь коллективно выступала в защиту своих интересов, товарищей, которые по той или иной причине оказались в противостоянии чужеродной группе. В Томском политехническом институте комсомольский актив вопреки требованиям партийного руководства не наказывал своих товарищей за прогулы, так как это считалось бы нарушением студенческой этики.

Студенческая солидарность, строившаяся чаще на эмоциональной основе, способствовала расколу в интеллигентской среде. Студенты стали все чаще противопоставлять себя руководству вузов, а то и КПСС. Среди студентов ходили разговоры, что коммунисты используют государственные средства в личных интересах, думают только о собственном благополучии и о карьере. Причем нередко такие выводы обобщались; говорилось, что нет ни одного честного коммуниста¹³.

В студенческой среде сложилось коллективное неприятие всего того, что, по мнению молодых людей, мешало им свободно жить. В основе большей части раздававшихся требований лежало стремление к самостоятельности в сфере мысли и действия. Постоянное идеологическое давление без учета жизненной реальности размывало нравственную основу идейного воспитания. «Прозревшая» часть умствующей молодежи кинулась ниспровергать все принципы, все догмы. Партийные и комсомольские руководители решительно отказались обсуждать накопившиеся проблемы и разъяснять некоторые заблуждения, безусловно, имевшие место. Как заявил секретарь Томского обкома ВЛКСМ Коньков: «Этих товарищей убеждать нечего, а вот бить по зубам за такие вещи нужно»¹⁴. Подобная аргументация лишь усугубляла ситуацию. «Демагогические» настроения, как их окрестило высшее руководство, стали приобретать в молодежной среде всеобщий характер.

Стремление обсудить волнующие вопросы, высказать наболевшее наиболее рельефно проявилось в диспутах, которые состоялись в Томском университете в конце 1956 г. На диспутах физического, биолого-почвенного, историко-филологического и некоторых других факультетов студенты открыто выступили с критикой общественно-политической системы и предложили организовать в Томске демонстрации протеста. По ходу критики студенты физического факультета, во многом обеспокоенные своими непосредственными проблемами, пытались протаскивать вопросы учебного характера. Они требовали проверять качество лекций отдельных преподавателей, провести повторную производственную практику, снять с обучения курс электродинамики, ввести свободное расписание и т.п.

Наибольший размах критические выступления получили на общеуниверситетском диспуте 16 декабря 1956 г. на тему: «Как ты понимаешь роль и место комсомола в твоей жизни». Выступивший на нем студент геолого-географического факультета Герман Швейник привел примеры крупных недостатков в общественной жизни и заявил о ненужности комсомола. Современный комсомол, говорил Швейник, из боевой организации превратился в «богадельню для немощных». Он предложил заимствовать такие черты как боевитость, решительность у фашистского гитлерюгенда, заявив, что у гитлеровцев был настоящий порядок: «Хотя Гитлер и уничтожил много людей, но делал то, что нужно».

В своей бурной эмоциональной речи Г. Швейник выразил мысли и чувства многих молодых людей: «В комсомоле демократии нет, молодежи могут навязать любое решение. Многие комсомольцы говорят так: «Я никому не верю». После этого Швейник перешел к критике сталинизма. Ссылаясь на рассказы собственного отца, который 17 лет провел в лагере и ссылке, Швейник много говорил о политических репрессиях, которые, по его мнению, продолжаются и поныне: «Хрущев и Булганин делают, что хотят…». В условиях «урезанной» демократии, говорил Швейник, борьба невозможна; мы изолированы от внешнего мира, а советская печать тенденциозно освещает вопросы политики. В конце своей речи Швейник заявил о придавленности студентов: «Студентов взнуздали, лишили самостоятельности, превратили в тупую армию зубарей». Швейник предложил добиваться создания автономного союза студентов и написать в «Комсомольскую правду» большое разгромное письмо¹⁵.

Выступление Г. Швейника было встречено аплодисментами. С поддержкой выступили студенты Соловьев, Покровский и Коляда. Соловьев объявил, что все коммунисты – карьеристы и пьяницы, что молодежи не с кого брать пример и потребовал бороться против приспособленчества путем стихийных демонстраций, выпуска своих плакатов, листовок, газет. Чтобы лучше знать о жизни на Западе, Соловьев предложил завязать переписку с зарубежными студентами. Покровский потребовал предоставить широкую политическую информацию: «Развивая демократию, мы снимем те обвинения, на которых настаивают реакционные радиоцентры». Выступивший затем Валентин Коляда также выдвинул требование предоставления «свободной» информации. Он говорил о необходимости доверия народу, о том, что партия скрывает от людей правду. Ссылаясь на Маркса, призывавшего все подвергать сомнению, Коляда обвинил советскую политику в непрочности и непоследовательности¹⁶.

Критические выступления студентов были поддержаны широкой аудиторией. Выступивший по указанию руководства студент-активист Гелинский, попытавшийся осудить крамольные речи, был немедленно согнан с трибуны. Такое проявление активности было решительно пресечено. Соловьев и Коляда были исключены из университета и комсомола. Швейник арестован и осужден на 5 лет.

Критические выступления комсомольцев встретили большую поддержку в молодежной среде. На IV курсе РТФ в политехническом институте раздавались мнения, что студентов ТГУ исключили неправильно, они высказывали критические замечания, а к ним не прислушались, что это новая форма зажима критики. После исключения из университета 29 декабря 1956 г. Швейник получил к Новому году 20 поздравительных телеграмм, в том числе из Новосибирска. Кроме того, 5 девушек из ТГУ передали в тюрьму Швейнику записку: «Дорогой Гера, мы в честь тебя проводим кросс. Ты наметил путь…»¹⁷.

Групповую сплоченность и последовательное отстаивание своих принципов томское студенчество продемонстрировало также после нашумевших выступлений вузовской интеллигенции, когда были уволены Э.Г. Юдин, Н.С. Черкасов и ряд других преподавателей. По инициативе студентки ТГПИ Фондюшкиной свыше 160 студентов IV курса подписали письмо в горком партии с ходатайством за Юдина, звонили его отцу, ходили в комитет госбезопасности, защищая Юдина по мере возможностей. Когда из университета был уволен Черкасов, студенты историко-филологического факультета стали собирать средства, чтобы преподнести учителю подарок и оказать ему материальную поддержку. Теперь каждый год на заседаниях обкома партии будут подниматься вопросы о сохранении «нездоровых» настроений и демагогических выступлений среди отдельной части студенчества.

Столь жесткая реакция на критические выступления молодежи была характерна лишь для Томска, хотя партийные решения, касающиеся усиления идейно-воспитательной работы среди студентов, принимались повсеместно. Омский обком партии в марте 1957 г. неоднократно принимал постановления по вопросам работы с интеллигенцией. Гневные возмущения прозвучали на бюро Омского обкома КПСС в связи с распространением «нездоровых антисоветских настроений» среди студентов сельскохозяйственного института. Тем не менее, особых политических репрессий в отношении комсомольцев не было. Поэтому многие смелые заявления оставили меньший след. Если в Томске партийное и комсомольское руководство требовало проведения широких карательных мер, то в Новосибирске обком ВЛКСМ решительно выступил против зажима критики. На Х областной комсомольской конференции 1958 г. руководители Новосибирской консерватории были обвинены в зажиме критики, в необоснованном преследовании студентов. «Нельзя под маркой борьбы с демагогами бросать тень на целые организации»,- говорилось отчетном докладе обкома ВЛКСМ¹⁸.

Молодежные критические настроения второй половины 1950-х гг. отличались крайней разношерстностью. Обостренное чувство социальной справедливости, характерное для молодых людей, проявлялось как в антисталинских, так и наоборот, в просталинских выступлениях. Все их объединяло общее недовольство существующим положением, причины которого усматривались в самых неожиданных плоскостях. В г. Мариинске Кемеровской области учащиеся лесотехникума в 1959 г. создали «Сибирское тайное общество народовольцев» («СТОН») в составе Криворотько, Лозовского, Кузьмина и Заболотько. Деятельность «СТОНа» заключалась в расклеивании листовок, в которых разъяснялась «антинародная» политика хрущевского руководства. «Стоновцы» утверждали, что партия оклеветала имя Сталина, и выступили против решения июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС «Об антипартийной группе». Молотов, Маленков, Каганович были сняты со своих постов, по мнению Лозовского, главным образом потому, что они «боролись за народ»¹⁹.

Столь наивные рассуждения были типичны для молодежи того времени. Простое противопоставление Сталина Хрущеву в условиях стремительного падения авторитета власти после ХХ съезда КПСС и широкого распространения антихрущевских настроений вело к идеализации личности Сталина, при котором негативные явления казались менее заметными, так как до конца не осмысливались сознанием.

Деятельность «СТОНА» в Кузбассе в отличие от томских выступлений не привела к политическим репрессиям, хотя создание антисоветской организации должно было караться гораздо жестче, чем выступление на комсомольском диспуте. Лозовский, Кузьмин и Криворотько били лишь исключены из техникума (последний, как комсомолец, из ВЛКСМ). УКГБ по Кемеровской области ограничилось лишь проведением разъяснительной работы без привлечения к уголовной ответственности даже после того, как Лозовский и Криворотько решили продолжить свою деятельность, только лучше законспирировавшись.

Таким образом, развенчание культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС оказало громадное влияние на сознание молодежи. В обществе резко возросли критические настроения, хотя для основной части молодежи старые принципы продолжали оставаться доминирующими. В обществе сохранялась атмосфера высоких чувств, морали, коллективизма, заботы об общем благе. Однако появившийся скептицизм в отношении партии и комсомола вызвал к жизни новые формы психологической ориентации и общественно-политической деятельности.

Примечания

¹ См.: Лавровский Н.А. Совершенствование идеологической работы в Томской областной партийной организации после ХХ съезда КПСС (1956-1961 гг.)// Учен. зап./ Том. ун-т. 1965. № 53. С. 48-68.

² См.: Андреев В.П. Послесталинская «оттепель» в Томске// Общественно-политическая жизнь Сибири. ХХ век. Новосибирск, 1997. Вып. 2. С. 94-102.

³ «Дело» молодых историков (1957-1958 гг.)// Вопр. истории. 1994. № 4. С. 119.

⁴ ТОЦДНИ. Ф.1020. Оп.1. Д.300. Л.59.

⁵ Там же. Ф.607. Оп.1. Д.2678. Л.239.

⁶ Там же. Д.2408. Л.338.

⁷ Там же. Д. 2678. Л.23.

⁸ ГАНО. Ф.П-22. Оп.3. Д.2844. Л.90.

⁹ ТОЦДНИ. Ф.607. Оп.1. Д.2530. Л.20.

¹⁰ Там же. Д.2538. Л.261-262.

¹¹ Там же. Д.2480. Л.56.

¹² См.: Неизвестный Кузбасс. Сб. архив. документов. Кемерово, 1995. Вып.2. С.223-232.

¹³ ГАНО. Ф.П-22. Оп.3. Д.2832. Л.9; Д.2844. Л.85, 90.

¹⁴ ТОЦДНИ. Ф.607. Оп.1. Д.2402. Л.14.

¹⁵ Там же. Д.2408. Л.336-338.

¹⁶ Там же. С.338-340.

¹⁷ ТОЦДНИ. Ф.1221. Оп.1. Д.362. Л.30.

¹⁸ ГАНО. Ф.П-190. Оп.1. Д.284. Л.33.

¹⁹ Неизвестный Кузбасс. Сб. архив. документов. Кемерово, 1995. Вып.2. С.218.