Учебное пособие по интерпретации образов и сновидений

Вид материала

Содержание

Глава вторая ОБРАЗ И ИМАГОГИКА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ
Символы являются стыками реальности между оптической целостностью и конкретной экзистенциальной индивидуацией.

Подобный материал:

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 32

Глава вторая

ОБРАЗ И ИМАГОГИКА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ

2.1. Введение

Основной целью имагогики является исследование мира подкодов, предшествующих любому лингвистическому аппарату. Необходимо приблизиться к бессознательному, к тому измерению, которое, не являясь словом, тем не менее, обуславливает его необходимость. Это своего рода погружение в фантазию, в мир галлюцинаций и сновидений, на первичные уровни психосинтетического формообразования, проникновение в эйдетический и физический мир субъективного человеческого видения. То есть имагогика, по сути, есть приближение к ин-се экзистенциальной реальности, осуществляющей человека.

Несмотря на то, что онтопсихологическую имагогику можно поставить в один ряд с последними психотерапевтическими достижениями (аутогенной тренировкой или аутотренингом, контролируемым видением образов, контролируемым сном наяву, символической визуализацией, онейродрамой, психокатарсисом, психосинтезом, активным воображением, ментальными образами, кататимической визуализацией, онейротерапией и т.п.), ее отличают совершенно новые установки. Сначала я познал имагогику на личном и клиническом опыте, затем стал преподавать ее, используя критерии онтопсихологического толкования сновидений и, лишь задумав описать этот метод, основательно ознакомился с подобными исследованиями других ученых.¹

________________________________________________________

1 Совершенно очевидно, что ни один научный труд не рождается "вдруг". Как правило, в нем определяется и конкретизируется закон природы, на который уже указывали предшествующие исследования. Если бы я не был знаком с работами различных ученых, начиная с Шульца, которые исследовали гипноз, фантастические побуждения, свободные ассоциации и т.п., мне было бы гораздо труднее точно объяснить свою концепцию имагогики. В приведенных ниже работах, наиболее близких моему исследованию, авторы уже рассматривали вопросы одновременности образа и ясности сознания, однако, считаю нужным подчеркнуть, что они лишь облегчили мне процесс изложения моих собственных научных работ (см., например, К. Thomas. L'autoipnosi e training autogeno. Ed. Mediterranee, Roma, 1971; M. Betra. Psicoterapia por reve eveille dirige. V. Congresso Medico dell⁴ Uruguay, 1962; R. Desoille. La methode du reve eveille. Information Psychologique, 10, 1963; H. Leuner. The use of initiated projection in psychotherapy, Prinston, N.Y., 1966; W. Luthe. Autogenes training. Correlationes Psycosomaticae. Thieme, Stuttgart, 1965; I.H. Schultz. Das Autogene Training. Handbouch der Neurosenlehre und Psychoteraoie. Bd IV, hsg. Von Frankl, V.E., E.V. Gabsattel, I.H. Schultz, Urban & Schwarzenberg, Munchen, 1959; N.S. Vahia, Therapeutic value of some neurophysiological concepts: impressions of a pilot study. Neurology, Bombay, 1966.

 Конец страницы 235 

 Начало страницы 236 

Я говорю об этом не для самовосхваления, но для того, чтобы у читателя не возникло никаких иллюзий относительно применения онтопсихологической имагогики. Мой метод изложения подобен всем тем, чьи создатели умели соединять воображение как способ раскрытия интуиции со строгими правилами наблюдения.

Кроме того, я попытаюсь также уточнить основной лингвистический код, позволяющий получить доступ к реальности, общая феноменология которой все еще остается вне поля рационального и социального применения. Под имагогической феноменологией формулируются переходы между Бытием и существованием, существованием и его индивидуациями, между индивидуацией и коррелятом среды, а также способы обоюдного пересечения внутрипсихического и органического миров. Любое познание человека является осознанием, которое следует за уже свершенным действием. Посредством имагогики мы проникаем в сам ход события, в момент, предшествующий всякому сознанию "Я".

В понятие "имагогика" я включаю все то, что человек — по истории, исследованию, общей установке — называет образом.

Существование феноменологично и опосредует свои силовые точки, или динамические моменты, через образы. Реальность образа представляет собой не только фигуральный конденсат происходящего, например, передаваемого вам через мое присутствие, но также и то, что скрыто в мире шизофрении, галлюцинаций, фантазий, ребяческих мечтаний, сновидений, творческих способностей, парапсихологических и патологических проявлений, предсказаний, экстаза, религиозных видений, вдохновения, чистой ассоциации.

Онтопсихологическое исследование образа приближает нас к тому месту-моменту, в котором все предметы еще представлены в зримой динамике, где формы предшествуют будущей внешней действительности. Если мы сумеем, оставив всякую феноменологию, проникнуть вглубь этой реальности, то научимся также "зреть бытие в становлении", то есть станем видением там, где мы есть, — онтовидением. Возможность узреть то место, в котором наш априорный смысл соприкасается со всем земным, мирским целиком, вовсе не является особой, сверхъестественной привилегией: к опосредствованию реального без "пробелов"² стремится любой нормальный человек. Таким образом, речь идет о постижении психической реальности³, которой подчинены все прочие известные психобиологические способности.

^{______________________________________________}

2 "Пробел", "зияние" - iatus (лат.). Прим. пер.

3 Говоря о психическом мире, я всегда имею в виду наиболее чистую форму энергии, существующей в мире.

 Конец страницы 236 

 Начало страницы 237 

2.2. Обзор научных и культурных концепций

Прежде чем уточнить смысл имагогики, мне хотелось бы подчеркнуть ее отличие от подобных культурных концепций во избежание терминологической путаницы.

Множество литературы посвящено вопросу о том, что есть знак⁴. В своей книге "Семантическое поле" я подразумеваю под этим понятием нечто совершенно иное, нежели то, о чем говорил Триер⁵. Для меня семантическое поле является направленной информацией от бессознательного к бессознательному, тогда как Триер понимал под ним промежуточную область между отдельным словом и всем лексическим богатством некоего детерминированного синхронного состояния.

Согласно Ф. де Соссюру, поле имагогики затрагивает, скорее, изучение отношений между знаками и значениями, отношения между знаками и предметами (философская семантика) или, другими словами, пытается проследить индивидуальную актуализацию говорящего из фиксированной до некоторой степени системы символов, используемых говорящими (разделение Соссюром слов и языка)⁶.

Витгенштейна интересует в лингвистике психологический или психоаналитический аспект, то есть способность увидеть за символом интенцию психоиндивидуального гештальта. Он не ограничивается установлением типа отношения, связующего мысли и фразы, его волнует также вопрос о том, какая связь существует между одним фактом-предложением и другим, поскольку первый обладает способностью быть символом второго. Это все вопросы логики⁷.

Морриса семантика интересует лишь постольку, поскольку она "исследует значение знаков в обозначающей деятельности всех типов"⁸.

На мой взгляд, какова бы ни была проблема лингвистической семантики, она может быть разрешена лишь при условии донесения метаболической семантики до человеческого сознания: необходимо познать

^{____________________________________________________}

4 См., в частности, кн.: S. Ullmann. Principi di semantica, Einaudi, Torino, 1977, в которой дан критический обзор произведений, посвященных вопросам лингвистической семантики.

5 "Поля являются лингвистическими реальностями, пролегающими между отдельными словами и словарем в его совокупности; они составляют части целого и уподобляются как словам, поскольку комбинируются в некие высшие единицы, так и словарю, поскольку разрешаются в более мелкие единицы". J. Trier. Das sprachliche feld. Eine auseinandersetzung (Neue Jahrbucher fur Wissenschaft und Jugendbildung). Heidelberg, 1934, p. 428-429.

6 F. De Sassure. Corso di linguistica generale. Laterza, Bad, 1974.

7 L. Wittgenstein. Tractatus logico-philosophicus. London - New-York, 1922, p. 7-20.

8 C.W. Morris. Segni, liguaggio e comportamento. Longanesi, Milano, 1949, p. 219.

 Конец страницы 237 

 Начало страницы 238 

человека в организмическом и априорном принципе его взаимодействий. Метаболическая семантика означает видение в процессе обозначения, позволяющее высчитать или изменить значение, готовое осуществиться через индивидуации в экзистенциальном взаимодействии. Семантические выражения всегда останутся многозначными, тогда как координирующее единство постоянно будет зависеть от отношений между социальным фиксирующим (кодом, установленным обществом) и смыслом, ранее установленным нуждающимся индивидом.

Более всего мне близок Шпербер⁹. В своем поиске источника динамизма он задумывается о функции эмоциональной силы¹⁰, которая стремилась бы притягивать или расширять другие лингвистические сферы для вложения эмоциональной сверхнагрузки, непосредственной разрядке которой препятствует внутренняя цензура. Это довольно близко идеям психоанализа. Еще более близок к этому С. Улманн, который разрабатывал концепцию общей семантики с точки зрения синестезии", то есть как панхроническую структуру (в отличие от описательно-синхронической и историко-диахронической)¹², которая указывает на фундаментальную способность к вездесущности и межчувственному переносу обозначения¹³.

Это не должно удивлять, так как уже предложенная Бором модель атома остается индетерминистической. Из-за этой особенности мы не можем предсказать поведение атома: когда оторвется электрон и оторвется ли он вообще. Тот же индетерминизм царит в рассуждениях таких физиков, как Брогли, Гейзенберг, Шрёдингер, Дирак. Учитывая сложность и неясность орга-низмического чувства, к которому я обращаюсь в первую очередь, оно навсегда сохранит свой индетерминистический характер при любой попытке его логического определения. В таком случае мы не в состоянии предугадать ни того, какие лингвисти-

^{______________________________________________________________}

9 W.E. Collins, Review of Falk, Hatzfeld, Sperber and Wellander. Modern language review, XX.

10 Как бы то ни было, должен сказать, что эмоциональное поле представляет собой промежуточный момент между метаболическим организмическим и лигвистической семантикой, регулируемой социальным фиксирующим.

11 Синестезия - сопутствующее, вторичное представление; факт возникновения при раздражении какого-либо органа чувств не только соответствующего ему ощущения, но одновременно и ощущения, соответствующего другому органу чувств. Прим. пер.

12 Диахрония и синхрония - понятия, введенные Ф. де Соссюром, характеризующие историческую последовательность развития явлений в некоторой области действительности (диахрония) и сосуществование, состояние этих явлений в определенный момент времени (синхрония). Прим. пер.

13 S. Ullmann. Principi di semantica. Op. cit., p. 305-348.

 Конец страницы 238 

 Начало страницы 239 

ческие формы будет использовать сообщающий или говорящий в своей речи, ни того, будет ли он вообще говорить или нет. Итак, можно сделать вывод, что для точного и простого понимания значения, которым наделяет обозначающее, необходим инструмент, способный резонировать с любым моментом совершающегося процесса. Таким инструментом может стать лишь человек, владеющий онтопсихологической методологией. Следовательно, это вопрос исключительно предрасположенности; практическая пригодность никоим образом не определяется самой программной техникой, а может выясниться лишь в дальнейшем. Это факт.

Несколько лет тому назад был опубликован прекрасный труд Р. Вирта о системном исследовании смысла символизма с точки зрения истории, психологии, лингвистики и религии¹⁴. Я согласен с этим автором в том, что любая форма символизма всегда представляет собой способ понимания мира, особенно мира человеческого взаимодействия. Автор пишет: "Символические представления заслуживают уважения как структура для организации опыта, как способ понимания окружающего нас мира, особенно мира человеческих отношений... Несмотря на метафорический язык отдельных комментаторов, не думаю, что можно дать точное определение символов "истцов", то есть исполнителей права; по-моему, люди придумывают их, усваивают в процессе обучения, приспосабливают их для использования в личных целях. Вполне вероятно, существует значительное расхождение между результатами символического действия и действия эмпирического или прагматического"¹⁵.

Руки являются символом дела; нередко, прежде чем начать разговор с пациентом, я смотрю на его ладони. Вначале слово было делом, а когда люди утратили сознание дела, им осталось только болтать.

Все лингвистические термины, заменяющие значения, можно свести к двум: символ и знак. Огден и Ричарде определили три термина:

знак — "стимул, подобный отчасти изначальному стимулу и достаточный, чтобы вызвать остаточную возбудимость, сформированную этим стимулом";

символ — "те знаки, которыми пользуются люди при взаимном общении";

остаточная возбудимость — "след, оставленный приспособлением к стимулу, осуществленному организмом"¹⁶. "Знак "относится к классу,

^{___________________________________________}

14 R. Firth. I simboli e le mode. Laterza, Bari, 1977.

15 Там же, с. 396-397.

16 С.К. Ogden - IA. Richards. II significato del significato. И Saggiatore, Milano, 1966, p. 20-60.

 Конец страницы 239 

 Начало страницы 240 

"символ "—к виду данного класса, а "остаточная возбудимость "равнозначна следу в памяти.

Значимость символов и знаков зависит от их способности активизировать след в памяти и от той степени влияния, которое данный след в памяти оказывает на психоорганическое.

Символы и знаки программируются обществом и отдельным индивидом. Некоторые из них — природные (дым-огонь), другие — аналоговые (слово для жеста), третьи — произвольные или условные (семафоры, флаги). Все они формируются и становятся действенными в индивиде благодаря длительной привычке. Вообще в семантике (символы, образы, знаки) значение имеет не столько сам факт,сколько его как. Словари, школы, энциклопедии, история представляют собой ничто иное, как научение символам и их толкование. Без символов невозможны ни общество, ни культура: они поистине незаменимы для заполнения многочисленных "пробелов", зияющих в человеческой речи. То есть устанавливается единичный факт, который используется как аналог или заменитель для множества еще не определенных событий. Символ всегда возникает как функция для некоего жизненного факта, еще не имеющего точного определения, что, впрочем, не отменяет существования абсолютных символов, необходимых социальным категориям для шантажа факта-жизни многих людей.

2.3. Психогенез символа

Понять происхождение символов всегда было достаточно сложно¹⁷.

Слово символ образовано путем слияния греческой приставки " ", означающей "вместе, с, следуя" с "oov", этимологически связанного с греческим глаголом "o" — я бросаю.

Знаки и символы действуют посредством суггестивного процесса¹⁸, который активизируется в сфере человеческого подсознания и обнаруживает себя в реактивации нейрохимического следа, в свою очередь, активизирующего соответствующие и надлежащие информации и реакции.

Психогенез символизма свидетельствует об его первичности по отношению к языку, будучи начальной основой, соединяющей индивидуацию и среду, индивидуацию и Бытие.

^{_________________________________________________________}

17 R. Arnheim. Verso una psicologia dell'arte. Espressione visiva, simboli ed interpretazione. Einaudi, Torino, 1966. Представленная в этой книге научная библиография по данному вопросу освобождает меня от этой задачи.

18 Суггестивный процесс (от лат. subgestire — действие снизу) — внушение. Прим. пер.

 Конец страницы 240 

 Начало страницы 241 

Новорожденный испытывает чувство особого всеведения, в котором желание и внешняя реальность — неделимы. Едва рожденное существо, практически вытолкнутое в мир разделения и обособления, сохраняет потребность в неопосредованности мира, но процесс рождения обуславливает его как "зияние", то есть как нечто отличное от среды. Рождение ставит его вне лона целого, и, чтобы выжить, он должен осознать свое положение как "зияния", "пробела". Он должен усвоить это различие в сфере психики, и, следовательно, созреть для метаболизма, то есть слияния внутреннего мира с внешним.

Необходимо осуществить внутреннее по отношению к субъекту разъединение — первое четкое выделение символического элемента, — которое позволит визуализировать отношения субъект-объект, что дает нам, с одной стороны, символ, а с другой — отношение субъект-реальность, к которому обращается символ. Лишь использование символов позволяет ребенку постепенно достигнуть видения самого себя в своих отношениях с миром. Только благодаря этому вторичному разъединению, осознанию себя как "пробела" он может приступить к деятельности, направленной на возмещение своей реальности и обретение ответственности по отношению к ней. По словам Лао-Цзы, развитие символической функции составляет основу, на которой строятся отношения субъекта с внешним миром и с реальностью в целом¹⁹.

Истина заключается в том, что символы являются метаболами реальности, то есть переносчиками реальности, и в реальном процессе обретения зрелости метаболизированы могут быть лишь те инстинктивные переменные, которые достаточно символизированы в процессе роста.

Если символ неметаболичен или не является функцией жизни, значит, это дьявольский символ. Дьявольский означает "нечто расположенное между и встающее поперек", то есть нечто искажающее жизненную функцию. В данном смысле это символ веры, который субъект или верующий наделяет жизнью: символ является дьявольским, поскольку он поддерживает себя за счет "вампиризации" верующих в него. Но даже в этом случае символ остается катализатором реальности.

Символический психогенез возникает из способности вынести изначальную фрустрацию, вызванную актом рождения. Эта толерантная способность — после утраты организмического всемогущества — образуется при наличии достаточно хороших отношений между матерью и ребенком. Связующее их диадическое отношение, несмотря на физи-

^{______________________________________________________}

19 М. Klein. The importance of symbol formation in the development of ego, Contribution in Psychoanalysis. Hogart Press, London, 1948, p. 238.

 Конец страницы 241 

 Начало страницы 242 

ческую дистанцию, поддерживает единство семантического поля и оставляет следы в психике через постоянное повторение. Хорошая мать идет навстречу детскому всемогуществу, придавая ему правильную соразмерность. Постоянно поступая, таким образом, она подготавливает организацию "Я". Плохая мать вместо постепенного удовлетворения потребности малыша во всемогуществе подменяет ее таким своим поведением, которое вынуждает новорожденного уступать ей²⁰.

Психическая эмоционально-чувственная повторяемость материнского присутствия, удовлетворяющего незрелое всемогущество новорожденного, образует запас эмоционально-чувственных следов, которым новорожденный может воспользоваться в будущем, чтобы уравновесить инстинктивные побуждения и неизбежную фрустрацию. Это равновесие неизбежно разрешается горем (сознательной потерей всемогущества).

^ Символы являются стыками реальности между оптической целостностью и конкретной экзистенциальной индивидуацией. Таким образом, они представляют собой инструменты, незаменимые для построения все более усложняющейся объективности. Мать все чаще начинает отвечать отказом на детское всемогущество, замещая его соразмерным вознаграждением, и тем самым создает символ, заполняющий "зияние", благодаря чему у ребенка формируется сознание существования, а не противодействия.

Символы святых, реликвии, образы усопших являются внешними ориентирами, которые оказывают внутрипсихическое влияние на субъекта, лишь ненадолго уравновешивая дисфункцию инстинктов, тот конфликт, который имманентно присущ субъекту. Индивиды ссорятся, сражаются, ведут войны, отстаивая ценность личных символов, так как за каждым мифом скрывается нечто иное, действующее наряду с ним, а именно — жизнь. Указанные символы втайне направляют психобиологическую эволюцию каждого индивида. На уровне сознания жизнь большинства людей связана с ценностью символов.

Бессознательное же приемлет лишь пригодный ему, жизненный символ; в противном случае символ становится врагом, угрозой и в худшем варианте способен подавить бессознательное. Например, человеку снится либо святая Рита, которая говорит ему: "Ты скоро умрешь и взойдешь в царствие Господне", либо черный паук, кусающий его несколько раз подряд в одно и то же место. Для меня, онтопсихолога, эти сны равнозначны: этого человека ждет неотвратимая трагическая судьба. Бес-

^{________________________________________________________}

20 D. Winnicott. Ego distortion in terms of true and false self, p. 145; The theory of parent-infant relationship, p. 148-151; The maturational process and the facilitating environment. Hogart Press, London, 1965.

 Конец страницы 242 

 Начало страницы 243 

сознательное распределяет символы согласно реальной биоэнергетической функции.

Появление во сне угрожающих символов свидетельствует об опасности для всего организма, а не только для сферы сознательного (логико-исторического "Я"). Довольно часто выясняется, что сознательная сфера встает на защиту позиции, гибельной для организмической целостности. Бывают, например, случаи, когда индивид на сознательном уровне испытывает страсть к определенной личности, которая с точки зрения психобиологической целостности расценивается как смертельная опасность. Субъект, зависящий или доверяющий подобному человеку, становится чудовищем для себя самого, нанося смертельный удар собственным жизненным инстинктам: спустя некоторое время они деформируются и визуализируются сознанием в виде внешних, фантасмагорических монстров. Мифы, мертвецы, образы раз за разом выражают типологию преданного инстинкта, либо вторжение внешней семантики, становящейся препятствием внутри организма.

Символика онейрического и имагогического мира в основном порождается четырьмя основными формами²¹:

1) социальной действительностью;

2) визуализацией инстинктов;

3) впечатлением, которое производит воздействие семантик, пришедших извне;

4) метаисторическими импульсами человечества.

Эти формы пребывают в свободном взаимодействии, которое с трудом обнаруживается на общем уровне, но легко прослеживается на уровне индивидуальном.

Человеческое сообщество озабочено поиском истины, того последнего основания, которое должно стать эталоном, стабильной точкой опоры для всех прочих людей, пока они пытаются закрепить некую функцию как абсолютную истину, жизнь маскирует себя с помощью множества истин.

Догма, действие, теория, поведение, закон имеют значение лишь тогда, когда они функциональны (представляют собой инстинктивный рост) для организмического Ин-се человека. Достаточно изменить лишь одно данное в контексте, чтобы та же истина, которая поначалу казалось функциональной, стала источником фальши и патологии.

Жизнь желает процесса, а не абсолютных данных. Пока человек пытается с помощью своих символов остановить течение жизни, она снова с самого начала защищает процесс. Когда человек стремится остано-

^{_____________________________________________________}

21 Более подробно см. гл. 5 части первой настоящей книги.

 Конец страницы 243 

 Начало страницы 244 

вить движущийся поток, он сбивает его с ног. Жизнь — это многообразный процесс, постоянно изменяющий свои формы. Всякий раз, когда человек пытается произвести внешнюю фиксацию, организм страдает внутри, а заторможенная жизнь порождает чудовищ.

Наибольшую сложность для ребенка представляет заучивание слов. Он владеет всей реальностью, он слышит некие звуки, но не понимает, как связать их с той реальностью инстинктов, которой он обладает в избытке. Мы убеждены в том, что через слова ребенок знакомится с реальностью, а оказывается, что он через слова утрачивает ту реальность, которой обладает (организмический критерий). Однако слово необходимо человеку как социальному существу. Слово является постоянной проекцией "зияния", поэтому человек, чтобы выжить, вынужден познавать себя иным способом (от "зияния" или антитезиса к бытию), расчленяя свою целостность на слова.

Если исследовать бессознательное в перспективе наших уровней сознания, оно навсегда останется загадкой. Необходимо пойти прямо противоположным путем: разгадка кроется в недооцененном фантастическом мире сновидений и имагогики, где постоянно присутствует всякое "потустороннее" и всякое "посюстороннее". Именно в нем раскрывается обратная сторона символа.

Нужно отказаться от попыток понять что-либо извне; каждый человек обладает внутренним оком, открывающим целостное видение, которое является мерой всех мер. Следуя извне, мы должны будем изучить тысячи существующих мер; двигаясь изнутри, мы отыщем меру всех вещей.

Мертвецы, появляющиеся в наших снах и имагогике, испытываемые нами страх или ужас при внешнем рассмотрении являются всего лишь отражением нашей посредственности, причиняющей нам страдание, хотя на самом деле они не являются нашими противниками, а лишь теми силами, которые сами желают, чтобы мы ими управляли. Вся феноменология имагогики всегда является заменителем или открывателем определенного эмоционально-чувственного кванта, то есть динамической реальности, которая присуща субъекту, терпящему образ.

"Тридцать спиц сходятся в одной ступице и образуют колесо, однако, польза колеса зависит от наличия ничем не занятого пространства. Мы вращаем глиняную массу, чтобы сотворить из нее вазу, однако, ее применение зависит от пустого отверстия. Следовательно, точно так же, как мы извлекаем пользу из того, что есть, необходимо признать полезность того, чего нет"²².

^{_________________________________________________________________}

22 Цитата Лао-цзы из книги: G. Corradi Fiumara. "Funzione simbolica e rapporto oggettuale". Rivista di Psicoanalisi, XXII, 1976, p.399.

 Конец страницы 244 

 Начало страницы 245 

Blog

Учебное пособие по интерпретации образов и сновидений

Содержание

Глава вторая

ОБРАЗ И ИМАГОГИКА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ