Geum.ru

Е уловимые, ускользающие, столь же острые и спорные, чреватые конфликтами отношения общественных сущностей высшего порядка, чем взаимодействия политики и морали

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3

Нормативность и ненормативность. Политические отношения нормативно организованы. Существует множество установленных или спонтанно сложившихся правил поведения, исходящих от личностей, групп, организаций и придающих поведению субъектов в сфере политики направленный, регулируемый, должный характер, соответствующий определенным интересам, требованиям, целям. Нормативность заключается в наличии единых для множества людей систем правил поведения.

Специфика политической нормативности, требующая наличия у нее "жизненного" измерения, состоит в остро выраженной зависимости норм от конкурирующих интересов, в плюрализме норм и способов их интерпретации: "если мы принимаем для себя мир, выбирая его из множества возможных миров, то это имеет следствием множественность установок по отношению к морали и праву и плюрализм политического действия в обществе и государстве. Эти следствия касаются также и понятия права: когда мы обсуждаем идеи права и справедливости, мы движемся в мирах интерпретаций" [Зандкюлер 1999: 43.] Здесь обычно отсутствует строгая детализация, что естественно при управлении крупными социальными системами [см. Марков 1978: 99|; рядом с официально установленными императивами действует множество отражающих или искажающих их "производных" норм. К тому же многое в политике вообще происходит или помимо, или вопреки нормам.

Реальное политическое действие, строясь по норме, постоянно выходит за ее пределы. Жизнь не укладывается в системы правил, даже не слишком жестких; к тому же правила имеют свойство конкретизироваться (ветвиться) в соответствии с новыми требованиями и обстоятельствами действия и искажаться в зависимости от способа истолкования и социальной потребности действовать так, а не иначе. В результате возникает феномен ненормативности, сосуществующий с нормой, но реализующий себя как вызов, как то, что происходит против установленного и принятого правила или же вопреки ему. Например, электоральный процесс может регламентироваться законом о выборах, но включать в себя использование неподконтрольных источников пополнения избирательных фондов, применение "административного ресурса", "черный пиар" и т.д. Ненормативны, например, бюрократизм, играющий важную роль в политических отношениях, но не фиксируемый никакими формальными правилами, или "пуерилизм", когда поведение общества "не отвечает уровню разумности и зрелости, которых оно достигло в силу своей способности судить о вещах" [Хейзинга 1992: 328]. Ненормативное регулирование в политике не сводится к неким нарушениям или противодействию, зачастую оно связано с разнообразными механизмами саморегуляции и дополняет или конкретизирует то, что делается в соответствии с нормой. Так, осуществляемое через неформальные каналы "косвенное влияние и предвидимые реакции играют решающую роль в предупреждении злоупотреблений властью со стороны политических лидеров" [Dyrberg 1997: 43]. В других случаях ненормативность выступает как антинорма, ориентирующая на поведение, противоположное требованиям действующей нормы, или как искажение нормы, выход за рамки ее требований, как вызов регулярности, как нарушение.

Роль и выход из нее. Роль есть формальная рамка поведения участника политических отношений, связанная с реализацией им некой функции, задачи. Наличие ролей — определенное ограничение вариантов политического поведения, направляющее его в русло ожидаемых, предсказуемых событий и действий. Оно стабилизирует политические отношения, открывает возможность их прогнозирования и планирования, повышает степень их управляемости. Роль — не статичное состояние, а динамично развивающаяся способность осознавать и выполнять свою функцию в политике, меняющаяся в зависимости от обучения, опыта и таланта. Существуют два канала выработки политической роли: формальное, институционализированное обучение и неформальное освоение, впитывание, обобщение опыта, как собственного, так и других людей. Ясно, что и первое, и второе не всякому дано.

Если бы политика была сферой, где все происходящее программируется, задается ролями, которые на себя берут субъекты, то она была бы очень похожа на скучный театр с постоянно повторяющимися сюжетами, исполнителями и реакциями зрителей. На деле, конечно, ничего подобного нет: на политической сцене царит непостоянство, актеры регулярно выходят за рамки ролевого поведения, отклоняются от авторских предначертаний и режиссерских замыслов. И происходит это именно потому, что политика — не театр, а жизнь, она богаче любого сценария. Здесь возможны и смена ролей, и их дурное исполнение вследствие неадекватного выбранной роли поведения. К тому же постоянное возникновение в политике новых ситуаций, непрерывный процесс позиционирования, становления новых функций создают необходимость во все новых ролях и предъявляют все новые требования к уже сложившимся. Многое зависит и от личностей "актеров": одни относятся к своей роли как к естественному состоянию и с определенного момента (в демократических странах — и до определенного момента) вне ее себя уже не мыслят; другие — склонны к постоянной смене разыгрываемых в политике ролей: генерал становится миротворцем, а потом еще кем-нибудь, глава службы безопасности видит свою миссию в информировании противника о секретах своей страны, а преуспевающий бизнесмен изображает из себя "народного страдальца". Характерна для политической жизни и ситуация "выпадения" из роли, как непреднамеренного, так и используемого в качестве тактического приема — например, глава государства бездействует в критически важный для его страны момент или делает вид, что тот или иной поворот событий не заслуживает его внимания.

Институты и внеинституциональные феномены. Политика предполагает институционализацию — нормативное оформление складывающихся в ней отношений; она проявляет себя как разветвленная сеть взаимодействий, взаимозависимостей и организаций, структурирующих и стабилизирующих общество, позволяющих контролировать и предвидеть действия участников, выражать и защищать их права. Однако жизненная природа политики выражается не только в возможности и необходимости институционализации и структурирования, но и в постоянном выходе за установленные нормами, всякого рода правилами пределы. Ведь здесь речь идет о действиях человека, а они свободны, спонтанны, и поэтому для любого состояния политических отношений характерны вариативность, нелинейность.

Прежде всего институциональным феноменом, характеризующимся четко выраженной направленностью — на объект, отношение, задачу, — является и политическая власть. Представляя собой "намеренное и эффективное влияние" [Dyrberg 1997: 38], она выстраивается на основе норм, правил, законов, использует санкции для предотвращения отклонений в их реализации, имеет нормативно установленные границы, пределы: организации, функции, люди их с ролями и обязанностями. Власть структурирует социальные отношения, делая их более целенаправленными и упорядоченными, значительно понижая долю неопределенности в поведении людей.

Вместе с тем, будучи жизненной категорией, власть постоянно выходит за ею же самой установленные пределы, или, по словам М.Фуко, "опирается на противозаконности" [Фуко 1999: 408], активно использует неинституционали-зированные (не предусмотренные и не регулируемые нормами) формы. К ним можно отнести и бюрократизм, и влияние элит, и использование всевозможных информационных, культурных и конфессиональных ресурсов.

Ценности. "Человеческое лицо" политики в значительной степени зависит от ценностей — субъективных предпочтений людей, их представлений о желательных или нежелательных событиях и общественной значимости тех или иных явлений. Именно ценности во многом обуславливают специфику человеческого поведения и выбора в сфере политики. На ценностной основе формируется активное отношение человека к политике, выражающееся в его целенаправленных действиях; благодаря ценностям политика доходит до жизненных оснований личности. Сама возможность политического действия определяется ощущением гражданского достоинства — восприятия себя как ценности, как благой и необходимой силы. И наоборот, именно с принижения гражданского достоинства начинается отвлечение, отказ от политики, поэтому "гражданин, лишенный этого чувства, — политически недееспособен; народ, не движимый им, — обречен на тяжкие исторические унижения" [Ильин 1995: 366].

Любая интерпретация политики и политического поведения, выводящая ценностную детерминанту за пределы исследовательского интереса (например, в бихевиористской методологии), ущербна, недостаточна для представления этих явлений во всей их полноте и многообразии. Политическая наука развивается именно благодаря разработке специфических методологических средств (понятий, приемов исследования, методик сбора и анализа данных), позволяющих все более полно учитывать присутствие, роль ценностной компоненты в политике. В этой связи достаточно упомянуть понятия политической системы, политической культуры или политической идеологии.

Порядок и неупорядоченность. Под порядком здесь подразумеваются наиболее целесообразное функционирование всех звеньев политической системы, регулярные и гармоничные отношения между ними, предполагающие наличие эффективных средств и гарантий поддержания безопасности в обществе, обеспечение его независимости от нежелательных случайных обстоятельств. Важнейшими атрибутами порядка служат законы, ограничения, постоянство, регулярность [Пригожий, Стенгерс 1986: 28], т.е. факторы, которые в своем генезисе и функционировании выходят далеко за рамки собственно политической сферы и опираются на мощный моральный, культурный, религиозный фундамент в осуществлении своей упорядочивающей общественные отношения функции. Поэтому важнейшим аспектом порядка служит то, что можно назвать порядочностью, — соответствие организационных и политических структур человеческим интересам и потребностям, когда порядок существует и в мире, и в душе человека. Другими словами, порядок — это именно жизненное явление, уходящее своими основаниями в фундаментальные качества социального бытия и постоянно подпитывающееся ими.

Для понимания природы политического порядка крайне важно различение и осознание взаимосвязи двух типов социальной упорядоченности: организма и организации. В первом случае правила регуляции мыслятся в качестве результата длительной, неосознаваемой эволюции, поскольку считается, что общество не может выдержать рационального и радикального вмешательства в свою жизнь. Во втором — порядок рассматривается как результат сознательных, целенаправленных действий по регулированию социальных связей. Политическая жизнь при этом представляется неким механизмом, принципы функционирования которого познаваемы, а возможность рациональной регламентации значительна.

Порядок как феномен политической жизни находится в далеко не простых отношениях со своей противоположностью — беспорядком. С одной стороны, ясна опасность, разрушительность беспорядка для любого фрагмента политики; нарастание политической неупорядоченности оборачивается хаосом с такими сопутствующими ему явлениями, как экономический коллапс, паралич властных структур, потеря безопасности, разрушение инфраструктуры (транспорта, энергетики, связи), глубокое разочарование большинства членов общества в избранном политическом курсе, нарастание социальной тревоги и т.д. С другой — та или иная форма беспорядка предшествует стабилизации и выступает как "условие упорядочения системы, расшатывающее существующую организацию и способствующее созданию новой, более устойчивой" [Кравец 1970: 98]. Беспорядок подпитывает процессы упорядочения энергией новых возможностей, создает нетрадиционные варианты отношений, осуществляет отбор устойчивых форм поддержания взаимосвязей. Прочность политического порядка определяется его открытостью к взаимодействию с беспорядком, способностью учитывать те импульсы и ресурсы, которые от него исходят.

Участие и соучастие. Никакая политика как система целенаправленных действий, осуществляемых организованным путем, невозможна без поддержки извне — из социальной среды она черпает все необходимые ей ресурсы: человеческие, энергетические, технические, информационные, культурные. Поддержки можно добиться разными способами, но главных пути два: демократический, когда поддержка осуществляется в форме участия, и авторитарный или тоталитарный, основанный на соучастии.

Политическое участие есть разновидность непрофессиональной политической деятельности; его модификации весьма многообразны, но в целом оно всегда представляет собой "попытки простых людей при любом типе политической системы повлиять на деятельность своих правителей, а иногда и сменить их" [Nelson 1994: 104]. Формируясь под воздействием таких компонентов социального бытия, как статус, образование, пол, возраст, подобное участие, конечно, зависит от ориентации, мировоззренческих установок, интересов и целей людей, а разнообразие его форм "связано с богатством ассоциированной жизни" [Verba, Nie 1972: 175j.

Ориентированные на обеспечение соучастия авторитарные и тоталитарные политические системы, получая от общества все необходимые им ресурсы, жестко негативно реагируют на любые попытки повлиять извне на их курс. Нуждаясь в поддержке масс, правящая группа видит в них слепое и послушное стадо. Участие народа в государственных делах не предусмотрено, хотя "низы" осведомлены о них и время от времени подключаются к реализации принятых "верхами" решений.

Ясно, что само по себе участие бывает не только опорой, но и помехой в проведении политической линии; многое в политике, видимо, оказалось бы проще, если бы она зависела только от решений и действий "профессионалов". Но в политике такого не должно и не может быть: возникающие в данной сфере проблемы являются не частным, а общим делом, или, как говорил В.И.Ленин, "делом миллионов". Вытеснение масс из политики есть вызов ее природе, оно деформирует ее сущность, превращает ее в нечто иное, например, — в экономику. И тогда люди приходят во власть только для того, чтобы "сколотить капитал", сначала политический, а потом и экономический; или же политика начинает осуществляться террористическими методами, становясь преступлением.

Традиции. Политика наполняется жизненным смыслом и значением благодаря ее органической связи с культурой общества. Присутствие этой связи обнаруживается в разных формах, но прежде всего в виде констант политики, устойчивых характеристик поведения, проявляющих себя в разные времена и в разных исторических обстоятельствах. Жизнь пульсирует в политических традициях, и это выражается:

— в отсутствии жесткой локализации традиций, которые проявляют себя везде — в политическом сознании, в процедурах, целях, средствах, стереотипах политического поведения;

— в отсутствии прямой привязки традиций к состоянию и действиям наличной политической системы: традиции часто существуют автономно от нее, подчиняясь собственным законам;

— в том, что традиции зависят не столько от собственно политической реальности, сколько от культуры, психологии, быта, географической среды и т.п.

Солидарность. Обеспечение совместных действий людей, т.е. их взаимодополнения и согласования, — важнейшая задача государства и вообще государственности [Кистяковский 1990: 142]. Но возможность решения этой задачи зависит от колоссального количества факторов и агентов, взаимодействующих как в сфере государственной политики, так и вне ее; их гармонизация лишь частично достигается за счет целенаправленных усилий. Успех процесса согласования во многом определяется соотношением интересов — экономических, социальных, культурных и т.д., — а также традициями, степенью языковой общности, образовательным уровнем, доминантными чертами национальной психологии акторов. Вместе с тем очевидно, что для создания прочного фундамента солидарного политического действия необходимы такие условия, как отсутствие резкого имущественного расслоения и наличие мощного "срединного" элемента, способного сгладить противоречия, не дать поляризоваться бедности и богатству, неконтролируемый рост которых способен взорвать любую политическую общность. Грань, отделяющая движение к гармонии от столь незаметных сперва признаков начала кризиса и распада, в любой момент может быть перейдена по самым разнообразным причинам. И тогда то, что недавно было политической общностью, превращается в сонмище враждующих кланов.

Даже краткий анализ методологического содержания категории "политическая жизнь" позволяет сделать вывод о перспективности ее использования для выражения многообразия, многоликости политики, нестандартности форм ее протекания, для выявления и представления новых модификаций и аспектов политики. Среди них прежде всего следует выделить полисистемность детерминации политических явлений, их нелинейность, постоянное ветвление возможностей и последствий, высокую степень зависимости от человеческой энергии и активности. Все это постоянно вносит элементы противоречивости, неожиданности, бифуркационности в протекание политических процессов, выводя их за границы рационального предвидения и выбора. Интерес к отражению именно многообразия и изменчивости современной политической реальности имеет несомненный практический смысл: ведь никто не знает, "какой или чей именно социальный опыт будет затребован в ближайшем или отдаленном будущем, станет источником назревших перестроек и новаций" [Философия власти 1993: 152).

Совершенно очевидно, что применение данной категории позволяет выйти за рамки традиционной интерпретации политики как единства politics (наука и искусство правления, политические взгляды, дела, вопросы), policy (целесообразная деятельность, искусство правления) и polity (форма или процесс правления, общество как организованное состояние, государство) [см. Hornby 1984: 484], за пределы государства, интересов и идеологии как интеллектуального их выражения. Она открывает путь для использования мыслительных конструкций, способных отразить неинституциональные и "затененные" формы политики, политического поведения, разнообразных типов его мотивации, политической психологии и политической культуры.


Зандкюлер Х.Й. 1999. Демократия, всеобщность права и реальный плюрализм. — Вопросы философии, № 2.

Ильин И. 1995. Учение о правосознании. — Родина и мы. Смоленск.

Кистяковский Б.А. 1990. Государство правовое и социальное. — Вопросы философии, № 6.

Кравец А. 1970. Вероятность и системы. Воронеж.

Марков М. 1978. Теория социального управления. М.

Невважай И.Д. 2001. Понятие правовой жизни. — Политическая и правовая жизнь: Федеральные и региональные проблемы. М., Пенза, Саратов.

Ницше Ф. 1990. Сочинения. Т.2. М.

Панарин А.С. 2000. Политология. М.

Пригожий И., Стенгерс И. 1986. Порядок из хаоса. М.

Фи.юсофия власти. 1993. М.

Фуко М. 1999. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.

Хейзинга Й. 1992. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.

Шпенглер О. 1993. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т.I. M.

Dyrberg Т. 1997. The Circular Structure of Power. Politics, Identity, Community. L., N.Y.

Hornby A. 1984. Oxford Student's Dictionary of Current English. Oxford.

Lane R. 1959. Political Life: Why People Get Involved in Politics. Glencoe.

Lasswell G. 1932. Psychopathology and Politics. Chicago.

Nelson J. 1994. Political Participation — Undemanding Political Development. Illinois.

Nousiainen K. 1997. Interfaces of Law. — Law and Power. Critical and Socio-Legal Essays. Liverpool.

Teunber G. 1997. The Two Faces of Janus: Rethinking Legal Pluralism. — Law and Power. Critical and Socio-Legal Essays. Liverpool.

Verba S., Nie N. 1972. Participation in America. Political Democracy and Social Equality. N.Y.

Работа выполнена при поддержке Министерства образования России. Грантовый проект ГОО-1.3.-370.


Категория «»Политическая жизнь» как инструмент человеческого измерения политики

А. И. Демидов

Журнал «Полис», №3, 2002 год

Отсканировано и распознано Koljan 2005 (c)

www.journfive.narod.ru